(Не) сладкая месть

      Проснувшись ближе к вечеру, Чонгук с удивлением осознал, что проспал почти сутки. Зато чувствовал себя намного лучше: тело, конечно, ещё ломило, но уже вполне терпимо, голова от резких движений кружилась и побаливала, однако обезболивающее всё же дало ему хорошую возможность выспаться. Он бы и дальше спал — настолько уставшим себя чувствовал, — только вот голод никто не отменял. Есть хотелось неимоверно, и совсем неприветливо бурчащий живот все же заставил его подняться и пошагать в общую комнату.       Там он обнаружил Тэхёна, который, сидя за маленьким столиком, рылся в телефоне, что-то вычитывая. В руке тот держал яблоко и медленно его грыз, а Чонгук замер в дверях, завистливо сглатывая слюну.       — Очнулся? — не глядя на него, поинтересовался Тэхён и, откусив очередной кусочек, продолжил своё занятие.       Кстати, да.       — А где мой телефон?! — Чонгук подошёл ближе и уселся напротив него, всё ещё голодно поглядывая на яблоко в чужой руке.       — Там же, где и твоя память — в мире проёбанных вещей. Наверняка в речке где-то плавает, — с безразличием буркнул Тэхён и продолжил жевать.       Деда в комнате не было, однако с улицы доносилось что-то, отдалённо напоминавшее пение — тот, видимо, был чем-то занят и напевал себе под нос. Слов было не разобрать, но это последнее, что сейчас волновало Чонгука. Яблоко в руках Тэхёна так и притягивало взгляд, и Чонгук, осознав, что на него даже не собираются обращать внимания, попросил:       — Есть ещё одно яблоко? — На этот вопрос Тэхён оторвался от телефона и, взглянув на покусанный им фрукт, перевёл взгляд на голодного Чонгука, и протянул ему своё. — Я имел в виду другое яблоко. Целое. Ты это уже погрыз, — возмутился Чонгук.       — Не хочешь — как хочешь.       Чонгук злобно засопел, но голод не оставлял особого выбора, так что он всё же протянул руку, забрав погрызенное яблоко, и с упоением впился в сладкую мякоть.       — Сделай мне кофе, — с набитым ртом приказал Чонгук, уже более внимательно рассматривая своё новое жилище.       — Хм, а волшебное слово? — хмыкнул Тэхён и просверлил его пристальным взглядом.       — Пожалуйста, — трансформировал приказ в просьбу Чонгук. Он замер и нахмурился, поймав себя на том, что ему непривычно произносить вслух что-то подобное. Простое вроде бы слово воспринималось чем-то чужеродным.       — Нет. Сам иди и делай себе кофе, я тебе не прислуга, — с довольной такой улыбочкой ответил Тэхён.       Чонгук недовольно цыкнул. Ну и ладно, сам как-нибудь справится. Вряд ли это так уж и сложно. Он откусил ещё один кусок яблока и, медленно его пережёвывая, с вызовом глядел на улыбчивую мину перед собой, подавляя в себе новую волну раздражения и желание выругаться. Откинул огрызок на стол и, недовольно причитая, встал на ноги и направился в кухню. Чтобы растерянно замереть на пороге.       Перед глазами был настоящий хаос, и, признаться честно, он понятия не имел, где находится здесь кофе. Постоял с минуту, потёр лоб пальцами, вздохнул и нахмурился, осознав, что даже если он и найдёт этот злосчастный кофе, то это ему не сильно поможет — он не имел представления, как его варить. Даже с чего начать не знал. Знал только то, что ему нужна горячая вода, которую неизвестно где надо ещё добыть, и… ну, наверное, зёрна? Да, зёрна определённо нужны, только вряд ли они здесь есть. А вот дальше его познания о процессе варки кофе заканчивались, и самое неприятное, что Чонгук даже не мог понять: он в принципе ничего об этом не знал или просто забыл? Понимая свою беспомощность, он обернулся к следившему за ним Тэхёну и, снова глубоко вздохнув, был вынужден признать: ему нужна помощь, и её придётся снова просить…       — Я не знаю, где он находится.       — Вон, над печью, слева. Всё там, — Тэхён, продолжая чему-то улыбаться, качнул головой в сторону, указывая на полку.       — Я не… помню, как это делать. Ты можешь мне помочь… — и совсем тихо-тихо добавил, — …Тэхён.       Чтобы выдавить из себя эту просьбу, ему потребовались все его моральные силы.       — Айщщ! Ты такой беспомощный, Боже. Ты вообще на что-нибудь годишься, кроме как задницу мне подставлять?!       Фраза неприятно кольнула, поджигая в груди пламя, готовое вот-вот вырваться наружу яркой вспышкой гнева. Но он сдержался, только с силой сжал губы и насупился, скрестив руки на груди. Как бы его ни бесили слова Тэхёна, тот был прав: он не может приготовить себе кофе, даже не представляет, что делать с этой трухой, которая оказалась в банке вместо зёрен. И это уже не говоря о том, что он не имеет ни малейшего понятия о том, как работает печь, с помощью которой нужно разогреть воду. Единственное, что он смог сделать сам — это найти ложку.       Тэхён с недовольным видом швырнул огрызок в урну, открыл холодильник и, достав оттуда ещё одно яблоко, принялся деловито обтирать низом своей футболки. А потом смачно откусил, ехидно глядя на задохнувшегося от возмущения Чонгука.       — Ты говорил, что больше нет яблок!       — Я такого не говорил. Я сказал, не хочешь — не ешь. Ты сам забрал у меня пожёванное яблоко, а я любезно с тобой им поделился, за-юш, — наверняка специально выделяя голосом нервирующее Чонгука обращение.       — Не называй меня так! Я же тебе сказал, что мне это не нравится.       — Я буду называть тебя так, как я этого хочу. Лучше не беси меня и скажи спасибо, что я не называю тебя своей подстилкой! Потому что на большее ты не способен. Даже кофе себе сделать не можешь. — Тэхён зажал яблоко во рту зубами и развёл руками в стороны.       Чонгук на слишком вызывающую дерзость, слетевшую с чужих губ, не сдержался и схватил Тэхёна за футболку, наматывая её на кулак.       — Хватит! Хватит мне это говорить! — процедил он сквозь зубы, прожигая Тэхёна злобным взглядом. — Ты пользуешься тем, что я ничего не помню, и оскорбляешь меня! Хочешь выгнать — выгоняй, но не переходи границы!       Тэхён спокойно откусил яблоко и, держа его в руке, ответил:       — А то что? Что ты мне сделаешь, Чонгук-и? Хочешь свалить? Так вали, я тебе уже сказал, что держать тебя не собираюсь. А если уж ты останешься, то каждый раз перед тем, как возмутиться или показывать свой дерьмовый характер, советую тебе вспоминать, из-за кого мы здесь оказались. — Чонгук молчал, только пыхтел недовольно. А Тэхён, вырвав из его хватки свою футболку, как ни в чём не бывало, подошёл к печке. — Ладно, я научу тебя делать себе кофе. Так уж и быть. Запоминай, — прозвучало с явными нотками снисхождения, но Чонгук это проглотил и подошёл поближе, чтобы ничего не пропустить.       Тэхён достал металлический чайник, отливающий бронзой — впрочем, как и вся остальная посуда в доме, — откуда-то из шкафчика, налил в него воду и поставил.

