***
— Давайте я вам помогу, — Дан выхватывает у тётушки Мелании вишнёвые ветви, а Тина смотрит на них с удивлением. Тонкая лоза вредничает, выпадает из рук, словно стремится встретиться с землёй. — Сегодня будет вкусный чай? — женщина кивает, а Балан довольно улыбается. — Потрясающе, — уходит в сторону дома, напевая какие-то мотивы, а Либерман провожает его взглядом, лишь после оборачиваясь к хозяйке дома. — Чай? — Не все ж секреты сразу выдавать, — она жмёт плечами, следует за внуком и только в дверях останавливается. — Сейчас проверим, какая из тебя ґаздиня, — тётушка одаривает Таню своей добродушной улыбкой, а та цокает языком и закатывает глаза. Она и без всяких проверок знает, что хозяйка из неё — никудышняя, но отказать Мелании в помощи не может. Да и шанс научиться чему-то новому стоит ценить, поэтому машет рукой и бежит в сторону дома. — Тётушка, — Тина тормозит её в прихожей, заговорщицки улыбается и просит выйти на секунду на крыльцо. Женщина опирается на стену дома и смотрит вдаль, пока Либерман вьётся вокруг неё, не зная, с какой стороны подступить. — Не тяни. Я же знаю, что про Дана спросить хочешь, так спрашивай, ведь время не терпит пустой его траты. Девушка сглатывает, в её голове действительно множество мыслей об этом парне. — Я его потеряла, — она прячет глаза за черными ресницами. Взгляд упирается в деревянные ступени, пока сердце отбивает бешеный ритм. Они одновременно вспоминают ночной кошмар и мурашки снова буйным табуном бегут по спине, заставляя дрожать. — Дана невозможно потерять, ведь он способен найти дорогу в любом лесу даже в самую тёмную ночь. — И сколько же тёмных ночей было в его жизни? — Все ночи под звёздами светлые, — мужская рука ложится на Танино плечо, и она отскакивает в сторону, ударяя Балана по груди. — Дурбецало! — вторит за тётушкой, пока парень смеётся. Вибрации проходят по его горлу и вниз к животу, провожаемые взглядом голубых глаз, а после зрачки вылавливают во второй руке Дана неизвестный предмет, и девушка тянется к нему руками.***
— Как же это вкусно, — жидкость в глиняной чашке обжигает губы, оседая мягким вкусом вишни на губах. Тина смотрит на парня, который практически залпом выпивает горячий чай и расслабляется, откинувшись на спинку деревянного стула. Мебель скрипит под его весом, и ножки сильнее проваливаются в землю. — Натуральный чай лучше вот этой вашей фигни из пакетиков, — Либерман удивляется, потому что слышит это из уст Дана, хотя подобные слова могли бы с лёгкостью сорваться с мудрых губ тётушки, но она даже не вслушивается в диалог. Мелания сидит, оперевшись локтями на стол. Белые рукава её сорочки закатаны по локоть, а веки прикрыты, на лице цветёт мягкая улыбка, щеки от горячего напитка краснеют, и тётушка выглядит даже свежее, чем обычно. — Значит, ты любитель всего естественного? — Таня хватает со стола горбушку ржаного домашнего хлеба. Корочка хрустит в руках, и все молчат, наслаждаясь этим звуком. Жизнь проявляет себя в каждом звуке, в каждом оттенке, и они не могут отказать себе в наслаждении прислушаться. — Да. Это роскошь. Мебель из необработанного дерева, которая требует особого ухода. Она естественна, поэтому так дорога. Речка, созданная природой, которая имеет неровные берега и ведёт себя так, как ей велит голос земли. Она лучше любого ставка. Красота, данная женщине Богом. Без всякого постороннего вмешательства. Она завораживает. На женские губы без помады можно смотреть вечно, влюбляться в ухоженные ногти, но свои. Это дорогого стоит. А еще песня. Песня, которая не испорчена электроникой. Тишина и голос. Такой, какой он есть. Без обработки. Дан поднимается, опираясь руками на деревянный стол. Стаканы стучат, и тётушка Мелания осторожно