(Не) сладкая месть

      Поздно за полночь, ступая на порог собственного дома спустя несколько часов пути, Чонгук чувствовал себя странно. Его не было чуть больше месяца, а пустынный дворец, в котором он жил раньше, теперь казался холодным и брошенным. Да, собственно, он никогда раньше и не был тёплым ни в каком смысле этого слова. А сейчас и вовсе отталкивал. Охрана распределилась по периметру, проверяя безопасность. Переполох заставил разбудить того единственного человека, который, Чонгук не сомневался, встретит его здесь. Домработница, испуганно кутаясь в халат, выбежала на шум и замерла в холле, глядя на него.       — Господин? — женщина, казалось, не верила своим глазам и несколько секунд молчаливо всматривалась в лицо Чонгука, прикрыв рот ладонью. Вскрикнула и кинулась к нему. Позволив себе чуть больше, чем обычно, няня, если её можно так назвать, обняла Чонгука, но тут же встрепенулась, опомнившись. — Простите, Господин Чон. Я так рада, что вы живы! Вы не представляете, как я переживала, все думали, что вы пропали, а та страшная авария… Боже, я молилась за вас, господин. Я верила, что вы живы, а теперь вы стоите целым и невредимым передо мной! Просто не верится! — женщина расплакалась и, утирая глаза воротом халата, задушенно всхлипывала.       — Я живучий, — Чонгук приобнял в ответ, чувствуя, как на лицо наползает улыбка. Приятно, что хоть кто-то тебя ждёт. Хотя именно в этом человеке он ничуть не сомневался. — Ну, хватит уже плакать, со мной всё в порядке, — после этих слов женщина быстро взяла себя в руки, будто по команде, и отступила назад на несколько шагов, утирая слезы. Надо признать, прожитые годы в этом доме блестяще вышколили человека. Осознавать, что не от хорошего обращения появилась эта чёткость в самообладании, было неприятно.       Чонгук молча двинулся в кухню и, будто бы не у себя дома, принялся открывать ящички в поисках посуды, пока женщина ошарашенно следила за его действиями. Нашёл. А вот холодильник оказался почти пуст…       — Где еда? — Чонгук растерянно хлопал глазами, глядя на почти то же самое, что он видел в деревне. Одинокий лоток с яйцами, судок с кимчи и зелень по мелочи.       — Ох, господин Чон, я не знала, что вы вернётесь, продукты не купила, простите. Вы есть хотите? Давайте я что-то приготовлю, — услужливо пролепетала домработница, суетясь вокруг него, и отобрала пустую тарелку из рук.       Чонгук вдумчиво посмотрел на женщину и понял, что она всегда жила в этом доме: у неё не было собственной семьи, и некуда было идти — только этот пустой дом, только Чонгук. Вся её семья — Чонгук. А он что? Как он вообще с ней разговаривал раньше? Как вёл себя? Теперь за это просто стыдно. Когда он пропал, счета заморозили, слуги разбежались, как и охрана дома. Деньги не поступали, и женщина этот месяц жила на свои кровные. А сколько он ей платил? Чонгук даже не знал суммы. Судя по тому, что она не смогла уйти или не захотела, наверное, не много. Снова стыдно. А ведь действительно, если бы его не стало — няню бы просто выставили на улицу. Эта мысль теперь казалась вопиюще недопустимой.       — Ничего не нужно, я не голоден, — соврал Чонгук и принялся дальше рыскать по ящикам в поисках кофе.        — Давайте я заварю вам кофе, господин Чон, как вы любите. Вы же никогда его сами не делали, я помогу, — домработница тут же открыла нужный шкафчик, выудила оттуда кофейную кружку, турку и активно стала хлопотать над плитой.       Чонгук замер в растерянности. А ведь действительно не делал, потому и не знает, где и что стоит на его же собственной кухне. Да он ни разу даже в ящики не заглядывал! Это ведь в деревне его научили и кофе себе самому варить, и по холодильнику рыскать в поисках еды, и шить, и стирать, и огород копать, и сексом заниматься. Научили…       Внутри полыхнуло огнём и ядом, оставляя ожоги на израненной душе, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Чонгук, сцепив зубы, всё же дождался свой кофе, игнорируя желание помочь. И хотя любимый сорт идеально сваренных зёрен источал одурманивающий аромат, без сахара он показался ему отвратительно горьким. Отпивая обжигающую жидкость, он не испытывал ожидаемого, наоборот — сводило зубы и вязало язык. Даже тут Тэхён приложил свою руку и отомстил, обесценив его предпочтения. Предатель! Чонгук медленно выдохнул, давя вспыхнувшую было ярость. Через силу допил, со стуком отставил пустую кружку и молча отправился спать.       