(Не) сладкая месть

      Сомневаясь, следует ли вообще провожать деда в дом, Чонгук не находил себе места, пока водитель парковал машину у калитки. Ещё проезжая мимо знакомых улочек в пригороде, он не на шутку разнервничался. А когда автомобиль предсказуемо остановился, Чонгук и вовсе стал потирать суставы на пальцах: выкручивать, хрустеть, — но с места так и не сдвинулся, упрямо не желая выходить. Он просто не знал, что сказать. Сколько ни думал, сколько ни представлял себе всевозможные варианты развития событий, пока они ехали сюда, так ни на чем и не остановился. Он всё ещё обижен. Очень. Всё ещё не верит в правдивость чужих чувств. Всё ещё упрямо хватается за собственную правду, несмотря на слова деда о Тэхёне. Перед глазами калитка, а за ней — тот самый дом со счастливыми воспоминаниями, от которых так больно ноет в груди. Чонгук страшно волновался, в голову лезли глупые мысли, а страх увидеть на лице Тэхёна презрение или увидеть тот же вопрос: «А что он тут делает?» — сжимал горло.       — Чаво расселся, петух, вылезай! — Дед пихнул его локтем, ожидая, пока он выберется из машины. Попытка улыбнуться вышла совсем жалкой, и Чонгук перестал даже пытаться — слишком переживал.       Дед Юнги суетливо посеменил к калитке и со скрипом отворил её, потянув за собой Чонгука. Едва металл лязгнул, в дверях дома появился он. Тэхён замер, оглядывая гостей невидящим взглядом, и будто бы не понимал, что происходит. Несколько секунд молчания, а затем в глазах мелькнуло осознание, и тот, сломя голову, ринулся к деду. Узнал. Подлетел, ухватив старика за плечи, и неслабо тряханул.       — Ты где был, деда?! Ты знаешь, как я переживал! Где я только не был: полиция, больница, морг, и даже весь посёлок обрыскал! Ты почему ушёл и ничего мне не сказал?! Как ты мог?! Ты понимаешь вообще, что творишь?! Я места себе не находил!       Пока Тэхён эмоционально тряс деда и орал на него, выплёскивая накипевшее, Чонгук смотрел. И видел слишком бледную кожу, впалые глаза и щеки, тонкие запястья и недельную щетину на лице — Тэхён осунулся, похудел и выглядел устало. Очень. Тут обмануть себя уже не получилось: тот весь дрожал, лихорадочный блеск глаз выдавал его возбуждённое состояние, а выразительный взгляд, в котором читался страх за жизнь старика, открывал чувства.       — Айщ! Да погодь ты! Потом орать будешь, бестолочь! За петухом я ездил! Скажи тебе это, ты б не отпустил! А смотреть, как ты подыхаешь, я не собираюсь! Вон, привёз тебе принцессу — два дня вызволял из крепости! — дед скинул с себя руки Тэхёна, обошёл его со спины и подтолкнул к Чонгуку.       Тэхён выпрямился и, казалось бы, только сейчас заметил присутствие Чонгука. Вдохнул, так и не сумев выдохнуть, замер, хлопая глазами, и лишь, поражённо раскрыв рот, смотрел. Вот так просто — молча. Не произнося ни слова, вперился хаотично бегающим взглядом в его лицо, осматривал, скользил и, казалось, впитывал все изменения, пока не остановился на глазах. Чонгук видел, сам так же разглядывал красивое лицо. Он ни разу не видел Тэхёна со щетиной, тот выглядел так… мужественно, поэтому хотелось впитать образ, запомнить.       Напряжение висело в воздухе и мешало дышать не только Тэхёну, но и ему самому. Собственная грудь отказывалась двигаться. Сердце колотилось как сумасшедшее, во рту скопилась слюна, ладони покрылись холодным потом, а к горлу подкатывала тошнота от слишком сильных переживаний.       — Спасибо, Чон-гук. — На последнем слоге голос Тэхёна дрогнул, пока он смотрел прямо в глаза, на миг открыв ту боль, что таилась в его душе.       Чонгук непонимающе моргнул. «Спасибо»? И… всё? В груди запекло, словно по ней полоснули ножом. Снова. Неужели это всё, что Тэхён может ему сказать? Неужели кроме жалкого спасибо за то, что вернул деда домой, других слов не нашлось? Коротко и ясно отблагодарили. А чего ещё он, собственно, ждал? Тэхён должен был броситься в ноги и умолять его о прощении? А зачем? Любить же надо для этого… Все страхи Чонгука подтвердились в эту самую секунду. Да, здесь просто благодарны за то, что он вернул старика домой, ну и, может, за рекомендательные письма, разосланные по всем компаниям. А внешний вид вполне можно оправдать переживанием за деда Юнги — вот и выглядит Тэхён так устало. Ну что ж. Ладно.       