За что?

На следующий день школа организовала награждение девочки грамотой, благодарностями и прочими вещами. Изуку, который весь предыдущий день не разговаривал с дочерью, пришел на это мероприятие. Героев не было – все же, им не стоит светиться там, где их ожидают увидеть, если не подготовлена безопасность должным образом. Грамоту и какие-то подарки, оставшиеся неопознанными из-за плотных пакетов, вручали все те же помощники из геройского агентства. После эту маленькую семью те самые помощники увезли. Изуку думал, что их отвезут домой, но ошибся… Занервничал, увидев, что пропускают поворот и осознавая, куда именно они едут. А Айя радовалась – она наконец была в центре внимания по-хорошему. Не это вот часто «ваша дочь подралась» или «ваша дочь натворила дел», а заветное «благодарим за то, что вырастили такую дочь»… Только папа почему-то опять грустный, даже больше, чем вчера был. Их проводят все в тот же зал-кабинет, где Айя была эти пару дней. Местные герои, кто не на задании, устроились кто где – даже на подоконнике кто-то сидел, забравшись с ногами. Обстановка какая-то странная: одновременно по-дружески веселая, но и какая-то почти официальная – девушка с таким никогда не сталкивалась. И представьте только – это все для нее! А Изуку кроет. Кроет так, что дышать становится тяжело, но он держится. Не хочется портить праздник дочери. Официальная речь – еще одна за сегодня – от помощников, похвалы от местных героев, говорящих, что не ожидали, что в их маленьком городке родится и вырастет такой талант, поздравления от Киришимы, молчаливое присоединения в этом от всех остальных. Только главного для Айи не видно. Однако не проходит и нескольких минут с момента поздравлений и начала фуршета, как дверь открывается и вваливается сам Динамит. Он пока не смотрит на тех, кто собрался: идет, отстегивая наручи и снимая маску, подходит спешно, на ходу извиняясь: - Прости, что опоздал, - улыбнулся, - Прямо с задания к тебе. А потом перевел взгляд на стоящего рядом с девочкой человека и замер… Потому что не изменился – все такой же хрупкий и красивый, нежный очень. Только глаза в страхе округлились и слезы готовы вот-вот хлынуть. Стоит, трясется, зажимает себе рот руками. Айя сначала не понимает ступора героя напротив и кажется, ей слышатся всхлипы, но это не может быть папа ведь он никогда не плачет. А Динамит тем временем отмирает и делает шаг мимо нее, тянет руку, пытается погладить по щеке – видно, как рука ощутимо трясется, но замирает в паре сантиметрах от лица омеги. Изуку же делает шаг назад, его дрожь усиливается. Еще шаг и еще. Сквозь всхлипы подступающей истерики еле слышно «нет, не трогай». Когда упирается спиной в стену, будто рвется ниточка, удерживающая его в прямом состоянии: омега сползает, садясь на корточки и зажимаясь сильнее. Он все также зажимает себе рот, чтобы не вырвался не плачь даже – рев. Айя в оцепенении. Таким своего папу она не видела. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Да, он часто – все чаще в последнее время – бывал уставшим, но таким разбитым и уж совсем беспомощным – нет, никогда. А Динамит отмирает уже во второй раз и решительно идет к Мидории – тому, кого оставил много лет назад. К тому, о ком подумал, когда увидел эту девчушку пишущей и бубнящей, говорящей, что ее папа беспричудный… Не могло быть столько совпадений необоснованных. Просто не могло – вот это его вчера и тревожило. И отпустило безосновательно только тогда, когда услышал другую фамилию… - Деку, - произносит своим хриплым голосом. Перчатки давно отшвырнуты куда-то вглубь зала. Все присутствующие понимают, что не должны этого видеть в общем-то но никто не решается уйти – стоят тихо, - Деку… - больше ничего не может выдавить из себя. - Не подходи! – кричит в голос Изуку, распрямляясь, - Не подходи! – заходится в рыданиях, некрасиво размазывая по лицу слезы и сопли. - Папа! Это же Динамит, лучший из нынешних героев. Ты чего так испугался? Опять твоя паника безосновательная? Ну, успокойся уже, хватит, - у Айй у самой слезы текут, она действительно испугалась такого состояния папы. К девочке подходит Шинсо и просто уводит немного дальше, приобнимая за плечи и поглаживая ее успокаивающе. В общем-то Бакуго знает, что Изуку ему никак навредить не сможет – хочет взять и сгрести его в охапку, прижать к себе. Но что-то останавливает. Хотя… стоит ли об этом думать сейчас, когда все внутри вопит и просит об одном. Поэтому… …шаг и захлопнувшаяся ловушка для Мидории в виде объятий. Он пытается вырваться – безуспешно. Колотит своими кулачками альфе по плечам, насколько позволяет его физическое положение. А альфа выше больше, чем на голову, и настолько широк в плечах, что Изуку кажется в сравнении с ним просто подростком. - Ну, ну, тише, тише… Успокойся, - говорит тихо, в макушку, вдыхая запах волос, но так и не может уловить ни одной живой, естественной, нотки. - Пусти, пусти! – не плачет уже, скулит. У него ноги подкашиваются, оставляя висеть куклой на руках самого пугающего в жизни человека. Задыхается от рыданий. Опять кроет паничка – сердце готово выпрыгнуть, кислорода