***
— Тётушка Мелания! — с криком вырывается из сна. Вытирает руками лицо и вдыхает холодный ночной воздух. — Что, дитя моё? — женщина проводит ладонью по густым волосам, и Тина переводит на неё неверящий взгляд. Она в белых одеждах на мягкой простыни в темноте походит на ангела, сидящего на облаках. — Что тебе приснилось? — вторит нераслышанный вопрос и тепло улыбается, раскрывая объятия. Девушка подползает к ней на коленях, сминая перину и утыкается лицом в плечо. — Я потеряла его. — Кого его? — всматривается в голубые озёра, наполненные болью, и целует в центр лба. Либерман дрожит в её руках, едва не захлёбывается слезами. У неё перед глазами всплывают жуткие картины сна. Она видит молодого парня. И землю, которая его поглощает. Родную степь, ставшую для него пристанищем. Морщится. Боль поселяется в сердце. Она не верит. Это не воз мож но. — Я не знаю, — отрывается от ночной рубашки женщины, и осознание наполняет её верой. Этот образ из сна — пустышка, порождённая бурной фантазией и легендами родного края. Этот образ из сна — грубая игра воображения, толкающая на необдуманные поступки. — Вот видишь, — тётушка улыбается, и в её зрачках плескается невероятное тепло, подаренное солнцем. — Это просто сон. — Тот парень показался мне таким родным. — Я уверена: при встрече ты его обязательно вспомнишь. — Вспомню, — Таня выдыхает, а Мелания сопровождает её на кухню, укутав в тёплое одеяло: ночи в горах холодные. Они размещаются на кухне, освещаемой мягким светом луны. Женщина располагает подсвечник на столе, а маленький огонёк свечи добавляет уюта. Они пьют молоко с хлебом, сидя друг напротив друга, обмениваются тёплыми взглядами, и Либерман забывает про тревожное сновидение, хоть в голове и продолжают раскачиваться отклики отчаянного «Вспомню». — Тётушка Мелания? — Либерман вытирает с губ молочные усы. — А вы всегда были одинокой? — в ночной темноте сверкает любопытным взглядом, а женщина умиляется её поведению. — Разве можно быть одинокой в Украине? Здесь же всё родное, — она поднимается, отталкиваясь от стола, и молоко в бутыле испугано бьётся о стенки. Чашки дрожат на деревянной поверхности, а Таня наблюдает за каждым шорохом, словно завороженая. Тётушка подходит к окну и опирается руками на широкий подоконник, вглядывается в даль, а зачарованная улыбка поселяется на её лице. — Я така крилата, бо росла в Карпатах, бо росла в Карпатах, де орел літа, — начинает женщина, а Тина смотрит на неё, впитывая каждую нотку, ведь слышала эту песню во всех интерпретациях, кроме народной. Тихо поднимается с места, подходя к тётушке, и взгляд цепляется за россыпь ярких звёзд на небесном склоне. Сердце начинает стучать немного быстрее, а в душе рождается какое-то щемящее чувство, едва ли не перекрывающее доступ кислорода. — В мене очі сині, бо на Україні сині-сині ночі, небо і вода, — Таня подхватывает, неуверенно напевая первые ноты, но потом к ней присоединяется голос старшего поколения, и девушка чувствует тепло на своей ладони, сжимает чужую руку, пока второй смахивает выступившие слёзы. Они продолжают всматриваться в ночную темноту и петь, пока на столе догорает свеча, а где-то вдалеке, заговорённый природой ветер с любовью колышет иву у Прута.***
