Парижские каникулы

Буквально за пару дней до вылета — рейс передвинули еще на несколько дней вперед и Рейч сообщила об этом Себу, сказав ему, что предупредит, когда информация станет окончательной и, что называется, бесповоротной. Но время снова шло вперед, и информация менялась постоянно и в какой-то момент Рейч поняла, что ее интуиция все же была права — в этом году она домой не улетит. Эти ее мысли подтвердила новая информация об авиасообщении на территории Франции: вылеты были разрешены только тем, кто находился в чрезвычайном положении из-за разнообразных проблем со здоровьем и тем, кто жаждал воссоединиться с семьей. Именно это и сказала Рейч Себастиану, позвонив ему вечером по видеосвязи, меланхолично потягивая из бокала красное вино. — Воссоединение семьи. То есть, в моем конкретном случае, я могу улететь либо на родину, либо никуда, потому что я не в браке, — пожала плечами она, делая смачный глоток, сидя у себя на кровати и чувствуя на себе раздраженно-обжигающий взгляд Себастиана, — Через родину вернуться в США я тоже не смогу: насколько я знаю — границы закрыты и могут возникнуть осложнения с моими документами, потому что я сейчас почти везде как нелегал и посольству может не понравится то, что я сначала была в Париже, потом улетела в Россию и все такое. Да и тут мне явно лучше, а там — я точно буду одна. — Понятно, — выдавил он из себя сквозь зубы, — А когда страну будет разрешено покинуть холостякам, не сказано? — Нет, сэр, — покачала головой Рейч, подперев щеку рукой, равнодушно смотря на Себа, — Да забей. Приеду как-нибудь. Потом. — Смешно пиздец, щас живот надорву, — рыкнул мужчина, хмуро смотря на свою девушку и ее тонкое запястье. — Смех жизнь продлевает и настроение поднимает, так что тебе было бы полезно, знаешь ли. — Остроумно, — хмыкнул он. — На что ты так злишься, позволь спросить? — с вызовом взглянула на него Рейч, — Я тебя так раздражаю? Так можем и не созваниваться, я просто напишу тебе, когда прилечу и все. И то, только потому что я ключей от твоей квартиры не брала. — О, ну замечательно, теперь это снова «твоя квартира», а не «наш дом». Что будет дальше? Развод и девичья фамилия? Ах да, мы не женаты, мы просто до сих пор встречаемся и временами феерически ебемся, но видимо не сильно феерически, раз мы реально до сих пор просто встречаемся и сожительствуем. И поэтому ты сейчас сидишь своей тощей задницей во Франции. — А, то есть я виновата в том, что мы не женаты или что? — Я этого не говорил, — проворчал он, — Но тот твой отказ — сейчас только все осложняет. Случись чего — меня к тебе даже в больницу не пустят, потому что я тебе никто. И тебя это устраивает, насколько я понимаю. — Ты знаешь, что ты не прав, говоря, что ты мне никто, — нахмурилась она, смотря прямо на Себастиана, — Ты не можешь так говорить после всего, что с нами было, только не ты! — Не прав? — рыкнул он, злясь все больше, — Скажи еще, что я соплежуй, который держится за твою юбку и пытается затащить к алтарю, лишь бы его не бросили! Или ебаный абьюзер, который тебе навязывает семейные узы, а ты бедная-несчастная жить не хочешь с тираном и испытываешь стокгольмский синдром! Если заплачешь прямо сейчас для полноты картины — будет вообще то, что нужно, чтобы уж точно никто не сомневался в том, насколько ты обездолена и не понята своим парнем-дебилом, который только и делает, что давит на тебя! — Пошел ты, — выпалила Рейч, как в старые-добрые времена, мгновенно вспыхнув, — Зря я вообще тебе сказала, что рейс может состояться, как чувствовала, что надо молчать! — О, какая ты милая, — злобно сверкнул глазами Себ, — Что еще чувствуешь? — Что ты придурок, — прямо сказала она, большими глотками допивая вино, — Злишься на меня и не говоришь со мной об этом. Обиделся на то, что я сказала, что ты не смог бы приехать в любом случае, а сейчас ты только копишь это дерьмо внутри себя, чтобы вылить его потом куда-нибудь в сторону, а может быть и на меня, прям как сейчас. Я хоть раз тебя в чем-то упрекнула? Или обвинила? Что с тобой такое? Я тоже блять нервничаю, мне тоже не нравится, что я сижу здесь! Я хочу домой, к