~
Измученный своей сменой, Эндрю подошел к Мазерати и плюхнулся на водительское сидение. Полгода назад ему было не на что рассчитывать после долгой работы с утомительными посетителями, но теперь его возвращения домой ждали мужчина, которого он лю… который ему нравился, и ребенок, которого он обожал. Заводить двигатель еще никогда не было так просто. В доме было темно, когда Эндрю вернулся. Машины Нила не было на подъездной дорожке. Нахмурившись, Эндрю проверил свой телефон. Нил обычно писал ему, если выходил из дома ближе к вечеру, как минимум, тем самым предупреждая, чтобы он не беспокоился или был готов к более позднему ужину, но новых сообщений не приходило. Это определенно тревожило. Он попытался успокоиться, напомнив себе о привычке Нила не заряжать телефон на регулярной основе, позволяя тому постоянно разряжаться. Но Сэр встретила его у двери, мяукая гораздо громче и настойчивее, чем обычно. Что-то витало в воздухе, и пока Эндрю не мог точно определить, что именно было не так. В доме было холодно и пусто, несмотря на то, что обогреватель был включен. Эндрю последовал за Сэр наверх и открыл дверь Коннора, когда кошка поскреблась в нее. В комнате было неуютно, и что-то внутри Эндрю подсказывало ему, что она изменилась. Посреди пола валялись игрушки, а книжная полка выглядела так, будто взорвалась, но в этом не было ничего необычного для комнаты двухлетнего ребенка. Когда Сэр продолжила кричать, Эндрю поднял ее на руки, запустив пальцы в мягкую шерсть. Он не был уверен, кто сейчас больше нуждался в утешении — он или кошка. На трясущихся ногах он понес ее вниз и пошел на кухню, чтобы снова позвонить Нилу и приготовить ужин, надеясь, что все прояснится и Нил просто войдет в дверь в любую секунду. Но после того, как третий телефонный звонок перешел на голосовую почту, Эндрю заметил записку на холодильнике. Дорогой Эндрю, Ему не хотелось ее читать. Он хотел просто остановиться на этом. Письма, начинающиеся с «дорогой», никогда не приводили ни к чему хорошему. Не тогда, когда вокруг явно было что-то не так. Не тогда, когда дом, в который ты пришел, был темным и пустым. Не тогда, когда твоя фамилия была Миньярд. Когда ты придешь домой и прочитаешь это, нас с Коннором уже не будет в городе. В этом нет твоей вины, и то, что ты сделал для нас, намного больше, чем кто-либо делал для меня раньше. Ты сделал все возможное, но это неправильно. Я никогда не имел смысла жизни до рождения Коннора. Я постоянно ждал, когда пройдет еще один день, и надеялся дожить до завтра, до послезавтра и так далее. Но потом у меня в руках оказался маленький сверток, который смотрел на меня глазами, полными доверия и невинности. Когда мы, наконец, выбрались из Балтимора и засели здесь, в Пальметто, я чувствовал себя потерянным, но потом появился ты, и вдруг все стало намного проще. Я правда думаю, что это был первый раз, когда я понял, в чем смысл жизни. Ты дал нам дом, дом, в который я хотел возвращаться каждый божий день, но ты не заслуживаешь такого. Я должен уйти, Эндрю, потому что куда бы я ни пошел, везде оставляю за собой след разрушений, точно таких же, как один из летних торнадо, обрушившихся на Южную Каролину. Я не могу стоять в стороне, пока ты посвящаешь свою жизнь очередной проблеме, которую тебе нужно решить, пренебрегая своими собственными потребностями и счастьем. Ты нужен своему брату, ты будешь нужен своим племяннице и племяннику, но больше всего ты нужен самому себе, а не такой катастрофе, как я. Я никогда не забуду то, что ты сделал для нас, и я очень надеюсь, что ты найдешь мужчину, который сделает тебя таким же счастливым, каким ты делаешь меня. Спасибо, Дрю. Ты был