(Не) сладкая месть

      — Чаво расселся, бездельник, поднимай свою задницу, иди курам зерна насыпь, пока я посуду вымою, — дед привычно по-хамски раскомандовался, с кряхтением вставая из-за стола. Надоело ему зад просиживать? Чонгук продолжил медленно смаковать остатки торта на языке и никуда не спешил.       — Тэхён же сказал тебе: надо не командовать, а просить, так толку больше будет, старый, — деловито заметил Чонгук, облизывая ложку.       — Ах, да-да-да, запамятовал, твой папа-Тэ сказал, точно-точно, с петушком же надо вежливо, учтиво. Простите. Не соизволишь ли ты поднять своё заднеприводное святейшее очко и насыпать курочкам зерна? Так лучше? — Дед в своём притворстве даже поклонился ему и зыркнул из-подо лба, да так угрожающе, что Чонгук только цокнул и скривился, решив, что продолжать не стоит — толку ноль.       — Айщ, до чего же ты грубый, дед Юнги. Где корм искать? — Чонгук хоть и недовольным остался, но всё же встал и, подойдя к выходу, начал обуваться.       — Мешок рядом с курятником, — ответил тот, складывая посуду в таз с водой. — Воду смени и яйца собери. И не забудь закрыть их хорошо, а то потом сам ловить будешь куриц по двору! — прокричал ему в спину.       На самом деле заняться здесь было нечем, так что Чонгук и сам был не против помочь. Из развлечений только книги, но не будешь же целый день читать. Надоедает. Это он успел понять за прошедшие два дня, пока злился на Тэхёна… И пока не огрёб палкой. Но Тэхён перед ним извинился. А дед — ну что с него взять? Старый маразматик. Со справкой даже. Так что на самом деле ничего такого уж неожиданного в его поведении не было, а вот Тэхён действительно удивил. И тем, что извинился, и тем, что отказался его отпускать…       «Может, действительно меня любит?» — пронеслось в голове.       Здорово было вчера просто посидеть и поболтать с ним, если бы не постыдная ситуация с удушливым страхом и слезами. Чонгук и подумать не мог, что ему будет настолько страшно… Нет, он уже понял, что боится палки, ещё в прошлый раз, но тогда всё не зашло так далеко — до сведённого спазмом горла и невозможности толком вдохнуть. Вспоминать было крайне неприятно, а ещё больше его ужасало то, что свидетелем его унижения стал вообще кто-либо. Сложно принять эту слабую сторону себя, особенно не помня, откуда эта фобия. Чонгук стыдился того, как жадно он обнимал Тэхёна в порыве страха, как прижимался, пряча свои мокрые глаза у него на шее. И раз на то пошло, он признавал, что ему понравилось, да и желание ощутить себя под защитой было слишком сильным в тот момент. И если причины ему не ясны, то вот желания вполне очевидны. И это в очередной раз наталкивало Чонгука на мысль, что он хочет, чтобы Тэхён о нём заботился, хочет, чтобы обнимал его, защищал и опекал. Даже ночью, когда тот его обнял и уткнулся носом в спину, Чонгук не стал скидывать чужую руку, испытав при этом… удовлетворение? …уют? …нежность в груди? И, к своему стыду, хотел это повторить, но его гордость никогда бы не позволила ему сделать это первым.       Кудахчущие куры настойчиво вились под ногами, пока Чонгук наполнял им кормушку, словно профессиональный балерун балансируя на носочках, пытаясь не наступить в куриный помет. Воду в поилку налил из шланга, ну и не забыл себя порадовать немного — прошёлся напором по надоедливым птицам, кричащим от недовольства в попытках сбежать от прицельного огня. А как управился, нырнул в птичник, поковырялся в сене с перекошенным от отвращения лицом, выудив оттуда штук пять яиц — конечно же, местами выпачканных.       — Чёрт, ну за что мне всё это? Я же чувствую — не моё, — и выскочил пулей из пропахшего соломой и перьями помещения.       Отдав яйца деду, занятому чем-то в доме, Чонгук вновь вышел на улицу, где на смену одному вонючему помещению пришло другое… Самые ужасные пять минут в день неизменно ждали его в отдалённом углу двора, где он их проводил лишь по крайней нужде и неизменно страдал от этого всей душой. Но даже тут Чонгук немного приловчился и стал брать с собой газетку. Не читать, нет. Делая свои дела, он поджигал бумагу и кидал её в металлическое ведро, дабы хоть как-то запахом палёной бумаги перебить удушливую вонь. Но в тайне мечтал спалить к чертям это убогое место.       — Ты что там делал? — принюхавшись к прошедшему мимо него Чонгуку, дед подозрительно уставился на него.       — Ничего.       — Пиздишь! Я же слышу запах гари. Спалишь мне толчок — будешь строить новый! Понял?       — Да лучше уж новый построить, чем вот в это деревянное чудовище ходить! Засрали уже всё под завязку! Господи, я в город хочу, в нормальную квартиру с удобствами, ванну принять нормальную хочу! Пиздец, — проскулил Чонгук, сидя на пороге у дома, проветривая на себе футболку.       — Эй, Юнги! — послышалось из-за забора, а уже через секунду оттуда вынырнула красная кучерявая макушка деда Хосока, который похлопал ещё и ладонью по забору, чтобы быть услышанным наверняка.       — Чё надо? — оглянулся дед на друга и тут же забыл о проделках Чонгука с бумагой.       — Пошли на рыбалку сходим к речке. Смотри, что у меня есть — внук подогнал из города, — и через забор вместе с удочкой пару бутылок красного показал.       — Некогда мне без дела на берегу сидеть и мух ловить с тобой, алкаш, — а потом вдруг задумался, на Чонгука хмуро поглядел, раскидывая мозгами. — Тэхён говорил, на речке тебя нашёл, да?       — Ну да, — безразлично ответил Чонгук.       — И к Мини потом приволок, так?       — Да.       — А дорогу помнишь?       — Помню.       — Собирайся! — скомандовал он Чонгуку и, уже широко улыбнувшись, побежал к ящикам у забора, разглядывать надписи на бутылках вина. — Ну, раз ты угощаешь, уговорил, пошли.       — Айщ! В гости свой хрен намылился сунуть, дед Юнги? Дел уже и нет никаких, что ли? — бурчал Чонгук, натягивая тёплую ветровку и свои дорогие ботинки. — Тэхён сказал, зелень к мясу надо купить!       — Хося, будь другом, дай травы, чтоб петух мой не горланил, тогда пойдём на речку, а? — дед буквально из рычащего вредного старика превратился в само обаяние и даже похлопал друга по плечу.       — Петух? Так ты б его, как и моего — палкой, ты это умеешь, мозгов же ток на это хватает, — стебанул его Хосок.       — Так я уже, — и похихикал злобно, — ток это… сам потом отхвачу, Тэхён петуха своего защищает получше тебя — представляешь, грозил меня вчера палкой отхерачить за него! На рожу его, наверное, повёлся, любит, кажись. А я ему говорил, Намджун у тебя вон какой хороший: и денег заработает, и любить будет… Жить в достатке плохо, что ли? Твой тоже с характером, но ему и уступить же можно. Так привереда моя носом крутит, на дефектного повёлся.       Чонгук уже кивнул Хосоку в приветствии и ждал, пока дед свою тираду закончит про то, какой он непутёвый. Даже подумывал выбить пару ящиков у того из-под ног, чтобы болтливый чёрт рухнул старой задницей на землю за свои слова.       — А Намджун когда дома будет? Тэхён говорил, что в гости зайти к нему хочет, — встрял в монолог деда Чонгук.       — Так он по выходным бывает, из города приезжает проведывать меня. Так что пусть завтра приходит, — и перевёл взгляд на Юнги. — Будет тебе салат, пошли уже! Как вернёмся, пусть Чонгук в огороде нащиплет, — и деду гаденько подмигнул, отчего гигикнули оба.       — В гости к Намджуну, говоришь, зайти хотел? — дед юркой обезьяной с ящиков спрыгнул и бороду почухал, хитро поглядывая на Чонгука. — Одумался, никак?       — О чём ты?       — Ну, Намджун давно к нему клинья подбивает, кажись, и бабами не брезгует. Не суть. Бесит меня, конечно, иногда, зазнаётся, ругается, деньгами своими светит, но в целом — нормальный мужик будет. Раз Тэхён решил к нему в гости сходить, полюбезничать, а ты ему ж не даёшь нихрена, то, гляди, одумается внук…        — Да тебя все бесят, дед Юнги.        — И то верно.       