тебе! А ты ведешь себя сейчас как кусок собачьего дерьма! Это типа так и должно быть?! — Успокойся, — напряженно попросил он и Рейчел эта просьба разбесила еще больше. — Сам успокойся! — крикнула она и тут же отключила видеосвязь, опять как в старые времена швырнув подаренный Себом телефон в стену. Она слышала вибрацию телефона, которая периодически раздавалась откуда-то из угла, знала, что это звонит Себ, но она даже не пошла поднимать девайс и не хотела с ним сейчас разговаривать, зная, что в порыве ярости может наговорить ему гадостей, которые в общем-то не будут правдой и после этого перформанса гарантированно станет очень стыдно. Так прошло еще несколько дней, в молчании, ссоре и обоюдной упрямости, и наступили 20-е числа декабря: новостей про вылет снова не было, рейсы как отменили, так снова и не запустили, и данные о текущей ситуации никак не менялись. По крайней мере для рядовых туристов. Рейч казалось, что она полностью смирилась с ситуацией и реагирует спокойно на отсутствие информации. Она даже приспособилась готовиться к сессии и сдавать зачеты удаленно, хотя некоторые экзамены ей все же поставили на следующий семестр, чтобы сдавала она их лично, а не по интернету. Она наконец-то наладила режим работы так, чтобы продуктивно работать и успевать отдыхать от бесконечной рутины и казалось, что в жизни наступила какая-то равнина, которая напоминала бесконечные пески пустыни — веры в то, что это когда-то закончится было примерно ноль, так что оставалось только найти в себе силы на то, чтобы подстроиться под это все и просто выдохнуть. Рейчел сидела и писала рабочую статью, когда завибрировал ее телефон, впервые за 4 дня, и она увидела, что это Себ снова пытает свое счастье, хочет ей дозвониться. В последний раз, после их резко закончившегося разговора — он звонил ей по меньшей мере еще 8 раз, но безуспешно. Рейчел так приложила телефон об стенку, что защитное стекло треснуло, а на корпусе теперь красовалась смачная вмятина — свидетельство ее несдержанности. Она надела наушники и, поставив телефон на компьютер чуть сбоку, ответила на вызов и продолжила сосредоточенно печатать текст. — Привет, — она поздоровалась первой, все также печатая и не смотря в телефон, на хмурое лицо своего бойфренда. — Привет, — согласился он, — Как дела? — Как обычно, — пожала плечами она, — А у тебя? — Так же, как и у тебя, — отозвался он, оторвавшись от экрана, шагая на кухню, — Был с Баки еще раз у ветеринара, все у него заебись, можно не волноваться. — Отлично, приятно слышать. — Занята? — Пытаюсь работать, — ответила она и взглянула в экран, где Себ с всклокоченной шевелюрой пил из ее кружки с золотыми звездочками что-то горячее, — Пытаюсь написать что-то «сексуальное про сорта корицы». Та еще задачка. — Могу представить, — хмыкнул он, — Хотелось бы узнать подробности о твоих делах. — Что конкретно ты хочешь от меня услышать? — устало спросила она, также без сил взглянув на него, — Нет, я больше не злюсь на тебя. Да, информации о вылетах никакой, да, вероятность того, что я буду новогодние праздники отмечать здесь — высока, так что можешь идти тусоваться с кем хочешь, только мне не показывай, как тебе охуенно. Знаю, реплика так себе, но пока только так, ничего другого я выдать тебе не могу. Считаю ли я тебя до сих пор придурком, потому что ты исполняешь хуйню до сих пор? Нет, я тебя люблю и с каждым днем все сильнее, но сейчас я хочу тебя придушить. Вам слово, мистер Стэн. — Я злюсь на тебя, — прямо сказал он, пожав плечами, — За то, что ты не моя официально и перед лицом закона я не имею никаких прав на тебя. Твои кровные родственники, которые клали на тебя хуй и издевались всевозможными способами имеют больше привилегий в этом плане чем я, понимаешь, что я чувствую? То, что происходит между нами сейчас — это чудесно, наша гармония, взаимопонимание и все прочее, но этого, блять, мало. Мне этого мало. Говорю, как эгоист, потому что говорю свою точку зрения. И ты злишь меня точно также, как и я тебя сейчас, так что не пизди мне, что ты вся такая фея святая и не испытываешь ничего негативного. — Как всегда, взаимные