потрясающим. Нил Эндрю уставился на записку в своей руке и… просто смотрел на нее. Казалось, его охватил ступор, не позволяющий пошевелить конечностями. Его губы пересохли, а глаза начали гореть, но он не мог пошевелиться. С тех пор, как Нил и Коннор вошли в его жизнь, паника стала ничем иным, как воспоминанием в глубине его сознания, чем-то, чего ему больше не нужно было бояться. Теперь его тело полностью перешло в режим паники, и каждая клеточка вибрировала, словно молния ударила в него из ниоткуда. Он не знал, сколько времени прошло — это могли быть секунды, минуты, часы или дни — но когда Эндрю наконец обнаружил, что может двигаться, подъем по лестнице в спальню Нила был самым долгим в его жизни. Открыв дверь, он увидел идеальную копию того, какой была эта комната до того, как в ней поселился Нил. Шкаф был открыт, демонстрируя пустые полки и вешалки. Кровать была заправлена разными простынями и одеялами. Не было ни игрушек на полу, ни фотографии Нила и Коннора на прикроватной тумбочке. Это было пустое изображение того, что изначально должно было быть. Медленно знакомое холодное оцепенение просачивалось в его кости. Прошли месяцы с тех пор, как он чувствовал себя так в последний раз. Он вышел к машине и сел за руль. Сначала он позвонил Мэтту и Дэн, чтобы спросить, знают ли они что-нибудь. Затем он попробовал набрать Ваймака. Когда оба варианта провалились, он поехал к Кевину. Может быть, тот знал больше. Но что, если Кевин тоже ничего не знает? Что, если Нил решил уйти навсегда? Если Нил сказал «спасибо» и «прощай», если он не рассказал своему боссу или друзьям, куда направляется, он явно не хотел, чтобы его нашли. Нил устанавливал границу, и Эндрю будет последним, кто ее переступит. Если он отпустит его, это может убить те немногие эмоции, которые еще в нем остались, но ему нужно было уважать решение Нила. Он просто хотел знать, что так потрясло его, из-за чего он решил, что ему будет лучше без Эндрю в своей жизни. Джереми открыл дверь после второго стука. Эндрю не поздоровался с ним и просто протиснулся мимо, направляясь прямо к запасу водки, который, как он знал, Кевин хранил на кухне. Несколько голосов окликнули его, когда он рухнул на диван, выпивая залпом так много, как только мог, без необходимости останавливаться и переводить дыхание. Когда он снова поднял взгляд, трое мужчин смотрели на него с разной степенью беспокойства. Он не хотел их жалости. Ему не нужны были их печальные лица. Он хотел плакать, кричать, разрушить мир, но не мог, потому что спрятал эти чувства давным-давно, и они были заперты там навсегда. Алкоголь казался приемлемым решением. Разве Кевин не выбирал все время один и тот же механизм преодоления трудностей? — Эндрю? — ласково позвал Джереми. Слишком ласково. Почему он всегда должен быть таким раздражающе добрым? — Что случилось? — Блять, если бы я знал, — сказал Эндрю после минутного раздумья, глубоко вздохнув. Он поднес бутылку ко рту и сделал большой глоток. Потом еще один. И собирался сделать третий, когда Кевин выхватил бутылку у него из рук. Предатель. — Хватит, — твердо сказал Кевин, заработав в ответ только усталый взгляд. — Что, черт возьми, происходит? Почему ты выглядишь хуже, чем когда мы впервые встретились? Эндрю моргнул, глядя на него. Он не осознавал, что его бесстрастная маска вернулась. Грудь болела так, словно его ударили ножом, а все остальное онемело. Было ощущение, будто у него не осталось никаких эмоций. Только физическая боль, поселившаяся за грудной клеткой, как будто его сердце разорвалось на части и гремело внутри, как куча осколков. Он понятия не имел, как это возможно — чувствовать, как умираешь, совсем