***
— Хороми-сан, у такой девушки как вы, должно быть, есть парень? Нагроможденные высокой стопкой в её руках принадлежности для рисования чуть было не выпали из рук. Исихара вовсе не удивлена, что способна получить такой вопрос, просто это было несколько неожиданно, данное заявление застало её врасплох. — Нет, Такаши, — неловко улыбнулась она, пытаясь скрыть скрученным ватманом пунцовые щеки. — А почему ты спрашиваешь? До дома Мицуи совсем недалеко, они вместе с Хороми держали туда путь, чтобы продолжить занятия и приняться за пошив одежды для его манекенщицы. В последнее время они сильно сблизились на почве совместной деятельности, разговаривая на разные темы, иногда даже рассказывая о чём-то сокровенном. Так Такаши узнал, что у Хороми на самом деле нет хороших друзей, она любит животных, а её семья находится не в лучшем финансовом положении. Он и сам много про себя рассказывал, с каждой встречей доверяя девушке всё больше. Решался задать он интересующий его вопрос довольно долго, быть честным, он и не рассчитывал на симпатию с её стороны, уж больно сильная между ними пропасть. Просто ему действительно было интересно. — Не подумай ничего лишнего, Хороми-сан, я правда только интересуюсь, просто ты выглядишь так, словно… — Как? Как будто обречённость чувствами это узор её радужки, загляни в глаза — поймёшь. Её взгляды на людей были сквозными, мимолётными, Такаши никогда не видел, чтобы она заглядывалась на кого-то, проявляя заинтересованность, хотя Хороми довольно чиста в выражении своих эмоций. Но стоило ей уйти в себя, задуматься о чём-то глубинном и сокровенном, как взгляд её горел, щёки розовели, а Мицуя чувствовал, что сердце её заходится частыми ударами. Эти сильные, бесценные для неё чувства прописаны линией жизни на её ладони. Это одержимость, это проклятие, но всё же любить так в столь юном возрасте — талант. Её влюбленность была осознанной, она серьезно подходила ко всем размышлениям об этом человеке. А в том, что один конкретный парень, Такаши не сомневался — видел, как она старательно рисовала кого-то, сидя на подоконнике в классе шитья, это был избранный её сердцем человек, ведь выглядела тогда… — Ты выглядишь словно влюблена. Девушка остановилась посреди тротуара о чём-то глубоко задумавшись, на её лице читалось понимание, но одновременно с этим некоторая растерянность. Они стояли посреди улицы молча, ожидая ответа, пока прохожие огибали их, смеряя недовольными взглядами. — Ты прав, Такаши, но это слишком сложная ситуация. — Неужели любовь безответна? Оба возобновили движение с тяжёлым ощущением неловкости. Мицуя боялся, что сказанул лишнего, а Хороми расстроилась о факте такой очевидности её чувств. Упаси господь кто-то узнает, кем она одержима всё это время. И похороните её заживо, если эта информация дойдёт до него, потому что в этом случае она определенно провалится от стыда под землю. — Я не знаю, — Хороми отводила взгляд в сторону, избегая смотреть в глаза. — Вряд ли это взаимно. — А? Ты не признаешься в чувствах потому что боишься отказа? Такая девушка как ты чего-то боится? Сквозь силу Исихара всё же натянуто посмеялась, будь у неё возможность прикрыла бы лицо ладонями. Вежливость априори ко всем играла с ней злую шутку. Отвечать на эти вопросы не хотелось. Вспоминать о том, что никогда не будет достижимым тоже. Исихара всегда думала, что не будет у неё такой болевой точки, затронув которую, она моментально расползется по кусочкам, но морально подавленной от вопросов Мицуи она почувствовала себя сразу. Отказ в этой ситуации — единственный правильный исход. И в тысячи сценариев в её голове не находилось варианта, где она признается Хайтани в чувствах, а он расплывается от счастья и признается в том же. Ран для такого не создан — он груб, холоден, он ветреный и чрезвычайно самоуверенный. Максимум на что она может рассчитывать — это постоять возле в