Тёмной волной жгучая обида захлестнула всё сознание и наполнила мраком разум, сильнее и сильнее вытесняя желания и мечты Чонгука, попросту не давая дышать. А он ведь и не дышал. Выдохнул, разочарованно хмыкнув. Злость, жалость к себе затопили душу за мгновение, да так, что стало жарко. Он ведь приехал, сделал первый шаг навстречу, выслушать готов был, даже во двор зашёл… Да сколько усилий он приложил, а ему в ответ прилетело холодное «Спасибо». Да пошло всё к чёрту!       Катись в пекло, Ким Тэхён!       Не желая терять собственного достоинства, пока ещё мог хоть как-то скрывать эмоции под маской безразличия, пусть уголки губ предательски и ползли вниз от обиды и разочарования, искажая лицо, Чонгук отвёл взгляд в сторону. Хватит с него этих гляделок глаза в глаза. Хватит! Пустая трата времени. Сплошное разочарование. Ошибкой было сюда ехать. На что надеялся? Глупец! Дурак! Ноги его здесь больше не будет.       Он в последний раз перевёл взгляд на дом, осмотрел двор и встретился глазами с замершим на пороге дедом. Тот, кажется, старался не издавать ни звука, с замиранием сердца следя за происходящим. Старик единственный, кто его здесь любит… Едва заметно кивнул ему и, прикусывая собственную губу, чувствуя, как наливаются глаза влагой, поспешил отвернуться, решительно зашагав в сторону калитки.       Ну, вот и всё. Точка.       За спиной послышался шорох и раздался отчаянный вскрик деда, от которого стало еще больнее…       — Опять?! Ироды!       А уже через секунду чужие руки, словно отлитые из металла, бесцеремонно схватили Чонгука за талию, рывком остановили, окольцевав живот в мёртвой хватке. Тэхён отчаянно прижался к его спине и уткнулся в загривок лбом.       — Чонгу-у-ук, — проскулил Тэхён, — не уходи, пожалуйста! Дай мне шанс всё объяснить! Останься…       Дыхание снова перехватило, а чувства так и пузырились в груди от желания выплеснуться наружу. Вдох получился предательски судорожным, а Тэхён, казалось, почувствовав тремор в его теле, переместил ладони выше, на грудь, прижимая сильнее. Чёрт! Чонгук сейчас ненавидел себя за то, что не может перестать дрожать, показывая этим, насколько ему тяжело. Тяжело даже дышать, не то что говорить. Так он и стоял, сдерживая слезы, силясь унизительно не расплакаться, и пытался привести себя в порядок, пока не ощутил затылком горячий шёпот.       — Мне так жаль, так жаль, что я заставил тебя пережить эту боль, ты не представляешь, Чонгук-и… Я столько раз хотел тебе всё рассказать, но не мог — знал, что ты уйдёшь, и не хотел этого. Прости меня, Чонгук. — Тэхён, жадно прижимаясь к нему, отчаянно поцеловал его в затылок, отчего по телу пробежала волной судорога, а на коже поднялся каждый волос. — Я понимаю, что тебе трудно это сделать, но я был искренен с тобой. Я не врал о своих чувствах! Не мстил тебе. В самом начале хотел, признаю, но я никогда бы не стал играть твоими чувствами. Никогда, слышишь! Я просто хотел заставить тебя почувствовать, каково это, когда ты бедный, как тяжело мне было достичь всего, а потом потерять только потому, что я таким родился. Я злился, это правда. И не скрывал этого, ты ведь чувствовал. А потом… Знаешь, что? Я много думал о своём поступке и всегда возвращался к одному и тому же выводу. Мне не жаль, что я соврал в самом начале. — Слёзы так и подступали к глазам, и на этих словах Чонгук не удержал их в плену ресниц. Те преступно быстро скатывались по щекам. — Будь у меня шанс вернуть всё назад, отмотать время до того момента в доме Чимина, зная, что произойдёт всё вот так, я бы сказал то же самое. Притворился бы твоим