***
Чонгук наблюдал за «милыми» взаимоотношениями родственников, пытаясь понять, обманывает его Тэхён или нет. Сомнения грызли изнутри, но все сказанное звучало вполне логично. И, пускай Чонгук не помнил о себе ничего, он откуда-то знал, что люди в возрасте могут забыть, где живут, например. Или не узнать кого-то из своей родни. Ну, ведь действительно дед и Тэхёна не узнал поначалу, когда палкой размахивал. Чонгук поёжился. Почему его настолько сильно напугала какая-то деревяшка, он не имел ни малейшего понятия. Но, стоило лишь увидеть ее, как тело словно зажило своей жизнью, а изнутри взметнулся самый настоящий ужас. — Зовут-то как, напомни, — обратился дед к Чонгуку. — Чонгук, вроде… — не глядя деду в глаза, ответил он, оглядываясь. Двор перед Чонгуком выглядел как после прохождения маленького, но очень интенсивного торнадо. Груды нескольких разбитых глиняных горшков покоились под стенами забора, разбитые неучтивыми гостями, а остальные отшвырянные осколки даже валялись у него под ногами. Некогда в разбитых онгги что-то хранилось, там то ли бродило вино, то ли что-то ещё, но сейчас, встретив свою участь, они были пусты и испорчены. Посреди пустынного участка стоял большой деревянный низкий стол, а где-то с другого края двора одиноко росла яблоня. Там, под ней, упираясь одной стенкой в забор, стояла старая ветхая постройка, предназначения которой Чонгук не знал. Вокруг этой постройки сеткой была выгорожена довольно большая площадка. Недалеко от ограждения находился колодец, рядом с которым размеренно жужжал насос. — А меня Юнги звать. — Да-да, — отмахнулся Чонгук и продолжил рассматривать постройку, которую эти двое по какой-то прихоти называли домом. — А где дом? Я вижу только сарай и пристройку к нему. — Ах ты ж засранец! — дед было кинулся палку свою искать, но Тэхён его ловко скрутил. — Дед, давай ты ему позже выпишешь звездюлины. У него сейчас башка разбита, а ты его, глядишь, и добьёшь, что мне потом в больницу придётся его везти. У нас и так денег нет. — Ты посмотри на него, стоит тут весь в говне, но непобеждённый, и про дом мой такое говорит! — Это что ли? Дом? — Чонгук указал пальцем на старую постройку. — А можно мне обратно вернуться в тот хлев для коров? Там, походу, лучше было… Ну, серьёзно, дом походил на своего владельца — такой же старый. Некогда добротный ханок теперь напоминал заброшенный сарай. — Деда, ты не обращай внимание на него, он головой немного стукнулся. Поставь нам воду греться, а то мы грязные, — Тэхён подтолкнул чуть ли не рычащего деда в дом, а сам подошёл ближе к Чонгуку. Схватил его грубо за шею сзади и рывком развернул к себе. — Слушай сюда, засранец! Ты можешь свалить отсюда прямо сейчас, если тебя что-то не устраивает! Ясно? Тебя никто тут не держит силой, — и больно сжав шею, прошипел ему в губы. — Ты уже видел достаточно, чтобы тебе не прострелили тупую башку в первую же секунду. Достал ты уже своим вечным недовольством. Прояви уважение! — прикрикнул он на него. — Или, клянусь, я сейчас возьму ту палку и сам отлуплю тебя ей. Чонгуку хватило одного слова про палку, чтобы он прикусил язык, сдерживая рвущиеся наружу слова. Какой-то необъяснимый страх из глубины сознания прорывался наружу, заставив его замереть на месте и тупо пялиться в чужое лицо, не веря в происходящее и самому себе. Он панически трясся, глядя в чужие глаза, и хотел лишь спрятаться, сжаться в маленький беззащитный комок и умолять не бить его этим чудовищным предметом. Он готов был послушаться, подчиниться