него в качестве девушки, которая зажимается с ним на заднем дворе школы. В груди отчаянно тянуло при виде него, пожалуй, это был какой иной уровень боли. От желания просто к нему приблизиться у Хороми выворачивались конечности, ныло солнечное сплетение, а тяжёлое волнение заставляло дышать глубже. Казалось, что сосуществовать с его полным безразличием невозможно. Потому что даже взгляд от него отвести — проблема. Хороми предпочитает не смотреть на него, только завидев его странную новую прическу с необычным окрашиванием, насильно отворачивает голову в сторону. — Ему такое не нужно, это я знаю точно. — Спустя долгое молчание ответила ему Хороми. — Разве ему не виднее? Никогда наверняка не знаешь, что на уме у других людей. — Ты прав, но такие как он не заинтересованы в отношениях. Ответ потонул в неразборчивом шуме сотен голосов, на соседней улице виднелось огромное столпотворение людей. Они выглядели весёлыми и взбудораженными, многие из них бурно обсуждали происходящее. Обилие ярких красок в их одеждах так и притягивает глаз. — Смотри, — Такаши восхищенно указал головой на место огромного сборища, в руках у него всё ещё была куча вещей. — Сегодня же проходит фестиваль Азабу! Давай заглянем? Если тебе не тяжело, конечно. Мышцы рук уже немного ныли, но посетить это место было отличным поводом уйти от больной темы, поэтому радостно кивнув головой, она согласилась. — Спасибо! Мне никогда не удавалось попасть на него, постоянно что-то другое появлялось. Он же вроде несколько дней проходит, да? Я обещал сёстрам сходить с ними, вот шуму будет, если Луна узнает, поэтому ты лучше не говори им, что я там сначала с тобой был. От такого бесконечного потока речи Хороми тянуло рассмеяться, Такаши и правда очень хочет посетить фестиваль. Ментально она благодарит его, ведь такая забавная трескотня о мелочах здорово отвлекала от всех ненужных переживаний. За отсутствием хороших верных друзей, Исихара такие места не посещала. Только с мамой раньше, но работы и забот у женщины всё больше и больше, ещё и с отцом проблемы в отношениях, в общем — совсем не до её капризов. А с Мицуей было комфортно, в отличии от школьных знакомых, которые всегда слишком навязчиво тащат её за собой. Адаптированная под фестиваль улица затягивала в свой водоворот событий. В воздухе витала лёгкость и запах праздной жизни. Нарядные прилавки со всякой всячиной, люди в пестрых юкатах и девушки с традиционными причёсками постоянно перетягивали на себя рассеянное внимание. — Столько людей… — Хороми красноречиво обвела взглядом нарядную толпу, в которой они оба казались лишними. — И это ведь ещё не вечер. — Да, многие приходят посмотреть на фейерверки, говорят народу тут столько, что не протолкнуться. Сказать честно, тьма людей была уже днём. Каким бы интересным не был фестиваль, вещи в её руках не развеялись фантастическим образом, а столпотворение плавно расступилось в сторону, практически сбиваясь в плотную кучу. Невысокие подростки легко оказались задавлены мощным потоком, и так же были смещены в сторону. Исихару пару раз небрежно пихнули локтями, а сама она едва ли сохраняла равновесие, постоянно задевала людей и попискивала под нос вежливые извинения. — Такаши, что происходит? Но прежде чем подросток успел озвучить ответ, Хороми увидела всё сама: куча крутых парней, довольно вызывающей и опасной наружности расхлябанной ширенгой продвигались по улице фестиваля. Облаченные в преимущественно темные одежды, несколько, как будто бы нарочито неопрятные, с обилием татуировок на открытой взору коже. Даже выражение их лиц диктовало одно — характерное превосходство над остальными, замкнутыми в своих пресловутых проблемах слоями населения. Ведь в их жилах течёт дух протеста, а руки скованы тканью, как признак исключительной воли к свободолюбию. Пугающее и восхищающее зрелище одновременно. — Кто они? — Байкеры, — Мицуя смотрел