придерживает их руками, чтобы не разбились. Она смотрит на своего племянника и в уставших зрачках плескается гордость вперемешку с любовью, потому что она, за неимением собственных детей, всё же смогла привнести толику своего в воспитание Балана. И отдала ему самое ценное — любовь и уважение ко всему живому. — Спой мне, — два коротких слова шепотом срываются с Таниных губ. Она не знает, о чем просит, но это желание поселяется глубоко внутри, заставляя сплетаться узлы в районе солнечного сплетения, и они настолько сдавливают всё внутри, что Либерман повторяет еще раз, громче, боясь, что останется неуслышанной. — Спой, — поднимается из-за стола и подходит к парню, обнимает его за шею и смотрит умоляющими глазами. — Пожалуйста. Таня абсолютно уверена, что есть только один способ по-настоящему узнать человека — услышать его душу. — Составишь мне компанию? — Дан приподнимает уголки губ и осторожно касается рук девушки. Пробегает пальцами вдоль вен, и она теряется, следит за его прикосновениями, размыкая ладони, а потом отходит в сторону, занимая удобную позицию, пока Дан прячется в стенах дома.***
Длинные пальцы проходят по натянутым струнам, словно проверяя их на гладкость. Гитара издаёт едва различимый звон и замолкает. Дан поднимает глаза на девушку. Кажется, он хочет убедиться, что Таня готова подхватить песню в любой момент, а она бы и рада, но совершенно не знает, что именно он решил сыграть, но потом струны большой палец пробегается вниз по струнам, пока левая рука зажимает ноты на грифе. В горле пересыхает, и Либерман делает глоток вишнёвого чая под укоризненный взгляд парня. Его пальцы резво перемещаются по струнам, и Таня закрывает глаза, наслаждаясь чистой мелодией, которая уносит всё дальше и дальше от реальности, но путешествие длиться недолго. Образы в голове разбиваются о сильный мужской голос, который привязывает сознание к моменту «здесь и сейчас». Либерман практически полностью пропускает первые строки, но подхватывает на припеве, и Дан замолкает, принимая участие только в куплетах. — Як на ті чорнобривці погляну, — Таня прикладывает руки к груди, а тётушка покачивается в такт, тихо напевая известные всем строки. — Бачу матір стареньку. Бачу руки твої, моя мамо, — Дан смотрит на Меланию, наслаждаясь девичьим пением. Перед глазами появляются картинки беззаботного детства, и он неосознанно смеётся, чем привлекает внимание Тани, но оставлять песню без окончания он не хочет. — Твою ласку я чую, рідненька, — повторяет последние строки и импровизирует с проигрышем, чтобы придать музыке более современного звучания. Не замечает, когда тётушка начинает ему аплодировать, но потом улыбается, как в детстве. — Браво! — Мелания поднимается с места и восторженно хлопает в ладоши. — Была бы помоложе — я бы станцевала. — Да вы и сейчас ничего, — Дан смеётся, отставляя в сторону инструмент, а Таня не решается и слова сказать. Она смотрит куда-то в сторону, на дом, на небо, на гитару, а в голове продолжают звучать строки, пропетые мужским голосом. И сейчас ей невыносимо хочется к маме, упасть в нежные объятия и освободиться от всех страхов, сковавших душу. А наравне с этим чувством расцветает и другое, еще более сильное — ощущение дома.***