чувства, — усмехнулась Рейч и Себ отзеркалил ее ухмылку, — Увижу, что ты с телками зависаешь — я действительно тебя задушу. Будешь мне изменять — сделай так, чтобы я никогда об этом не узнала, а в остальном чувствуй себя свободным. — Нет, это я тебя придушу, — снова вспыхнул Себ нахмурившись и машинально раздувая ноздри, — Максимально хуевая шутка. Тебе не идет. — Рада, что ты не оценил полет юмора. Но если ты. — Я похож на того, кто побежит ебаться с кем-то только от того, что тебя нет дома который месяц? Только после тебя! — Туше, — хмыкнула Рейч, — Меня не интересуют ничьи гениталии, кроме твоих. Честное слово. — Аналогично блять, — выплюнул хмурый Себ, — С тобой вообще нихуя не соскучишься. Только решишь что все, крепость завоевана, как нет сука, на-ка тебе еще задачку со звездочкой, попотей мразь, попробуй подъехать ко мне на кривой лошади. — Это в тебе спермотоксикоз говорит? — прямо спросила Рейч, глядя на Себа. — Да, — сквозь зубы признал он, — Хоть бы раз фотку прислала, не туристическую! — Как ты это себе представляешь? — смутилась Рейч. — Я тебе покажу на своем примере. Да даже если и нет — в сети полно фотографий моего хрена так-то, — закатил глаза Себ, — Я уверен, что мы сейчас не ладим только от того, что напряжение просто титаническое скопилось между нами, его ножом резать можно. Вспомни, какой я приезжаю, если задерживаюсь на съемках. — Злой, — кивнула Рейч, — Рычишь и огрызаешься, но стоит дать тебе потрогать костлявую задницу и поцеловать в губы — ты начинаешь мягчеть. А после горячего ужина и совместного вечера ты совсем прежний становишься. — Именно, — подтвердил он, — И я такой приезжаю если задержался на три недели на съемках. А сейчас уже скоро третий месяц пойдет, как я тебя не видел. Третий сука месяц, это блять в башке у меня не укладывается, я готов разорвать что-нибудь, потому что так быть не должно. Ты должна быть тут, рядом со мной, спорить о том, что готовить на Рождество и придирчиво выбирать подарок Тони, а не вот это блять дерьмо, которое происходит сейчас. — Я типа тоже не в восторге, — проворчала Рейч, — Мне нравится с ребятами, тут классно, но в гостях хорошо, а дома лучше. Я стараюсь вести себя прилично, но нет-нет, да и проскальзывает моя грубость. Я хочу домой, так что не дави на меня и не говори со мной так, будто бы я решила тебя помучить, чтобы жизнь медом не казалась и остаться здесь подольше, только чтобы ты покрепче любил меня. Отношения на расстоянии невозможны, они рано или поздно заканчиваются. — Это ты щас к чему? — недобро рыкнул Себ, — Поясни-ка. — Ты сам знаешь к чему, — пожала плечами Рейч, — Чем дольше я тут нахожусь, тем больше вероятность того, что. — Я даже слушать этого не хочу, понятно? — перебил ее Себ, — Делись своими теориями на кухне с Лили, если тебе так хочется обсудить с кем-то возможность нашего блядского разрыва, будь так добра. — Да пожалуйста, я могу вообще в принципе молчать, если тебя это устроит, — съязвила Рейч. — Кто-то снова стал сукой? — Только после того, как кто-то стал чертилой, — выпалила Рейч, остро ощущая его правоту, — Но ты прав. Ничего бы этого не было, будь мы рядом друг с другом. И вовсе не обязательно говорить, что ты меня предупреждал и отговаривал ехать, как знал. Я помню это и без тебя. — Я не собирался даже намекать на это, потому что смысла в этом нет, — сказал мужчина не слишком дружелюбно, — Я был прав. И что с того? Это как-то меняет жизнь к лучшему, конкретно сейчас? Или может кому-то из нас легче от этого? — Ладно, давай сменим тему, — попросила Рейч, — Иначе мы разругаемся до конца. Что у тебя на завтрак было? — О, смена темы на 10/10 просто, лучше сама про свой завтрак расскажи, красотка, блять. С таким трудом добирала эти несчастные 4 кг, так старалась, пихала в себя буквально, даже ночью есть вставала, чтобы не потерять в весе, а сейчас все по пизде пошло, я прав? — С чего ты взял? — Не делай из меня идиота, хорошо? — отрезал он, — Я же вижу твои руки, как бы ты ни старалась их закрывать в последнее время, вижу твое лицо, иногда ты светишь ноги и меня разрывает просто. О твои скулы порезаться блять