Наутро Чонгук, едва солнце встало, был уже на ногах. Спать нормально не получалось — то кошмары мучали, то Тэхён приходил во сне. Не говоря уже о том, что и заснуть получалось с трудом, чего-то не хватало. Известно чего… кого. Тэхёна. Однако несмотря на ужасное самочувствие и общую разбитость, Чонгук внутренне ликовал, предвкушая скорую месть Джи Хуну. И это чувство — желание отомстить — словно бы вливало в него жизнь, заставляя встать с постели и не думать больше ни о чём.       По дому разлетался приятный аромат яичницы, и от запаха еды заурчало в желудке, а на лице появилась улыбка. Он уже успел забыть за этот бесконечно долгий месяц, как вкусно готовит его домработница, и Чонгук буквально проглотил всё сразу. А ведь раньше ворчал на её блюда… Это не стряпня деда Юнги, когда на зубах, бывало, хрустела скорлупа. Дед… Память подкинула образ старика у плиты, и Чонгук невольно задумался. Старик единственный из всех, кто не обманывал Чонгука, не притворялся и не делал вид, что не знает, кто он. Тот относился к нему, как члену семьи. По нему он будет скучать, а ведь с каким трудом ему стоило добиться его расположения, ужиться и в конце совсем уж подружиться. Взбалмошный, чудной Юнги… Тэхён, получается, и собственного деда тоже обманывал… Подло воспользовался его проблемами с памятью и навешал лапши на уши не только ему, но и старику.       «Ненавижу!»       Былое воинственное настроение вернулось, и Чонгук резко поднялся на ноги. Пока ехал в полицейский участок, предвкушая встречу с Джи Хуном, успел просмотреть сводки новостей, кричащих яркими заголовками о скором раскрытии преступления. Через пару часов там и лицо Чонгука появится в качестве восставшего из мёртвых директора SK Hynix. Раздражающий допрос и дача показаний проходили в присутствии адвоката, как и опознание тех самых стрелков из машины. А потом к нему привели Джи Хуна… Чонгук искренне насладился удивлением, даже шоком на лице теперь уже бывшего заместителя, стоило им встретиться взглядами. Ощерившись в злобной торжествующей ухмылке, Чонгук медленно встал, извинился перед детективом и под предлогом поздороваться вальяжной неторопливой походкой подошёл к сидящему заму. Тяжело опустил руки на чужие плечи, чуть хлопнув по ним — да так, что Джи Хун вздрогнул. А потом наклонился и зашептал в ухо:       — Как жизнь, Джи Хун? Вижу, не очень: вид у тебя потрёпанный, лицо разбито, — где же ты так, а? Упал? — по-змеиному шипел он. — А пальцы не болят? — Джи Хун лишь злобно брыкнулся, попытавшись сбросить его ладони с плеч, но Чонгук не позволил, крепче сжав их пальцами. — Молчишь? Ну и правильно, молчи. А то говорить будет нечем, — Чонгук ещё раз хлопнул его ладонью по плечу и усмехнулся, заставляя напряжённого зама вновь вздрогнуть. — Знаю, ты удивлён, что я жив. Не на это ты рассчитывал, правда? Ну что ж, мне пора возвращаться к управлению компанией, а тебе — садиться в тюрьму. Будь благодарен за мою щедрость: я подарил тебе жизнь, тогда как ты хотел забрать мою.       — Пошёл ты! — не выдержав, выплюнул Джи Хун и вскочил на ноги. — Иди ты к черту, Чон Чонгук! Ненавижу тебя!       На это Чонгук лишь едко хохотнул, цокнул куда-то в сторону и от души отвесил наглецу звонкую пощёчину. Детективы всполошились, подскочили, но Чонгук примирительно показал ладони, намекая, что продолжать не будет. Перевёл взгляд на Джи Хуна и приставил себе палец к губам, показательно шикнув.       — Ш-ш-ш, не стоит начинать, побереги силы, Джи Хун, они тебе пригодятся… в тюрьме, — Чонгук злобно рассмеялся и вернулся на свое место, чтобы закончить дачу показаний.       К полудню Чонгук уже был у входа в собственную компанию в окружении стаи охранников. У здания, как и у полицейского участка, сновали репортёры с фото- и телекамерами, стараясь запечатлеть всё, что происходило. Вопросы журналистов сыпались с разных сторон, но он всё игнорировал. Поручив новому начальнику охраны провести аудит в компании в отделе службы безопасности, тщательно проверив каждого сотрудника, Чонгук вошёл в здание.       