злобно настроенному Тэхёну, когда воображение нарисовало ему картинку ругающегося человека с палкой в руках. — Ты меня услышал?! — Тэхён высокомерно смотрел на него сверху вниз и, когда Чонгук в ответ неловко кивнул, отпустил его шею. И скрылся в доме, оставляя Чонгука одного. Кажется, они оба поняли его слабое место… Однако как только угроза получить палкой исчезла, его начало отпускать. Ушёл страх, а вместе с ним постепенно и пульс вернулся в норму, а руки перестали подрагивать. — Так это здесь мне придётся жить? Невероятно… — Чонгук в этот раз не стал громко сетовать на увиденное, а лишь горестно вздохнул и пробубнил себе под нос совсем разочарованно: — Я нищеброд, пиздец просто… Двор производил на него унылое впечатление, и он присел на приподнятый порожек дома, осматривая сухую мелко-каменистую поверхность под ногами. Судя по всему, канализация, водопровод и асфальт сюда не добрались. Пустынно, тихо, ни души. Грустно и тоскливо. В дом вообще заходить не хотелось: Чонгуку хватило одного внешнего вида, а к новым расстройствам он ещё не был готов. Голова периодически простреливала острой болью, тело ломило, а общее состояние оставляло желать лучшего. Проверяя рукой наверняка уже грязный приклеенный пластырь на голове, Чонгуку просто хотелось выть, скулить и ругаться. От осознания того, что он находится в безысходной нищете, хотелось просто выйти в калитку и найти тех самых бандитов, от которых они так отчаянно пытались скрыться, чтобы его просто пристрелили и избавили от мучений, как побитую собаку. Сейчас он находился даже не у порога беспросветной бедности, а, скорее, за её границами, и ему в это совсем не верилось. Неужели он действительно нищий и бездумно прожигал свою жизнь? Неужели он в отношениях с другим парнем вот уже как три года? Неужели всё, что он узнал о себе — правда? Неужели это всё — его жизнь… Ему не хотелось в это верить, но факты налицо. Да, всё это звучит просто убого даже у него в голове, а выглядит и того хуже. Жизнь Чонгука — сущий ад…***
— Ты чего расселся тут? Зайди в дом, там теплее. — Тэхён успел позвонить Чимину, чтобы убедиться, что с тем все хорошо, выслушать искреннее негодование друга, что из-за Тэхёна его дом обшарили какие-то «люди бандитской наружности»; потом быстро помылся, попросил деда приготовить рис и только тогда заметил, что Чонгука нет в доме. Может, тот решил уйти? Что примечательно, эта мысль не принесла облегчения — наоборот он осознал, что все равно пойдёт искать потеряшку. — Плохо мне, — Чонгук, взявшись двумя руками за голову, вымученно вздохнул, расстроенно глядя себе под ноги. — Голова или бок? — Тэхёну стало немного жаль своего бывшего начальника, наблюдая его разбитое состояние, но сочувствие к этому напыщенному индюку буквально исчезло через секунду, стоило ему вспомнить, кто он такой и как обычно себя ведёт. Нет, Тэхён не хочет его жалеть — не заслужил. Да и с чего бы? Он, Тэхён, жил тут все свои восемнадцать лет! Да, небогато, но он тут вырос, привык к таким условиям жизни и не позволит этому мудаку и гомофобу плохо отзываться о его доме. Тэхён хочет ему отомстить, и он это сделает. Ведь именно из-за него они здесь и оказались — у разбитого корыта. Так пусть наслаждается теперь последствиями своего поступка. Но совсем проигнорировать ушибленный бок и разбитую голову та же совесть Тэхёну всё же не позволила. — Сейчас обезболивающее поищу. Так и будешь тут сидеть? В дом зайди и иди помойся, от тебя воняет, как от дохлой псины! Перерыв аптечку, он