Дед закинул свою удочку совсем не в тот пруд, и Чонгуку последний намёк не понравился. Угрюмо шагая за двумя стариками, Чонгук, опять же, как мул нёс снасти, закинутые в рюкзак с бутылками вина, и размышлял. Зачем Тэхён туда пойдёт, он, конечно, знал, а вот новая деталь о предпочтениях соседа отчего-то не давала ему покоя. Почему он вообще об этом думает? Почему где-то там внутри него раздражающе шевелится червячок сомнения на этот счёт? Тэхён просто обещал попробовать устроить его на подработку к Намджуну, чтобы он смог заработать денег и уйти от них, если захочет. Давал ему право выбора и пытался сдержать своё обещание. И раз Чонгук собирался уйти, то ему не должно быть дела до того, что у Тэхёна с Намджуном, верно?       Нет. Не верно.       Что-то отчётливо внутри противилось таким мыслям и портило ему настроение. И как, интересно, Тэхён собрался просить этого Намджуна дать Чонгуку работу? Флиртовать? То есть, Тэхён будет сидеть, смеяться, улыбаться и тактильничать? С соседом, которому он нравится, и который давно его добивается? Точно так же, как с ним, с Чонгуком, вчера? Будто и нет никакой разницы? Думать об этом оказалось неприятно.       Настроение испортилось вконец, и Чонгук раздражённо скинул рюкзак на поляну возле камышей, когда они дошли до нужного места. Водная гладь немного успокаивала, но никак не отгоняла ненужные мысли, которые почему-то не давали покоя. А ведь ему должно быть плевать на это. Но то ли природная детская жадность, то ли собственничество, а может, что-то ещё чётко ставило границы: пока он живёт с Тэхёном, тот должен быть только его. И раз между ними завязалось что-то личное, то ему не хотелось бы видеть точно такое же поведение и с другими мужчинами. Это, кажется, ревностью называют. Признаваться себе не хотелось, но факты говорят обратное — он ревнует Тэхёна.       Но ведь она тоже бывает разной: не только любимого можно ревновать, но и друга, к примеру. По крайней мере, так он оправдывался перед самим собой, пока два старика закидывали удочки и тихо перешёптывались, попивая винишко. Чонгуку тоже наполнили стакан и удочку в руку сунули, так что он сидел с угрюмым видом и потягивал алкоголь. Когда в руках что-то задёргалось, он не сразу понял, что это, зато дед поматерился от души и, выхватив из рук удочку, выудил рыбу за него. Чонгуку вообще, как оказалось, это скучное занятие не по душе, поэтому он не особо обращал внимание на клёв в дальнейшем.       Улов, к слову сказать, был небольшой, у Чонгука ещё пару раз всего за день ощутимо клюнуло что-то и сорвалось назло деду. А те двое наловили не намного больше, чем он сам, зато нажрались и к вечеру даже песни горланили в камышах, толкались и ржали, как малые дети. Да и Чонгук, заметно охмелев на голодный желудок, стал намного веселее.       — Хося, у меня тут живёт неподалёку одна принцесса, волосы такие белоснежные — глаз не оторвать. Чонгук нам дорогу покажет — зайдём, угостим рыбкой?       — Вот же ж, старый пенёк, поди, нашёл кого? — неверяще таращился на него Хосок.       — Та погодь ты, не идёт сама в руки. Красивая, зараза. Добиваться надо. Вот гостинцев занести охота. Чонгук! — крикнул он в сторону и вынырнул из камышей. — Тащи свой гребень сюда и показывай дорогу к Мини, — бодро скомандовал дед, быстро набивая рюкзак сложенными снастями.       Чонгук только вздохнул театрально, но даже улыбнулся, предвкушая реакцию Хосока на пассию деда. Тот явно удивится, когда поймёт, что у принцессы есть член.       Дорогу хоть и помнил смутно, но более-менее приличный дом Чонгук узнал без труда. Теперь жильё Чимина казалось ему не таким убогим, а… пристойным? У Чимина в доме даже туалет был — обычный, нормальный, с кафелем. И диван, кстати, на котором Чонгук сидел и возмущался тогда… вечность назад.       — Мини! — протянул дед миленьким голоском, пока стучался в дверь.       — Здравствуйте, деду… дед Юнги, Чонгук, и вам, дедушка! — Как только дверь открылась, Чимин расплылся в улыбке, поклонился и поприветствовал всех, а дед Хосок всё заглядывал ему за плечо — видимо, в поисках той самой Мини.       — А мы с гостинцами, — дед показательно поднял сетку с уловом Чимину на уровень глаз. — Зашли отблагодарить тебя за заботу о пету… Чонгуке нашем. Вот, бери, Мини, — всунул ошарашенному Чимину сетку в руки, а за спиной Хосок громко охнул и начал оседать, но Чонгук успел его подхватить.       — Проходите, я чай только поставил, с работы пришёл. Может, на ужин останетесь? Я рыбу эту приготовлю на гриле. Вы как раз вовремя, — пока Чимин приглашающим жестом зазывал всех, дед его за талию приобнял и в дом подтолкнул.       — Сами зайдут. На ужин не останемся. Никак. А вот чаю можно.       — Тьфу ты, старый придурошный маразматик! — выругался Хосок себе под нос, когда державший его подмышками Чонгук всё же не выдержал и расхохотался. — Эт мужик же! Чонгук, ты знал? — шепнул Хосок. — Это на него у Юнги дракоша из пещеры вылезает?       — Фу, блять, я не хочу это даже представлять. На него, конечно. Я говорил ему, что Чимин — мужик, но он мне не верит, всё шары свои подкатывает.       — Ёшкин кот, что же это творится... — промямлил Хосок, придя в себя и вполне бодро проходя в дом.       — Знали бы вы, как он своего дракошу «пи-пи» по ночам уговаривает сделать с порога… Я за последние пару ночей такого насмотрелся, вы не представляете, — Чонгук многозначительно округлил глаза, и они оба уставились на воркующего деда.       — Ты это… Тэхёна когда нет, ко мне заходи, а то чёт мне страшно за тебя стало. Весь день с этим хреном во дворе возишься. Мало ли чего. Дурка по нему плачет.       — Чонгук, как твоя голова? — Чимин хлопотал с кружками, расставляя всё на журнальном столике, а Чонгук с блаженством расплылся в мягком кресле и открыто кайфовал. Всё же мягкая мебель — это комфорт высшей степени.       И тут до него дошло, что у Чимина есть ванная… Не ответив на вопрос, он вскочил на ноги и ринулся туда, на ходу бросив:       — Да-да. Я приму ванну, ладно? — и скрылся за дверью.       Открутил краник, где-то сбоку щёлкнула колонка, из крана побежала горячая вода. Чонгук как стоял, так и присел возле бортика, подставив руку под струю, и млел, наслаждаясь моментом. Это был не уличный шланг с ледяной колодезной водой, а хороший напор горячей воды… Чонгук никогда бы не подумал, что будет радоваться простому быту и комфортным условиям жизни. Но сейчас это была чистой воды эйфория. Вещи тут же полетели на пол и, погрузив ноги целиком под воду, он сел в ванну. Сел. В ванну. Погрузив ноги под воду.       Кайф…       Чонгук сидел и просто улыбался с закрытыми глазами, чувствуя, как по телу расползается необъятного размера чувство счастья. Гомон за дверью и прочий шум он просто не воспринимал, целиком отдаваясь приятным ощущениям. А ещё у Чимина был гель для душа; не серый кусок вонючего хозяйственного мыла, а гель, которым он от души натирал своё тело и балдел. Где-то сбоку в глаза отсвечивал белоснежный унитаз, который показался ему восьмым чудом света, и Чонгук почувствовал себя ещё на капельку счастливее. В голове даже промелькнула мысль: а что если он забаррикадирует дверь? Его же будут кормить через маленькое окошко в стене? Ему больше ничего и не надо…       Сейчас, лёжа в горячей ванне, Чонгук представить не мог, что он позволил себе выразиться о доме Чимина, как о хлеве для коров — нет, это был не он. Где-то полчаса он разрешил себе провести в ванной, не забыл и про «восьмое чудо света», но в итоге был вынужден признать, что выходить всё же придётся.       Чай уже давно выпили и просто о чём-то болтали, дожидаясь Чонгука. Дед Юнги не торопил его, видимо, из-за личной заинтересованности. А вот дед Хосок сидел кучерявым красным барашком с вытянутым лицом и охуевал с подкатов деда к Чимину, местами пытаясь его осадить. Чимин же всё хихикал и активно подыгрывал, отвечая ему лёгким флиртом. Но это понимали все, кроме деда. Тот воспринимал всё всерьёз и, кажется, ещё больше влюблялся в свою неприступную Мини.       — Дед Юнги, нам пора, Тэхён скоро вернётся с работы, — Чонгук махнул старикам ладонью, дав знак собираться.       — Тэхён нашёл работу? — удивился Чимин.       — Да, сегодня первый день. Я думаю, ты должен это знать, вы же обсуждаете всё по телефону, — кольнул Чонгук известным ему фактом, но тут же оттаял, ощущая, как приятно пощипывает всё ещё распаренная в горячей воде кожа.       — Ну, обычно да, но мы не созванивались эти пару дней. Рад за него, передавай привет. Как твоя память? Вспомнил что-то?       — Да не помнит он ни черта, — вклинился дед, завистливо переключая внимание Чимина на себя. — Хося, пошли уже, чего расселся.       — Кстати, твоя куртка у нас, как будешь в следующий раз — заберёшь, — сказал Чонгук, а дед тут же заинтересовался.       — Эт что же, та, что я стирал? Куртка Мини? — и задумчиво бороду погладил.       — Да, дед Юнги, ты варил куртку Чимина и палкой из неё всю душу выбивал, — рассмеялся Чонгук, увидев, как дед злобно бородой зашевелил, складывая губы в трубочку, и глянул на него, как на предателя.        — Ну, отстирал же! Ты это, Мини, заходи к нам в гости. Я как вернулся, макколи поставил бродить, так что будет скоро чем угостить.       — Спасибо за приглашение, обязательно зайду.       Провожая гостей, Чимин махал всем ладошкой на прощание, а дед расплывался в лужицу, заломив брови в умилении. Вздохнул счастливо и пошёл следом за всеми.       — Слышь, Юнги, ты с мозгами вообще дружишь? Это ж парень был! Не женщина, как ты говорил! Мужик он! — стукнул Хосок деда в плечо.       — Да что вы все заладили, мужик да мужик! Вон, у тебя вообще башня в красный выкрашена. Тьфу, придурок, ещё и завивку сделал — совсем на педика похож! А короткая стрижка ещё ни одну бабу не сделала мужиком! Да, за сиськами на раздаче Мини тоже не стояла, так что теперь? Не всем грудастыми быть. Мне вот нравятся такие — худые плоскогрудки! А жопа зато какая, видели? Как орех! Так бы и… эх... — Дед, воображая, даже руку приподнял и замахнулся для удара по воображаемой заднице.       — Ты кого придурком назвал? Это мода такая! Сам с пиздой под носом ходишь, побрейся уже!       — Да ничего вы ему не докажете: пока он член Чимина в руки не возьмёт, дед Хосок, не поверит он вам, — рассмеялся Чонгук.       В этот раз они шли не по тропинке, как с Тэхёном, а по обычной дороге, по которой ходили местные. Только вот громко обсуждали мужиков и их жопы, чего явно молодые, уверенные в себе парни, гуляющие вечерами по посёлку с девушками, не одобряли.       — Да много ты знаешь, петушок? Тут только ты держишься за член, кроме своего собственного, а я уже говорил, я не спун с мужиками! Ишь, пидорасом меня сделать надумали, ироды! — громко возмущался дед, но закашлялся и согнулся, пока мимо проходила компашка молодых людей: три парня и две девушки, подростки от семнадцати и старше, которые стали громко что-то говорить, глядя в их сторону. Девушки хихикали из-за подслушанных чужих разговоров, а парни нелестно отозвались об услышанном, комментируя презрительным «пидоров развелось», да так, чтоб слышно было всем. И если Чонгук реагировать был не намерен, то деда такое неуважение к старшим явно взбесило, и он подавился слюной.       — Дед Юнги, тебе помочь? Может, тебя, старого, на спине понести? — Чонгук похлопал его по спине чуть сильнее положенного и по-доброму продолжил насмехаться.       — Я как-то голыми руками задушил пограничника, сопля! Нести он меня собрался. Сам дойду!       — Нет так нет. Сказать прямо трудно? — фыркнул Чонгук с удавшегося стёба и, улыбаясь, продолжил свой путь.       — И ты это стерпишь?! — догнал его дед в два шага, дёрнул за руку и ткнул пальцем в отдаляющуюся и насмехающуюся над ними компашку.       — Мне плевать, я не собираюсь спорить с ними и доказывать что-то. Они не стоят моего внимания, — высокомерно отмахнулся Чонгук.       — Эй, щенки, а ну вернитесь и повторите! — крикнул дед им вслед, а Хосок вцепился ему в руку, пытаясь удержать.       — И зачем ты это сделал, дед? Мне нет дела до того, что они сказали! — Чонгук попытался усмирить разбушевавшегося старика, но было уже поздно. К ним спешно возвращались те самые щенки.       — Они идут сюда! — пискнул Хосок за спиной. — Нас изнасилуют и сломают нам ноги! Боже, только не ноги!       — Серьёзно? — Дед с Чонгуком даже замерли и обернулись на перепуганного Хосока, который жался за их спинами.       