парнем. Соврал бы. Я не буду за это извиняться! Не буду! Если бы не эти мои слова, я бы никогда не узнал, какой ты на самом деле, Чонгук. Каким нежным ты можешь быть, каким ласковым, и как сильно ты умеешь любить. Расскажи я в тот момент тебе всю правду, ты ушёл бы в тот же день и не известно, выжил бы ли… — Чонгук открыто дрожал, шмыгал носом и ничего перед собой не видел. Глаза застилали слёзы, а затылок жгло от чужих губ, пока он едва слышно всхлипывал, борясь с желанием самым позорным образом разрыдаться. А Тэхён продолжал шептать, быстро-быстро, глотая окончания: — Я не влюбился бы в тебя, и у меня не было бы тех волшебных воспоминаний с тобой, маленький мой. Да, я соврал, спасая тебе жизнь, привязал тебя к нам, лишь бы ты не ушёл. Ты вправе не простить меня, вправе уйти, но я хочу, чтобы ты знал: я не жалею о своём поступке, но так виню себя за то, что не смог уберечь от боли, не смог поговорить с тобой сразу, когда ты вспомнил, и объяснить всё. Я не мстил, поверь мне, я люблю, но не успел сказать этого, упустил тебя в толпе. Прости меня за это. — Чонгук вытирал тыльной стороной ладони текущие по щекам слёзы и молчал. Все силы уходили на сдерживание этих чёртовых эмоций. — Я умираю без тебя и не хочу отпускать, но отпущу, если ты не испытываешь ко мне ничего. Но если это не так, если ты хоть что-то чувствуешь ко мне, пожалуйста, останься, маленький мой. Я всё сделаю для тебя. Не уходи. Я люблю тебя, Чонгук. Слышишь? Люблю…       Чонгук, если раньше ещё как-то пытался держать себя в руках, кусал до боли губы и утирал слёзы, больше не мог. Услышав признание, сказанное взволнованным голосом, он окончательно сорвался. Не в силах больше сдерживаться, Чонгук разрыдался и, закрыв лицо руками, содрогался в плену чужих рук, повесив голову вниз.       Тэхён говорил искренне. Чонгук хотел ему верить.       В ответ послышался такой же всхлип, как у него, а спиной Чонгук ощущал чужую дрожь. Тэхён плакал. Глотая слёзы, тот продолжал быстро-быстро рассказывать, как искал его по городу, как приходил к Намджуну домой, но не застал, как сильно хотел поговорить и извиниться, как купил билет до Ульсана, но не успел… Тэхён всё это время пытался.       — Пов-тори, — пробормотал, заикаясь, Чонгук и снова горько всхлипнул.       — Я не хотел, чтоб ты всё вспомнил в этом чёртовом городе… Хотел дома, хотел не отпустить, поговорить, всё объяснить, но так случилось… — в отчаянии всхлипывал Тэхён, всё ещё крепко удерживая Чонгука.       Чонгук обернулся в кольце рук и уставился большими, блестящими от слёз глазами на стоявшего перед ним Тэхёна.       — Не это! — обиженно-упрямо пробубнил Чонгук.       Тэхён смахнул ладонью слезы и внимательно вгляделся в его лицо, кажется, только сейчас осознав, что Чонгук всё ещё стоял в объятиях, не вырывался, а просил повторить признание.       — Люблю! Люблю! Люблю! — Тэхён отчаянно зацеловывал его мокрое от слез лицо, нежно обхватив Чонгука за щёки. — Очень-очень люблю, маленький мой… Прости меня. Я никогда больше тебя не обману.       Кожа Чонгука горела под губами и дыханием, пока Тэхён хаотично стирал его слезы поцелуями, а он ластился и подставлялся, прикрывая глаза в блаженстве. А потом слепым щенком потянулся вперёд. Дрожь в слегка разомкнутых губах мешала целовать, но Чонгук десятком поверхностных касаний ласкал чужой рот. Хаотично касался, скользил и мазал языком, покусывал, легонько прихватывая зубами кожу, покрывал губы томительной нежностью. Поглаживая лицо Тэхёна ладонями, он ощущал его пальцы на своём затылке. Тот притягивал, зарывался в волосы, пропускал их сквозь пальцы, будто не мог насытиться, как и он сам. Бесконечно-сладко целуя, Тэхён лизал языком его искусанные губы, толкался навстречу, отчего Чонгук глухо и несдержанно скулил. После чего Тэхён словно стал настойчивее: жался сильнее, крепче прижимал его за талию одной рукой и шумно дышал, продолжая страстно целовать. Сталкиваясь с ним носом, Тэхён с таким непередаваемым упоением сосал его язык, доставляя Чонгуку животное наслаждение, а руками напористо оглаживал спину, бедра и бока. И с каждой секундой Чонгук всё отчётливее понимал, насколько сильно ему не хватало Тэхёна.       