Взглядом Чонгук подозрительно обшаривал застывшие лица сотрудников и секретарей, пока шёл в свой кабинет, но не увидел ничего, кроме чересчур почтительного ожидания новых поручений.       Чонгук сбился с шага и замер, когда на глаза попался стол Тэхёна. Пустой. А ведь действительно, он так и не нанял никого. Не успел. Идеально гладкая поверхность блестела глянцем, как будто здесь не сидел три года Ким Тэхён. Три года… Снова стало больно и отчего-то смешно. До нелепости смешно. Истерично как-то. Чонгук тяжело вздохнул и быстро шагнул к своему кабинету, потянулся было к ручке, но тут… прямо перед носом дверь распахнулась, и оттуда пулей вылетел один из секретарей. Знакомая ситуация. Тот наверняка принёс ему кофе, разложил бумаги и попытался быстро ретироваться на рабочее место. Не успел. Как не успел и вовремя затормозить и, налетев на Чонгука, выронил папку, так что бумаги из неё выскользнули на пол. Задушенно пискнул, склонился в глубоком поклоне, тараторя извинения, и, присев, принялся нервными движениями собирать документы.       Руки у парня так дрожали, что ничего толком не получалось, и Чонгук со вздохом опустился рядом, принявшись помогать. Секретари и до этого молчали, но теперь тишина стала совсем уж гробовой. Он поднял глаза и наткнулся взглядом на ошарашенно замершего секретаря, который смотрел на него, как на восьмое чудо света. Что за?.. И вдруг дошло — раньше Чонгук бы просто оглушительно наорал и уволил нерасторопного сотрудника, как поступил когда-то с Тэхёном. А сейчас что? Он ведь даже не разозлился…       — Смотри под ноги и будь внимательнее, — мягко пожурил Чонгук, со стыдом замечая надежду в чужих глазах. Это как же надо было запугать своих сотрудников, что простейшая помощь с его стороны теперь воспринимается вот так? Чувствуя себя неловко под удивлёнными взглядами, он встал и, хмыкнув себе под нос, зашёл в кабинет.       На столе неизменно стояла чашка кофе, приготовленная, как он любит. Любил, точнее… Делая глоток, Чонгук почему-то глупо надеялся, что у кофе будет другой вкус. Надежды не оправдались. Он резко вышел из кабинета, подмечая, что секретари буквально подскочили при его появлении.       — Где кухня?       — Т-там, — нервно указал направление один из сотрудников.       — Ты — иди за мной.       Испуганный секретарь торопливо обошёл стол и повёл Чонгука, показывая дорогу в небольшое помещение. Чонгук рыскал по всем ящикам, гремел посудой, выуживая себе новую кружку, и несколько минут растерянно глазел на кофе-машину, пока секретарь не подсказал, как ей пользоваться. Двойные сливки всё же остались у него в приоритете, поэтому, приготовив себе, по сути, капучино, добавил туда две ложки сахара.       — С сахаром, запомнил? — буркнул Чонгук, а секретарь услужливо кивнул.       Отпив теперь уже приторную гущу, Чонгук удовлетворённо прикрыл глаза. Вот теперь вкусно.       По пути в свой кабинет, с чашкой кофе наперевес, Чонгук остановился, чтобы раздать указания.       — Обзвоните совет, назначьте собрание. Разблокируйте все мои счета в банке. Сюда, — Чонгук взял листок для заметок, открыл «свой» телефон и переписал номер счета Намджуна, — перевести денег с моего личного счета, и японцам в порт тоже с личного. — Написал суммы и сделал очередной глоток кофе. Взгляд упал на телефон деда Хосока, что он держал в руке, и Чонгук продолжил: — Купите новый телефон, перенесите туда всю мою телефонную книгу. Всё восстановить. Подайте документы на восстановление моего ID в связи с утерей. Для собрания подготовьте отчёт по продажам и закупкам за прошедший месяц.       Чонгук ещё несколько минут задумчиво ходил по коридору, вспоминая всё, что нужно сделать, раздавал указания и, когда уже почти вернулся в свой кабинет, замер в дверях.       — И нотариуса вызовите.       Секретари сразу принялись за дело: кто-то начал сосредоточенно печатать, кто-то бросился к телефону, и всё смешалось в привычный гул. Чонгук полностью погрузился в дела, а где-то через час в кабинет скромно постучал один из секретарей, оповещая о приходе нотариуса. Чонгук оформил дарственную собственного дома на няню и поручил одному из охранников отвезти документ и отдать ей лично в руки. Этого недостаточно, чтобы отблагодарить её за всё, но пока хотя бы так. Если вдруг он снова исчезнет, она сможет продать его дом и безбедно жить в старости.       