всё же откопал нужную таблетку из старых запасов. Скептически осмотрел содержимое контейнера с лекарствами и осознал, что сейчас им лучше не болеть. А ведь ещё и дедовы препараты нужно купить, черт. — Тэхён, че этот хмырь замер истуканом? — услышал он выкрик деда. Тот, кажется, всё ещё злился на то, как Чонгук отозвался об их доме. Выйдя в прихожую, Тэхён увидел Чонгука, который так и продолжал мяться на пороге. А напротив него, уперев руки в бока, стоял хмурый дед. — Ты заходить-то будешь? — Айщ-щ-щ, — недовольно протянул Чонгук, глядя на деда, и, закатив глаза, спросил у Тэхёна: — Где здесь ванная комната? — Вот здесь, — Тэхён тыкнул пальцем на кухню и, проследив, как резко перекосилось лицо Чонгука, получил огромное удовольствие от этого. — Где здесь? — Ну, вот же, заюш. — Тэхён, уже будучи чистым и переодетым в домашние вещи, схватил его брезгливо за запястье и потянул на ту самую кухню, посреди которой, помимо всякого хлама, кухонной утвари и холодильника, стоял жестяной огромный таз, именуемый переносной ванной. — Тут нет душа? Как я должен мыться, по-твоему? — ошарашенно промямлил Чонгук. — Ты меня удивляешь, малыш. Мне что, учить тебя надо? Ты совсем уже свой крохотный мозг отбил. Думать надо, это не больно! — вернул он любимую фразу Чонгука и пристально глянул, как тот нахмурился, услышав своё же выражение, но не узнал. — Искупать тебя?! — не без скрытого удовольствия в напускном возмущении сказал Тэхён, пока садист в его голове танцевал танец джыгу-дрыгу. — Тут нет горячей воды? — стоило Чонгуку окунуть палец в воду, как брови поползли вверх, и он тут же выдернул его обратно. — Есть. Вот же она! — Тэхён вылил в таз горячей воды из ведра, которое грелось на печи, и опустил его рядом с ванной. Взял в руки пластмассовый ковш и, медленно растягивая слова, стал рассказывать Чонгуку, словно малому дитю, что нужно делать. — Это ков-шик, — для наглядности Тэхён насмешливо повертел им под носом у Чонгука, показывая ему предмет со всех сторон, словно дебилу. — Берёшь, зачерпываешь воду и льёшь на себя, мылишься и смываешь! Вуаля, ты чистый. Продолжая измываться над возмущённым Чонгуком, он наглядно показывал все действия на своей руке, пока мешал горячую воду с холодной. — Понятно? Ничего сложного, заюш. Думаю, ты справишься со своими пёрышками как-нибудь. Мыло там. Тэхён указал на полку возле печи, где покоилась мыльница с чем-то серым, отдалённо напоминающим кусок мыла, и с насмешкой оглядел его. Вышел из кухни, задвигая за собой створки двери, прислушался к очередному грубому высказыванию в адрес увиденного, улыбнулся гаденько так и хмыкнул себе под нос. О таком он даже мечтать не мог — что однажды ему выпадет счастливый случай, и он сможет отыграться на своём бывшем директоре и показать ему все красоты бедной жизни. Сможет показать, насколько тяжело живётся простым людям, и с каким трудом он достиг того положения, в котором был, и которого Чонгук его лишил одним лишь щелчком пальцев. Ну, что ж, вот он — шанс. Выждав минут пятнадцать, прислушиваясь за плесканием воды по ту сторону двери, Тэхён ярко просиял от пришедшей ему в голову мысли и скрылся в своей комнате, пока дед накладывал рис в нержавеющие миски и занимался накрытием стола.***