не испытывая при этом эмоций. Все взгляды были устремлены на него, Эндрю снова моргнул, полез в карман и вытащил записку. Он наблюдал за тем, как на их лицах сменились замешательство, шок и жалость? Нет, не жалость. Не сострадание. Не печаль. Что-то более глубокое. Может, сочувствие? У Эндрю не хватало эмоциональных ресурсов, чтобы разобраться в этом, да и, в любом случае, это не имело значения. Джереми протянул руку, но, к своему собственному счастью, отступил, так и не дотронувшись до него. Вместо этого он остановился на словах: — Эндрю… — Пошли, mon chou, — перебил Жан, положив руку на плечо Джереми. — Кевин может справиться с этим, пока мы наливаем нормальную выпивку. Кевин подождал, пока все выйдут из комнаты, прежде чем заговорить: — Что это за херня? — Откуда я знаю, Кевин? — Эндрю слышал, каким монотонным стал его голос за последний час. Даже его раздражение не могло пробиться сквозь эту стену. — Это было на холодильнике, когда я вернулся домой. Комната Нила пустая, в комнате Коннора полный беспорядок. У меня есть дом, полный детских игрушек для ребенка, которого у меня теперь, видимо, нет, и разве не такой должна была быть моя жизнь? Разве мы не знаем, что так все и должно было закончиться? Эндрю издал холодный, сухой смешок, как будто это была шутка. — Ты пытался ему дозвониться? Эндрю даже не смог закатить глаза. — Нет, Кевин. Я приехал прямо сюда, не позвонив ни ему, ни Мэтту, ни твоему отцу… Конечно, я обзвонил всех, о ком только мог подумать. Сегодня о нем никто ничего не слышал. Кевин фыркнул и закатил глаза. — По крайней мере, на этот раз не мне нужен совет по отношениям. Я надеру ему задницу, когда он придет на работу. — Ты не читал записку? — спросил Эндрю, раздражение медленно достигало пика, но он знал, что лицо и голос не выдадут его. — Здесь написано, что он уехал из города. Я ставлю пятьдесят баксов на то, что он даже не зайдет забрать свою последнюю зарплату. — Но почему? Почему он просто ушел? — спросил Кевин в наступившей тишине. Эндрю уставился в стену и теперь игнорировал его. — У него здесь друзья и семья. Джереми вернулся с мягким пледом и двойным виски, а за ним зашел Жан, неся еще один плед. — Держи, — сказал Джереми с легкой улыбкой. — Ты можешь оставаться здесь столько, сколько нужно. Если бы Эндрю не чувствовал себя таким оцепеневшим, он бы посмеялся над неудачной попыткой Джереми поднять ему настроение. Как будто плед и виски могли заменить Нила и Коннора, его семью, его все. Он натянул плед на ноги и отпил из рюмки, наслаждаясь жжением в горле. — Итак, что ты хочешь теперь делать? — спросил Жан, как только Кевин и Джереми сели рядом с ним на диван, и все трое накрылись одним большим пледом. Эндрю хотелось кричать. — А что я могу сделать? Преследовать его? Нет, конечно, потому что он, блять, сказал, что хочет уйти, — он не собирался повышать голос, но ему стало легче от возможности выпустить пар. Сорваться, даже несмотря на то, что его друзья не должны были нести ответственность за то, что произошло. Но разве не для этого они нужны? — Я поговорю с папой. У него есть связи с большинством мотелей и отелей. Возможно, он сможет рассказать нам больше, — подумал вслух Кевин. — Ты не можешь этого сделать! — вмешался Эндрю, не в силах выносить глупость Кевина. — Если он хочет, чтобы его оставили в покое, пусть так и будет. Точка. Между ними четырьмя воцарилось молчание, никто не знал, что сказать. Эндрю был благодарен — благодарен за то, что он мог сидеть и страдать. Сидеть и страдать. Сидеть и страдать. Сидеть и страдать. По крайней мере, он знал, как это вытерпеть. Он даже не заметил, что Кевин вышел из комнаты. И понял