В руках всё горело, и Чонгук, делая ручкой пометки в отчётах, готовился к совету. На нём он не собирался никого громогласно обвинять, прекрасно понимая, что это не к месту. С обидчиками — теми, кто не в тюрьме, — он лично разберётся позже, предъявит компромат и выкупит все акции, лишив голоса в совете. Притворяться, будто он не знает, кто стоит за покушением на него, тоже не будет. Он намекнёт, покажет, что в курсе, тем самым заставив крыс нервничать, и даст возможность самостоятельно уйти. А если нет — месть подают холодной. Сейчас куда важнее восстановить всё то, что успели развалить в его отсутствие: наладить те же поставки через порт Ульсана, от которого так опрометчиво отказался совет, вернуть былые объёмы продаж и повысить стоимость акций на рынке.       Куча дел и продуктивная работа хоть как-то спасали Чонгука от собственных мыслей. Грудь щемила тоска, а растерзанная душа кричала всё громче с каждым днём, желая быть услышанной. Злило? Очень. Та боль, которую он испытывал, оглушала и потому раздражала безмерно, отвлекая от дел, и Чонгук невольно злился сильнее. И чем больше случайными вспышками прорвавшихся воспоминаний он возвращался к Тэхёну и его издевательствам, тем сильнее сжимал губы, чувствуя закипающую внутри адским огнем ярость.       Да блять! Тэхён даже не попытался его вернуть! Сколько прошло? Четыре дня? Смешно просто. Обидно вдвойне. Он бы и не принял, да, но Тэхён не пытался. Не Чонгук должен был извиняться, а Тэхён — тот хотя бы обязан был попытаться выразить, насколько ему жаль, что так с ним поступил, хотя бы показать, что угрызения совести мучают, раскаяться… Значит, все слова, слетавшие с губ Тэхёна, были ложью. Действительно, Чонгук же сам его умолял с ним переспать, сам настаивал. Ну что ж, умело выкрутился его бывший секретарь, Чонгук сам виноват. Попросил — получил. Нечего жаловаться.       Изо дня в день он старался возвращаться домой как можно позже, вымотанный, лишь бы не было сил ни о чём думать, лёжа в кровати. Чтобы даже мысли в голову не приходили о чёртовом Ким Тэхёне. А мысли всё равно были…       Кстати, в первый же вечер, когда он вернулся с работы, домработница ждала его с дарственной в руках.       — Господин Чон, вот это мне принесли сегодня днём. Это, вероятно, какая-то ошибка... — растерянно пролепетала женщина.       — Нет там никакой ошибки. Этот дом теперь твой. Надеюсь, ты не выгонишь меня отсюда, — хохотнул Чонгук, проходя мимо ошарашенной няни.       — Но… — начала было она.       — Считай, это моя благодарность тебе за годы службы в этом доме и способ выразить свою признательность. — Чонгук остановился и, сжав чужие плечи руками в подобии объятий, продолжил: — Ты всегда помогала мне, прятала в детстве от отца, тайком носила мне еду и читала через дверь сказки. Спасибо. Просто прими, я уже всё решил. Ты моя единственная семья, и прости, что был таким грубым с тобой раньше. Мудаком… — Чонгук привычным жестом зализал руками и так идеально уложенные волосы назад.       — Спасибо, молодой господин, — женщина расплакалась, раскланялась, заохала и запричитала, а Чонгук, чувствуя себя до ужаса неловко, попытался сменить тему.       — А что на ужин?       Та встрепенулась, услышав вопрос, и побежала на кухню накрывать стол. Слуги на ночь в доме не оставались, так что хлопотать приходилось самой.       — Не надо меня ждать ночами, ложитесь спать, — Чонгук последовал за женщиной и, перехватив из чужих рук тарелку с приборами, пошёл в столовую.       Ужинать одному плохо. Чонгук понял это буквально сразу, как только оказался совершенно один за резным мраморным столом. В доме повисла оглушительная тишина. Сразу вспомнились причитания деда Юнги: тот бы не носил ему тарелки, — скорее, влепил бы подзатыльник и заставил самого накрыть на стол не только для себя, но и для всех. Дед… Заставлять ждать и ужинать с собой няню он не хотел, возвращался ближе к полуночи изо дня в день, а то и вовсе ужинал в офисе. И с каждым днём Чонгук скучал всё больше. По деду. Мыслей о Тэхёне он наоборот старался не допускать — невыносимо больно становилось, и попросту слишком злился. В первые дни тосковать не было времени, навалилась куча дел, а когда его положение в компании восстановилось, и всё вошло в привычное русло, Чонгук стал задумываться о своих чувствах. Всё, что было так дорого ему неделю назад, он потерял. Невольно вспомнились его собственные планы — в это время он должен был снять квартиру в Тэгу и переехать туда с Тэхёном, дедом. Он так этого ждал… Так ждал… Не вышло.       