(Не) сладкая месть

      Стыдно ли ему было за то, что наговорил утром?       Да, стыдно.       Тэхён всё время, пока ехал в автобусе, думал о том, что несправедливо наговорил Чонгуку гадостей. Но в тот момент его просто несло на волне злости, а теперь сказанное уже было не вернуть. Остаётся корить себя и думать, как всё исправить.       Правда, уже после первого собеседования, где ему снова отказали в довольно резкой форме, угрызений совести как не бывало. Злость, обида и раздражение накатили с новой силой. Весь день он ходил по собеседованиям в надежде проявить себя лично, но даже хорошо поставленная речь, представительный вид и знание тонкостей предстоящей работы не помогли. Тэхёна каждый раз ждал всё тот же неизменный отказ.       Что ж, на этом все попытки устроиться в такого же рода компанию, где он работал раньше, закончились провалом. Пора уже признать, что даже пытаться не стоит найти работу в той же сфере, он только время зря потеряет. Придётся устроиться менеджером куда-то в другое место, выбора нет. Планка с уровнем зарплаты в его мыслях опустилась на пару ступеней вниз, где, собственно, и сравнялась с его минимальными знаниями в новых сферах деятельности. Не может же человек, хорошо разбирающийся в продажах, связанных с электроникой, разбираться, к примеру, в бумажной промышленности? Нет, не может. Но научится.       Остаток дня у Тэхёна прошёл в тихой ненависти к Чонгуку и поисках других вакансий на скамейке в парке.       Вернувшись домой, Тэхён уж точно не ожидал увидеть во дворе полуголого Чонгука, который, к его удивлению, так усердно колол дрова, что не заметил его. В лучах заходящего солнца широкие плечи, блестящие от влаги, просто завораживали, а напряжённые мышцы чертовски соблазнительно перекатывались под кожей, вынуждая Тэхёна застыть, рассматривая эту притягательную картину. Не каждый день в его глубинке можно увидеть, как высокий мускулистый (и да — чертовски сексуальный!) парень усердно машет топором. Во рту резко пересохло, и Тэхён непроизвольно облизал губы, не в силах перестать пялиться. Ну, потому что перед его глазами сейчас ожившая фантазия, честное слово! Невозможно же! Взгляд скользнул по всем изгибам потрясающего тела и остановился на кровоподтеке, к счастью, уже сменившем цвет с багрово-синюшного на сине-зелёный.       Слова, которые утром Тэхён бросил Чонгуку о его бесполезности, тут же всплыли сами собой. Кажется, где-то там, в его упрёках, прозвучала фраза о том, что ему после работы нужно будет колоть дрова. А теперь вот прямо у него на глазах это делал Чонгук, сам… даже несмотря на то, что Тэхён его об этом не просил. Он просто кинул невзначай колкую фразу и оказался услышанным?       Это… приятно, что ли?       Да, Тэхёну стало приятно.       Не важно, что хотел этим показать или доказать ему Чонгук, но будучи не совсем здоровым, он шёл навстречу. Впервые на памяти Тэхёна тот проглотил обидные слова, не раскричался, не показал своё недовольство… Просто взял и пошёл колоть дрова. Разве Чонгук умел делать это раньше? Вряд ли. Непривычно было видеть такое усердие от своего бывшего начальника. Потеря памяти явно шла ему на пользу. А заметив Тэхёна, Чонгук заулыбался… Он улыбался, рассказывая о том, как сторговал немного денег на рынке, и как они с дедом неплохо провели время за бокалом пива и даже про него не забыли. И улыбка эта заставила и Тэхёна улыбнуться в ответ. Неудивительно, что бывший директор проявил умение вести дела даже на простом рынке. Тут нужно отдать ему должное: в плане работы Чонгук знал своё дело.       Было странно и непривычно, что Чонгук, который вечно чем-то недоволен, который всегда всех унижал, орал по поводу и без, вдруг поинтересовался его делами и тем, как всё прошло. А прошло хреново… Вот тут Тэхёну сразу вспомнились все бессмысленные попытки устроиться на работу и сегодняшние отказы — просто потому, что стоящий перед ним Чонгук оказался гомофобом. Вновь проснулось притихшее было раздражение, и он просто по-человечески излил весь свой негатив Чимину, который, Тэхён точно знал, всегда выслушает. Ему действительно было необходимо пожаловаться на этот дерьмовый день хоть кому-то! И он не сдерживался в высказываниях…       Он облажался. Конкретно так, от души. Осознал этот факт Тэхён тогда, когда Чонгук обвинил его в открытой ненависти к нему. Очевидно, что тот услышал разговор с Чимином. Да, Чонгук не мог знать истинных причин злости Тэхёна, но это неважно. Он злился на то, что Тэхён в открытую обсуждает его с Чимином, обвиняет, да еще и в такой форме… Ну, не должен был Чонгук этого слышать! Не должен… Но услышал. Это читалось в его искрящихся гневом глазах. Не только гневом — обидой. Обидой за то, что он так несправедлив к нему. А упрёки про то, что он действительно старался быть полезным, хлёстко избивали его совесть плетью.       