— Доброе утро, — Таня выходит из комнаты в одной сорочке, проигрывает в голове ритм соловьиного пения и надеется, что когда-то сможет превратить его в песню. Она пробегается взглядом по иконам, расположенным на стенах, благодарит Бога за прекрасное утро, а потом замирает, услышав звон посуды слева от себя. — Доброе утро, — произносит незнакомый мужской голос, и Либерман отскакивает в сторону, прикрываясь руками. — Я не смотрю, — он прячет улыбку в стакане молока, а из уст девушки вырывается испуганный крик. — Таня! — тётушка Мелания появляется в поле её зрения, обхватывает за плечи, а она не знает, как справиться с подступившим чувством обиды, которое поселяется в душе, стоит только страху отступить: молодой человек сидит на её месте, добродушно улыбаясь, и пьёт молоко, которое предназначалось ей. — Всё хорошо? Таня качает головой, но объяснить своё состояние не может. Ей кажется, что они с тётушкой стали немного ближе, чем предполагалось, и сейчас внутри просыпаются собственнические инстинкты. Как бы глупо это не звучало, но Либерман ни с кем не собиралась делить Меланию, особенно с этим парнем, который слишком себя запустил. — Эй, Калина, Земля вызывает, — снова низкий голос вырывает её в реальный мир, Таня оборачивается, накрывая нежными ладонями женские руки, и совершенно забыв о том, что единственным её одеянием является ночнушка, направляется к незнакомцу, так беспардонно испортившему её утро. — Вы кто? — Тётушка, а вы говорили, что она воспитанная, — парень усмехается, смотря ей за спину, а Либерман тыкает его пальцем в грудь и качает головой. — В компании человека обычно не принято говорить о нём в третьем лице, — хмыкает девушка и уже намеревается продолжить свой монолог, как по комнате разносится оглушительное «Стоп», и она виновато поджимает губы, оборачиваясь к тётушке. — Таня, успокойся, оденься и умываться. Данутц, приведи себя в порядок. Либерман возвращается в комнату, уже понимая, что виновата, ведь раскомандовалась в чужом доме, но от этого не исчезает чувство неприязни к утреннему гостю. Незнакомец же выходит на улицу и целует тётушку в щеку, прося прощение. Он сам не понимает, почему ему так сильно захотелось позлить девушку, но признаётся Мелании, что это доставило ему необычайное удовольствие, а та смеётся, хлопая его по спине, что-то тихо шепчет, явно какое-то ругательство, и уходит, снова повторив наставление. — Приведи себя в порядок, а то я пожалуюсь Людмиле, что ты пугаешь моих постояльцев. — Она тебе не поверит, — парень расплывается в улыбке, будучи явно довольным собой, а Мелания лишь цокает в ответ на его самоуверенность. — Она — моя сестра. — Но ты же помнишь, что для женщины нет ничего важнее её чада? — он подмигивает тётушке, а та даёт ему лёгкий подзатыльник и уходит, причитая себе под нос. — Дурбецало, — Дан что-то бубнит и снимает с крючка оставленное для него полотенце, пока Таня тихо хихикает, услышав окончание их разговора.***
— Прошу прощения, я не хотел вас напугать, — Либерман выходит из дома, одевшись в белое льняное платье. Заплетённые в косы волосы лежат на её плечах, а незнакомец сглатывает, случайно задевая взглядом глубокий вырез. Девушка внимательно всматривается в лицо человека, которого видит, наверное, в первый раз, ведь выйдя из комнаты она встретила неопрятного заросшего мужчину, а сейчас рядом стоит идеально выбритый парень в черной футболке и спортивных штанах. — У вас плохо получилось, — Таня приподнимает уголки губ и подходит к умывальнику. Кожа краснеет от соприкосновения с холодной водой, а незнакомец протягивает ей полотенце, широко улыбаясь. — Меня Дан зовут. — Данутц, — девушка вспоминает утреннее обращение тётушки, но парень лишь отрицательно качает головой. — Но, почему? — Не заставляйте чувствовать себя ребёнком, сжальтесь, — Дан смеётся, а Таня закрывает глаза, сдерживая свои эмоции. Ещё вчера она расспрашивала Меланию об одиночестве, а сегодня в доме появляются гости. Чудеса. — Татьяна, — Либерман уже хотела представиться другим именем, но потом вспомнила наставления хозяйки. Ругаться с женщиной ей не хотелось. — Калина, значит, — едва слышно прошептал парень, улыбаясь своим мыслям. Он ещё раз внимательно оглядел девушку, а после перевёл внимание на уходящую в горы тропу. Таня чем-то напоминала ему мать...