(Не) сладкая месть

      — Ким Тэхён, ты уволен! — слетевшая с губ Чонгука фраза пробила Тэхёну грудь. Резко. Одним ударом. И как обухом по голове пришло мгновенное осознание, что случилось худшее — память вернулась. Фрагменты воспоминаний и так просачивались в их жизнь, и он знал, что рано или поздно Чонгук должен вспомнить всё. Знал, но оказался совершенно не готов…       Тэхён буквально ощутил, как с его лица стекли все краски, замершее на мгновенье сердце заполошно заколотилось в груди, а дыхание перехватило. Он нервно, отрицая всё, замотал головой. Только не это, только не сейчас! Внутри взметнулся ужас. Страх — такой отчётливый, такой липкий, такой мерзкий, — запускал свои щупальца глубоко под кожу, причиняя боль. Тэхён боялся потерять Чонгука, прямо сейчас, здесь, в толпе незнакомых людей. Отчаяние толкнуло сделать шаг, схватиться за руку и прошептать, умоляя:        — Чонгук, маленький мой, любимый. Выслушай меня, пожалуйста! — Он покрывался холодным потом, а Чонгук и вовсе казался безжизненным — застывший стеклянный взгляд и совершенно ледяные ладони.       Чужие губы скривились от обиды, лицо исказилось в муке, и Чонгук выдернул свою руку, сделав шаг назад, произнося ненавистные Тэхёну слова снова:       — Ким Тэхён, ты уволен, — а внутри всё умирало, Чонгук убивал, вынося вердикт их отношениям. Дальше Тэхён услышал самое ужасное, что мог представить: — Отомстил, да? Доволен теперь? Этого же хотел, так? Знать тебя не желаю! — прозвучало, как окончательный приговор.       Тэхён ошарашенно уставился в ответ округлившимися от неподдельного ужаса глазами. Неправда! Нет! Он безмолвно кричал, пока глаза Чонгука шарили по его лицу в надежде найти, за что зацепиться, услышать его крик. Чонгук думал, что он притворялся всё это время? Это выбивало почву из-под ног.       Мгновение, и с новым шагом Чонгука от него мир, который они вместе создали, вдруг начал стремительно тускнеть и отдаляться, рушиться буквально на глазах, обломками падая в бездонную чёрную пропасть…       — Это не так, Чонгук! Останься со мной! Я умоляю тебя! — Тэхён взмолился, подступая ближе, но Чонгук, казалось, не слышал. Смотрел будто бы сквозь него пустым взглядом, от которого Тэхёну становилось ещё больнее. Невыносимо. Видеть Чонгука таким разбитым просто невыносимо. А тот развернулся и начал уходить. Тэхёну стало страшно. Страшно вот так потерять любимого человека, когда тот думает, что он его использовал. Он должен достучаться, объяснить! — Чонгук, Чонгук, послушай же ты! Не уходи, давай поговорим. Тебя убить могут. Пожалуйста, выслушай! — К страху потерять добавился другой: на Чонгука всё ещё идёт охота. Вернись тот сейчас в таком состоянии домой, завтра Тэхён прочтёт новости об убийстве генерального директора SK Hynix.       К счастью, Чонгук услышал его и медленно обернулся. Не психовал, не кричал, не скандалил — хороший знак. Возможно, он даст Тэхёну шанс всё объяснить, как есть — от начала до конца, ничего не утаивая.       — Ты плачешь? — Тэхён не ожидал увидеть крупную слезу, скатившуюся с ресниц по щеке прямо у него на глазах. Растерялся, а Чонгук отрешённо поднёс пальцы к глазам, смахнул влагу и будто бы не понимал, что происходит. Только не слёзы! Тэхён понял — Чонгук не кричал не потому, что был спокоен, Чонгук рассыпался у него на глазах, ломался. — Маленький мой, любимый, Чонгук, малыш, прости меня, пожалуйста! — Тэхён испуганно взмолился и потянулся к нему руками. Не успел. Он больше не слышал людей вокруг, полные ненависти глаза Чонгука лишили его слуха. Он видел, что Чонгук замахивается, но так и стоял идиотом, а затем в его челюсть врезался кулак. От сильного удара Тэхён пошатнулся, земля ускользнула из-под ног, и он тяжело приземлился задницей на асфальт…       Ошарашенный, растерянный и раздавленный чужой болью. И своей собственной.       Он вскинул глаза, но обзор загородили — кто-то помог ему встать, у него что-то спрашивали, но Тэхён не реагировал. Щека горела огнём, а челюсть приглушённо ныла, но было откровенно плевать — заслужил. Он вырвался из толпы и зашарил глазами, ища Чонгука. Но того нигде не было.       