Он скучал.       Умирал.       Как же он тосковал и даже не отдавал себе в этом отчёта, цепляясь за обиду, а теперь, когда дорвался до желанного тела — сходил с ума. Тэхён уверенно потянул его за собой, делая несколько шагов назад, а он, не глядя под ноги, шёл на поводу, не желая ни на секунду прерывать желанные поцелуи.       Оторваться всё же пришлось, чтобы придержать споткнувшегося о порог дома Тэхёна. Который на ходу, совершенно не стесняясь рядом стоявшего деда, стаскивал с Чонгука пиджак и трясущимися пальцами судорожно расстёгивал пуговицы на рубашке. Улыбнувшись такому искреннему голодному желанию поскорее добраться до его кожи, Чонгук с наслаждением подставил шею и ощутил, как ласковое тепло растекается по всему телу, а настырный язык Тэхёна с напором проходится по каждой венке. Затуманенным взглядом Чонгук зацепился за деда, когда они, спотыкаясь, наталкивались на лутки, пока ломились в дом, и заметил, как тот смахивал слёзы, отворачиваясь в сторону. Старик, как оказалось, переживал не меньше них самих всё это время, поэтому, растрогавшись моментом, старался держать лицо.       Понимание этого еще сильнее тронуло Чонгука. В груди защемило от нежности, а утихнувшее было желание плакать проснулось вновь. Только вот причина для слез теперь была совершенно другой. Слёзы катились уже от счастья, от осознания, насколько же сильно его любят в этом доме… Не за деньги, не за власть, не за положение в обществе, а босого, вредного и без гроша за душой — здесь, в этой глубинке пригорода Тэгу, куда его никогда бы в жизни не занесло ни под каким предлогом, его любят всем сердцем два человека. Эти люди, которых он лично оставил почти без гроша, делились с ним последним: кормили, одевали, заботились и берегли его жизнь, несмотря на его мерзкий характер. Научили его любить, научили быть благодарным и ценить заботу. Жалели, когда это было нужно. И даже строптивый дед, которого он оскорбил при первой встрече хамским высказыванием о доме, смог полюбить его, принять и даже встал на защиту, прикрывая от мелких засранцев.       — Маленький мой, не плачь, — шептал Тэхён, ощутив на губах солоноватый привкус слёз Чонгука и поспешил их стереть. — Ласковый, любимый мой. Я так люблю тебя.        — А я тебя, — прохрипел Чонгук. — Я думал, ты мстишь мне, думал, ненавидишь, притворяешься… Не верил тебе, злился. Я так злился на тебя, Тэхён… так злился… — Чонгук наконец-то смог говорить, когда горло отпустил страх оказаться нежеланным, а глаза выплеснули через слёзы все невысказанные эмоции. — Я не слышал тебя, когда ты приходил и извинялся. Нет, не так — я слышал, но я не понимал того, что ты говоришь, ничего не воспринимал на эмоциях. Я так боялся сюда ехать… Боялся увидеть в твоих глазах презрение, ненависть. Боялся и злился… Не верил деду, когда он говорил, что тебе плохо, что на работу не ходишь, что забил на всё… Боже, мне самому так плохо без тебя было. Ночью особенно… Ты посмотри на себя — усы отрастил! — нервно хихикнул Чонгук и поцеловал его в губы. Нежно провёл по щетине, скользнул пальцем по треугольнику волос под губой и потёр подбородок, разглядывая Тэхёна.       — Я винил себя. Мне жить не хотелось, зачем мне бриться… — Тэхён уткнулся носом ему в шею. Вдохнул полной грудью, скользнул к волосам, зарылся там носом, пальцами и ненасытно дышал. Следом обхватил руками шею и крепко окольцевал Чонгука в объятиях, прижимаясь всем телом.       — Ты чего? А как же дед? Ты должен был о нём подумать! Должен был взять себя в руки.       — Должен был, но не мог, никак. — Тэхён трепетно зацеловывал его шею, ухо, тёрся щекой о скулы, прикрыв глаза. — Мне стыдно за это, и меня снова уволили, — Тэхён нервно хохотнул. — Плевать, найду новую работу. Пошли в комнату — полежим, пообнимаемся, мне так этого не хватало, я так скучал…       — Подожди, — прошептал Чонгук в самые губы, чмокнул и отлепил от себя Тэхёна. — Я сейчас вернусь.       — Куда ты?       Чонгук вышел из дома и нашёл деда взглядом. Тот улыбался, сидя на пороге, и жмурил глаза, подставляя лицо солнечным лучам. Откинулся чуть назад на руки и жевал соломинку, но стоило ему увидеть Чонгука, как тот тут же переполошился, выпрямился и чуть нахмурился, сверля тяжёлым взглядом.       Решив, что именно так сейчас будет правильнее всего, Чонгук встал напротив старика и медленно опустился на колени, подставив ладони под лоб. Он согнулся в глубоком поклоне, выражая таким образом всю признательность и благодарность, на которые был способен. Дед вернул его домой — несмотря на свой возраст, болезнь, проехал через полстраны и два дня упорно пробивался к нему в офис. Не ел, спал на улице, но притащил его мириться. А ещё заботился, по-своему любил, заступался, принимал его сторону, когда он ревновал Тэхёна к Намджуну, — помогал в интимных делах, в конце концов. Вредный старик в нужные моменты всегда проявлял мудрость и не давал им разругаться с Тэхёном, когда они только шли друг другу на встречу. Если бы не дед Юнги, Чонгук вообще, возможно, не сошёлся бы с Тэхёном или вспомнил бы всё раньше, чем влюбился.       — Чаво скрючился тут? Заняться больше нечем, что ли? Штаны тут пачкаешь, стирать кто будет? — дед швырнул в Чонгука тапком, попав по спине.       — Я тут кланяюсь тебе, а ты тапком в меня бросил, старый динозавр? Вот же ж! Айщ, — Чонгук недовольно цокнул и, заломив брови, уставился на деда, чуть приподняв голову.       — Я думал, вы, петухи, топтаться пошли, а он мне лбом тут поклоны бьёт... Нашёл время, бестолковый! — Дед замахнулся было отвесить леща, но не ударил. Вместо этого смущённо отвернулся, напрягая щеки, шевелил подбородком и губами, сдерживая улыбку. Приятно стало, скрыть не получилось.       — Не до этого сейчас, успеем! Сваришь мне штаны — убью! А теперь иди сюда, пенёк, я скучал по тебе, — Чонгук встал с колен, отряхнув брюки от пыли, рывком поднял деда с порога и обнял, сильно прижимая старика к себе. — Спасибо, — буркнул он тому в ухо и ждал, не отпуская, пока дед Юнги не обнял в ответ и, неловко кряхтя, похлопал ладошкой по спине.       — Да хватит меня жать, детина, кости мне переломишь все. Иди уже к своему бестолковому, обнимайтесь. Пойду чаю заварю твоим церберам на улице, долго им тут караулить тебя придётся.       — Точно! Не надо чая, сами купят, — Чонгук выпустил деда и уверенно пошагал на улицу. Заглянул в окно к водителю и сказал: — Я остаюсь сегодня здесь, одну машину охраны можно отпустить в город, сменят ночью остальных. В общем, сами пусть разберутся, а ты привези мне сюда… Айщ, красного тунца тебе всё равно так быстро не найти, чёрт. Ладно, тогда мраморной говядины, креветок и пива с соджу. Потом свободен. Жди звонка. Спасибо.       Чонгук хлопнул по плечу водителя, который явно опешил, округлив глаза от фамильярного обращения к нему. Быстро кивнул в ответ и схватился за телефон, спеша выполнить поручение. Чонгук же вернулся во двор, тут же заметил Тэхёна, стоявшего в дверях. И лишь большие блестящие глаза выдавали лёгкую тревогу и страх снова потерять только что обретённое счастье.       — Жди водителя, дед Юнги, он привезёт продукты. Позовёшь нас. Буду откармливать вас сегодня. Один не ел два дня и отказывался в дом ко мне зайти, всё спешил обратно, а второй, — Чонгук подлетел к Тэхёну и, подхватив того под ягодицы, поднял на руки, зарываясь носом в волосы, счастливо улыбаясь, — совсем зачах, страшно глянуть на тебя! Худые стали оба, ужас! — На этих словах он понёс Тэхёна в дом.       