От этих мыслей становилось плохо.       Всё раздражало.       Одиноко.       Больно.       Его не любили — отомстили, растоптали, унизили, вскрыли и безжалостно выпотрошили. Какая ирония, зато теперь он знает, что предпочитает мужчин. Гей? А гей ли вообще? По сути, только Тэхён смог добраться до сокровенного глубоко внутри него. Чонгук смотрел на своих секретарей — не нравились. На сотрудников других отделов, девушек, парней — не нравились. Такие мысли раздражали. А ложиться спать с каждым днём становилось всё невыносимее — во снах приходил он… мучал, целовал, шептал слова любви, заставлял просыпаться в слезах и снова злиться. Набатом в ушах бились последние слова Тэхёна: «Чонгук, маленький мой, любимый», «Выслушай меня, пожалуйста!», «Останься со мной! Я умоляю тебя!». От них по коже пробегал мерзкий холодок, полз по рукам вверх и душил железной хваткой. Чонгук снова злился, потому что дышать не мог оттого, что чувствовал к этому предателю. Оставалось только во всё горло орать в подушку, выпуская из себя хотя бы капельку боли, отравляющую тело. А наутро, разбитый и с хриплым голосом, он снова шёл на работу.

***

      «Всё в порядке. Мы договорились о защите. Чонгук напился и спит», — написал Тэхёну Намджун ночью.       Утешало одно — Чонгук под защитой, это приносило хоть какое-то облегчение. А вот мысль о том, что его Чонгук страдает, болью прошлась по сердцу. Чем больше он думал о том, как Чонгуку плохо, тем сильнее уничижал себя. Да разве он имеет право просить у Чонгука прощения? Разве Тэхён не заслужил свою участь гнусными поступками? Заслужил. Он сам себя не простил бы, окажись на месте Чонгука. Но он должен извиниться, должен объяснить. Хотя бы попытаться, а там уж пускай Чонгук сам решает.       Усталость брала верх, и под утро второго дня Тэхён всё же уснул. А там через пару часов снова вставать на работу, идти, делать вид, что ты в норме, что всё в твоей жизни прекрасно, когда в душе агония, когда внутри всё болит от одной только мысли, что его маленький ласковый Чонгук страдает из-за него где-то в другом городе…       Хоть Намджун и звонил в течение дня, Тэхён мучился. Так хотелось бросить всё, сесть в автобус и примчаться в Ульсан. Всего-то полтора часа пути. А там зайти в номер, окольцевать Чонгука в крепкие объятия и никуда больше не отпускать. Зацеловать лицо и извиниться тысячу раз. Решившись, он даже просил у Намджуна адрес отеля, но тот неизменно отказывал, сочтя, что не время и не место для выяснения их отношений. Только Тэхён упрямо не хотел ничего слушать и действительно собрался ехать. Но уже стоя на вокзале, покупая в кассе билет до Ульсана, он получил короткое сообщение от Намджуна.       «Чонгук уехал в Ичхон».       Тэхён разбился. Чонгук целенаправленно шёл к своей цели, отрезав от себя Тэхёна. Поставил жирную точку в их отношениях. Просто взял и уехал за полстраны, будто он и знать никогда не знал Ким Тэхёна. Вычеркнул из жизни. Теперь слова Намджуна о том, что Чонгук не хочет даже имени Тэхёна слышать, воспринимались серьёзно. А ещё Намджун говорил, что нужно время. Время на что? Чтобы забыть?       Тэхён напился, до чёртиков напился. Домой заполз буквально на рогах с полупустой бутылкой виски в руках. Конечно же, споткнулся на пороге и рухнул прямо у деда на глазах. Нелепый. Неуклюжий. Как тогда, с этим злополучным кофе. Отчего-то эта мысль вызвала смешок, а потом ещё один… В итоге Тэхён лежал на спине и хохотал. А в голове один Чонгук, и кроме того факта, что он распластан на полу, его почему-то смешили свои уже разбитые надежды. Неужели он действительно думал, будто бы реакция Чонгука должна быть другой? Да чёрта с два! Чон Чонгук вернулся. Чего он ещё от него должен ожидать? Его Чонгука заперли в глубине души на семь замков. Обжёгся, сиди теперь тихо и не высовывайся, Чонгук-мудак всё порешает…       Тэхён, пьяно пошатываясь, встал на четвереньки и пополз в свою комнату, волоча за собой бутылку по полу. Смеялся там ещё над причитаниями деда, а потом и вовсе разрыдался. Вот прям как сопливая девчонка, лицом