Так и таращились на него, пока малолетние засранцы не подошли почти вплотную. Чонгук неосознанно заслонил собой деда, повернувшись к подросткам, с вызовом глядящим на него.       — Ты кто? Деда телохранитель? Или, может, ты петушок? — толпа громко засмеялась, а прямое оскорбление Чонгук уж точно не собирался терпеть, да ещё от малолеток. Сделав пару угрожающих шагов навстречу, Чонгук схватил одного паренька за грудки и нехило так встряхнул.       — Рот закрой и прояви уважение к старшим! Подслушивать чужие разговоры невежливо! — Он трепал парня в руках, приподняв того на носочки — благо рост и сила позволяли, — лишил его опоры и возможности защититься.       Один из щенков нырнул куда-то в посадку, а второй честно пытался отбить друга у Чонгука. Но тот лишь с лёгкостью его оттолкнул от себя на пару метров одной ладонью, да так, что паренёк плюхнулся на задницу. Дед Хосок вообще что-то там покрикивал и охал от переизбытка эмоций у них за спинами, стараясь всё уладить без мордобоя, а дед Юнги щедро поливал всех матами. Перевес силы был налицо, но стоило третьему вынырнуть из посадки с палкой в руках, ситуация в корне переменилась. Чонгук ощутил, как кровь отхлынула от лица, руки ослабли, и он выпустил обидчика из захвата. Реакция тела не заставила себя ждать и, чуть присев, он тут же укрылся рукой от летящего удара и весь скрючился от страха. Кажется, ему конец…       — Ах ты, сопляк! — внезапно так громко рявкнул дед, что накатывающая было паника отступила, и Чонгук поднял глаза. — Это что ещё такое? Палку посмел в руки взять, козлина?! Какого хера?! А ну, иди сюда! — ринулся дед на защиту Чонгука и, умудрившись поймать летящую в него палку, врезал парню кулаком в живот. — Только я могу его палкой херачить! Совсем берега попутал, обсос малолетний, вот же ж! — и стал подзатыльники ему отвешивать с размаху, щедро пиная его под зад ногой.       А Чонгук просто охренел. Настолько, что так и лупал глазами, наблюдая за происходящим. Дед только что вступился за него? Более того, не раздумывая, кинулся защищать, а сейчас и вовсе отобрал оружие, остервенело размахивая им. Матерился на чём свет стоит, поливал всех грязью, но… защищал? Чонгука? В это верилось с трудом и выглядело чем-то невероятным. Совершенно неожиданным, если брать в расчет то, как они относятся друг к другу. Чонгук невольно восхитился: и тем, что дед не побоялся пойти против толпы, и тем, что заступился за Чонгука, который не относился к нему с особым почтением.       — А ну, съебались в камыши, опарыши невоспитанные! — орал обезумевший дед и кидался уже без разбору на всех, включая девушек. Те визжали и пытались утащить за собой парней, потому что дед был явно неадекватен.       И когда толпа спешно стала убегать, дед вдогонку ещё и камень бросил одному из них в спину.       — Ты как, дефектный? Нормально? — подошёл он к Чонгуку и, пощупав того за плечо, протянул ему руку и помог встать.       — Да, — Чонгуку до сих пор не верилось, что дед, который его на дух не переваривает, материт изо дня в день, оскорбляет и бьёт, только что за него вступился и навалял всем. — Ты вступился за меня?       — Ну да, а чё делать-то было? Ты, вон, согнулся в три погибели и опять обосрался. Меня ж Тэхён с говном сожрёт, если я тебя домой не доведу с твоими припадками. Раз внук готов меня палкой забить, лишь бы тебя защитить, то чего уж там, и я буду защищать, ты ж невестка мне вроде. Любит тебя мой внук… Но не обольщайся, я и за Хосю вступился бы, — хмыкнул дед и, переваливаясь с ноги на ногу, поковылял впереди всех гордой походкой.       Дорога домой прошла в отличном настроении и обсуждении недавнего боя. Чонгук даже загордился дедом и зауважал, что ли, старика, пересмотрев своё отношение к нему. Тэхён, как оказалось, говорил правду — когда дед его избивал, делал он это без злости и с целью воспитания, теперь Чонгуку было с чем сравнить. Старик открыто признал его частью семьи, пусть даже Чонгук и дефектный по его словам. Зато Тэхён его любит. Хоть дед оскорблял его всячески и по любому поводу, был груб, но всё же принимал.