Зашёл и бережно уложил его на кровать, забравшись следом. Лёг сверху, ласково поцеловал, прошёлся по губам, огладил щёки, заглянув в глаза, и прошептал:       — Прости меня, за то…       — Чонгук, не надо. — Тэхён в ответ, притянув Чонгука за голову, зарылся пальцами в волосы, упёрся лбом в его и тихо прошептал: — Мы оба виноваты друг перед другом. Ты не должен извиняться.       — Нет, должен. Можешь не говорить ничего, просто слушай. Я хочу это сказать, — слова рвались изнутри, Чонгук чувствовал потребность произнести их вслух. — Прости, что раньше был таким мудаком. Я вспомнил, как неуважительно относился к тебе, да и к другим сотрудникам тоже. Вспомнил, как ты терпел все мои выходки, но, несмотря на это, не бросил умирать в болоте. Вспомнил, как видел тебя возле того злосчастного клуба, где ты целовался с другим. Боже, сейчас это заставляет мою грудь огнём гореть от ревности... Я тогда не понимал, злился… Не могу сказать, что почувствовал, я не знаю. Всё выливалось в злость на весь мир. А потом я всё забыл. Забыл свою жизнь, отца, которого ненавижу всей душой — всё забыл.       — Он бил тебя, верно? Поэтому тогда у тебя был приступ? — Тэхён ласково поглаживал его по волосам, пока Чонгук лежал головой на его груди, слушая сердцебиение и тяжёлое дыхание.       — Да. Не хочу об этом. Кстати, откуда ты узнал о татуировке тигра на бедре? Я не раздевался перед тобой никогда... — Чонгук заинтересованно приподнялся и вперился в умиротворённое лицо взглядом.       — Подглядел, — хихикнул Тэхён. — Я как-то заносил тебе кофе утром, а ты спал на диване. Одеяло сползло. В общем, я облизывался тогда полдня. Откуда она у тебя?       — Шрам скрыл, — Чонгук тяжело выдохнул и снова улёгся, подставляясь под ласкающую руку. — Меня сильно отлупил отец: он был пьян, и кожа лопнула под тростью. Он запер меня тогда в комнате, а няня тайком перевязала рану и успокоила.       — Мне жаль, Чонгук. Я догадывался, но даже представить не мог, что ты пережил в детстве.       — Не важно, это в прошлом. Не хочу его даже вспоминать. — Чонгук поцеловал Тэхёна через ткань футболки в грудь и крепче прижался, продолжая шептать: — Просто будь рядом со мной, люби меня, и я всё для тебя сделаю. Не отпущу тебя. А если всё же надумаешь уйти, в погреб посажу, обещаю! — И тут же хихикнул, потираясь носом о чужую футболку, глубоко вдохнул. — Как я скучал по твоему запаху, по объятиям, ты не представляешь. И по кровати этой неудобной скучал. И по дому. Чёрт, я думал, что буду рад покинуть эту лачугу, но быстро понял, как ошибался. Я так счастлив был тут, с тобой, с дедом… И так несчастен стал, когда думал, что всё это было ложью, местью и обманом…       Чонгук шмыгнул носом, расчувствовавшись немного, а Тэхён тут же поменял их местами, забрался сверху и стал покрывать лицо нежными поцелуями. Жадно впился в рот, толкнулся, лизнул меж губ и сплёлся с его языком. Температура резко подскочила, руки Тэхёна скользнули к ремню и играючи с ним расправились.       — Позже, Тэхён, я не готов, — томно прошептал Чонгук, удерживая его руки. — Сначала я вас накормлю, после выкупаю тебя, и только потом можешь делать со мной, что хочешь.       — Я просто хочу доставить тебе удовольствие, — Тэхён скользил губами по шее, прикусывая мочку уха, и шумно задышал от нарастающего желания.       Чонгук резко перевернул их, меняя местами снова, жадно ответил на поцелуй, столкнувшись зубами, поскуливая, выдохнул, а потом так же резко отстранился.       — Сегодня я буду извиняться, ты обещал меня научить, помнишь?       — Водитель пакеты принёс! — громко позвал их дед и принялся греметь металлической посудой на кухне.       — Идём, — Чонгук потянул Тэхёна за руку, поднимаясь с кровати.       Тэхён взялся поправлять красноречиво топорщившиеся спортивные штаны да приглаживать чуть растрепавшиеся отросшие волосы, а Чонгук с восхищением смотрел на этого мужчину. Его мужчину — небритого, худого и уставшего, измученного тоской по нему. Чонгук задыхался от его грубой красоты и млел от осознания того, что Тэхён его любит. Такой красивый, такой потрясающий, действительно любит его. Чонгук рывком притянул Тэхёна к себе, развернул, чтобы тут же вжать в стену и впиться в сладкие губы поцелуем.       — Я соврал, я не выдержу до вечера. Ты слишком красив, — прошептал Чонгук. Чуть отстранился и, глядя Тэхёну в глаза, впился пальцами в его затылок. — Я люблю тебя, Тэхён, — и вновь голодно скользнул в чуть приоткрытый рот языком. Поцелуй выходил горячим, мокрым и нетерпеливым, а когда Чонгук нырнул ладонью под резинку чужих штанов, отодвигая ткань, Тэхён глухо застонал ему в рот. — Мы быстро, — Чонгук жадно сжал налитый кровью член, глотая еще один жаждущий тихий всхлип, и продолжил посасывать вкусные губы.       Тэхён последовал его примеру: вжикнул молнией на брюках Чонгука и запустил туда руку. Провёл по члену длинными пальцами, и когда Чонгук в ответ тихо простонал, голодно вгрызся в его губы. Толкаясь языками, оба одновременно дрочили друг другу, сорвано дыша. Возбуждение росло слишком стремительно, они шумно и сорванно дышали, а с растерзанных губ всё чаще срывались случайные стоны. Щетина Тэхёна непривычно царапала кожу, но Чонгуку сейчас на это было откровенно плевать.       — Амгх… — приглушённо постанывая, Чонгук переключился на шею и ушко, а Тэхён всё сильней притягивал его за затылок, заставляя с напором проходиться по нежной коже зубами.       — Я так… агх… люблю тебя, Чонгук, — Тэхён чуть отстранился, чтобы прошептать признание.       Чонгук попытался улыбнуться, но Тэхён резко двинул ладонью по его члену, ускоряясь, приятно вывернул запястье, так что он смог лишь рвано простонать, закатывая глаза от удовольствия. Чувствуя, что до желанной разрядки осталось совсем немного, он подстроился под быстрый темп.       — Тэхё-он, Тэхё-он, — Чонгук вскрикивал и глотал такие же стоны в ответ.       — Чонгук, ах… ах... — замычал Тэхён и резче задвигал рукой, а второй прижал его за спину ближе к себе.       Хлюпающие звуки быстро натягивающейся плоти в паху сводили с ума, а от накатывающего оргазма перехватывало дыхание. Чонгук вновь потянулся за поцелуем, но Тэхён уже не отвечал ему — кажется, был просто не в состоянии. А спустя ещё несколько движений тот глухо застонал и, запрокинув голову, содрогнулся в оргазме. Его собственный протяжный стон вырвался наружу следом. Оргазм Чонгука и без того приближался слишком быстро, а стоило почувствовать, как чужая сперма толчками заливает его кулак, он не сдержался. Тело напряглось, и он сорвался следом за Тэхёном, кончая.       Остаточные волны наслаждения ещё разливались по телу, Чонгук счастливо улыбался, обмениваясь дыханием с Тэхёном, и потирался о его лицо своим. Ощущая себя до неприличия счастливым, он коротко поцеловал Тэхёна и крепко-крепко обнял его, уткнувшись носом в шею.       — Мне этого не хватало. Где там твои салфетки?       Тэхён сдавленно хмыкнул и, поцеловав Чонгука в шею, высвободился из объятий.       — Держи, — протянул парочку Чонгуку и достал себе новые.       Спустя пару минут, с искусанными вусмерть припухшими губами, Чонгук шагал вслед за Тэхёном, обнимая того со спины и положив голову на чужое плечо. Дед, мурлыча под нос какую-то песенку, уже вовсю собирал гриль, успев выудить из пакета пиво. Чонгук сел за стол и наблюдал за приготовлениями, пока не встретился со стариком взглядом.       — Чаво расселся, бездельник? Давно подзатыльники не получал, дефектный? Иди, зелень мой в тазу. Вон, даже бестолочь моя занят делом — рюмки расставляет. За бутылку ухватился, будто мало пил…       — Я уже не дефектный, я всё вспомнил! — запротестовал Чонгук, когда дед на него замахнулся.       — Та где там? Вспомнил он… А по дому как работать, не вспомнил? Ничего ж не умеешь! Учить тебя и учить! — причитал дед.       — Ну, как не умею, я, вон, и за курятником ухаживал, и огород копал, и дрова колол, и шить даже научился, дед Юнги. Ты несправедлив, — спорил Чонгук, с улыбкой на лице полоща зелень в тазу с водой, будто енот какой, в своей белоснежной рубашке и чёрных брюках.       — Капля в море! Посуду мыть ума не надо! Ты как обезьяна — что показали, то и умеешь, коснись чего нового — ты ни на что не годен.       Лёгкая словесная перепалка с дедом доставляла Чонгуку огромное удовольствие. Тот бухтел не только на него, но и на Тэхёна, который тоже резко стал бестолковым. Дед неустанно стебал внука за пережитый нервный стресс, что, впрочем, неудивительно. Навозился с ним.       Ужиная в таком уже родном доме, Чонгук чувствовал себя слишком счастливым. Бурчащий дед напротив, жующий обворожительно пахнущую говядину, улыбающийся Тэхён с пивом в руке и с набитым ртом (Чонгук лично запихивал мясо) — от этой идиллии в груди разливалось чувство тепла и семейного уюта. Сжимая тёплую руку Тэхёна в своей и переплетая пальцы под столом, он вспоминал причуды деда с «Мини», пустяковые склоки и домашнее веселье, когда они бросались едой. Человеческое тепло, милый родной дом, отдельные минуты с Тэхёном и свобода. Чонгук помнил это чувство, когда он мечтал заработать, увезти Тэхёна и деда в лучшие условия, помнил свои желания, а ещё помнил, как хорошо ему жилось без проблем с компанией, без давления со стороны акционеров, без охраны, вечно следующей по пятам, и без всей этой суеты. Вроде бы хлипкий старый дом, но здесь веяло уютом, заботой и наполненностью. Это место теперь казалось тихим уголком в его шумном мире.       — Жуй, старый пенёк! — Чонгук сунул деду скрученное с зеленью мясо в рот, и пока тот недовольно мычал, округляя глаза, продолжил: — Откормлю тебя, тощего. Будешь толстый и красивый. Бороду тебе будем в салонах стричь, красавцем станешь. Напичкаем тебя таблетками, от невест проходу не будет. Ты теперь же богатый жених. Богаче деда Хосока будешь!       — Та де ж там богатый... — буркнул дед Юнги.       — Ну как? Ты же говорил, что я семья тебе! Что раз внук меня полюбил, и ты примешь. Так вот и принимай. Бери за свои слова ответственность! — Чонгук театрально возмутился, тыча в деда пальцем. — Куплю тебе телефон последней модели, водонепроницаемый, пойдёшь им меряться к соседу, когда вернёшься сюда.       — А ну, не тычь мне пальцем тут, петух! — Дед отмахнулся от его руки и закинулся ещё одной стопкой соджу, пытаясь спрятать горделивую улыбку. — Откуда я там вернуться-то должен? — хитро протянул он, прищурив глазки.       — Увезу тебя с собой, старый ты динозавр. Будешь с нами жить.       — С нами?       — Ну а с кем?       — А я разве соглашался к тебе переехать? — возмутился Тэхён с набитым ртом.       — А я и не спрашивал! Ты думал, я буду в Ичхоне, а ты в Тэгу работать? Совсем уже, что ли, умом тут тронулся? Думать — это не больно, Ким Тэхён! — стебанул Чонгук слишком знакомой им обоим фразой, но тут же получил пинок ногой под столом. Хихикнул и быстро чмокнул Тэхёна в нос, извиняясь. — Плевать! Переедешь ко мне, ты мне должен. Это не обсуждается. Если любишь, то поедешь! Или хочешь сказать, что врал мне опять?       — Эй, так нечестно, Чонгук!       — А честно ли ты меня в споре надул с Намджуном, а?! — возмутился он в ответ.       — Выпьем лучше, — вклинился дед, пиная, к приятному удивлению, не Чонгука под столом, а Тэхёна. — Чаво носом крутишь, дают — бери! Дефектный, вон, ничего не умеет, а денег куры не клюют. Побогаче Намджуна будет. Хочет, пусть тратит свои деньги на нас.       — Вот же ж! Мне работу найти надо. Ты бы хоть свои ограничения снял! — Тэхён игриво надул губы, чокаясь стаканом пива.       — Готово. Что ещё желаешь? Я вот свои обещания держу.       — Как готово? Ты даже за телефон не взялся.       — Я снял ограничения на следующий день после того, как ты был у меня. Думал, ты за этим приходил, думал, что если получишь работу, больше тебе от меня ничего и не надо будет.       — Господи, бестолковые какие, — дед закинул в себя ещё одну стопку соджу и глубоко вздохнул, а Тэхён, стукнув Чонгука в лоб ладошкой, прошептал: «Я же люблю тебя, глупый».