Когда Чонгук задохнулся от обиды и оттолкнул его в сторону, Тэхён почувствовал себя последним мудаком. Почувствовал, что, осуждая Чонгука, Тэхён сейчас был не лучше него самого.       Не лучше? Нет, не так.       Сейчас он однозначно был хуже.       Чонгук мог раскритиковать чужую работу, мог оскорбить, мог перейти на личность, но всегда по делу подчёркивал чужие провалы. И, раз на то пошло, он имел право требовать идеального исполнения своих поручений, учитывая, сколько он платил каждому. А если кого-то такое обращение не устраивало, то заявление на стол и всё… Можно было уйти в любое время.       А Чонгук?       Чонгук уйти не мог… Чонгука просто кормили, позволяли спать на полу, унижали и не ценили его усилий в элементарном желании помочь, а он ведь мог и не делать ничего, Тэхён всё равно бы его не прогнал.       Глядя, как красный и взбешённый Чонгук, повернувшись к нему спиной, выходил из дома, Тэхён чувствовал себя просто отвратительно.       — Чонгук, постой! Я не… — Но договорить не смог: ком вины застрял в горле, а Чонгук наверняка и слушать бы не стал.       Его парень схватил ветровку, обул свои запылённые дорогие ботинки, явно не сочетающиеся со спортивными штанами, и вышел со двора, хлопнув калиткой.       Догнать? Попытаться остановить? Объясниться?       Нет, наверное, не стоит.       Тэхёну просто нечего ему сказать сейчас. Признать свою неправоту он ещё не в силах. Понимает это, да… но не станет признавать это вслух и извиняться за свои слова. Не может просто. Не сейчас. Внутри шла нешуточная борьба между гордостью, обидой и накопившейся злостью за все годы унижений с всесильной совестью, добросердечностью и… это трудно было признавать даже мысленно, но и… симпатией к новому Чонгуку.       Тэхён, по правде говоря, испугался, что Чонгук больше не вернётся. Даже несмотря на то, что война в груди продолжала идти, гордыня не позволила бы ему кинуться на его поиски. Раздражённый Тэхён минут сорок метался по дому, как раненый лев в клетке.       — Пусть проваливает на все четыре стороны!       — Пусть и не думает сюда возвращаться, мне так даже лучше — забуду этого Чонгука, как страшный сон!       — Я ничего тебе не должен, чёртов ты засранец! Я жизнь тебе спас!       — Чёрт, чёрт, чёрт…       Чонгук на ужин не вернулся. Тэхён несколько часов просидел наедине со своими мыслями и напрочь пропавшим аппетитом. Дед успел вернуться ближе к полуночи, выпивший, и, весьма довольный собой, напевая песенки под нос, улёгся спать.       Когда в груди уже совсем зажгло от чувства вины и стало невыносимо тяжко, а обвинительная речь иссякла ещё час назад, Тэхён по-настоящему занервничал. Мало ли куда Чонгук мог пойти на дурную голову, когда им двигала чистая обида… Мысли, словно мыши с тонущего корабля, разбежались, кто куда, и Тэхён, сидя в своей комнате на кровати, уже откровенно переживал и грыз ногти, поглядывая на часы. Даже несколько раз встал, порываясь идти его искать, но каждый раз останавливал себя.       Где-то ближе к часу ночи калитка негромко лязгнула, и Тэхён буквально подскочил на кровати, прислушиваясь к шагам во дворе. Скрипнула отъезжающая в сторону входная дверь, послышались тихие шаги по деревянному полу, а следом открылась дверь в его комнату. Тэхён так и замер, уставившись в глаза Чонгуку. Он видел, как застыл чужой взгляд на его лице, как резко Чонгук выдохнул через нос и сильно сжал челюсть, поджимая губы. Злился. Молча.       — Чонгук, где тебя носило?! — Тэхён совсем не это хотел сказать — не так, не с претензией. Но первое, что пришло в голову — этот несчастный вопрос, который мучал его последние несколько часов из страха, что Чонгука могли найти наёмники.       Чонгук только злорадно хмыкнул, не проронив ни слова, забрал свой скрученный матрас с постельными принадлежностями и вытащил его в комнату к деду. Всем видом показывая, что даже спать не хочет с ним в одной комнате, и лучше уж будет мучиться с дедом. Просто взял и от души плеснул масла в огонь, которым совесть жгла Тэхёна.