на них с почти завистливым упоением. Перед ним шагали те, с кого он брал пример. — У них тоже есть группировки, но они постарше нашей. — Ты знаешь название этой? — У них нет названия, эти из Роппонги, значит над ними главенствуют Кьогоку, либо же братья Хайтани, говорят, они скоро завоюют весь район. Хайтани. Безошибочный выстрел точно в грудь. От одного звучания его фамилии сердечная мышца рисковала сжаться до размера молекулы. Братья? Точно, Ран ведь говорил однажды, что только своего брата может называть другом. Откровение, что совершенно необъяснимо стало ей доступно. Но где же тогда сами Хайтани, зачинщики это парада гордых маргиналов? — Смотри, вот они и идут! — Такаши потянул её за собой, чуть вперёд, чтобы протиснуться и во всю поглазеть на легендарных братьев. Первым, конечно, она увидела Рана. Худощавое телосложение, высокий рост, неординарное чёрно-белое окрашивание, которое он сделал совсем недавно. У его брата, оказывается, было похожее, только в изначально светлые волосы был вкраплен одним слоем черный. Надо же, как Инь и Янь, Ран и Риндо дополняли друг друга идеально. Харизма братьев шагала впереди них, казалось, старший едва приподнимает уголки губ, но это выглядело дерзкой расслабленной ухмылкой. Младший же создавал впечатление более собранного и хладнокровного парня. Но и в его серьезности прослеживался свой особый шарм. То, как младший Хайтани периодически скользил по окружающим внимательным взглядом, выдавало его влиятельность. — Они такие крутые, скажи? — без какого-либо стеснения восклицал парень, стоя с разинутым ртом. — Крутые и стильные, настоящие гопники большого города, когда-то и я таким стану, вот увидишь, Хороми-сан. — Ага… часто с ними видишься? — Не особо, обычно они приходят в качестве судей на бои группировок или участников. Важные решения не принимаются без их участия. Завороженная внезапным и шокирующим столкновением с Хайтани, Хороми не могла оторвать взгляда от двух мимопроходящих парней, буквально облагладывая их до костей своим пытливым вниманием. И настолько ушла в мыслительные терни, что совершенно не заметила, что её интерес уже вовсе перестал быть односторонним. Риндо Хайтани пробежался по ней взглядом с головы до ног, но не оценивая, а лишь приглядываясь и анализируя. Видимо, за несколько секунд он пришел к нужному выводу, секундно дернувшись в краткой довольный ухмылке. Множество вопросов крутилось на языке. Кто они? Чем же занимаются на самом деле? И почему народ с таким благодатным страхом вылизывает взглядом их силуэты, сотканные из тьмы и власти. Знает ли она того, по ком так яростно убивается её безнадежно глупое сердце? Или ей предстоит разбиться о холодный гранит нелицеприятной истины, которую он однажды от неё скрыл. Выход был один: узнать. — Скажи, Такаши, могу ли я прийти посмотреть на бой?***
«По обложке не судят.» — святое правило, которое ни разу не подводило. Хороми было его запамятовала, когда купилась на неприглядный, если не сказать прозаичный вид здания, куда её привела бумажка с адресом. Корявый почерк продавца был ненадежным ориентиром, убедилась она в этом глядя на типичный двухэтажный дом, как и те остальные, которые вымощены ровными копиями в ряд. Но изнанка этого места поражала, внутренний мир здания переворачивался в нечто полярное банальности, с открытия образцово одинаковой двери интерьер мозолил глаза обилием элементов. Они открылись перед ней, стоило крупному мужчине на входе лицезреть подлинность нефритового медальона. Молча кивнув другому работнику, уже более щуплому и угловатому, Исихару подхватили под локоть и повели по мрачным коридорам, которые были таковыми из-за плохого освещения. Внутри от этого места разило богатством древнекитайской культуры. Преимущественно красный подтон декора и обилие золотой лепнины преследовало даже в коридорах и проходных комнатах. Несмотря на весь свой неприглядный