Чонгук сбежал.       С бешено колотящимся сердцем, Тэхён сорвался с места и побежал следом, судорожно скользя взглядом вокруг. Бестолково метался по улицам, чувствуя, как время утекает сквозь пальцы, и искал, искал. Но тщетно. Чонгук пропал. Волна паники захлестнула мозг, тело покрылось холодным и липким потом. Тэхён не переживёт, если узнает, что Чонгука убили. Просто не переживёт. Голова кружилась, на лбу выступала испарина, по щекам текли слезы. Дрожащими руками он потянулся за телефоном — гудки, долгие одинокие гудки, а на том конце Чонгук не брал трубку. Один, два, три, пять, десять. Звонки в никуда. Телефон от нервной дрожи выпал из рук, а подняв его, Тэхён набрал другой номер.       — Нам-м-джун, — дрожащим голосом заикался Тэхён. — Ты-ты в городе? Дома? Мне нужна п-по-мощь! Чонгук, он вспомнил. Сбежал.       — Да, я ещё в городе, где ты?       — Я сброшу адрес.       Тэхён непослушными пальцами набирал на экране название улицы, промахиваясь мимо нужных букв, и номер дома, у которого стоял. Намджун подъехал минут через пятнадцать, которые казались вечностью, состоящей из телефонных гудков. Чонгук по-прежнему не отвечал.       — Тэхён, — позвал Намджун из машины, открывая пассажирскую дверь. — Садись.       Тэхён быстро юркнул в салон и молча трясущейся рукой указал вперёд. Слова застряли в горле, и он во все глаза смотрел в окно, судорожно выискивая среди людей знакомую фигуру, пока машина медленно ехала вдоль тротуара. А палец неустанно набирал один и тот же номер.       — На, выпей воды и успокойся. Рассказывай, что случилось.       — Он всё вспомнил. Мы шли, там была авария, наверно, он словил триггер, а потом замер. Ты не видел его лица. Он вспомнил, кто я, и что я не был ему парнем, что врал ему… Пиздец просто. Он думает, что я мстил ему, понимаешь, Намджун, — бормотал Тэхён, глядя в окно. — Хён, что мне делать? Чонгука убьют, если он вернётся в компанию. Я не переживу — он для меня всё. У него нет денег, только те, что ты ему дал за работу, и телефон, телефон твоего деда.       — Успокойся, Тэхён-и, мы его найдём. Без денег далеко не уйдёт. Может, он попсихует и сам в деревню вернётся. Дай ему время, он не глупый, и если всё вспомнил, то не станет действовать опрометчиво. Найдётся твой Чонгук, не переживай.       Несколько часов Намджун возил его по округе в поисках Чонгука и всё безрезультатно. Тэхён был не в себе, не хотел уезжать, но, в конце концов, позволил отвезти себя домой к деду в надежде, что Чонгук может вернуться сам. В большом городе бессмысленно искать человека, если он сам не хочет быть найденным. Тэхён сделал глубокий вдох, как полагается делать всякий раз, когда хочешь, чтобы у тебя в голове прояснилось, и продолжил внимательно всматриваться в прохожих, пока его везли в пригород.       Дед сидел на пороге дома, попивая рисовое вино. Стоило Тэхёну с Намджуном приблизиться, тот провёл языком по пересохшим губам и вгляделся в лицо Тэхёна, осмотрелся, вытянув шею, и пытливо перевёл взгляд обратно. На лице промелькнуло тревожное недоумение.       — А Чонгук где? — дед тут же подскочил на ноги, и, кажется, впервые называл того по имени, чем ещё больше добавлял мук совести Тэхёну.       — Я оставлю вас, буду у деда, держи меня в курсе, Тэхён, — Намджун сжал его плечо, поддерживая, и вышел со двора.       — Тэхён? Чонгук, говорю, где? — дед недоуменно хмурился и, в конце концов, после нескольких секунд молчания, не выдержал и слегка встряхнул Тэхёна. — Да говори уже, что там случилось, не томи! Дефектного где потерял, я спрашиваю?       — Он ушёл от меня. От нас. Ушёл… — собственный голос звучал до ужаса жалко, а руки продолжали трястись мелкой дрожью. Дед, видимо, заметив его состояние, сунул ему кружку с вином, подталкивая под донышко вверх, заставляя выпить всё до дна.       — Эт как ушёл? Вы же часы поехали толкать в город.       — Насовсем ушёл, деда, — обречённо признался Тэхён и, видя непонимание в глазах, добавил: — Я обманул его. И тебя, дед, тоже. Мне так жаль… А Чонгук всё вспомнил, понимаешь? Вспомнил, кем был до потери памяти…       Тэхён нервно вернул пустую кружку деду в руки и суетливо топтался на месте, не зная куда деться от пристального взгляда.       — Да не мог он уйти! Он дефектный же, ну! Ничего не умеет, кроме как торговаться… Ну, в интернете что-то понимает, ладно… Любит тебя петух, куда ж ему идти? И что значит обманул? — Дед настолько сильно волновался, что это было заметно даже по голосу. А он ведь тоже по-своему любит Чонгука, переживает за него. Осознание этого просто добило Тэхёна, и он не сдержался…       Давясь задушенными всхлипываниями, опустился на порог и закрыл лицо руками, чувствуя, как по щекам текут слезы.       — Чонгук не мой парень, я обманул и тебя, и его, — кое-как справившись с голосом и дрожаще выдохнув, ответил Тэхён. Он утёрся рукавом, стараясь взять себя в руки, ведь дед ждёт объяснений. — Чонгук мой бывший начальник. Генеральный директор компании, в которой я работал.       — Не дури! Петух — директор? Да брешешь ты всё! Театр одного актёра мне тут разыгрываешь! — дед отвесил Тэхёну леща, но тот лишь снова всхлипнул, кривя губы, чтобы сдержать рыдания. Дед пытливо щурился, разглядывая Тэхёна и, видимо, поняв, что он не шутит, удивлённо замер.       — Я не шучу, он директор. Чонгук один из самых богатых людей в стране. И уволил он меня, потому что я гей.       — Во дела… — дед растерянно хлопнул по бёдрам руками и пошёл с кружкой к бочке с вином. Себе на этот раз набрать. И уже оттуда всполошился: — Так он же сам петух! Как так-то?       — Он не знал… Его убить пытались, с моста упал у нас в посёлке и потерял память, а я его нашёл. — Тэхён снова скривился и расплакался, закрывая лицо ладонями.       — Да чтоб тебя, засранец, хватит реветь! Рассказывай, где мой дефектный подевался! Не выводи! Директор, не директор. Помню, как он носом крутил, и что теперь, перевоспитали же. Какая разница, кем был! Нормально же было всё, когда уезжали! — Дед уже и сам не на шутку разнервничался, выпил стакан залпом, скривился и пошёл за новой порцией. — С моста упал, говоришь… Я знал, что он таракан живучий, но чтоб настолько… — дед, набирая вино, причитал под нос и пытался переварить информацию, пока Тэхён глубоко дышал, сидя на пороге, приходя в себя.       — Я обижен был. Соврал, что он мой парень, не мог отпустить — убили бы. И рассказывать не хотел, кто он такой. Хотел позлить его, отомстить за то, что мудаком был, а потом влюбился. Он оказался совсем не таким, дед, как я думал о нём изначально. А теперь к нему вернулись воспоминания, и Чонгук думает, что всё, что было, я делал из-за желания отомстить ему. Я так сожалею, что не смог объяснить, не смог удержать. Он ушёл, и я не знаю, куда. Трубку не берёт. А на него всё ещё идёт охота!       Дед, хмурясь, присел на порог, утёр пальцем нос и протянул кружку с вином Тэхёну.       — Эт что же, ты его топтал, а он не знал, что раньше петухом не был? Натворил ты дел, да уж… Где ж ты мне дефектного теперь искать будешь? Чёрт! Вот засранец же, Чонгук этот, вспомнил, что богач, и ветром сдуло. Без мыла в душу мне залез, а теперь ушёл так просто. Ну, попадись он мне, выпорю! И тебя тоже выпороть надо, бестолочь! Времени столько было — не мог поговорить с ним нормально?!       В ответ деду прилетело короткое всхлипывание. Тэхён и сам не понял, смех ли это или всё ещё рыдание… Истерика, кажется.       Алкоголь немного приглушил чувства, но беспокойство всё равно грызло изнутри. Бездействие угнетало, а беспомощность и страх за чужую жизнь высасывали все силы. Тэхён заблудился в собственном вранье и не знал теперь, как всё исправить, как доказать Чонгуку, что он не обманывал его, а любил.       На улице начинало темнеть, и спокойствию это никак не способствовало. Он продолжал названивать Чонгуку, пока гудки не оборвались, а буквально через секунду вызов больше не осуществлялся. Тэхён в чёрном списке. Снова. В который уже раз? Эта мысль вызвала у Тэхёна нервный смешок, и от жалости к самому себе он снова тихо расплакался. За забором послышался шум, и едва голова Намджуна выглянула из-за забора, Тэхён встрепенулся и утёр рукавом слёзы.       — Тэхён, Чонгук звонил.       — Что? — он подскочил на ноги и бросился к забору, а сердце затрепыхалось в надежде. — Где он? Он в порядке?       — Он просил забрать его и помочь.       — Тогда поехали, Намджун. Скорее, — Тэхён соскочил с ящиков и уже было побежал к калитке, но остановился, увидев бездействие друга. — Чего застыл? Быстрей, пожалуйста!       — Тэхён… Он просил ничего тебе не говорить… Как только я начал пытаться рассказать, как ты переживаешь, он сбросил звонок. Я поеду один. Дай ему время прийти в себя.       Его сердце рвалось к Чонгуку. Хотелось увидеть его, поговорить, объяснить. Да просто хотя бы самому убедиться, что все в порядке. Но вряд ли сейчас у Тэхёна есть хоть какой-то шанс. В любом случае, Чонгук будет в безопасности с Намджуном, а это на данный момент важнее всего.       — Хён, я… мне так жаль. Просто передай это, скажи… скажи, что я хочу поговорить с ним. Не отпускай его в Ичхон, Намджун. Помоги Чонгуку, пожалуйста, лишь бы жив остался. Я что угодно сделаю, только помоги ему.       — Тэхён, успокойся и жди, всё будет в порядке. Я присмотрю за ним. Вечером позвоню.       Тэхён пробормотал в ответ что-то невразумительное, покивал и, нервно заламывая руки, прислушался, как Намджун слез со скамейки по ту сторону забора, как хлопнул калиткой и как заводил мотор. Каждый звук эхом отдавался в голове. Возможно, Намджун действительно был прав — Чонгуку нужно время. Просто необходимо всё переосмыслить и принять новую реальность, принять себя цельного, в конце концов. Взглянуть на всё с другой стороны. Отойти от шока и здраво рассудить — Тэхён не притворялся. Если Чонгук сам попросил помощи, значит, начал соображать, пришёл в себя хоть немного. Чонгук жив, он здраво мыслит. Да — обижается. Ну а кто бы на его месте смог принять подобное спокойно? Тэхёну нужен всего один шанс объясниться перед ним — Чонгук любит, он поймёт. Он надеялся на это всей душой. Дёргающееся от тревоги сердце немного успокоилось, и он вернулся в дом.       Ужин? Даже дед не стал есть, что тут говорить про него… В горле ком, в голове война, а душу терзали муки совести. Тэхён закрылся в комнате и залип на безжизненно-чёрный экран телефона, ожидая звонка. Яркий свет лампы был невыносим, резал глаза, а вот полумрак сейчас подходил намного больше. Сидя почти в тёмной комнате, Тэхён поймал себя на мысли, что сам во всем виноват. Раз за разом принимая решение ничего не рассказывать Чонгуку, он знал, что произойдёт потом. Справедливо. Тэхён заслужил. Вот теперь и страдает. Поделом ему. А чего он, собственно, хотел? Чонгук должен был понять и простить? Не в его характере такое. А что тогда? Тэхён надеялся, что Чонгук даст ему шанс всё объяснить, даст шанс высказаться, даст показать, насколько сильно он ему дорог. Пусть бы кричал, ругался и скандалил, но не так, как в итоге повёл себя… Были бы они дома, Тэхён не позволил бы Чонгуку сбежать.       Телефон всё же засветился — звонил Намджун, казалось, спустя целую вечность, за которую Тэхён успел себя казнить несколько раз.       — Намджун? — Тэхён после первого гудка схватил аппарат в руки и ответил на вызов, нервно сглотнув. — Чонгук? Как он?       — Всё в порядке. Он у меня дома. Лёг спать.       — Я могу приехать… Завтра? — голос откровенно дрожал, а слова застревали в горле.       — Тэхён… Не стоит пока что. Он злится очень на тебя, даже имя твоё слышать не хочет. Я только заговорил о тебе, как он драться полез прямо в машине. Так что… сам понимаешь. Ему плохо, и он пытается отвлечься. Чонгук планирует вернуть себе компанию.       — Что? Только не это! Только не в компанию, Намджун! — голос дал петуха, и вышел какой-то писк.       — Чонгук трезво мыслит. Не переживай, у него есть план, и он вроде бы всё успел продумать. Тебе завтра на работу нужно ехать, не мучай себя, Тэ. Дай ему время остыть.       — Работа? — растерялся Тэхён. А ведь действительно, ему завтра на работу нужно. Не может он лишиться единственного источника дохода, который с таким трудом нашёл, не может позволить себе киснуть дома. У него есть обязательства, он должен… И кто бы, что ни говорил, Тэхён твёрдо решил прийти к Намджуну вечером, пусть тот и просит его этого не делать. Не может отпустить Чонгука в Ичхон, так и не поговорив с ним. — Да, мне надо на работу. Не могу её потерять…       — Ладно, Тэхён-и, ложись спать и не переживай. Я буду держать тебя в курсе. Всё наладится. Твой Чонгук надавал мне кучу указаний, так что мне нужен телефон.       — Хорошо, спасибо, Намджун. Я очень благодарен тебе за помощь.       Тэхён закончил разговор, чувствуя, что хоть немного, но ему стало легче. Прямо сейчас Чонгук в безопасности. Только вот… Надолго ли эта безопасность?       Уснуть так и не получилось, да не особо Тэхён и старался. Он то и дело прокручивал их последний разговор, вспоминал каждую деталь — слово, жест, взгляд, эмоцию. И тонул в чувстве вины, потому что видел, чувствовал, насколько тяжело пришлось Чонгуку.       Смотрел на то единственное их селфи, гладил экран подушечками пальцев и бормотал тихое «Прости, Чонгук». Как дурак. Но извиниться хотелось просто безумно, только вот это не помогало и становилось только хуже. Он снова чувствовал усталое, безнадёжное отчаяние и держался за одну только надежду, что завтра он обязательно увидит Чонгука и сможет поговорить с ним.       Под утро он был разбит настолько, что всё же проваливался в мутную, тяжёлую дрёму. Минутами Тэхён совсем забывал, что Чонгук ушёл, смотрел на дверь и ждал что тот вот-вот в неё войдёт, ляжет рядом, прижмёт его и поцелует, когда затуманенный мозг периодически отключался. Но оставалось только смутное понимание, что случилось непоправимое, нелепое и ужасное — состояние, похожее на тяжёлую беспричинную тревогу, овладевающую иногда в лихорадочном кошмаре человеком, — Чонгук ушёл от него.       На работу его разбудил дед, и Тэхён уехал из дома в совершенно разбитом состоянии.       Мысленно прокручивая все слова, что он хотел сказать, Тэхён как-то прожил до конца рабочего дня, накачивая себя кофеином. Твёрдо решил — он должен поговорить с Чонгуком. Чем ближе он подходил к дому Намджуна, тем сильнее его охватывала паника перед предстоящим разговором. А что, если он не простит? Так. Нет. Тэхён сделает всё от него зависящее, чтобы заслужить прощение, если надо, то будет умолять на коленях. Быстро поднявшись на нужный этаж, Тэхён замер перед дверью. Вдохнул, собрался с духом и твёрдой рукой нажал на дверной звонок.       Тишина…       Подождав немного, он снова позвонил, но никто так и не открыл. Достав телефон, Тэхён набрал Намджуну, но тот сбросил звонок. А через секунду прилетело сообщение.       «Что-то срочное?»       «Хён, я на пороге твоей квартиры, открой. Ты дома?»       «Нет. По дороге в Ульсан с Чонгуком, у него там встреча. Прости, не могу сейчас разговаривать.»       «Это опасно?»       «Встреча эта?»       «Хён?»       «Нет»       Тэхён знал, что Намджун соврал ему. Чонгук неоднократно ездил в Ульсан к японцам, и он то и дело слышал от него «якудза», «банда», «наёмники». Да о чем тут говорить, если Тэхён лично заказывал тому усиленную охрану на такие поездки? Значит, Чонгук решил купить себе союзников, только вот союзники эти настолько же опасные, как и враги.       Домой Тэхён вернулся совершенно поникшим. Дед открыто переживал за их отношения, расспрашивал, почти не оставлял одного и даже шантажом заставлял есть: «Ты не ешь, и я не буду». Ожидание новостей не убивало, но страшно калечило душу и оставляло тело в разбитом состоянии.       Намджун молчал.