в подушку глухо рыдал. На работу Тэхён не вышел. Ни на следующий день, ни через день. Плевать просто стало на всё. Его Чонгук уехал. А он лежал, пил, умирал от похмелья, рыдал и снова пил. Зачем работать? У него же есть часы, верно? Те самые, что они продать хотели. Да будь они прокляты, эти часы! Он ведь их снимал тогда с полумёртвого Чонгука с целью нажиться. Ну так вот, жить есть на что, хотя бы деду, а в своей жизни смысла Тэхён попросту не видел — такие мысли посещали, когда по утрам было откровенно плохо от выпитого накануне спиртного. Возможно, просто жалел себя. Зато он упорно читал кричащие заголовки в интернете по нескольку раз на дню о возвращении с того света генерального директора SK Hynix Чон Чонгука в Ичхоне, об аресте его заместителя и наёмных убийц, о раскрытии преступления. Это была единственная доступная информация о Чонгуке. Живой, не убили. Чон Чонгук вернул компанию, браво! Чон Чонгук в Ичхоне, а он в пригороде Тэгу, за триста километров, и от этого расстояния между ними становилось только хуже.       Дед поначалу просто ругался, потом уговаривал взять себя в руки, жалел и в конце уже просто причитал. Старик и сам ходил на нервах, расстроенный, и, глядя на состояние Тэхёна, тяжело вздыхал. Только вот уговоры прекратить напиваться не помогли, и дед, которому надоело в очередной день смотреть на такое «амёбное» состояния Тэхёна, вылил на него таз холодной воды. Прямо в постель. Выволок его безвольное тело с мокрого лежбища буквально за шиворот и, матерясь, усадил в ванну. Отмыл, пару раз мокрым полотенцем отхлестал, бульон в руки сунул и заставил есть, промывая мозги.       — Чаво расселся тут, бестолочь? На работу всё равно не ходишь, так и подохнуть можно с твоими пьянками. Жалеешь себя, бестолкового? Нравится страдать? Баба, что ль?! Тащи свою петушиную задницу к Чонгуку, и миритесь, ироды! Надоело мне смотреть на твои пиздострадания! Ты ж мужик, вот и веди себя, как мужик! Езжай, извиняйся и забери своего Чонгука! Или думаешь, что петух твой сам сюда вернуться должен? Бестолковый… Рожу свою видел? На чёрта похож, да будь я из этих ваших — не дал бы тебе! Чудовище, тьфу.       Дед от души ругался, пока Тэхён пытался прийти в себя, отпивая горячий бульон. Куриц в курятнике на одну меньше стало… Жалко птицу, жизнь свою отдала за то, чтобы он в себя пришёл и не раскисал тут. А ведь дед прав. Он обязан попытаться попросить прощения. Может, его и не примет назад Чонгук, но извиниться он должен.       Собравшись с духом, мыслями и остатками своего полуживого организма, Тэхён под слова деда «Верни мне петуха домой!» был вытолкан за калитку чуть ли не пинками под зад.       Четыре часа пути, и ближе к вечеру Тэхён стоял на пороге здания компании, в которой проработал три года, с ненавистными часами в кармане. Нужно их вернуть. Пропуска, конечно, у него нет, а попасть в компанию к генеральному директору на приём не так-то просто. Ему ли не знать…       В просторном холле за административной стойкой ресепшена сидела знакомая ему девушка. Тэхён не раз здоровался с персоналом по утрам, а вот охранники на входе были незнакомы. Наверняка Чонгук сменил неугодных ему людей.       Девушка тоже узнала Тэхёна, но на его просьбы связать его с Чон Чонгуком вежливо, но настойчиво отказала, ссылаясь на старое распоряжение. Тэхён уже успел забыть — Чонгук тогда ещё в день увольнения приказал не пускать его на порог как в свою компанию, так и в любую другую. Тэхён всё ещё в чёрном списке, никто не отменял немилость гендиректора к нему.       И сколько бы он ни уговаривал администратора, та осталась непреклонна. К счастью, не стала просить охрану, чтобы его вывели из здания. И на том спасибо. Тэхён пошёл другим путём: набрал по личному номеру одного из секретарей, с которым он иногда пил кофе в перерывах между работой.       Тэхён применил все свои навыки ведения переговоров: давил на жалость, взывал к совести и припоминал, как прикрывал чужие промахи в работе. Ссылаясь на элементарное человеческое понимание, просил разрешения подняться к ним наверх.       — Ким Тэхён, ты понимаешь, чего ты просишь? Да он меня уволит, как только услышит твоё имя! Хорошо, если хоть цел останусь: предметами он швыряется, и сам знаешь — метко. Хотя в последнее время, как вернулся, стал каким-то другим… Странным, в общем, будто подменили.       — Пожалуйста, я умоляю, просто скажи ему, что я внизу и прошу разрешения подняться. Мне нужно с ним поговорить. Это очень важно!       — Будь на линии, я спрошу, но знай — ты будешь мне должен! Боже, айщ, одни проблемы от тебя. Ты не работаешь, а всё равно умудряешься достать.       Тэхён мучительно долго ждал, мысленно молился всем богам и прислушивался к каждому шороху, заткнув второе ухо пальцем, лишь бы ни один посторонний звук не помешал услышать ему голос Чонгука.       — Господин директор, — послышалось в динамике телефона после непродолжительного стука в дверь, — Ким Тэхён внизу, на ресепшене, просит разрешения подняться к вам.       Тэхён ждал ответа, сконцентрировал свой слух и в оцепенении уставился в мраморный белый пол. Казалось, прошла целая вечность, а он успел за это время поседеть, хотя по факту пролетело секунд двадцать. Чонгук молчал, а потом послышался его усталый голос. Тэхёну с первых звуков болезненного тона Чонгука стало нестерпимо больно в душе.       — Тэхён? Пусть катится ко всем чертям. Не пускать! Иди работай.       — Слушаюсь.        Хрупкий замок надежд Тэхёна рухнул в одночасье, а разбитое сердце разлетелось на ещё меньшие осколки. Тэхён скомкано поблагодарил бывшего коллегу и сбросил звонок. Растерянно выйдя из здания, он сел на лавочку и бессмысленно уставился в одну точку. На этом всё? Он должен уехать? Вернуться ни с чем, так и не увидевшись с Чонгуком? Нет! Всё нутро противилось этому решению. Тэхён поговорит с Чонгуком, объяснится, чего бы это ни стоило. Возбуждённый мозг не позволял расслабиться, а нервное состояние призывало к действиям. Тэхён, не отдавая себе отчёта, делал почти всё механически — вызывал такси и называл адрес. И только когда он вышел из задумчивости, осознал, где находится — у подъездных ворот дома Чонгука.       Ну что ж, ноги сами привели его сюда, так что теперь остаётся только ждать возвращения Чонгука. Охрана неоднократно подходила к нему, призывая уйти, даже обыскала на предмет оружия, но Тэхён упорно отказывался, ссылаясь, что ничего не нарушает, пока не пытается пересечь границу частной территории.       Усталость, злоупотребление алкоголем и явное недоедание в последние дни бодрости не способствовали. Как и путь сюда. А лавочек тут не было. Так что спустя какое-то время Тэхён уселся на асфальт под недовольными взглядами охраны. Ну, он не шумит, не дебоширит, просто сидит.       Он почти задремал, когда в глаза резко ударил яркий свет фар, отчего они заслезились. Тэхён вскочил на ноги, преграждая путь. Машина перед ним затормозила, но он не сдвинулся ни на миллиметр, упрямо продолжая стоять на месте. Раздался резкий сигнал автомобиля. Плевать, Тэхён не уйдёт.       — Чонгук! Я не уйду! Выслушай меня! Чонгук! — прокричал Тэхён, пока Чонгук продолжал сигналить, наверняка уже кулаком ударяя по кнопке. Тэхён и не подумает двинуться с места.       Дверь машины резко распахнулась, и оттуда выскочил взбешённый Чонгук, махнул водителю рукой, дав знак убраться, а охране мотнул головой, лишь бы те скрылись из вида и не вмешивались. Уверенно подлетел к сжавшемуся в ожидании удара Тэхёну, схватил его за грудки с искажённым болью лицом и нехило так встряхнул.       — Что тебе от меня надо, сволочь? Зачем ты пришёл? Я уже сказал тебе, что знать тебя не желаю, не пустил в компанию. Что не понятно? Я не хочу тебя видеть!       — Чонгук, маленький мой, прости меня. Я просто хочу извиниться. Выслушай! — взмолился Тэхён.       — Заткнись! Не нужны мне твои извинения, ясно? Иди к черту, Ким Тэхён! — Чонгук несдержанно кричал, а потом, стоило Тэхёну, обжигаясь от прикосновения, обхватить запястья Чонгука, тот резко выдернул свои руки и с силой оттолкнул его от себя.       — Я не уйду. — Тэхён загнанно дышал, почти задыхался, как и Чонгук. А потом склонился в поклоне выпрашивая прощение. — Я понимаю, ты обижен, но я не мог рассказать тебе всю правду. Знал, что будет всё вот так, знал, что ты уйдёшь. Чонгук, пожалуйста. — Тэхён вытащил часы из кармана и протянул их на ладонях вперёд. — Они твои.       — Что ты мне кланяешься теперь? Знакомая ситуация. Мне это не нужно. Не нужны мне эти часы! У меня таких сотня! — Он с психами выхватил дорогой аксессуар и зашвырнул куда-то в деревья. — Убирайся! — Чонгук толкнул Тэхёна в плечо, призывая выпрямиться, а потом ещё раз, заставляя сделать пару шагов назад. — Ты мстил мне! Я помню каждое твоё слово обо мне, ты мне отвратителен! — зло рычал Чонгук, наступая на него. — Поверь, было время вспомнить всё: «Мы вместе уже три года, Чонгук! И всё это время именно ты был моей сучкой, а не наоборот» — не это ли ты мне говорил? Твои слова? Молчишь… Предатель! А может, это поможет тебе вспомнить? «Взял большую сумму у ростовщиков и оставил им свои документы как залог. Ты даже не представляешь, как сильно я на тебя зол!» — ох, теперь-то представляю, Ким Тэхён, насколько ты был зол тогда, как ненавидел меня… Насколько двуличной мразью ты был! «Рассказать, как ты громко стонешь, когда кончаешь подо мной? Как тебя трясёт от оргазма? Какая на вкус у тебя сперма?» — ха! Вот теперь точно можешь рассказать, теперь-то ты знаешь. Трахнул меня… Довёл умело, я же сам просил, верно? Спросу нет. «Чонгук, заюш, тебе же нравилось! Не переживай, один раз член полюбил, полюбишь и второй» — нравилось? Серьёзно? Члены любил, говоришь? Ты врал мне! Обманом заставил думать, что я гей! Ненавижу! — Чонгук тяжело дышал, закончив свой длинный монолог.       — Чонгук, да, я злился и не скрываю этого. Это было в начале, и ты прекрасно чувствовал моё отношение к тебе. Вспомни, как ты вёл себя! Как вёл себя с сотрудниками. Ты уволил меня за то, что я гей. Понятно, что я злился. Но я спас тебе жизнь! Не мог я рассказать тебе, что ты богат. Ты бы ушёл, не зная ситуации, вернулся домой, и тебя пристрелили бы. Смерти я тебе не желал никогда. Я ждал, когда ты всё вспомнишь сам. Но потом всё изменилось, ты оказался совсем другим, не таким… Ты шёл мне навстречу, менялся, был таким ласковым, мягким, отзывчивым, — произнося эти слова, Тэхён видел, как Чонгук кривился от боли. — Ты ревновал, открыто выражал свои чувства ко мне, и я не удержался. Просто не смог, Чонгук.       — Ты воспользовался мной, Ким Тэхён! Заставил думать, что мы пара, обманом заставил меня хотеть большего! Ты понимаешь, что сделал со мной? «У нас не всё было гладко до твоей потери памяти. Ты не любил фотографироваться», — кривлялся Чонгук, ядовито улыбаясь. — Ты залез мне в душу, выпотрошил её! А теперь стоишь тут, думаешь, что раз принёс мне часы, прикрываясь благородным поступком, что спасал мне жизнь, я всё пойму? Я что, должен простить тебе всё? Айщ, какая наглость просто! Ты даже не понимаешь, каково верить в то, что тебя любят, доверять, а потом узнать, что тебя обманывают... — Чонгук зло рассмеялся и взъерошил волосы на затылке, нервно расхаживая перед ним. — Я ведь спрашивал тебя, просил рассказать мне! Ты мог сказать мне до того, как трахнул! Я читал тогда о себе новости, а ты что? Ты отшвырнул телефон, умело отвлёк и снова трахнул! Предатель! Ты пользовался мной! Я доверял тебе, любил, а ты просто вытирал об меня ноги. Моя душа для тебя была подстилкой. Отомстил сполна…       — Я не врал тебе о своих чувствах, Чонгук. Если ты перестанешь на меня злиться и попытаешься поставить себя на моё место, ты поймёшь меня. Я боялся тебя потерять, боялся за твою жизнь! Ты вспыльчивый. Я влюбился, я говорил тебе это, целовал тебя. Я пытался не переступать черту, ты же знаешь это! Невозможно притворяться настолько. Не говори так, Чонгук, прости меня. Я искренен, я не хочу тебя терять. — Тэхён расплакался и, утирая ладонями обжигающие горячие слёзы, сделал шаг к Чонгуку навстречу, но тот лишь отступил назад.       — Знаешь что, Ким Тэхён. Иди к чёрту! Пошёл вон! Убирайся! — кричал Чонгук, краснея от злости. — Я не хочу тебя больше ни знать, ни слышать! Не приходи сюда, ты причинил мне столько боли, я любил тебя, а ты… — Чонгук всхлипнул и, больно прикусив губу, заткнулся, пытаясь справиться с эмоциями. — Ты хуже моего отца! Даже с ним мне было проще, он хотя бы не притворялся, что любит меня! Кто ты вообще? Кто ты после такого, а? Ты говорил, что я мудак, но ты хуже меня! Ты то ещё дерьмо, Ким Тэхён! Просто оставь меня в покое! Проваливай! — Чонгук во всё горло прокричал и на всех парах влетел в открытые ворота, почти побежал в сторону дома.       — Чонгук! Чонгук! — кричал Тэхён со слезами на глазах, но броситься следом не позволила охрана, сдерживая его.