***

      Тэхён мысленно злорадствовал, глядя на чужие страдания. Он, как мог, культивировал в себе злость и обиду, потому что того Чонгука, который вышел к нему вечером, хотелось пожалеть. Волосы непривычно спадали на лоб растрёпанной ото сна чёлкой, и, признаться честно, он никогда не видел у него подобной причёски. Бывший директор всегда выглядел как с иголочки в шикарном костюме с идеально уложенными назад волосами и открытым лбом. А сейчас Чонгук напоминал обычного парня, простого, своего, если так вообще можно выразиться по отношению к этому человеку. Тот сидел напротив него — в серых спортивках, тесной чёрной футболке, босой, — и голодно грыз пожёванное яблоко. И, конечно же, Тэхён купил не одно яблоко, но упустить возможности немного подразнить Чонгука просто не мог. Когда тот отключился в его комнате, он сходил на рынок, накупив овощей, лапши и ещё некоторых продуктов. А также несколько дешёвых футболок и штанов для Чонгука, которые должны были подойти тому по размеру.       Поймав себя на том, что бедолагу хочется накормить, Тэхён замер. Мысленно обложил себя матами и старательно прогнал в голове несколько самых унизительных для него случаев на работе. Напоминая, насколько хреново обращался с ним Чон Чонгук. А заодно и вспомнив, из-за кого он, собственно, здесь и оказался.       Так что возможности поглумиться он упускать не стал, однако совсем уж издеваться не собирался. Именно поэтому взялся за объяснения.       — Печь работает всегда, с ней ничего делать не надо. В доме тёплые полы, ну это ты уже заметил. — Тэхён показательно опустил свой взгляд на босые ноги Чонгука и вздёрнул бровью в подтверждении своих слов.       Тэхён, конечно же, заваривать кофе не собирался. Просто насыпал в чашку кофейного песка и залил кипятком. Как там Чонгук любит кофе пить? Двойные сливки и без сахара? Наколотил жижу, специально добавил туда две ложки сахара с горкой, никакого молока, и поставил ему перед носом.       — Вот, твой любимый кофе. Чёрный с сахаром. Подожди пять минут, пока кофейный песок осядет, и вперёд. Знаешь, говорят, если делать привычные тебе вещи — ну, к примеру, пить кофе как ты любишь, — это поможет твоей памяти вернуться.       Тэхён поставил кружку на столешницу, незаметно улыбнулся и снова уткнулся в телефон, ища работу. Краем глаза, конечно, поглядывал за Чонгуком: тот отпил горячий напиток, нахмурился, рассматривая его, а потом и вовсе отставил чашку в сторону. Нырнул в холодильник и достал оттуда ещё одно яблоко, натерев его до блеска полотенцем.       И снова, глядя на то, как голодно Чонгук кусал это яблоко, Тэхён устыдился своему поведению и хамскому обращению с ним. Месть местью, но и человеческие рамки тоже надо знать. Совесть-то за ним бдит и с завидной регулярностью его отчитывает, когда он перегибает палку. Ладно, хрен с ней, с совестью, куда важнее сейчас найти работу.       Отмахнувшись от своих мыслей, Тэхён выписывал номера телефонов на бумажку у предполагаемых компаний, куда хотел устроиться, и, закрывшись в своей комнате, начал их обзванивать.       Глотнув слишком сладкий кофе, который даже в горло не лез и неприятно вязал язык, Чонгук с трудом мог поверить, что ему действительно такое нравилось раньше. А нравилось ли? Возможно ли, что Тэхён лжёт? Тот ещё вопрос.       Во всё произошедшее с ним со вчерашнего дня вообще верилось с трудом. Но если учесть, что бандиты его действительно ищут, о чем он собственными ушами слышал, да и татуировка имеется, о которой Тэхён ему говорил, не верить ему становилось всё труднее. Правда, собственный статус подстилки он всё ещё пытался отрицать, но на фоне остальных доказательств это с каждой минутой получалось сложнее. Чонгук предпочёл бы, чтобы он, который «ни на что не способен, кроме как трахаться с Тэхёном», лучше бы существовал где-нибудь в параллельной реальности, а не здесь и сейчас. И чем больше он думал над своим поведением, тем больше понимал, что он действительно не может ни сварить себе кофе, ни приготовить поесть — одним словом, абсолютно беспомощный. А его смены