***

      Машины припарковались у элитного ресторана, контроль над которым держал клан, и Чонгука с Намджуном провели в vip-комнату, оставив охрану у входа. Вместе с официантом охранник завёл несколько девушек лёгкого поведения и, как обычно это бывает в таких местах, скромницы в откровенных нарядах смущённо глядели в пол, пока глава клана не подал им знак, разрешая сесть рядом. Девушки распределились по разные стороны от сидящих мужчин. Официант отточенными движениями разлил алкоголь и, учтиво поклонившись, встал у двери. Якудза, размеренно поглаживая одной рукой колени девушки, покорно сидящей рядом, во вторую взял стакан с виски и протянул, предлагая чокнуться.       — Выпьем за твою живучесть, Чон Чонгук. И наше продуктивное сотрудничество.       Чонгук выпил залпом и не успел он поставить стакан на стол, как официант тут же подлил ему новую порцию, пока на столе расставляли лёгкие закуски и фрукты.       — Итак, я слушаю. Чего конкретно ты от меня хочешь?       Чонгук достал распечатанную фотографию и ручкой обвёл наёмников, а на салфетке написал имя зама.       — Это те, кто стрелял, от них нужны имена, планы — в общем, не мне учить вас, как работать. Это люди моего зама, его имя ниже. Вот с ним можно не нежничать, но никого не убивать. Мне не нужно лишнее внимание ни от полиции, ни от прессы. Просто доходчиво объяснить, что им светит в случае отказа от сотрудничества. Чтобы моё дело закрыли, убийство охранника и водителя повесят на них, но сначала надо получить ответы. Где-то среди совета директоров сидит крыса, возможно, не одна. Мне нужны имена. — Чонгук, не глядя, протянул руку к Намджуну и щёлкнул пальцами. Тот тут же всунул ему конверт, который достал из внутреннего кармана пиджака. — Это на мелкие расходы твоим людям.       — С предателями у нас другой разговор. Наш клан чтит верность, ты же знаешь.       — Предали не вас, а меня. Делайте с ними, что хотите, но для полиции они нужны живыми.       Якудза задумчиво постучал пальцами по салфетке и, чуть приподняв руку, отодвинул её вместе с конвертом сидящему рядом советнику, а тот сделал едва заметный жест рукой. Охранник в два шага оказался рядом, стоило тому взглянуть сайко в глаза, забрал конверт, салфетку с именем, фотографию, и скрылся за дверью. Не такой уж и охранник тот был, как оказалось, скорее всего, приближённое лицо, и занимал определённый ранг в клане, а отрезанный мизинец кричал о его ценности в семье. Палец отрезали в качестве искупления своей вины перед главой клана, и если тот всё ещё был рядом и к тому же живой, значит, весьма полезен. Возможно, это был начальник личной охраны, и он краем уха слушал, что конкретно нужно Чонгуку.        — Выпьем ещё! Завтра к вечеру у тебя будет вся информация, а послезавтра всеми разыскиваемый Чон Чонгук триумфально вернётся в компанию. За возвращение!       Чонгук чокнулся и снова осушил стакан залпом, а якудза подав знак одной из девушек, указал ей место между Намджуном и Чонгуком.       — Ну что ж, раз дела мы порешали — девушки скрасят наш сегодняшний вечер.       После этих слов скромницы ненавязчиво активизировались, кто-то танцевал, еще одна девушка пела караоке, и довольно неплохо, надо сказать. А та, что села рядом с Чонгуком, наклонилась, демонстрируя откровенный вырез, и с намёком провела маленькой ладошкой по его бёдрам. Намджун тоже не остался без женского внимания, но лишь спокойно улыбался в ответ.       Третий стакан он тоже выпил залпом, чувствуя, что в груди начинает копиться раздражение. Девушка лезла довольно активно, ее поглаживания становились всё откровеннее. Якудза же, между делом, во время разговора тонко намекал на повышение своей доли в порту, а Чонгук отчётливо понимал, что его сейчас пытаются склонить к не очень выгодным условиям. Уступит, конечно, ведь он сейчас не в том положении, чтобы упираться. Только вот полностью на условия якудза не пойдёт, слишком невыгодно. Так, сдвинется немного, чтобы показать свои хорошие намерения.       Девушка подбешивала всё больше и, грубо скинув её руку с бедра, Чонгук окончательно оборвал невыгодное ему обсуждение, поставив точку. Под предлогом освежиться он ушёл в туалет. Алкоголь делал своё дело и, немного пошатываясь, он пьяно смотрел на себя в зеркало. Перед глазами, как ему показалось, стоял будто незнакомый Чонгук — в дорогом костюме, с идеально уложенной причёской, которая открывала лоб. А где-то там, на дне его глаз, барахтался от боли другой Чонгук, в простой домашней футболке и чужих спортивках. Плеснув в лицо воды, он усиленно потёр его ладонями, отгоняя неуместно всплывающие мысли.       