Чонгук огляделся по сторонам, осматривая кухонные полки, небольшую столешницу и открытую тумбу с нержавеющей посудой. Куча разной утвари, тазиков и прочей херни захламляли все видимое и невидимое пространство, а на невысоком холодильнике так вообще покоился склад специй. На стене одиноко висело небольшое прямоугольное зеркало с грубо обрезанными краями, закреплённое какими-то зажимами, и Чонгук с интересом туда заглянул, желая увидеть собственное лицо. Он буквально только сейчас осознал, что даже не знает как выглядит. Мдя… Чумазый, весь в грязных разводах на расцарапанном лице. Волосы, что вроде как должны быть черными, сейчас отдавали в зелёный от болотной тины и вусмерть слиплись от грязи. Да уж, отражение пугающее. На голове покоился, уже сменивший оттенок на грязно-серый, пластырь, от вида которого у Чонгука резко заболела голова. А ведь её ещё надо как-то умудриться промыть… Пиздец. Он пригладил волосы, зализывая их назад, и это действие неожиданно показалось таким привычным. Он скинул с себя маленькую куртку на пол, следом полетела разрезанная грязная рубашка, оседая у его ног, и туда же соскользнули брюки с бельём. Вода приятно согревала и расслабляла напряжённые мышцы в теле, заставляя Чонгука на минуту вытянуть ноги. Которые, кстати сказать, пришлось закинуть на бортик ванны, чтобы погрузить под воду хотя бы верхнюю половину тела, и балансировать в скользком тазу задом, ухватившись за него руками. Такое себе удовольствие — мокнуть в окрасившейся грязью серой воде. Облившись пару раз из ковша, он встал на ноги в полный рост и потянулся за мылом на полке. В этот очень неподходящий момент двери резко разъехались в стороны, и в них застыл сияющий во все тридцать два зуба Тэхён. В руках парень держал стопку вещей и полотенце. — Заюш? — елейно позвал Тэхён, а Чонгук в этот момент отчаянно встрепенулся от испуга, перескочил через бортик недованны и чуть не споткнулся об неё. — Эй! Почему ты вламываешься сюда без стука! — заорал он на наглого посетителя, негодующе тыча в него пальцем. А потом вдруг понял, что он, Чонгук, стоит перед ним абсолютно голый, собственно, в чем мать родила. Будь это простой мужик, он бы ни в жизнь не подумал прикрыться, но чужой взгляд с совершенно ясным сексуальным подтекстом заскользил по его телу куда-то вниз и замер там. — Куда уставился?! Ты! В глаза мне смотри! — Но на его столь бурную реакцию никак не отреагировали, поэтому пришлось схватить первое, что под руку попало, и прикрыться им от гулко сглотнувшего Тэхёна, который к тому же ещё и непроизвольно облизнулся. — Да что я там не видел, заюш! — Чонгук на секунду вроде расслабился, думая, что избавил своё тело от голодного жадного взгляда, но не тут то было — чужой взгляд остался там же, а следующая фраза слетевшая с губ Тэхёна, убила его наповал: — Если дед увидит, что ты с его ситом для муки сделал, зай, он тебе этого не простит. — И Тэхён тыкнул в предмет пальцем, который, по сути, должен был укрывать собой все прелести Чонгука, но явно с этим не справлялся… В этом доме даже сито не на стороне Чонгука. — Блять! — выругался Чонгук, кинув взгляд вниз, и прикрылся сверху ладонями. Хотел было развернуться, но вспомнил, что вид сзади у него не лучше — такой же голый, — а светить задницей перед геем-активом — не лучшая затея. — Ты даже не представляешь, сколько раз мы спали… Тебе нечего там прятать! Хм, а сколько же? — Тэхён потирая подбородок, задумался и нахмурился, глядя куда-то в потолок с хитрым прищуром. — Ты что-то долго считаешь! — снова тыкнул в него пальцем оскорблённый несоблюдением личных границ Чонгук, начиная откровенно раздражаться и злиться. — Ну, это не столь важно, ты прав! Не в количестве дело, — отмахнулся Тэхён и, с деловым видом сделав пару шагов внутрь, положил