Сердце Нан Эльмота

Тургон одет в синее и серебряное и его тяжёлый (глупая работа, неизящно!) королевский венец — из белого золота. Холодный облик. И так же холоден голос короля. — Сбросить его со стены города. Вот мой приговор. Маэглин тих и незаметен за спиной родича. Вот как! Сын выбрал не отца, а иных. Эту Идриль, золотую и глупую, короля Тургона выбрал! Не его. — Так значит, отрекаешься ты от отца и родни его, о сын, рожденный в злой час! Здесь обратятся в прах все твои упования, и да умрешь ты здесь той же смертью, что и я. Эол, не думая, сбрасывает с плеча руку стражника. Ещё чего! Они не смогут, нет, они не посмеют убить его. Он им не позволит. Он не закрывает глаза, когда сам шагает в пропасть. Странно. Верно, в чертоге Намо Мандоса видится былое?.. Да нет же. Эол уверен: это не обитель владыки душ. Потолок слишком ему знаком, потому что — да как может быть такое? — это потолок его дома. Он в Нан Эльмоте. — Ты в порядке? — Арэдель хмурится и встревоженно глядит на него. Эол смотрит на жену снизу вверх. Она жива и касается его лица тёплой изящной ладонью. — Ты вдруг упал без сознания. Мы испугались. Эол видит наконец ещё и Маэглина, но на лице сына тревоги нет. Он вообще не смотрит на него. Снова витает в облаках, примеряя на себя корону скрытого города, верно! Ведь не зря он так легко предал отца… Тёмный садится, озадаченно и сам трогает своё лицо, едва лишь касаясь самыми кончиками пальцев. — Что за день сегодня? — Третий после полнолуния. — отвечает супруга. Эол кивает. Значит, его ждут гномы, ведь так? Перед отъездом он незаметно для жены и сына запирает их в доме. Добро! Не хотели вернуться с ним обратно в Нан Эльмот, так они его просто не покинут! Он уже понял, что почему-то Эру дал ему второй шанс. Верно, чтобы исправить случившееся, чтобы с ним жизнь не обошлась несправедливо. Чтобы те, кто хотел этой несправедливости, поплатились. Чтобы не смогли её совершить. Слугам он велит ни за что не открывать двери. Но отказаться от приглашения, которое честь получить от подгорного народа? Не ради их побега. Но Эол возвращается и видит дверь дома распахнутой. Слуги в ответ на гневные вопросы неспособны хоть сколько-то вразумительно отвечать ему, но в конце концов Тёмный понимает, что его сын, кажется, умудрился взломать замок. Он седлает коня и мчится в погоню. — Я бы убил тебя и сожалею, что мне не дозволяют этого законы. — после нескольких суток пути говорит ему Куруфин, пятый сын проклятого Феанора. Его Верные схватили Эола и привели к господину. — Арэдель с Ломионом отправились к северу отсюда. К горам их путь. Но я вижу в грядущем опустелым твой дом и разошедшимися прочь слуг твоих, если сейчас поедешь ты за ними. Продолжи свой путь и ты не вернёшься в Нан Эльмот, Тёмный. Эол игнорирует это глупое пророчество так же, как и в первый раз. Напрасно этот нолдо строит из себя мудреца и провидца: запугивать ему ни к чему, всё равно не получится. И он уезжает дальше. Снова его обыскивают при вратах в Гондолине. Это унижение хозяин сумрачного леса терпит, потому что свято верит: ему дано изменить свою историю и наказать предавших его. — Для чего прибыл ты в Гондолин? — спрашивает его Тургон. Эол сжимает кулаки. — Забрать по праву моё! Если жена моя желает жить в золотой клетке, то сына я отобрать не дозволю. Маэглин! Подойди сейчас же. Ему кажется, что сын колеблется. А потом остаётся подле матери. Тёмный зло улыбается. — Оставь. Для чего тебе нужна ссора? — дипломатично и аккуратно старается вывести ситуацию в другую сторону король сокрытого города. — Ты можешь оставаться тут с ними. Одно условие я поставлю: раз прибыв в Гондолин, ты его не покинешь. Никому то не дозволено из моих вассалов. Он касается плеча Эола, высокий и холодный, сам как одна из скал, отроги которых прячут Гондолин от Врага. И синда закипает внутри. — Вассал?! Ты мнишь себя моим господином уже?! Он спокойно смотрит, как Тургон падает, когда он его толкает. Потом что-то мокро хрустит и король, коснувшийся головой ступеней у подножия своего светлого трона, отчего-то никак не поднимается. Под его виском начинают появляться красные ручейки, они всё шире, шире… Арэдель, ныне коронованная владычица, одета в синее и серебряное. Холодна. Тот самый дурацкий венец, сработанный, вероятно, кривым и безруким, теперь на её голове. В глазах её стоят слёзы, но вид её являет пламенную и уверенную решимость. — Я бы хотела простить тебе обиды между нами, Эол! — говорит она. — Но ты