можно уже. Что ты творишь? — Не начинай, я тебя прошу, — закатила глаза Рейч, устало потерев ладонями лицо, — Мне вот этого только для полного счастья не хватает, реально. — Ой прости, что блять переживаю за твое здоровье! –вспылил он и нахмурился, — У тебя цикл хоть сохранился? Скажи правду. — Сохранился, — перекривляла его Рейч, чувствуя невероятное раздражение к Себу, наверное, впервые после их совместной работы на площадке, — Какое тебе вообще дело до моего цикла? Это касается только меня и никого больше, ты к этому никакого отношения не имеешь, так что перестань задавать мне такие вопросы, хорошо? Может быть мы еще начнем обсуждать сколько раз в день я в туалет хожу? — Мы вместе уже чуть больше двух лет, — сказал он вдруг совершенно спокойно после короткой паузы, ровно глядя на Рейч, — А я так и не удостоился чести стать к тебе ближе и встать на ступень твоего мужчины и партнера. Ты относишься ко мне как к приятелю, как к тому же Эвансу. Ты постоянно говоришь, что любишь меня, так и его ты тоже любишь. И Тони. И Пола. И Чейса. Так что меня отличает от них? Если я, оказывается, не могу тебе задать вопрос, все ли у тебя в порядке со здоровьем, если ли у тебя блядские месячные, чтобы ты не ощетинилась и не начала кусаться. Ты считаешь это нормально? У тебя может в семье так делали? — Хочешь знать, как делали в моей семье? — Рейч понимала, что они разругаются сейчас окончательно, но ее уже захлестнула пелена ярости от того, насколько она была не согласна с Себастианом и от того, насколько она хотела, чтобы прямо сейчас ее оставили в покое. Она смотрела на него с выражением животной злости на лице и ее губы сами собой сжимались в тонкую полоску от того, что ее снова ковырнули по больному, пусть и не намеренно, — Прекрасно, я скажу тебе как. Моя мать вытирает ноги о моего отца, ездит на нем, просто потому что может. Он обожает ее, и, если она его ударит, он как больной, будет просить еще, лишь бы она дотронулась до него. Она каждый раз гонит его прочь из дома, при каждой мелочной ссоре, она выгоняет его, обзывает последними словами и кричит, что его вещей тут нет и пусть пиздует, куда хочет. Она никогда ему не говорит, что любит, она считает его тупым и малообразованным и каждый гребаный раз, когда он затрудняется ответить на какой-то вопрос — она издевается над ним и припоминает ему, что он учился в школе не слишком хорошо и что привык работать руками, а не головой. Она считает его мусором под своими ногами, а он согласен быть этим мусором, и они оба называют это любовью! Вот что делают в моей семье! — ее трясло всем телом и губы дрожали от подступающих слез, которые она никак не могла сдержать и в итоге практически сорвалась на крик, — Что еще ты хочешь знать обо мне?! Чего тебе не хватает?! Я устала и меня тошнит, тошнит от того, как сильно я на нее похожа! Я не могу себя контролировать! И все то, что происходит сейчас вокруг — оно только показывает насколько я не заслуживаю ни того что со мной происходит, ни даже тебя! Ты хочешь быть рядом, участвуешь в моей жизни, окружаешь заботой и это невыносимо, потому что этого никогда в моей жизни не было и это пугает меня, потому что в моей картине мира так быть не должно! Я должна со всем справляться сама! А сейчас я абсолютно беспомощна! — Замолчи, — играя желваками резко сказал Себ, — Это говоришь не ты, это все гормоны и стрессы, которые мы оба переживаем. — Прекрати сваливать все, что я вытворяю на что угодно, кроме моего уродского характера, — сглатывая комок в горле попросила Рейч, — Я старалась. Я стараюсь до сих пор, но мне уже ничего не помогает, ни ебаная терапия, ни питание, ни тренировки. Я чувствую себя сломанной и сломленной, как гребаное старое пианино, которое расстроенно, и оно больше не будет играть как раньше. — Я тебе не позволю, — жестко ответил он, — Я не разрешаю тебе опускать руки. Ты попытаешься еще раз. Еще раз, ради меня. А потом ты вернешься домой и расскажешь мне все дерьмо, которое ты копишь в себе, я был терпелив, но я больше не буду потакать твоим желаниям оставить что-либо в секрете, это понятно? Я хочу знать все. — Все-все? — спросила