Самая Длинная ночь в Наружности

После разговора со Слепым он уехал на попутке в Чернолес, нашёл себе угол в потрёпанной временем общаге, принялся обживаться и искать. Поняв, что Волк не претендует на внимание и личность Сфинкса, Бледный тут же утратил интерес к разговору. А насчёт Македонского сказал, что про город не знает, а в Лесу запаха Мака нет. Волк бродил по улочкам и переулкам, и тут, и там встречал жителей Дома. Он видел Лорда, в дырявом сомбреро бродящего по пляжу с полотняной торбой, куда складывал мусор. Видел Мертвеца, рисующего граффити на бетонных стенах развалин, видел Длинную Габи, выходящую из чёрной лаковой тачки под ручку с громилой с опасной рожей. Они не узнавали его. Смотрели пустым взглядом мимо и всё. Только у Лорда что-то такое заискрилось в синеве глаз, на мгновение мелькнуло и пропало. Волк отступил, вернулся в мрачную конуру, где добросердечные соседи подкармливали его, подбрасывая на матрас бутерброды, печенье и сигареты. Однажды забрёл на окраину и долго стоял, и смотрел на старый мрачный дом с отвалившимися кусками черепицы. Ему казалось, что вот-вот скрипнет дверь, и кто-то знакомый выйдет на крыльцо. Но никто не выходил, дом безучастно пялился на него пыльными стёклами. А потом начался дождь, и Волк ушёл, унося с собой странное чувство узнавания места, где никогда не был. После ухода Мака Волк запретил себе думать о нём. Но сказать легче, чем сделать. Упрямые мысли лезли в голову, и даже напряжённым вечерним сменам в баре не удавалось выбить из его сознания картинку, в которой он находит конопатого, улыбающегося Македонского и держит за руки, любуясь игрой солнца в его волосах. Реальность оказалась другой: пустынные поля, ферма Сфинкса на отшибе, унылый городок с уклоном в криминал и Лес, шумящий ветвями, рядом, а не поймаешь. Аптеку Стервятника пришлось поискать. Вроде бы много раз проходил мимо этого переулка, но почему-то никогда туда не сворачивал. Волк остановился напротив входа, оглядел вычурную вывеску в характерных завитушках выпендрёжного Птичьего почерка, витражные окна, горшки с пламенеющей геранью на подоконниках. А ведь он почти всё забыл, Волк затянулся сигаретой, оранжевый огонёчек в сумерках вспыхнул ярче. Если бы не те девчонки в общаге, обсуждающие зелье на драконьей чешуе.. Медный колокольчик звонко брякнул над дверью, когда Волк шагнул в пахнущую сушёными травами лавку. От стеллажа с множеством маленьких ящичков обернулся парень. Волк пока шёл к прилавку, всё смотрел на его тонкие черты лица с какой-то неземной, бесполой красотой, пытаясь вспомнить, кто это? Но узнал, только услышав высокий манерный голос:       — Добрый день, чем могу служить?       — Привет, Ангел, — Волк прокашлялся, очень хотелось чихнуть.       — Мы знакомы? — парень за стойкой убрал за ухо белокурый локон волос и вопросительно посмотрел на него.       — Позови Стервятника, — Волк взглянул в зеркало, висящее на стене. Он выглядел старше, впрочем, как все они. Ангел смотрел на него, недовольно поджав губы и щуря глаза, явно собираясь послать его куда подальше, но Волк рыкнул волшебное слово «быстро», и спорить тот не решился. Стервятник вышел в зал, вытирая руки передником, неся на лице такое знакомое по Дому презрительное выражение, что Волк не выдержал и захохотал во всё горло.       — Этого следовало ожидать, — прогундосила Большая Птица. — Долго же ты шёл. Они нырнули за плотную занавеску, отделяющую торговый зал, и оказались в тёмной комнате, уставленной ретортами и колбами, с прожжёнными неизвестными составами столами, воняющей плесенью, селитрой и ещё сотнями запахов, от которых чесалось в носу и щипало на языке. Волк замер, оглядывая стены и потолок весь в пучках сушёных трав и непонятных конечностей неизвестного зверья, — воплощённая мечта Папы Стервятника. Лаборатория, которую не надо скрывать и прятать, и которая приносит доход. Стервятник, приволакивая ногу, дошёл до одного из столов, сдвинул в сторону закопчённые миски с ягодами цвета ультрамарина и сел прямо на столешницу.       — А Ральф? — спохватился Волк. Он совсем забыл, благодаря кому и в компании кого провалился сюда. Имя как будто стёрли ластиком, но не до конца. Остался контур букв, что можно прочесть, если напрячь зрение.       — Он в порядке, ничего не помнит. Я позабочусь о нём. Тон Стервятника не рекомендовал углубляться в проблему, и Волк не стал настаивать и лезть в душу с неуёмным любопытством.       — Тебе надо поторопиться, Волк, Изнанка поедает твою память, — Стервятник сполз со стола, прошёл к шкафу и чем-то начал громыхать за ним. — Помоги? Вдвоём они вытащили на центр комнаты стремянку, на которую тут же полез Стервятник и принялся отщипывать по листочку от разных пучков сушеной травы.       — А ты? Ты тоже забываешь? — Волк придерживал ножки шаткой конструкции.       — Мне приходится каждое утро напоминать себе, что у меня есть брат и повторять его имя, чтобы не забыть.       — Зачем?       — Не знаю, — Стервятник встряхнул подолом передника, перемешивая набранное им разнотравье. — Теперь, когда здесь Ральф, наверное, незачем. А ты пришёл спросить меня про Македонского, но я тоже не знаю, где он, но я покажу тебе путь. Может быть, тебе повезёт. Волк терпеливо ждал, пока Стервятник крошил в труху набранные листочки, перетирал ступкой какие-то порошки и выпаривал в тигле бурую массу, неожиданно приятно пахнущую мускатом и розовым маслом. Несколько раз заглядывал Ангел, спрашивал что-то, и Стервятник выходил в зал и с кем-то курлыкал, заверяя в качестве своего товара. Волк слушал обольстительные слова Папаши Птиц и перебирал небольшую кучку чешуи вперемешку с разноцветными перьями. Чешуйки были в основном сине-зелёные, молочно-белые и только изредка попадались тёмно-тёмно-красные, почти бордовые, переливающиеся опасным пламенем.       — Эти — василиска, — Стервятник незаметно вернулся и тихо подошёл, остановился рядом. Взял в руку тусклую серо-зелёную с острым зазубренным краем чешуйку. — Это — уникальная редкость, белый дракон, которых, говорят, не существует. А это, — Стервятник покрутил на пальцах бордовый кружок, и тот вспыхнул, как огонёк, заиграл жарким светом, — возможно, то, что ты ищешь.