отчаянно не хватает, трясет. Отключается, опадает полностью. Бакуго подхватывает его на руки и несет к диванчику. Кладет, сам отходит на шаг, а Сецуна отпихивает его еще дальше. - Не видишь, он из-за тебя в таком состоянии. Уйди, бля! – берет за руку, одну отделенную часть своего тела умещает в районе сердца, парочка других мелких расползается под рубашкой, - Айя, скажи, когда у него была течка в последний раз? - Я не знаю… - Как не знаешь? - Ну, он всегда в одном состоянии и не рассказывает об этом ничего… - молчит и смотрит, - А что вы сейчас сделали? - Моя причуда имеет не только боевую наклонность, но может быть использована и в медицинских целях. Так, например, сейчас я могу сказать, где и какие у него проблемы со здоровьем. Что-то типа аппарата узи… Мидория приходит в себя сам и достаточно быстро. Садится резко и морщится. От того, что ощущения резко прекратились обмороком, организм в шоке. Осматривает всех боязливо. - Не переживайте, я омега. Сецуна Токаге, герой-ящерица… - Я знаю, можете не представляться. Я – Мидория Изуку, папа этой великолепной девочки Айи. - Скажите, сколько лет вы пьете подавители? - Почти четырнадцать, - кто-то присвистнул. - А перерывы с какой частотой делаете? - Я их не делаю, - говорит об этом несколько заторможенно, но легко и просто. Совсем не обращает внимание на поднимающийся шум. - Как же так? От любых подавителей и блокаторов, да даже от нейтрализаторов запаха надо делать перерыв, хотя бы раз в год на одну течку! Теперь понятно, почему у вас такие проблемы со здоровьем. - Это не моя тема. Вообще. - Получается, ваша последняя течка была почти четырнадцать лет назад? - У меня не было течки. - Не поняла. - У меня никогда не было течки, что тут непонятного: я зачал и родил без течки, когда понял после родов, что вскоре гормональный фон нормализуется и я потеку, стал пить препараты. Ни одного сбоя за столько лет. - Это немыслимо! – женщина в искреннем шоке, - Но почему? - Вам не понять, Сецуна-сан. - А вы попытайтесь объяснить. - Нет, это слишком личное, - омега тверд и уверен в своем решении. - То есть то, что вы не доживете до старости, вас не беспокоит? - Нет. Не смотрите на меня так: я сам остался без матери в свои семнадцать. Отца не было. И да, я понимаю, что моя дочь это все сейчас слышит: в отличие от меня, она будет успешной. Даже я, никчемный и беспричудный справился с утратой в таком возрасте. У нее к тому времени уже будет отличная учеба в академии, работа и поддержка тех, кем она восхищается. И я надеюсь, что в самой академии у нее появятся друзья. А пока я делаю все, что могу, чтобы она не чувствовала себя ущербной в плане обеспечения, одежды и прочих подобных вещей. - Это жестоко по отношению к ней. - Это жестоко по отношению к нам вмешиваться в тот уклад жизни, которую не знаете, - отрезает жестко. - Я не понимаю. Даже профессиональные герои берут перерыв на гон, течку или просто отпуск. Всем надо отдыхать. И вам тоже. - И не поймете, я еще раз вам говорю. Тут в их разговор вмешиваются два героя: один говорит, что усыпил девочку крепким сном, и дальнейший разговор она не услышит, а второй беспардонно спрашивает: - Получается, ты сам не знаешь, как пахнешь? Раз у тебя не было ни одной течки в жизни. - Да, вы правы, - соглашается, - Я не знаю свой запах вообще. Все чужие чувствую, но очень слабо. - Судя по всему, - продолжает Монома, - Вам это даже неинтересно. - Нет. - Теперь, когда ваша дочь спит, пусть и под гипнозом, вы можете сказать мне мотив? – не отстает Сецуна. - Я просто не хотел переживать нечто подобное еще и в течке своей. - Подобное чему? - Тому, что со мной сделали до… Когда я забеременел дочкой. - Сколько вам было? - Родил в пятнадцать. Сейчас мне, как и большинству из здесь присутствующих, двадцать девять. - Бооооже, - выдохнула она. Все альфы молча слушали это, пытаясь уместить в голове, вспоминая свои пятнадцать лет – дети еще были. Почти все… - Вы поэтому ушли в первый день, когда только случился инцидент? – спрашивает Киришима в лоб, - Потому что не хотели или не были морально готовы к встрече с ним? Айя ведь его дочь? - Да. По всем пунктам. - Бакуго, я, конечно, знал, что ты мудак, но не думал, что настолько, - цедит Бунтарь. - С чего ты вообще решил, что я – отец? – получает в ответ Киришима, но на этот вопрос отвечает другой. - Наверное, с того, что внешностью она пошла в тебя, - перечислял Шинсо, - Наверное, с того, что ваши причуды очень похожи: у тебя взрывы из рук, у нее – взрывы из рук, которыми она может управлять, их направлением. А еще от того, что ей четырнадцать и парень родил ее в пятнадцать. Как раз тогда, когда мы поступили в ЮЭЙ, перейдя из своих старых школ. И реакция его на тебя во многом говорит. И твоя на него тоже. Сразу ведь ринулся к нему, как увидел… - Только что ты такого натворил конкретно, что его до сих пор паникой кроет? – это уже Денки. И Бакуго совсем не нравится то, как задан этот вопрос, каким тоном и с каким настроением. - Я не обязан отвечать, - строго цедит, - Но натворил, да, признаю. - И что будешь с этим делать? - Не знаю… Просто не знаю.