вид, внутри это место поражало воображение. Её остановили у отделанных китайским стилем дверей сёдзи. — Госпожа не любит внеплановых гостей, постарайтесь не задерживать её времени, если не желаете себе проблем. — учтиво наставил её прислужник. — Благодарю за наставление. В груди поднималась тревога, встреча с таинственной Госпожой на самом деле очень нервировала, хоть внешне Хороми оставалась спокойной и вежливой девушкой. Дурное предчувствие раздирало изнутри острыми коготками, а единственное, что успокаивало, так это тот факт, что младший Хайтани не отправил её в логово опасной шишки. Наверное… скорее всего у Риндо была совесть. В просторной комнате душно, дневной свет отсутствует, ведь, кажется, окна здесь плотно скрыты, если вообще имеются. Воздух казался густым и тяжёлым, отравленным слишком приторными пряными духами. Аромат можно было назвать благородным, если бы он не был задушен в затхлости четырех стен. — Не стойте на пороге, дорогая, вы удивительно робкая для того, кто так искал со мной встречи. В тусклом освещении и среди кучи перетягивающих на себя внимания элементов декора, Исихара не сразу обратила внимание на сидящую в конце комнаты на резном диванчике — хозяйку этого места. Голос обладательницы был столь утонченным и элегантным, как и сама она, отдавая пряной перчинкой — лёгкой хрипотцой. — Добрый день, я не задержу вашего времени, Госпожа… Имени статной и ухоженной женщины она не знала, но в фамилии её не сомневалась. — Рен. — Ответила она с осязаемой довольной ухмылкой в голосе, до мурашек знакомая интонация. — Судя по переданному мне сообщению от моих работников, я буду знакома вам как Хайтани. Хороми лишь кивнула, сплетая от волнения пальцы. Теперь уж точно, эта женщина является матерью Рана и Риндо. Хотя понять это можно буквально с первого взгляда. Не только внешность, но и мельчайшие ужимки в ней указывали именно на то, что только она способна породить воплощение симбиоза тьмы и ослепительного очарования. Запутать мог только возраст, на вид ей было не больше тридцати пяти, только начали появляться первые мимические морщины. — Приятно познакомиться, меня зовут Хороми Исихара. — Не стойте на месте, дорогая, присядьте, — взмахом руки приказала сесть, указывая на кресло напротив себя. — Давайте поболтаем о том, как же поживают мои любимые сыновья. Наигранное добродушие было лишь попыткой пустить пыль в глаза, но зная Рана достаточно давно, Хороми понимала, что с ней сейчас просто играют. Рен запудривала ей мозги, чтобы потом проглотить её целиком и полностью. Тревога внутри становилась кричащей, скрыть лёгкую тряску в коленях проблематично, когда за каждым твоим шагом наблюдают и тут же оценивают, расписывая по критериям. Успокойся, ты уже имела дело с Хайтани. Найти с ними общий язык довольно трудно, но возможно. Оказавшись друг напротив на друга в Исихаре проснулась творческая натура, а ещё — задетая грязной завистью, уязвленная женская. Холодная красота их семьи околдовывала. Можно часами смотреть на правильные черты, высокие скулы, светлые волосы, которые непременно унаследовал младший. А ещё взгляд — точь в точь как у Рана, острый и колкий, но мистическим образом слишком расслабленный. Рен же осталась приятно удивленной этим столкновением, молодая особа разглядывала её печальным взглядом с отсутствующим стеснением. Только чистый интерес. Это… забавное для неё увлечение. — Риндо-сан попросил меня проведать вас, и… Девушка достала из сумки аккуратно упакованную в крафтовую бумагу стопку денег и неловко положила на маленький столик из темного дерева, что стоял между ними. На выжидающий взгляд женщины, Хороми поспешила объясниться: — Он интересовался всё ли у вас в порядке и просил передать, что обеспечит вас финансовой помощью, если вы нуждаетесь в этом. Наляпистая роскошь вокруг буквально кричала о том, что точно нет. Но озвучить намерения