За спиной появился небольшого роста официант и с покорно склонённой головой подошёл ближе. Наверняка якудза заметил его раздражение от поглаживаний девушки и послал за ним миловидного парня с виски на подносе. Хитрый расчётливый японец предлагал ему не выпивку, ему предлагали покорного мальчика в наслаждение и забвение. Официант едва поклонился и, протягивая поднос со стаканом, ждал своей участи. Чонгук сцапал с подноса стакан, сделал щедрый глоток и пристально уставился на парня, пытаясь понять собственные чувства. Нравится ему?       — Господин, — пролепетал тот и нерешительно потянулся рукой к его груди.       Нет. Ему не нравится.       — Не смей прикасаться ко мне! — Произнося эти слова, Чонгук с отвращением посмотрел на официанта, брезгливо скинул с себя чужую руку и, ухватив того за горло, прижал к стене.       Парень едва стоял на носочках, задушено хрипел, краснел и задыхался, пытаясь расцепить мёртвую хватку у себя на горле, пока в душе Чонгука поднималась непреодолимая волна неприязни, а сердце колотилось, словно пойманная птица.       — Ненавижу таких, как ты! — ядовито прошипел он официанту в лицо и с презрением швырнул того на пол.       Вернувшись за стол, Чонгук обнаружил, что Намджун (хитрый засранец) уже о чём-то беседует с оябуном, обнимая прижимающуюся к нему девушку.       Чонгук сел на диван, снова залпом влил в себя алкоголь и откинулся головой на спинку, устало прикрывая глаза. Рядом села уже новая девушка, едва он почувствовал на своём бедре ладонь — резко сбросил её с себя.       — Убери руку! — процедил Чонгук сквозь зубы, кривясь от омерзения. И вновь откинулся на диван.       Девушка тут же получила знак убраться, и больше к нему уже никто не приставал.       — Что это с ним? — поинтересовался якудза у Намджуна. — Я могу предложить, кого пожелает, и удовлетворить самые гурманские предпочтения.       — Ему не до этого. Не думаю, что если бы тот же сайко покушался на вашу жизнь, отобрал у вас клан, объявив мёртвым, и открыл охоту за головой, вам было бы до секса. Ему нужно время, а нам выпить! — Намджун тактично перевёл внимание на себя, оставив Чонгука в покое.       — Ты прав, выпьем.       Это последнее, что слышал Чонгук. Мысли в голове топили. Тот парень в туалете всколыхнул в нём какое-то тёмное, до омерзения противное, липнущее к коже чувство. Чонгук глубоко дышал там не оттого, что перед ним стоял отталкивающей внешности парень, а потому что это не Тэхён. Слова с губ сорвались сами, а вспышка ярости застелила пеленой рассудок. Выместить боль и обиду на хрупком парне только потому, что тот попался под руку — не лучший поступок в жизни Чонгука, но их уже столько было, что наплевать.       Понимание того, что на самом деле Чонгук всегда был скрытым геем, озарило вспышкой сознание, и он тихо затрясся от смеха с закрытыми глазами, сидя на диване. А ведь действительно, девушек он и раньше не жаловал, а на парней попросту не смотрел. Потянувшись за бесконечно наполняющимся стаканом виски, Чонгук отпил, чувствуя, как жидкость обжигает горло, оставляя горечь на языке. Чонгук гей. Смешно. Всегда им был. Вдвойне смешно. Грудь сотрясалась от смеха, и он наверняка походил сейчас на безумца. Какое открытие! Так яро ненавидел их всех, уподобляясь взглядам отца, и даже сам не понимал, что такой же любитель членов. Боялся осуждения? Конечно. А теперь-то что, кого бояться? Отец умер. Некого… Только вот принять себя так просто не получалось. Это значило бы, что он испытывает к Тэхёну чувства. Нет! От этого больно становится. Зато ему помогли разобраться в своих предпочтениях… И кто же? Тот, кого он уволил за это. Тэхён отомстил, навешал лапши на уши, наигрался, изображая любовь, трахнул и вытер о Чонгука ноги. Осталось только спасибо сказать, просветил…       Снова больно.       Ещё виски.       Ждать до следующего вечера, когда японцы всё сделают, в трезвом уме у Чонгука не было сил. Спать с кошмарами — тем более, а вот забыться и напиться, лишь бы не видеть под веками Тэхёна, вполне подходящее решение. Правда, хотел не показывать свою слабость другим, не напиваться — не получилось.       