настроения и избирательность в еде действительно чем-то походили на поведение капризной содержанки. И это всё сильнее склоняло его к мыслям, что сказанное Тэхёном — правда. Этот Тэхён хоть и говорил, что любит его, вряд ли просто так терпел подобное поведение. И, если Чонгук мог позволить так себя вести, значит, мог что-то предложить взамен, так? Но что именно? Себя? Своё тело? Ну, ведь в самом деле, если взглянуть под другим углом, такое требовательное поведение должно же чем-то оправдываться… А раз у него нет денег, он бесполезный в быту, то на ум приходит только одно — Чонгук хорош в постели. Нет, к такому он точно не готов. Поэтому, наверное, стоит вести себя чуть потише.       Да и парень его определённо злился и всем своим видом показывал это. Обвинял Чонгука в том, что они вынуждены находиться здесь — причём со всей искренностью. Такие чувства не подделаешь. Такое же невозможно придумать, верно?       Может, он действительно виноват в их переезде сюда?       А ещё Тэхён был прав, говоря, что если Чонгук хочет вспомнить свою прошлую жизнь, ему нужно делать привычные для него вещи, которые помогут всколыхнуть его память. Поэтому, пускай через силу, он добросовестно допил свой невкусный кофе. А следом и яблоком закусил, стирая неприятный привкус на языке.       Тэхён закрылся в комнате и приглушённо разговаривал по телефону, записываясь на собеседования, а Чонгук, совсем заскучав в четырёх стенах, выглянул на улицу.       Посреди двора стояла какая-то переносная чугунная печка с чем-то, смахивающим на большое ведро на ней, а рядом сидел дед на большом низком столе и, напевая под нос песни, помешивал палкой содержимое.       Подходить ближе Чонгуку показалось не лучшей затеей, вонь от какой-то химии разлеталась по всему двору, так что он присел на порожке, наблюдая за происходящим с безопасного расстояния, и пожёвывал своё яблоко. Настроение немного поднялось, желудок перестал урчать, получив хоть какую-то еду, голова хоть и болела, но уже не так сильно, поэтому Чонгуку просто стало интересно, чем занят старый маразматик. Делать-то всё равно нечего.       Последний, после помешиваний бурлящей серой жидкости той самой палкой, достал из ведра мокрое нечто и плюхнул его на деревянный стол, на котором сидел. И принялся выбивать дух из какой-то тряпки.       — Что ты делаешь, дед Юнги?       — Вывариваю твоё барахло. Не видно?       — Чего? — Чонгук даже с места подскочил, когда понял, что серая тряпка — это его штаны, в которых он пришёл сюда. — Как это вываривал? Ты что, вещи варил?!       — Там пятна на твоих брюках остались, хотя я уже их трижды выварил, не поддаются, зараза.       — Трижды? Варил? Зачем вообще варить вещи? — Эти штаны хоть и были грязными, но почему-то нравились Чонгуку. Он знал каким-то образом, что вещь на нём была дорогой и качественной, и это было единственное, что связывало его с прошлым, не считая обуви.       — Руками-то я б их не оттёр, пробовал уже, и палкой херачил — не помогло. Я ж, когда в плену на Севере был, во время войны видел, как один солдат шмотки свои варил. Помогало ему — вся грязь на нет сходила. Так вот и сам теперь так делаю, и порошка не надо.       Чонгук суетливо подскочил к столу, буквально из-под палки выдернул свои мокрые брюки и нервно стал перебирать их в руках в поисках ярлычка.       — Читай здесь! — Чонгук ткнул деду под нос лэйблом, указывая пальцем на значок.       — Там не по-нашему, — фыркнул дед.       — Там же написано «dry clean», дед Юнги! Это сухая чистка в переводе. А значит, штаны нельзя варить! Их можно стирать только в химчистке! Без воды! Блять, мои штаны…       — Без воды? Чё ты городишь, дефектный? Как можно отстирать одежду без воды?       — Да боже, — он устало потёр лоб. — Говорю же — химчистка. Они умеют и без воды.       — Ну и как? Ну и чем? Сидят, что ли, и выковыривают пятно пальцами? Совсем ку-ку?! — Дед для наглядности даже пальцем у виска покрутил, пока Чонгук на него пялился, как на инопланетянина, выпучив глаза.       — Не знаю, средствами там химическими или ещё чем… Сухой водой, наконец, блять!       — Да… — протянул дед, поглядывая на взбешённого Чонгука. — А ещё говорят, что это я с головой не дружу… М-да… А у меня внук того… на дебила повёлся…       Приложив к поясу почти обесцвеченные мокрые брюки, Чонгук понял, что они уже основательно испорчены. Штанины сели и доходили буквально до середины голени, и вряд ли они уже когда-нибудь спустятся обратно. Ему вдруг стало так обидно за единственную вещь, которая своей дороговизной отличалась от всего того, что его окружает, что он в сердцах швырнул её обратно на деревянный стол и, психуя, пошёл обратно в дом.       Так и залетел возмущённо-обиженным к Тэхёну в комнату. Весь надулся от набранного в грудь воздуха, потряс пальцем в сторону выхода и уже было хотел выпустить весь пар и пожаловаться на нерадивого деда. Но напоролся на удивлённый взгляд и сдвинутые к переносице брови с выставленным пальцем перед губами — тот продолжал разговаривать с кем-то по телефону. Прикусив щеку с внутренней стороны, Чонгук честно сдерживался и морщил губы как мог — стоял с протянутой рукой, нервно трясся от злости, но терпеливо ждал, пока Тэхён закончит. Тот мотнул головой в сторону, явно указывая Чонгуку убираться отсюда, так что он, выдохнув шумно, фыркнул и, задвинув за собой дверь, вернулся обратно на улицу. Вряд ли его жалобу сейчас справедливо рассудят.       Сел на порог, скрестив руки на груди, и продолжил наблюдать за тем, как дед уже вываривал ту самую маленькую грязную куртку, которую Тэхён одолжил в доме того медика. На глаза, как назло, попалась его бывшая рубашка, которая лежала брошенной на входе, чтоб об неё вытирали ноги. И от этого зрелища желание пожалеть себя стало еще сильнее.       — Что тут происходит? — Тэхён выглянул на улицу. — Чонгук? Что случилось?       Чонгук даже отвечать не захотел, лишь фыркнул в очередной раз и кивнул в сторону деда, указывая на его занятие.       — Тэхён, ты ему врача на дом вызвал бы, а то он совсем с кукухой не дружит. Я ему вещи тут вывариваю, стираю шмотьё, а он кричит мне, что я испортил всё, и их сухой водой стирать надо было! Совсем того, придурошный твой. Давай его в дурку сдадим, а?       Тэхён перевёл взгляд на то, что когда-то было брюками Чонгука, а сейчас напоминало дерьмовую серую тряпку, и неожиданно громко рассмеялся. И так и продолжил хохотать, чем ещё сильнее выводил из себя Чонгука, который просто не выдержал.       — Ауч! — возмутился Тэхён, когда в него прилетел первый ботинок, а Чонгук уже готов был и второй запустить, даже замахнулся.       — Ладно-ладно, они же всё равно уже испорчены! — Тэхён примирительно выставил перед собой руки, видимо, всерьёз опасаясь словить лицом подошву. — Дед, ты действительно испортил ему штаны. Такие вещи даже мочить нельзя. Есть специальные чистящие средства. Так что никого в дурку мы сдавать не будем. Он хоть и несносный, но ещё соображает что-то. А врача я вызвал, придёт. Чимин вчера не смог. Пасли его весь день те самые наёмники. Тебя, между прочим, ждали там! — ткнул он в Чонгука пальцем.       — Лучше бы нашли, чем вот это всё, — расстроенно пробурчал Чонгук.       — Айщ, расскажите мне ещё. Как знаю, так и стираю, неблагодарные засранцы! — встрял дед.       Тэхён нырнул обратно в дом и буквально через минуты две вытащил на улицу большой таз с зелёным луком и капустой.       — На вот, лучше делом займись: промой от соли, лук нарежь и капусту на кимчи подготовь, — всунул опешившему Чонгуку в руки принесенное и подтолкнул в сторону стола, на котором сидел дед в позе лотоса, продолжая мешать куртку в ведре.       — Чего?       — Мне повторить? Это задание проще некуда, Чонгук. Промыть, подготовить и разрезать капусту. Дед подскажет. Если ты не понял, то я повторю — нахлебников здесь не держат! Хочешь есть — трудись, если не собираешься меня ублажать в постели, как делал это раньше. Так что хватит вести себя, как избалованный принц! Вода в шланге, — скороговоркой протарахтел Тэхён и скрылся в доме под смешки деда.       — Что, петушок? Прищемили гребешок? — крякнул дед и затрясся со смеху, глядя на Чонгука.       — Старый козел, — едва слышно выругался Чонгук себе под нос и поплёлся разбираться с водой.       Гибкий резиновый садовый шланг длиной в несколько метров валялся скрученным возле колодца, и, оттащив его к столу, Чонгук открыл холодную воду. Прополоскал всё неуклюже ладонями и сменил воду, проделав то же самое под строгим дед-надзором.       — Дальше что?       — В доме возьми ещё таз и миску со специями. Неужели мать тебя в детстве ничему не научила? Как кимчи делать, знает каждый ребёнок в Корее. А ты бестолковый такой.       А ведь и правда. Что с его родителями?       Чонгук вскочил на ноги и помчался в дом. Забежал в комнату на всех парах и дёрнул Тэхёна за руку, проигнорировав, что тот разговаривает по телефону. С лёгкостью его развернул на себя, не желая дожидаться окончания беседы.       — Родители! Где мои родители? Ты же должен знать! — требовательно спросил он.       — Да отцепись! Нет у тебя родителей, сирота ты, Чонгук. Иди и не мешай мне. Кто-то должен в этой семье зарабатывать на жизнь. — Отпихнул он от себя ошарашенного Чонгука, который хотел ухватиться за соломинку и свалить отсюда куда подальше, а потом и вовсе прокричал, глядя в раскрытую на улицу дверь. — Дед, забери его!       А там и дед слишком резво для своих лет подскочил и утащил его на улицу, прихватив с собой ещё и миску редьки.       — Чисть, давай! Чего нос повесил? Думаешь, один такой? Не у всех родители есть, тоже мне новости. Тэхёна вон мать бросила и ничего, вырос. Он в пелёнках ещё был, когда эта неразумная девчонка скинула на меня младенца и скрылась в неизвестном направлении. Тьфу ты, дура. Вся в мать.       — В мать? В бабушку? — Чонгук, вяло полоскавший редьку в тазу, даже заинтересовался. А ведь и вправду, кроме деда и, собственно, Тэхёна в доме никто и не жил. Но Чонгук как-то не удосужился задуматься об этом.       — Ну да, такая же безмозглая была, подкинула мне дочку свою на порог. Я ж не спорю, да, было дело, неаккуратно я тогда с ней. Ну, что ж теперь, детей бросать, что ли? Я помогал бы, так она актрисой стать мечтала, вот и скинула на меня дитя. Укатила, а потом и вторая такая же выросла. Айщ, не хочу я об этих кукушках говорить. Понарожают, девать потом некуда этих детей. Чего расселся? На вот, чистилку, счищай кожуру.       Дед Юнги наглядно показал на редьке, очистив полоски, и сунул её в руки Чонгуку. Сам же куртку Чимина доварил, палкой её отбил, в тазу прополоскал и развесил всю одежду на верёвке у дома. Справился, так сказать. В дом шмыгнул минут на пять, Чонгук уже было подумал, что с концами, даже выдохнул спокойно. А то надоедливое цоканье деда с едкими комментариями о его работе, где он «медленно и с горем пополам, будто безрукий» возился с чисткой овощей, очень раздражали. Чонгук даже поругаться ещё раз успел, но получил смачный подзатыльник по разбитой голове и понял, что у старого ничего святого нет. Да и палка в руках последнего заставляла его неслабо нервничать.       Желудок снова заурчал, есть хотелось безбожно: всё же несколько яблок вряд ли сойдут за полноценную еду, — и Чонгук, задумавшись, уже в третий раз порезал себе палец.       — Да чтоб тебя! Блять! — Даже нож с психу кинул в миску и засунул палец в рот.       — Чего пальцы-то сосёшь? Тренируешься? — хихикнул дед, искоса глядя на него. Даже сжалился и взялся помогать ему. Бодренько смешивал капусту в тазу с красным соусом и умело размазывал его по каждому листику, складывая всё в контейнеры настаиваться.       — Ой, да хватит уже! Лучше скажи, что на ужин, дед Юнги? Опять рис? Я мяса хочу! — Требовательно хлопнул он ладонью по столу, после чего словил кубик редьки носом, метко кинутый в него дедом.       — Погодь, есть мыслишка, — дед как-то даже заулыбался себе в бороду и вскочил на ноги. Палку прихватил свою, заскочил обезьяной на какие-то ящики, стоявшие у забора, и заглянул в чужой двор, а там уже и в калитку выбежал, матерясь под нос. Чонгук только плечами пожал, решив не вникать: он мало что понимал в припадках деда.