она неверяще и вымотано, все еще приходя в себя после своей гневной тирады. — Все-все, — повторил он чуть мягче, — Я люблю тебя так сильно, что никакая информация в мире не способна будет меня в тебе как-то разочаровать и заставить исчезнуть. Что бы это ни было, я говорю серьезно. Сколько еще тебе нужно времени, чтобы понять, что я никуда не уйду? Чтобы понять наконец, что ты заслуживаешь любви, чтобы тебя любили! Я останусь рядом, навсегда и если ты никак не можешь полюбить себя — это буду делать я. Так много и сильно, что хватит на двоих с головой, это понятно? Я хочу знать все, все чего ты боишься и так упорно не хочешь говорить, думая, что я покручу пальцем у виска и оставлю тебя. Не будешь говорить сама — я тебя заставлю. Выложишь мне все, расскажешь про каждый мелкий шрам на своем теле и мне плевать, появился он от того, что ты в косяк не вписалась или от того, что тебя мать ударила армейским ремнем твоего отца. Это ясно? Шутки кончились, дружба тоже, тут только ты и я, все. Рейч просто молча опустила глаза и Себ видел, что она не плачет, только потому что держится из последних сил и при нем она вовсе не хочет рыдать, потому что и так уже дала приличную слабину. Она кивнула ему и после этого сказала, что ей нужно поработать и не дожидаясь ответа Себастиана просто положила трубку и потом захлопнула крышку ноутбука. До самого вечера она не выходила из комнаты и просто укрывшись с головой одеялом тихо ревела от бессилия и превалирующего ощущения собственной никчемности. Снова она расстроила Себастиана, снова они ругались, снова она повела себя так, как клялась самой себе никогда себя не вести и не доставлять другим неудобств. Она не лгала Себу: сеансы терапии продолжались и по видео, и просто по созвонам по телефону со специалистом, она старалась придерживаться диеты, но ничего не выходило и из-за этого она решила не тренироваться, потому что без должного питания подобный вид нагрузки может привести только к еще большей потере веса. Себастиан был прав: все килограммы за которые она так отчаянно билась и пыталась набрать — все улетели так, будто бы она все это время не усиленно питалась, а просто пила водичку с лимончиком. Это и расстраивало, и злило, и заставляло опустить руки. Ощущение собственной бесполезности было постоянным и Рейчел ни с кем не хотела это обсуждать, хотелось наоборот закрыться от всех, от всего мира и особенно от Себастиана, потому что он попал в яблочко: она боялась, что в какой-то момент он просто устанет вечно с ней сражаться и бросит ее. «И правильно сделает» — каждый раз думала она, глотая слезы и содрогаясь всем телом от страха. Она понимала, что это замкнутый круг и она сама создает все эти проблемы, но она не могла просто взять и поменять свое мышление, которое укоренилось в ней с годами. Работа над собой самая сложная и ответственная и очень часто, испытывая такие негативные моменты — ты просто опускаешься на самое дно своей самооценки, себя как личности и в собственных глазах ты имеешь значение не больше, чем мусор под ногами прохожих на улице. Опускаешься на дно, чтобы потом найти в себе силы и ногами оттолкнуться вверх. Или же утонуть окончательно. В квартире молодоженов была хорошая звукоизоляция, но все же, они взволнованно переглянулись, когда услышали глухие рыдания из гостевой комнаты. Лео остановил Лили, подорвавшуюся было со своего места, просто сжав ее руку, пока они сидели на кухне и пили чай, так и не дождавшись Рейч. — Пусть побудет одна, — предложил он, — Если захочет — придет сама. Рейчел знает, что она может даже ночью к любому из нас прийти. — Снова поссорились, — грустно предположила Лили, подперев щеку рукой, — И ведь никто ни в чем не виноват, я уверена. Она очень хорошая, он тоже классный и любит ее безумно, но это расстояние. — она покачала головой, — Скорее бы рейсы открыли. — Они справятся, — подбодрил Лили ее муж, — Они смогут, я в них верю. Не может быть такого, чтобы они разбежались просто из-за того, что Рейч тут застряла. — Сейчас такой сложный период для всех, — пробормотала Лили, отпивая чай, — И вот именно в это время вылезает