— Где ты научился так играть? — ребята бродят по лесной тропе, норовя высмотреть хоть что-то среди густых деревьев. — Я был очень любознательным ребёнком, — Дан смеётся. Соединяет руки в замок за своей спиной и оборачивается, чтобы убедиться, что они идут правильно. — А если честно? — Таня выбегает перед ним, разворачивается лицом к парню и идёт задом наперёд, чтобы хорошо видеть лицо собеседника. — Под ноги смотри, — он берёт девушку за руку, переживая, чтобы она не споткнулась о мощные корни старых деревьев и не сломала себе что-либо. — Ну, Дан, — конючит, словно маленький ребёнок, но не стремится вырвать ладонь. Только сильнее впивается ноготками в кожу и наслаждается теплом, исходящим от мужской ладони. — Я в детстве часто ходил в походы, и кто-то обязательно брал с собок гитару. Мы сидели вечером у костра, ели картошку, запеченную на углях и пели песни. Я влюбился в этот инструмент. Начал упрашивать родителей, чтобы они купили, но отец был непреклонен. Таня останавливается. Смотрит глубоко в карие глаза, а потом подходит ближе. — Как тогда? — Тётушка всегда меня очень сильно любила, — Дан довольно ухмыляется и обходит девушку, раздвигая руками ветки. — Как-то я приехал к ней на каникулы, а возле кровати стояла гитара. До сих пор не знаю, где она её взяла, но там чистейшая липа в идеальнейшей обработке. Я таких еще не встречал. — А у тётушки не спрашивал? — Таня подходит к высокой сосне, прислоняется грудью к стволу и вдыхает аромат коры. Лёгкие расширяются в блаженстве, и девушка обхватывает дерево руками и закрывает глаза. Солнце практически не проникает сквозь плотные кроны, а вокруг слышно только пение птиц и хруст веток под ногами у Дана. Либерман уже хочет выругаться на парня, но внезапно чувствует, что её руки накрывают чужие ладони, и это заставляет еще больше расслабиться. — Она же волшебница — она не скажет. Дан становится с другой стороны от дерева, дышит его свежестью и позволяет энергии проникнуть внутрь. Чувствует, как тепло бежит по его рукам, расходится во все нервные окончания. Балану кажется, что он хорошенько отдохнул и провёл множество сеансов с психологом, потому что внутри ничего не болит и даже дурные мысли не посещают голову. Он просто стоит, прислонившись к сосне, смотрит на умиротворённое лицо Тани и не может нарадоваться. Он знает, что тётушка Мелания может творить чудеса, но никогда не догадывался, что она умеет считывать мысли, потому что стоило только подумать в одном из походов об одиночестве, как придя домой он обнаружил себе друга.***
— Как ощущения? — Дан приобнимает девушку за талию, пока та пожимает плечами и укладывает голову ему на грудь. Он уже хочет пошутить, что сильвотерапия идёт ей на пользу, но не решается спугнуть момент: тактильный контакт для него является одним из самых основных инструментов познания людей. — Такое ощущение, что я очень долго и очень сладко спала, — Таня потягивается, и Балан чувствует как напрягаются мышцы под его ладонью. Тонкая ткань льняного платья позволяет ему почувствовать каждую родинку под её рёбрами. — Хочешь, чтобы стало еще лучше? — в голове поселяется сумасшедшая идея, и единственное, чего парень ждёт — её согласия. — А это вообще возможно? — в голосе чувствуется предвкушение, и Дан мысленно празднует победу. Он становится на колени, помогая Тане снять кроссовки, а после разувается и сам. — Только обещай, что потом не будешь на меня кричать, — надеется, что она не испугается подобных просьб, но ответа так и не дожидается, подхватывает её на руки, оставляя обувь возле сосен и направляется в противоположную по вектору сторону. — Мы куда? — Балан молчит, продолжая продвигаться сквозь заросли. Ускоряет шаг, и Таня сильнее хватается за мужскую шею. Больше всего она боится упасть, но ближайшее будущее видится интереснейшим приключением. — Поставь меня! — требует уже только ради приличия, и Дан улавливает эти нотки в её голоске. — Закрой глаза, — почти дойдя до цели, он останавливается. Смотрит на ничего не понимающую девушку, которая даже не представляет, что находится сзади неё. — Закрой глаза, — повторяет снова, и Таня повинуется, надеясь, что не пожалеет об этом, но потом Балан снова начинает двигаться, а