За что?

Мидория Изуку всю жизнь строил вокруг себя стены, укрепления, возводил конструкции защиты… Чтобы не было больно, страшно и абстрагироваться от всего. Строил-строил, старался, а тут, на тебе: появился один человек, который смел их все одной своей улыбкой. Каминари Денки удивительный – яркий, добрый и лучезарный. И да, это, наверное, не на все сто процентов так: обладание такой мощной причудой, вхождение в топ героев, да и подростковый возраст в окружении таких людей, среди которых Каччан не самый сильный, накладывают свои отпечатки. Однако с ним – жалким омегой – этот великолепный герой именно такой. Ему хочется улыбаться в ответ, пытаться шутить, даже если никогда этого не делал, зная, что тебя не загнобят и не осудят. С ним хочется отбросить свою броню, остаться тем самым нежным и верящим в лучшее в людях, слегка наивным подростком. Герой Пикачу давал это ощущение, вытаскивал Изуку-настоящего из-под обломков боли и серьезности, всех тех тяжестей, что выпали на его долю. Заставлял хотеть жить. Мидория не боится открываться ему – и не важно, это разговор наедине или в небольшой компании. Рассказывает о том, что мечтал когда-то пойти в поддержку – на этот факультет – мечтал помогать героям, делая их работу легче и эффективнее. Помнится, этот разговор был в присутствии нескольких альф, приезжавших к ним в город. Спрашивать о причинах не стали – и так ясно, в чем – в ком – дело было. Однако обсуждение их причуд и способов улучшения было тогда бурным. Мидория не боится осуждения, когда начинает заикаться в волнении. Не стесняется дурачиться, как ребенок. Однажды они вообще устроили бой подушками такой, что за этими самыми подушками пришлось ехать за новыми. Денки учил его многим вещам, которые умеют все нормальные взрослые омеги – краситься и сногсшибательно одеваться. Хотя последнему особо учить не надо было – врожденное чувство вкуса у Изуку было потрясающим, таким, что от того, как он сочетал вещи себе и для Денки, повергало последнего в шок иногда, заставляя присвистывать в удивлении. Мидория Изуку не стеснялся. Открылся и доверился впервые за долгое время. Точнее, впервые с того самого времени, как доверился и открылся Кацуки. Они частенько вместе завтракали, обедали и ужинали. Иногда их компания пополнялась кем-то из альф - Денки, все же, вводил их в круг общения Изуку дозированно. И не важно, это была трапеза в кафе, доставка или собственноручно приготовленное. Вот последнее повергало Каминари в шок и совершенно забавило самого Мидорию. Если приготовление было за ужином, Денки оставался у них ночевать, пристраиваясь рядом на кровати с засыпающим Изуку. Долго смотрел, любовался – чего уж там таить, иногда гладил по волосам, заправляя щекочущие нос кудряшки за ухо. Он любил рассматривать эти длинные подрагивающие ресницы, созвездия веснушек, аккуратный носик. Отдельного внимания заслуживали губы – такие манящие, от которых тяжело было оторвать взгляд, но он старался изо всех сил, чтобы не напрягать «друга»… Однако сближение его радовало весьма и весьма. Наверное, они оба знали, что так и будет. Когда-нибудь, да. Но все же… Вкусный ужин с запеченной рыбой и вином – Денки удалось уломать на бокальчик-другой никогда не пившего Изуку. Интересные – всегда интересные – разговоры и какое-то необъяснимое волнение, от которого они все ближе и ближе друг к другу. Шуточно танцуют танго, но оба выпили и не важно, специально или нарочно, но блондин поскальзывается прямо у дивана, валясь на него и утягивая за собой Изуку. Неловко? Нет, но смущение есть. Глаза в глаза, сбитое от смеха и танца дыхание. Тормоза летят к чертям, когда Каминари все же переводит взгляд на губы Мидории. Тянется к ним и радуется, что Изуку не упирается или уходит от прикосновения. Усаживает его у себя на коленях поудобнее, гладит по спине, зарывается в такие прекрасные кудри и целует, целует, целует… глаза, щеки, шею, ключицы, неописуемо прекрасные губы. Задыхается сам – впервые за много лет от волнения – чувствует это же от обожаемого. Не слышит за оглушающим стуком крови в ушах и тихой музыкой то, как дверь в квартиру открывается. Не слышит ни он, ни другой омега тихое бормотание в прихожей… Однако слышит удивленно-охуевшее: - Ебааааать… - подозрительно знакомым голосом. - Штаааа?! – визго-крик от девушки, - Что здесь происходит вообще? Айя кричит, выпучив глаза и уронив все вещи на пол. На ее лице мешаются шок, непонимание и нарастающий гнев. - Я тут, значит, пытаюсь наладить отношения своему папе с самым лучшим героем страны. Беспричудному папе. Папе, родившему меня рано и вне брака… - она говорит и сама заводится от слов своих же, - Увидела, блин, что у Первого какой-то интерес к тебе есть, хотела сделать, как лучше! А ты тут с другим омегой шпёхаешься! Да это же охренеть – не встать! За что ты со мной так, папочка?! Последнее – уже несдерживаемый крик, выданный не то в отвращении, не то в сарказме. Крик, от которого она получает грозный рык: - Айя, заткнись! - Что? – ее большие глаза сейчас от удивления еще больше: Бакуго никогда с ней так не разговаривал. - Что слышала! Твой папа – взрослый омега, который сам может решать, как и с кем ему проводить время. Кацуки эти слова цедит сквозь зубы – видно, что еле сдерживается. И не будь здесь подростка, наверное, был бы мордобой. Во только Денки абсолютно похуй на его бешенство, наоборот, сидит и улыбается довольный, не позволяя подскочить краснющему, как помидор, Мидории со своих колен, удерживая его. - Мы мешать не будем, - выделяя каждое слово, Бакуго разворачивается к двери, - Айя заночует у меня. - Где именно «у тебя»? – уточняет Каминари, наплевав на все. - В центре. - Океееееей, - тянет ехидно, и добивает, - Спасииибоооо. Кажется, когда дверь захлопывается, слышатся звуки возни и борьбы, будто кого-то тащат и кому-то зажимают рот. А еще кажется, что с потолка что-то отвалилось. Но счастливому герою абсолютно пофиг, а вот Изуку не знает, куда себя деть. - Боже, как неловко! – он бормочет, упираясь лбом куда-то в плечо Денки, - При дочери и такое! - Какое? Ну, скажи, какое? Она за все эти годы видела рядом с тобой кучу альф? Нет. Она видела тебя радостным и вообще живым? – вздергивает брови, - Нет! Ты делал для нее все, что мог, из кожи вон лез, чтобы у нее было вообще все. На себя забил, на свое здоровье. Отказался от личной жизни… так что пусть не вякает, - молчит, успокаивающе гладит по спине и массирует шею, - А ты заметил, как Бакуго спокойно и правильно отреагировал? - Угу… Это совсем не похоже на него прежнего. Такое ощущение, что это нам еще аукнется. - Может быть. А может быть и нет… Каминари не хочет отрываться, но понимает, что весь настрой улетел к чертям, вздыхает тяжко. - Мне кажется, или стоит включить фильм? - Да, - нервно улыбается Изуку,- наверное. В тот вечер они так и уснули в обнимку за просмотром какого-то кино. В тот вечер Бакуго впервые столкнулся с родной дочерью так надолго. Ему стоило большого труда пережить свой ураган чувств и успокоить ураган младшей. Однако он понимал, что пусть и такое мерзкое, по его мнению, но сближение с Каминари – это очень большой шаг для Мидории. Хотя челюсть он однокурснику сломает. Точно!