заказчика всё же было необходимо, Исихара выполнит свою часть просьбы полностью. Рен сухо посмеялась, стуча длинными алыми ногтями по острому подбородку. За недолгое время проведенное с ней, определённо можно отметить её манерность и любовь к жестикуляции. — Конечно, это всегда малыш Риндо. Такой чувствительный мальчик, даже не знаю в кого он такой. Подхватив со столика тонкую, изящно отделанную трубку, и, немного провозившись, закурила. — Расскажешь, как они? Движения женщины стали резкими и смазанными, периодически она забывалась о приличиях и покусывала дорогой мундштук. Неужели она разнервничалась, Хороми только дивилась возможным причинам на это. Забота Риндо так своеобразно тронула её сердце? Из общения с Риндо можно было понять, что материнской заботы им с братом не хватало. Он всегда удивлялся, когда Хороми упоминала свою мать и её поступки. Не сказать, что он открыто завидовал, но лицо его определенно мрачнело. — Я не располагаю какой-либо личной информацией о них, думаю, будет лучше, если вы поинтересуетесь у них лично. — Лично? Боюсь, они не захотят иметь со мной личных встреч, даже малыш Риндо, а Ран и вовсе предпочтет забыть меня. Интерес от её слов раздирал изнутри. Томный задумчивый голос нагонял марево загадочности и неопределенности. Рен преподносила информацию на блюдечке, но не давала прикоснуться к ней и попробовать. Тем не менее, сказанное её задело, Хороми всегда задевало то, что касалось его. А первой нездоровой мыслью стало то, что ему крупно навредил конфликт с женщиной, раз она так отзывается о возникшей ситуации. Хороми держалась собранно. Это всё ещё не её дело. — В любом случае, это не столь важно. Знаешь, дорогая Хороми, я так не люблю когда мне лгут, — женщина практически по-детски надулась, — Даже в благих целях. Просто терпеть не могу. — Я не понимаю о чём вы. — Ну, как же, дорогая, разгадать вашу маленькую ложь до смешного простого. Может я и плохая мать, но сыновей своих помню неплохо, и уж чего они точно делать бы не стали, так это подсылать ко мне человека, которому они не доверяют. Так что поздравляю, Хороми Исихара, добро пожаловать в наш маленький круг доверия. При последней реплике она сардонически засмеялась, как будто сказанное было самой смешной и глупой шуткой. Впрочем, так оно и было. Заикаться о доверии между ней и сыновьями было свинством. Рен никогда их не любила. Никогда. Пыталась привыкнуть к Риндо, иногда даже отчаянно хотела полюбить его, но видела то же самое, что и в Ране — источник всех проблем. Дети были для неё грузом, одной из главной причин, почему она не могла сорваться с поводка Хайтани. Когда-то, когда она была молодой, свободной и ничтожно бедной, то повелась на картинку красивой жизни, которую ей проецировал перед глазами мужчина намного старше её. Ей было шестнадцать, а он казался идеалом — обаятельный, зрелый и состоятельный, не лишён хороших манер и прямо-таки мечтающий вытащить её из болота грязи и нищеты, где она утопала, работая в одной из тошнотворных забегаловок. — Как тебя зовут? — Рен. — Как забавно. Водяная лилия. Красота и нежность, произрастающая среди скверны болотных трясин. Сказал он ей, повстречав впервые, когда зашел за любимым черным кофе в этот гадюшник. Выцепив её — прекрасную лилию, в этом отвратительном месте. Он обещал ей весь мир, пророчил чистую и благоприятную обстановку вокруг, но правда в том, что кувшинки существуют только в мутной илистой грязи. Вытаскивая её из одного болота, её втянули в иное. Зыбкая почва затягивает неумолимо, а чем больше сопротивляешься, тем быстрее тонешь. Рен затянуло уже давно, она не выберется из этого никогда. Даже после его смерти её затянуло в новую, более опасную авантюру. Новый мужчина любил её до беспамятства и сдувал с неё пылинки, всё переживая за её безопасность. Глава знаменитого на территории Японии китайского клана видел во всём опасность для