***

      Разговаривать с ним Чонгук не стал и на утро, хотя Тэхён честно сделал несколько попыток заговорить. Ни на доброе утро, ни на что другое ему не ответили. Чонгук демонстративно делал вид, что Тэхёна просто не существует, взращивая у него чувство вины до вселенских масштабов. А когда дед готовил завтрак, стоял у него над душой и наблюдал. Учился. Бывший директор был не совсем уж и безруким, раз на то пошло. Чонгук быстро схватывал, запоминал и к концу недели, Тэхён в этом был уверен, он мог бы справиться со всем сам, чтобы больше никого не просить и не унижаться перед ними со своими просьбами.       Вечером, когда Тэхён вернулся домой, не в духе уже был не только Чонгук, но и дед. Старик с недовольной миной ковырялся в курятнике, собирая с кладок яйца, а Чонгук лежал в комнате. Но стоило Тэхёну зайти, тот поспешно вышел, сел в углу дома с книгой в руках.       И если с дедом тот неохотно, но всё же разговаривал, то Тэхён продолжал быть в немилости. И это не давало ему покоя. Ну как можно о таком не думать, когда знаешь, что ты не прав, и за твои ошибки тебя наказывают молчанием? Тэхён думал. Много думал.       — Бездельник твой сегодня палец о палец не ударил! — возмущался дед, тыча палочками для еды в сторону Чонгука.       — Оставь его, дед, он злится на меня.       — Да что мне ваши разборки! Потрахайтесь и помиритесь уже! Что он себе напридумывал? Его тут что, лоботряса, задаром кормить будут? Я весь день работаю, полы драю, за курами слежу, в огороде вон саженцев насажал, а этот только книгу в доме по листочку треплет, словно девица какая! — Дед даже сдуру замахнулся и по макушке Чонгуку съездил ладонью.       А тот так и застыл с набитым ртом и злобу свою пытался подавить, пока на скулах желваки ходили ходуном. Молча рис свой с жареным яйцом проглотил, палочки на стол бросил и пошёл тарелку мыть, сбросив остатки еды в урну.       — Дед, ну зачем ты так? Он и без того не ест почти ничего. Худой стал, а ты его ещё едой попрекаешь, — совсем тихо сказал Тэхён.       — Да что я сказал такого? Что ты на меня так смотришь? Сволочь эта мне весь день огрызался! Работать по дому не хочет… Что он себе думает? Я такое терпеть не собираюсь! На работу пусть пиздует, бестолочь твоя, чтоб я его не видел тут, если помогать не собирается! — продолжал ругаться дед, тыча в сторону Чонгука палочками, так что изо рта вылетал рис.       Чонгук на всё сказанное за его спиной только со злостью стукнул тарелкой об столешницу и, игнорируя уже обоих, сел в угол читать книгу.       На следующее утро всё повторилось: Чонгук на обращения не отвечал, и Тэхёна это немного начинало выводить из себя, а разговор уже просто напрашивался сам собой. Вечером Тэхён решил, что обязательно с ним всё выяснит и открыто переговорит. Если нужно, он извинится перед ним, твёрдо решив для себя, что этим-то он от Чонгука и отличается. Когда Тэхён неправ, он должен извиниться, и он это сделает, потому что гордость уже в муках умерла, задушенная совестью за пару дней бойкота.       К тому же, день для Тэхёна вышел довольно продуктивным, и сразу после нескольких собеседований ему предложили выйти на работу. Так что, выбрав наиболее выгодное для него предложение, Тэхён на радостях прикупил домой сладостей в знак примирения. Хотя наверняка не знал, любит ли Чонгук сладкое или нет. Так что на всякий случай раскошелился и на свинину, предвкушая вкусные шкварки к ужину. Настроение заиграло новыми красками, потому что теперь у него есть работа, и он как никогда спешил домой поделиться хорошей новостью.       Но стоило открыть калитку, как до него донеслись крики деда. Непростые крики. Ругань. Тэхён эту прерывающуюся интонацию до боли знакомых звуков знал, как никто другой. Дед буянил…       Сорвавшись на бег, Тэхён преодолел несчастные метры двора за секунды, а влетев в дом, просто застыл на месте с распахнутым ртом и охнул. Он не мог поверить своим глазам. Дед не просто буянил, он избивал Чонгука хворостиной. С пристрастием избивал, а Чонгук… не сопротивлялся.       