все то, где есть какие-то проблемы в их отношениях. Рейч очень замкнутая, очень. Ей тяжело по-настоящему кому-то довериться и раскрыться. Она спокойно общается с людьми, и она очень классная, но действительно с кем-то сблизиться — ей очень тяжко. — А ей. Хм. Есть что скрывать? Почему ей так тяжело? — осторожно поинтересовался Лео. — Ну, есть кое-что такое, о чем так просто не рассказать за чашкой чая, — уклончиво ответила Лили, — Это не моя тайна, и может слишком громко называть это тайной, но в любом случае даже не думай, что что-то узнаешь втихую. Просто. Внешность обманчивая. Рейч выглядит как одуванчик, но она сложный человек на самом-то деле и с ней непросто бывает. И она этого очень стесняется. Хотя мне, например, с ней всегда было чудесно, меня эта сложность никак не отталкивала. Себастиана, я так понимаю, тоже. Он переживает за нее, хочет, чтобы она была счастлива, а оно видишь как. То все отлично, то хуже некуда. — А может это биполярное расстройство?.. Ну мало ли. Просто иногда это действительно похоже на правду. — Не, она тоже так подумала сначала, сходила провериться, — махнула рукой Лили, — Здоров — годен. Себ не знает об этом, о том, что она ходила и проверялась. Рейчел очень этого стыдится. Ей стыдно даже от того, что в принципе пришлось идти к психологу и работать над этим, что говорить о каких-то тестах узкой направленности. — Давно? — Нет, относительно недавно. Уже здесь, в Париже. — Нам надо как-то поднять ей настроение. Есть идеи? — перевел тему Лео. — Не знаю, — задумчиво произнесла Лили, — Сейчас ее может расстроить все, что угодно. Я не знаю, что придумать, но ты определенно прав. Надо заставить ее посмеяться. — Может соберем тусовку? Настольные игры, тупые комедии, алкоголь? Потихоньку всех соберем, мирно посидим. По крайней мере можно же раз в день выходить за продуктами, а кто знает, куда весь этот народ пошел затариваться? Может у нас тут пункт гуманитарной помощи. — Ты думаешь? — загорелась Лили, — Хм. А идея-то хорошая. Может это действительно встряхнет ее. Приоденется, накрасится, прическу сделаем, по-любому на полшашечки ей станет лучше, хоть отвлечется. — Вот и я о чем. Я позвоню Давиду, потому что без него все равно никак, он же мой брат, он все организует по-тихому, так что в пятницу будем приближать сюда Новый Год. О, и сам Новый Год тоже можно всем вместе отметить, погудеть… Все будут гудеть в такую ночь! — Блин, вот за что я люблю тебя, так это за смекалку! — Лили игриво треснула Лео по накаченной груди, и он, довольно ойкнув, заулыбался. Рейч не знала о том, что готовят ее друзья и вообще не хотела выходить из комнаты ближайшие недели 2-3, но знала, что Лили ей этого не позволит. Поэтому она решила взять себя в руки уже сейчас и кое-как встав с кровати она решила принять душ, чтобы банально перезагрузиться. Она стояла под кипятком минут сорок, просто смотря в одну точку и понимала, что так дело не пойдет. Если она не будет сопротивляться и бороться — настроение не то чтобы упадет, оно уйдет в минус и засядет там надолго, а значит кто-то похудеет еще больше. Выйдя на сушу, она традиционно в сотый раз твердо решила держать себя в руках и попытаться еще раз. Из зеркала на нее смотрело опухшее тощее и зареванное лицо с узкими глазами, красным носом и распухшими губами, но она, громко шмыгнув носом, решила не обращать на это внимания и привычными движением рук стала наносить на себя увлажняющий крем, чтобы пойти после на кухню, и через «не могу» и «не хочу» съесть хоть что-нибудь и после этого отправиться спать, чтобы с завтрашнего дня быть уже другим человеком. По крайней мере не в ее характере было сдаваться и пока еще оставался хоть крошечный отголосок сил — она намеревалась его использовать до конца и надеяться, что этого запаса хватит до ее приезда домой и до того, как Себ окончательно не взорвется и не выскажет все, что думает и о ней, и о ситуации в целом. «И будет прав» — снова подумала Рейч, сидя на кухонном гарнитуре уже глубокой ночью, вяло жуя бутерброд с сыром, смотря на залитое лунным светом пространство, ощущая, как сильно болит ее голова, тело и душа.