стопку вещей на полку. — Я принёс тебе сменную одежду и полотенце, поторапливайся. Чонгук на это только нервно замахал рукой, подавая Тэхёну знак побыстрее убраться отсюда, и, набрав полную грудь воздуха, чуть ли не проскулил вслух от раздражающей его обстановки, когда дверь за Тэхёном так же внезапно закрылась. Откинул сито и, ухватив злополучный кусок мыла, плюхнулся задом в воду, не рискнув больше вставать. Голову вымыть, не намочив пластырь, вообще оказалось непосильной задачей, поэтому он его снял и, смыв грязь, намылил лишь половину волос. Рана неприятно защипала даже от простой воды, и Чонгук сдавленно прошипел. О синих пятнах по всему телу вообще речи не было, они просто не давали о себе забыть, болезненно изнывая от каждого резкого движения. Замотав бёдра полотенцем, Чонгук несколько раз потряс принесёнными вещами в надежде обнаружить там затаившееся нижнее бельё, но, увы, не нашёл. Тэхён намеренно его туда не положил, просто из принципа или вредности? Спортивки пришлось натянуть как есть, на голое тело, и с горем пополам протиснуть повреждённую голову в узкую горловину. Как будто Тэхён специально принёс ему маленькую обтягивающую футболку, заставляя его кряхтеть от боли, пока её натягивал. Выйдя, наконец, из кухни-ванны, Чонгук увидел, что и дед Юнги, и Тэхён сидели за столом. Собрались… эм? Ужинать? Завтракать? Сколько вообще времени? А вот еды не густо: три чаши с рисом и консервы с… чем-то. Пир на весь мир, ничего не скажешь. — Что это? — буркнул он, указывая на стол. — Завтрак. Не видно? — Завтрак — это как минимум омлет! Ладно, нет рыбы, бог с ней, а овощи, фрукты, мясо? Мясо где? Кто я, по-твоему? Пожиратель дерьма?! Нахрена мне сдался твой рис с какой-то оранжевой дрянью в жестянке? Я не буду это есть! — Чонгук не из вредности это сказал, он действительно почему-то был уверен, что, ну, хоть фрукты в доме должны были быть. Голый рис? Серьёзно? Нет. Просто нет. Чонгук не будет это есть три раза в день! Лучше голодному ходить… — Эй, ты! — возмутился дед, привставая. — Ты что там вякнул, петушок? Тебе кто дал право делать такие замечания? Ешь, что дают, если не можешь ничего купить сам! Иди, купи, что тебе нравится! Есть у тебя деньги? Нет? Так что следи за своими словами, засранец! А ну, быстро извинился перед старшим, ссыкун! Повторять не буду! — дед уже ложкой в него замахнулся и кинул бы, если бы Тэхён не перехватил его руку и не усадил его на место с полным безразличием на лице. — Деда, он малость хамоват, не обращай внимания. Захочет есть по-настоящему — сядет. — Вот же ж, притащил в дом невесть кого… Говорил же тебе, на соседа вон посмотри, он богатый. Да, в семье не без урода, Хосок этот, старый паршивец, все нервы мне вытрепал своими петухами, но внук-то у него ничё вроде такой. Ты приглядись получше к нему, дед знает толк. А этого дефектного выставим за дверь, только скажи. Желудок Чонгука в этот момент жалобно проурчал, но в праве голоса пока ещё уступал гордыне. — Где моя комната? Я устал, и мне плохо. Мне надо отдохнуть. — Чонгук больше не хотел ни участвовать в споре, ни слушать причитаний старого деда про его никчёмность. Денег у него действительно нет, как и документов, поэтому он тут на птичьих правах, но грубости просто сами слетают с языка. А ещё он чертовски устал… — Не твоя, Чонгук, а моя комната, — подчеркнул последнее Тэхён с набитым рисом ртом и, не глядя, указал пальцем на вторую дверь в доме. — Таблетки выпей, они на тумбочке, — буркнул он вслед удаляющемуся Чонгуку.