Тот сжался в несчастный комок в углу, словно напуганный ребёнок, пытаясь выставить в защите перед собой руки, и умолял деда не бить себя палкой. Умолял… Совсем затравленно просил прекратить, чуть ли не скулил.       — Не бей, прошу, не бей меня этим, дед Юнги!       Тэхён не верил своим глазам: того Чонгука — грозного директора, властного начальника, непробиваемого человека, — больше не было. Перед ним в углу сидел зажатый напуганный ребёнок с огромными, наполненными ужасом глазами, пока дед систематично выписывал ему удар за ударом и гневно кричал, что он бездельник.       По сути, обычному человеку увернуться от несчастной лозины не составило бы труда — убежать, в конце концов, не говоря уже о том, что её можно тупо отобрать у тощего деда. Чонгуку вообще ничего не стоило бы защитить себя и скрутить разошедшегося старика, но тот от страха мог только жаться в угол и прятать голову от ударов, подставляя спину.       — Деда! Остановись!!! Ты что вытворяешь, твою же мать! Дед! — Тэхён как стоял, так и бросил все кульки на пол и кинулся к деду.       Силой отобрал у него гибкую хворостину и неслабо так отпихнул старика на приличное расстояние от Чонгука.       — Прекрати, я сказал! — оглушающе и на полном серьёзе гаркнул Тэхён на ошеломлённого деда и угрожающе ткнул в его сторону пальцем. — Ты вообще понимаешь, что творишь?! Посмотри на него! Можешь ещё отличить грань дозволенного, когда её переступаешь, а?! — кричал на него Тэхён. — Это ненормально!       — Этот дефектный меня сегодня весь день бесил! Характер свой показывает, гад! Опять ничего не делал, ты за это сам получал! Забыл? Так чем он лучше тебя?!       — Чонгук, Чонгук, — Тэхён присел перед ним на корточки, попытался дозваться и протянул к нему руку, касаясь чужой спины. — Всё хорошо, не бойся. Он больше тебя не тронет, слышишь меня? Ты в безопасности.       Но Чонгук на этот счёт имел собственное мнение. Он, совсем затравленно повторяя просьбу не бить его палкой, поднял голову и увидел орудие пытки у Тэхёна в руках, которую тот просто опустил вниз.       — Убери это… — попросил Чонгук, и как только Тэхён зашвырнул смертельное оружие в сторону, он со всей силы пихнул его в грудь ладонями от себя и выбежал на улицу. Как есть, босым.       Тэхён рванул следом, прекрасно понимая, что такой страх, какой был у Чонгука в глазах, из ниоткуда не берётся. Тот и раньше подавал тревожные признаки и опасался палки, но Тэхён не думал, что это настолько серьёзно. Детский кристально чистый страх в его глазах говорил об этом — Чонгука били в детстве, ругали, и, наказывая, использовали именно этот чудовищный для ребёнка предмет. Страх был настолько очевиден, что превращал взрослого сильного мужчину в парализованного ребёнка.       — Чонгук, постой! — Тэхён схватил его за руку и попытался остановить.       Тот дёрнулся, будто затравленное животное, вырывая запястье с чужой хватки, и судорожно глубоко дышал. Его смуглое лицо побледнело, руки тряслись, а чёрные от страха глаза бессмысленно глядели на него из-под тёмных спутанных волос. Внутри Тэхёна всё похолодело. Он видел, как Чонгук попытался сделать пару шагов в сторону калитки, но остановился и вернулся.       — Что тебе от меня надо?! Не трогай меня! — кричал он ему в лицо, прерывисто хапая воздух. — Ты… Ты… — Чонгук даже не мог нормально разговаривать, так его трясло. — Ты такой же! Вы оба меня ненавидите!       — Это не так, Чонгук. Успокойся, пожалуйста. Всё хорошо, — Тэхён, выставив руки впереди себя, делал с каждым словом по маленькому шажку в его сторону, пока и вовсе не оказался рядом, пытаясь поглаживать его по предплечьям.       — Нет, не хорошо! Уйди от меня! Ты ненавидишь меня, уйди! — Чонгук метался в разные стороны и скидывал с себя руки, словно не зная, на чём остановить взгляд. А потом часто-часто задышал, остановился и начал откровенно задыхаться.       — Дыши, Чонгук, дыши, у тебя паническая атака. Медленно, — Тэхён перехватил его за лицо и, глядя ему в глаза, медленно показывал пример на своём дыхании, — давай со мной, дыши! Давай же, слушай мой голос, сосредоточься, хорошо? Пожалуйста, Чонгук. Ну же, мой хороший, — просил Тэхён, силясь переключить внимание Чонгука на себя.       Не сразу, но тот начал потихоньку успокаиваться, пока Тэхён всё шептал и шептал, не замолкая ни на секунду. И, кажется, это сработало. Чонгука хоть ещё и крупно трясло, но он смотрел вполне осознанно и повторял медленные вдохи и выдохи за Тэхёном, судорожно вцепившись в ткань его футболки.       — Вот так, ты такой молодец, — Тэхён облегчённо выдохнул, поняв, что Чонгука начало отпускать. — Послушай, я… я не ненавижу тебя. Больше не ненавижу. И я не позволю деду или кому-то ещё бить тебя палкой, обещаю. Я не знал, прости. Не знал, что ты так боишься. Скажи, тебя били палкой в детстве?       — Били? Да откуда мне знать! Я не помню. Знаю, что если на меня идут и ругаются с палкой в руке, перед глазами какой-то человек, а дальше я уже не могу себя контролировать. Только чувствую постоянные приступы необъяснимого страха и всё.        — Я не позволю деду больше так поступать с тобой, Чонгук, — повторил Тэхён. — Слышишь? Мне жаль, жаль… Прости, — повторяя свои извинения Тэхён искренне считал, что, доведя его до такого состояния, они с дедом не просто перегнули палку, они её переломили.       Когда дыхание немного стало приходить в норму, а Тэхён всё повторял свои извинения и медленно вместе с Чонгуком дышал, удерживая его лицо в своих ладонях, он чётко видел, как на смену страху приходили слёзы. Глаза напротив наполнялись влагой, а организм требовал сбросить излишнее напряжение, отпустив свои эмоции.       Тэхён просто притянул его за затылок и уткнул его лицом себе в плечо, понимая лишь одно: Чонгук вряд ли в нормальном состоянии захотел бы, чтобы кто-то видел его слёзы.       — Я не хочу плакать! — задушено просипел Чонгук ему в изгиб плеча, протестуя, и, сжимая чужую футболку на груди в кулак, всё ещё глубоко дышал. Последующий всхлип подавить не получилось. А футболка на плече немного промокла, когда Тэхён на сказанный протест только сильнее прижал его голову к себе.       — Знаю. Ничего страшного. Это нормально, — Тэхён сделал шаг навстречу и, удерживая чужой затылок, уже просто обнял его, систематически похлопывая по спине ладонью. — Прости меня за мои слова. Я видел, что ты стараешься. Ты молодец, Чонгук. Правда. Я ещё вчера хотел извиниться, но не смог. Я был зол на тебя. Ты прав, я несправедливо к тебе относился и очень сожалею. Я ценю всё, что ты делаешь. И ты был прав, ты не помнишь некоторых вещей, поэтому я не буду тебя винить за это. Хорошо? Прости меня, ладно?       Тэхён продолжал его гладить то по спине, то по голове и что-то утешающе бормотать, когда Чонгук совсем расслабился и уткнулся носом ему в шею. Кивнул едва заметно и, расслабив хватку кулаков на груди, как-то совсем робко, местами комкая чужую футболку, постепенно обнял Тэхёна в ответ. Чонгук минут двадцать стоял и жался к нему, крепко обнимая, и прятал мокрые глаза у него на шее. Утыкался носом в плечо, сжимал футболку уже на уровне лопаток в крепких объятиях, но вырываться больше не пытался, пока совсем не успокоился.       Тэхён никогда не видел эту сторону Чонгука и даже не подозревал, что тот может быть таким уютным… таким мягким… и так трогательно жаться лицом ему в шею, ища какой-то защиты и поддержки с его стороны. Такого ласкового Чонгука хотелось обнимать и никогда больше не отпускать. Такого трогательного и беззащитного Чонгука хотелось не просто пожалеть, хотелось защитить, укутать теплом, которое растекалось у него в груди, и больше не давать в обиду. Даже деду.       Чонгук первым отстранился, утёр нос рукой, сделал шаг назад и пытался отвести глаза куда-то в сторону.       — Ты в порядке, успокоился? — Тэхён уверенно сжал его щеки в ладонях, заставляя взглянуть себе в глаза, и пару секунд смотрел в чёрную бездну, пока не почувствовал лёгкий кивок в руках. — Тогда пошли в дом. Ты босой, — и, крепко сжав его ладонь в своей, потянул за собой.