это, только когда тот вернулся с коробкой пиццы в руках, которую поставил прямо на колени Эндрю. Телевизор заполнил тишину посторонним шумом, помогая Эндрю оставаться в своем пузыре как можно дольше. Он оставил пиццу нетронутой и смотрел вдаль, пока не защипало глаза. То, что должно было быть морганием, явно превратилось в полноценный сон, поскольку в следующий раз, когда Эндрю открыл глаза, в гостиной было темно, и единственным звуком, заполняющим пустоту, был храп Кевина. Эндрю встал с кресла и толкал Кевина, пока тот не проснулся от неожиданности, после отправив его в постель. Страданий одного из них было достаточно. Он зашел в гостевую спальню и упал на кровать, даже не потрудившись снять одежду. Может, так было лучше. Может, именно она была той броней, в которой он нуждался сегодняшней ночью. Когда Эндрю уткнулся в подушку, тяжесть мыслей овладела им. Подушка не пахла Нилом, не было слюнявых поцелуев от Коннора. Только пустота. Черная дыра. Никакого света, одна лишь тьма. Когда пришло осознание, когда Эндрю почувствовал всю серьезность решения Нила, он позволил себе то, чего не делал целую вечность. Он даже не успел сморгнуть слезы, как его снова поглотила тьма.Откровение при свете дня
6 ноября 2022 г. в 19:01
Новый год во многом начался так же, как закончился предыдущий.
Нил по-прежнему спал в постели Эндрю, и иногда они целовались, но, поскольку они оба вернулись на работу, а Коннор — в детский сад, к концу дня они были слишком измотаны, чтобы делать что-то еще. Нил чувствовал, что все больше и больше осваивается, и его это пугало. Хорошие вещи не достаются таким людям, как он, бесплатно. Все их пребывание в Пальметто было достаточно тяжелым, чтобы Нил не беспокоился о том, что все идет слишком хорошо. Однако жить с Эндрю, быть с Эндрю было бомбой замедленного действия. Тревога росла и росла в груди Нила — темнота, царапающая и сдавливающая. Жизнь не могла быть такой идеальной.
Это случилось через неделю после Нового года, когда Нил меньше всего этого ожидал. Впрочем, плохие вещи всегда случались, когда их не ждали, так что ему и правда не стоило так удивляться.
Нил сидел в гостиной со своим сыном и наблюдал за тем, как тот играет, расстраиваясь из-за железной дороги. Пока что это был обычный день.
Он ездил в магазин, чтобы приготовить вкусный ужин к тому времени, когда Эндрю вернется со своей смены в закусочной. Он даже прихватил его любимое пиво, хотя Эндрю установил строгие правила в отношении алкоголя с тех пор, как они с Коннором переехали жить к нему. Нил чувствовал, что день складывается как нельзя лучше.
Когда он подполз ближе, чтобы помочь Коннору решить проблему с железной дорогой, у него зазвонил телефон. Сначала он подумал, что это Эндрю спрашивает об ужине, но для этого было слишком рано, и он не узнал ни номера, ни кода страны. Текст гласил: «Натаниэль, это Стюарт. Я не видел тебя и малыша несколько месяцев и подумал приехать навестить вас на твой День рождения. Дай мне знать, какие дни тебе подходят.»
Нил дважды перечитал текст, его сердце билось все быстрее и быстрее. Он встал, пока удивленный Коннор ползал вокруг, и попытался успокоить свои мысли и бешено колотящееся сердце.
Стюарт не мог приехать. Нил не мог ему этого позволить. Он увидит Эндрю, а Эндрю увидит его, и тогда Эндрю станет частью мафиозной семьи Нила, и он определенно обвинит его во всем, что может с ним случиться, например, его могут втянуть в криминальный бизнес Стюарта или допрашивать по поводу убийств, или поджечь его закусочную, или кто-то примет Аарона за Эндрю и нападет на него или убьет кошку и оставит ее на пороге, или или или — он должен был что-то предпринять!