убийца ныне. Из-за тебя лишилась я моего брата, Идриль лишена отца а сын твой — дяди. И Гондолин лишён короля, доброго и справедливого владыки. Это куда больше, чем можно простить. — королева обращается к страже. — Сбросить его со стены города! Вот мой приговор. Глаза Эол так же не закрывает. И снова над ним потолок его дома. — Ты в порядке? Ты вдруг упал без сознания. Мы испугались. — говорит снова Арэдель. Эол почти отмахивается от неё. Снова велит седлать своего коня, отъезжает недалеко от дома и ждёт вечера. А потом видит, как его супруга и сын едут и встречает их на дороге. Арэдель обвиняет его в жестокости, в безумии, в том, что ему до неё и сына их дела нет. В том, что жаждет он лишь повиновения и из неё и Маэглина слуг надеется воспитать, но нет, не быть такому! Эол видит в её глазах горечь и боль и на секунду задумывается: действительно ли таковы его деяния, как она говорит? — Не такого желала я, когда вверяла тебе своё сердце, Эол. Не такого тебя я любила! Он удивляется, поняв, что ударил её. Арэдель падает на землю, не сдерживая больше слёз, так сильно замахнулся он. Маэглин, до сих пор всегда, всегда молчавший, вдруг поднимает на него полные злого горького холода глаза и тихо спрашивает: — Почему ты настолько чужд нам? Я не хочу звать тебя отцом. Ты, Эол из Нан Эльмота, не отец мне. У меня, верно, и вовсе отца нет. — Отрекаешься от меня вновь? Хорошо же… — выдыхает Тёмный и в руке его оказывается тот же дротик, которым желал он убить сына в самый первый раз. Только ему не удаётся понять, как Маэглин поворачивает его руку так, что остриё пронзает его же грудь. — Я не сожалею. Я убил врага, не отца. Люби ты нас хоть на толику — понял бы. Но тебе не до того вечно… Ведь твои желания важнее наших! Всегда! Он закрывает глаза на этот раз. Да и не скалы внизу, когда он падает, а травы и пыль дороги. Снова он дома. — Ты в порядке? Ты вдруг упал без сознания, мы испугались… — Арэдель удивлённо замирает, когда муж, скорее садясь удобно для этого на полу, обнимает её, крепко прижимая к себе. — Прости меня. Прости за каждую слезу, за каждое слово, каждую обиду. Ему действительно больно. В сердце, пробитом ядовитым остриём. Ему больно и тяжело. Он осторожно гладит лицо жены, заправляет выпавшую прядку обратно в причёску, нежно касается её лба губами, потом снова прижимает к себе. И видит Маэглина. Тот совсем не отстранён и глядит на него удивлённым птенцом. Эол протягивает руку и обнимает сына тоже. Шепчет тихо: — Прости меня. Если я был чужим, то позволь попробовать исправить это. И уже сам он поражён происходящим, когда вдруг понимает, что Маэглин плачет, сжавшись и позволяя слегка покачивать себя, будто баюкать. Так, как бывало в детстве. — Господин, я седлал коня, как вы и велели. Вы поеде… — слуга замирает в дверях. Эол качает головой. — Можешь снять упряжь. Я не поеду к гномам. — Но ведь… — Нет. — лесной господин легко улыбается. — У меня есть важнее этого нужды. Поражённая странностью супруга, Арэдель касается его лба. — Ты нездоров? — О нет, пожалуй, напротив, meleth e-guilen. — Эол тихонько смеётся, крепко обнимает и её и притихшего после внезапных слёз сына и вдруг негромко, но, однако, не менее уверенно предлагает: — Ты не желала бы навестить родню свою в Гондолине и землях к северу от леса? — Ты же не позволял… — Это глупости. Я не хочу ставить выше ваших свои желания никогда больше. — Я вижу в грядущем, что не вернёшься ты более в Нан Эльмот. Пустовать твоему дому-уу.! Пей ещё! Куруфин смеётся, запрокинув голову, весело скалится рядом с ним Келегорм, оба они пьяны и так же Эол. Арэдель толкает светловолосого кузена в плечо, что-то весело рассказывает и оба светятся и лучатся счастьем. Хозяин Нан Эльмота чуть-чуть поворачивает голову и видит, как куда-то уходит с юношей, сыном Куруфина, и ещё одним молодым эльда Маэглин. Все трое улыбаются. Говорят о чём-то. — Очень смешно. — хмыкает Эол. — В гадалки подашься, сын Феанора? — Ха! Вот уж нет. — Атаринкэ подливает им обоим ещё вина. Вино сладкое, из каких-то фруктов. Странно, что такое есть в северных землях. — Мы сами творим судьбу. Даже если оступаемся, то виноваты тоже сами. Жаль только, что ничего нельзя переделать заново. И Эол молча кивает, думая, как одновременно прав и неправ этот по сравнению с ним почти мальчишка, зовущий себя лордом. Да если бы он знал только! И ещё думает, что эти двое вполне сносны, если чуть-чуть привыкнуть… А он привык. Они же гостят в Химладе уже неделю.