своей новой избранницы. Лишил её полноценных контактов с миром, заточив её в четырех стенах. Рен не была особо против такому раскладу, разгульная жизнь, когда она делала всё, чтобы избежать удручающей реальности её больше не интересовала. В последнем болоте оказалось на удивление комфортно. Тем более, что даже скрытая в тени, Хайтани Рен сумела взять часть контроля над действиями клана в свои руки. Единственную ошибку, которую допустил слишком влюбленный мужчина — это новым именем клана, названным в её честь. Суйрен. — Вы переоцениваете наши взаимоотношения, Госпожа Хайтани. Я всего лишь работаю на их группировку, мне известно ровно столько, сколько мне позволяют. Из этих соображений я не стану разглашать нежелательную информацию. Хороми осталась довольной своим ровным тоном, хотя слова камнями летели с уст. Сомнений не оставалось: женщина напротив весьма хитра и проницательна. Не исключено, что за завесой столь неприкрытого обольщения и натянутой вежливости, скрываются личные недобрые мотивы. Реакция собеседницы удивляла. Рен, уже до этого выглядевшая немного нервной, неожиданно подскочила с места, расхаживала вокруг места их досуга и стучала высокими каблуками о деревянный пол. — Неблагодарное это дело, верно? Водиться с Хайтани. — Исихара напряжённо молчала на каждую реплику. Ответ женщине не требовался. — Ты не представляешь, как они все похожи друг на друга. Дурная кровь. Всё жаждут признания и превосходства, остальные для них просто мусор. Она знала, о чём говорила. Страданий Рен хватило бы, чтобы затопить реку Тама. К ней никогда не относились как к человеку даже собственные дети. Ран никогда не скрывал к ней своего отвращения, точь в точь копировал выражение лица отца, когда надменно косил взгляд в её сторону и повторял бесчисленные слова оскорблений в её сторону. Эта девушка… странно связанная с её отпрысками, невероятно напомнила Рен её саму в молодые годы, когда она уже прогнулась под влиянием Хайтани, но ещё не была погребена полностью. Когда-то она тоже любила монстра безнадежной любовью, не осознавая, как сильно теряет себя среди всего этого. — Мне жаль, — тихо проговорила Исихара, чем вызвала неподдельное удивление со стороны женщины. — Я думаю, вас коснулась неприятная участь, раз вы решаетесь говорить в таком свете. И всё же, всё что я могу вам о них рассказать — вы явно для них не безразличны, значит, никогда не поздно начать всё вновь. Женщина нелепо хохотнула, прикрываясь рукой и смахивая несуществующие слезинки с уголков глаз. Театр плакал по её манерности, но она и сама это знала, прикрывая за тщедушием глубокую уязвимость. — Я бросила их, когда была нужна больше всего, если Риндо и питает какие-то странные надежды, то Ран просто меня ненавидит. — Ненависть — тоже чувство, гораздо худшим было бы его безразличие. Мама говорила мне… Упоминание матери заставило прикусить язык. Рен не раз упоминала, что как мать она проебалась, видимо, настолько, что собственный ребенок ненавидит её и не желает встречи. Злость и обида росла в Хороми при этих словах, ведь речь идёт про Рана. И пусть он совершенно не тот человек, который нуждается в помощи, отчаянная потребность защищать и оберегать не поддавалась объяснению. Но Исихара вела себя по прежнему сдержанно, не позволяя эмоциям взять верх. Не столько прилежное воспитание не позволяло ей наговорить грубостей или попросту завершить разговор. Рен не была железной и непреодолимой, толика сожаления прослеживалась в её поведении и даже в интонации периодически подрагивающего голоса. А ещё Хайтани была до страшного одинокой, будучи властительницей чего-то достаточно масштабного, чтобы иметь в своем попечении такое количество верных людей. Настолько глубока её заточенность, что она готова поведать довольно сокровенные моменты своей жизни незнакомому человеку. — Мама говорила, что ненависть производное искалеченных