Нил попытался объяснить Стюарту, что сейчас не самое подходящее время для визита, и что он слишком занят работой и ребенком. Вместо того, чтобы оттолкнуть дядю, это сделало только хуже, и теперь тот настаивал, что может помочь и дать Нилу немного свободы, если присмотрит за Коннором. Конечно, он также упомянул, что привезет деньги, чтобы позаботиться о них двоих. На самом деле, Нил ничего не мог сказать, чтобы помешать Стюарту появиться здесь девятнадцатого января, чтобы отпраздновать День рождения, которого вообще не должно было быть.
И даже если Нил знал, что Эндрю считает сожаление бесполезным, сейчас у него все дрожало внутри. Он хотел воскресить своего отца только для того, чтобы убить его снова за то, что тот использовал его мать и сделал его жизнь настолько жестокой. Казалось, всего этого было слишком много.
Он никак не мог попросить Эндрю о том, чтобы дядя остановился у них. Нил уже прошел путь от принятия помощи Эндрю по уходу за ребенком до того, чтобы заставить его позаботиться о них, пока они болели, затем чтобы занять его дом, а теперь он дошел и до того, что занял его постель. Он ни за что бы не втянул Эндрю в свою дерьмовую семью.
Эндрю был предельно ясен с самого первого дня. Он не хотел отношений, а Нил подталкивал его прямо к ним. Конечно, он доверял Эндрю, и ему нравилось быть с ним, но разве тот не сказал, что они могли бы просто продолжить жить так, как раньше? Не было ли это намеком на то, что Эндрю избегает долгосрочных отношений?
Очевидно, Нил каким-то образом манипулировал им во всей этой ситуации. В этом не было никакого умысла, но Нила воспитали как лжеца — обман настолько глубоко укоренился в нем, что неудивительно, что он умудрился солгать, сам того не осознавая.
Но теперь, когда он понял это, он должен был уйти.
Он уложил Коннора вздремнуть и на этот раз проигнорировал его протест. Ему нужно было начать собирать вещи, если они хотели успеть выйти до того, как Эндрю вернется домой в пять вечера. К этому времени их уже давно не будет.
Запихнуть всю одежду Нила в спортивную сумку было достаточно просто. Однако собрать вещи Коннора оказалось немного сложнее. Малыш быстро рос, и у них накопилось несколько стопок вещей, одни из которых стали слишком малы, другие были тесными, другие — немного великоватыми, а остальные — больше на один размер. Вместо того, чтобы потратить дополнительное время на то, чтобы разобраться во всем этом, Нил засунул все четыре стопки в коробку, после положив в нее несколько игрушек и книг. Он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы удержать Коннора от разрушения мотеля.
Как только малыш проснулся, Нил посадил его в машину и поехал на другой конец города, обратно в тот самый мотель, откуда началось его приключение. Размытая желтая вывеска встретила его уставшим мерцанием, и даже женщина с ресепшена, казалось, смирилась, когда узнала его, входящего через раздвижные двери.
К счастью, она воздержалась от расспросов, просто передав им ключ от комнаты, которая выглядела точно так же, как та, в которой они спали в первую ночь в Пальметто, когда дождь промочил одежду, а матрас погрузил их с сыном в глубокий сон. Он был уверен, что сегодняшней ночью сон не придет к нему вообще.
Нил быстро проверил свой счет в банковском приложении, убедившись, что у него достаточно денег, чтобы продержаться до приезда Стюарта. Может быть, вместе они смогли бы придумать, что делать. Или, возможно, Нил уже будет в другом штате, когда самолет Стюарта приземлится в Южной Каролине. Подальше от Пальметто, Эндрю и места, которое он почти назвал домом.