рецепторы слуха и обоняния обостряются. Таня слышит как где-то среди сосновых ветвей щебещут воробьи, как их песню дополняет красивая ласточка. Чувствует запах сочной травы, грибов, брызги воды на своей коже, а еще… Поток сознания прекращается, когда ощущение влаги становится всё отчетливее. Она резко открывает глаза и выворачивается из рук Балана, стоит ей только увидеть, что парень стоит уже по пояс в воде, но этот шаг оказывается не верным. Уже через несколько секунд она падает с головой в озеро. Вода попадает в нос и обжигает глаза, заставляя быстрее вынырнуть на поверхность. Таня разводит руками и становится ногами на дно. Убирает с лица мокрые волосы и плюётся, потому что жидкость попала в горло. — Ты! — она набирает ртом воздух, стараясь перевести дыхание. Мокрое платье липнет к телу, просвечивая все самые интересные места, и Либерман проклинает тот момент, когда решила, что не будет носить в этой поездке бюст, потому что соски затвердели от холода и страха, а Дан не настолько воспитанный, чтобы оторвать от них глаза. — Я, — он помогает девушке справиться с волосами, поправляет бретельку платья и смеётся, когда стыкается с разьярённым женским взглядом. — Ты же мог меня утопить! — она бьёт его ладонями по груди, и Дан смеётся, говоря, что Таня повторяется. Он уходит дальше в глубь озера и ныряет, позволяя воде полностью спрятать его в своей синеве, а потом снова появляется на поверхности, мотая головой в разные стороны. — Ты меня вообще слушаешь?! — вода шумит в ушах и освобождает парня от женских визгов. Нескольких погружений Дана хватает для того, чтобы Либерман успокоилась и приняла тот факт, что её одежда мокрая. Это даётся тяжело, но она отлично справляется, а потом приходит и понимание того, что в воде действительно стало лучше, а выброшенный в вены адреналин добавил уверенности в себе, поэтому Таня набирает полные лёгкие воздуха и погружается под воду. Выныривает уже возле парня, кладёт руки ему на плечи и толкает вниз. Тот даже не пытается вырываться. Запаса воздуха хватает секунд на двадцать, а после тёмная макушка снова виднеется на поверхности. Дан смеётся, убирая влагу с лица. Капли воды блестят на его губах, и Таня подплывает ближе, рассматривая его. Она не уверена, что это — тот же мужчина, с которым она столкнулась утром на кухне, потому что сейчас он кажется гораздо нежнее и беззаботнее, но счастье, сверкающее в кофейных глазах она точно ни с чем не спутает. — Ты сумасшедший. — Да. — Но это потрясающе, — голос дрожит от холода и эмоций, и Таня сильнее погружается, надеясь, что это поможет согреться, но вода спасает только от внешнего ветерка, внутренние ураганы же продолжают буять с новой силой. — Да, — односложные ответы — его конёк, потому что незачем сотрясать воздух словами, когда поступки говорят гораздо больше. Он обхватывает Таню за талию и притягивает к себе. Мокрая футболка, кажется, еще сильнее прилегает к коже, но ему на это плевать. Он смотрит девушке в глаза какое-то время, потому что потом совершенно перестаёт себя контролировать, накрывает мягкие губы своими и протяжно мычит от удовольствия. Воды карпатского озера окутывают их со всех сторон, пока за плечами лес создаёт плотную завесу, которая скрывает их от посторонних глаз. Таня импульсивно отвечает на поцелуй, цепляется за мужские плечи и совершенно забывает о мокрой одежде и предрассудках, с которыми ехала сюда. Из головы испаряется утренний недоконфликт и совершенно необоснованная детская ревность, которую она чувствовала по отношению к тётушке. Единственное, на чем получается сосредоточить внимание — тёплые губы с капельками холодной воды, которые вычерпывают все внутренние оковы. Таня чувствует счастье. Свободу. И тишину.