чувств. Иногда тяжело разобраться в ситуации, отпустить её и понять, поэтому проще утопить эти чувства в чём-то негативном. — Твоя мать очень умная женщина, — Рен улыбнулась, практически искренне. Словно пребывая до этого в каких-то сомнениях и всё же на что-то решаясь, женщина тряхнула волосами и направилась в противоположный угол комнаты, где стоял резной комод. Оставалось только поражаться её грациозной походке и ровному стану, где-то на задворках сознания Хороми отметила, что в её года, которые так и оставались ей неизвестны, она хотела бы выглядеть также. Спустя мучительные пару минут долгих поисков, Рен вернулась к девушке с интересной вещицей в руках. В тонких руках лежала удивительно простая, но вместе с тем необыкновенно утонченная на вид посеребренная спица для волос с резным узором на ней, похожим на тот, что она видела на медальоне. — Если верно применить красоту, она может быть убийственной. Подушечкой пальца Рен дотронулась до кончика спицы, тот оказался настолько острым, что на месте лёгкого укола тут же проступила крохотная алая бисеринка крови. И после прямого доказательства своей крылатой фразы, она передала спицу Хороми, обратным, не острым концом вкладывая её в руку в полуперчатке. — Это тебе, дорогая Хороми, используй как по прямому назначению, так и когда тебе понадобится влияние клана Суйрен. От удивления все слова из лексикона испарились, оставляя только немое удивление и лёгкое восхищение неожиданным поступком и искусной работой над изделием. — Я не смогу принять это. — Сможешь, дорогая, — Рен отвернулась к ней спиной, давая понять, что их маленькая аудиенция окончена. — Можешь идти, забери деньги и передай Риндо, что я… благодарна ему, но в помощи не нуждаюсь. Украшение в руке приятно холодило кожу, принося ощущение чего-то особенного. Данный артефакт нёс в себе особую важность и силу. Хороми присмотрелась повнимательнее. Этот многогранный узор… Орхидея? — Могу ли я спросить почему вы дали мне это? Именно… с таким рисунком. То, что где-то была ещё одна подобная, но с другим цветком, она не сомневалась. — Мы с тобой во многом похожи Хороми, но в стольком же и отличаемся. Думаю, Рана привлекло в тебе именно это. А тебя же в нём… это не загадка, я тебя понимаю, именно в этом мы идентичны. За пределами комнаты послышались шумы, по всей видимости, чьего-то приближения. Исихара насторожилась и подобралась, в то время как Рен продолжала спокойно говорить, словно знает, что делает. — Я не дала своим сыновьям ничего кроме глупых девчачьих имён, что так похожи на моё. И я так долго цеплялась за этот факт, хотя это не имело никакого влияния. Жизнь Рана не была и не будет в моих руках, но ты, Хороми Исихара, можешь попробовать. Словно по щелчку пальцев, двери отъехали в сторону и местные охранники возникли на пороге явно в не самом добром расположении духа. — Время вышло. — Сказал один из них и подхватил девушку под локоть, от чего та тихо пискнула от боли. — Что вы… Хотела возмутиться Исихара, пытаясь сопротивляться, чтобы вывернуться из лап охранника, который неожиданно грубо повел себя с ней, усиливая хватку на предплечье. Не успев даже полноценно возразить, её наглым образом прижали ближе и схватили за подбородок, открывая шею. В следующее мгновение по горлу растеклась плавная немеющая боль, которая плывущими волнами уносила в даль ясность сознания, пока вид перед глазами медленно тускнел, размываясь в одно сплошное пятно. — Всё сделано, Госпожа, яд усыпил её. — сделал вывод китаец, предварительно похлопав её по щекам и удостоверившись в отсутствии реакции. — Хорошо, делайте как договаривались. Так и не поворачиваясь на место развернувшегося акта насильственного усыпления, Рен горько выдохнула. По остаткам души скребли кошки. Забытое слово: «совестно», крутилось на языке. — Прости, дорогая Хороми, — сказала она в пустоту. — Не знаю, чем ты перешла им дорогу.