Чонгук проснулся на следующий день от хлопнувшей двери в номере отеля, в котором оказался по чьей-то милости. Не всё ли равно, чьей? Запах перегара бил в нос, а стоило привстать на руки, как голова закружилась, и он понял, что всё ещё пьян. Хотелось продолжить. Еще выпить. И просто попить. Чонгук разбито встал и, скривившись, поплёлся к маленькому бару в номере.       — Может, хватит, а? — Намджун в один шаг приблизился вплотную к Чонгуку и уставился прямо в глаза, отбирая бутылку.       — А я не спрашивал тебя!       — Я не позволю тебе пить. Через пятнадцать минут принесут кофе в номер. А сейчас ты пойдёшь в душ, — скомандовал Намджун, но Чонгук только иронично весело рассмеялся, пьяно уткнулся ему головой в плечо, хлопнул по спине рукой чуть сильнее положенного и, отвернувшись, пошёл за новой бутылкой.       — Иди к чёрту, Намджун. До вечера ещё далеко. Мне нужно выпить и ещё поспать, а не тебя слушать.       Чонгук снова усмехнулся и уже приложился к горлышку бутылки, откинув куда-то в сторону крышку, как Намджун резко схватил его за затылок и поволок за собой. Цепляя углы и на что-то натыкаясь, Чонгук пытался сопротивляться. Не получалось. Намджун — сильный, сука! — бесцеремонно впихнул его в душ, открыл холодную воду и от души полил на него струями.       — Сука! — шипел Чонгук, выставляя руки перед собой, матерился и пытался выйти. Намджун не позволял, пока он полностью не вымок и не смирился, привыкнув к холодной воде на коже. — Ты издеваешься? Горячую включи, блять!       Намджун хохотнул, а Чонгук, тяжело вздохнув, принялся расстёгивать непослушные пуговицы на рубашке.       — Так и будешь пялиться на меня, пока я буду мыться? Исчезни! — злобно приказал Чонгук и, отобрав душ, захлопнул душевую кабину.       Намджун не отходил от Чонгука до самого вечера, коршуном следил, чтобы он не пил, чуть ли не насильно пичкал сквозь маты едой и убойной дозой кофеина. После непродолжительного сна к ним в отель всё же пришёл один из приближённых людей главы преступной группировки и бросил на стол папку, из которой выскользнули фотографии измученных пленников.       — Всё сделано, как вы просили. Наёмники в полиции, пишут признание. Вот этот, — японец достал фотографию избитого Джи Хуна, — оказался крепким. Наотрез отказывался говорить, но ребята знают толк в пытках. Где-то после второго сломанного пальца и снятой с мизинца кожи заговорил. В папке документы этого Джи Хуна — нашли в сейфе у него дома. Там с его слов компромат на соучастников из совета. Сказал, что так он страховался, чтобы его не подвинули в должности, отдав управление компанией, когда вас признают мёртвым, а долю акций распределят между остальными. Его арестуют завтра по признанию наёмников. До утра он под присмотром, прессе слили информацию, процесс задержания покажут по телевизору, лицо замылят. Преступление будет раскрыто, и совету уже не нужно будет так открыто охотиться за вашей головой. Сольют всё на этого Джи Хуна, а он будет молчать. Вы можете возвращаться. Будут ещё какие-то распоряжения?       — Нет, спасибо. Передайте оябуну, я переведу ему на счёт свою признательность, — Чонгук даже сам не заметил, как слова благодарности сорвались с его губ, а японец, почтительно кивнув, вышел из номера.       Повернувшись к Намджуну, Чонгук протянул ему руку и крепко пожал чужую ладонь.       — И тебе спасибо. Обращайся, если будет нужна помощь. Сбрось на телефон свой номер счёта, завтра переведу свой долг. Как обещал, утрою.       — Уверен, что дальше сам справишься? — Намджун чуть задержал свою руку и посмотрел пристально, проверяя его состояние. — Я могу остаться ещё ненадолго, если тебе нужно.       — Нет. Справлюсь. — Чонгук знал, на что намекал Намджун, судя по тому, как откачивал его весь день и приводил в чувства. На минуту даже показалось, что тот за него действительно переживал, пусть и не показывал.       — Тогда, удачи, Чон Чонгук! Охрана внизу ждёт тебя, — Намджун дружески улыбнулся и, хлопнув его по плечу, вышел из номера.