Eighteen Wheels And Three Beating Hearts

Ледяной ветер ударил Эндрю в лицо, из-за чего его нос и щеки болезненно покраснели за считанные секунды. Он плотнее запахнул пальто вокруг своего дрожащего тела, пока шел от машины ко входу в аэропорт, неся с собой только ручную кладь. Эта боль успокаивала, как и порезы, когда он нуждался в отдушине, чтобы пережить очередную ночь унижения в Калифорнии. Когда тринадцатилетний Эндрю прятал тихие всхлипы в одеяле, пока боль не проходила и не сменялась злостью, а затем и смирением. Когда он нашел надежду в приемной матери, которая не выгнала его за первые истерики, а вместо этого предложила обнять и выпить горячего шоколада. Конечно, эта надежда снова была разрушена, когда она отправила Эндрю письмо после смерти своего позорного сына, чтобы сообщить, что это он был тем, кто уничтожил Дрейка. До того, как Эндрю прочитал записку Нила, он был уверен, что больше никогда не приблизится к такой боли, и все же он был здесь, оставленный наедине с ноющим сердцем, которое ему хотелось вырвать, лишь бы не чувствовать больше ничего. По громкоговорителю объявили, что рейс задерживается на десять минут, и это дало ему достаточно времени, чтобы посмотреть журналы в маленьком магазинчике. Проходя мимо секции с журналами для родителей, он покачал головой и развернулся, чтобы добраться до своего выхода. Лучше он предпочтет сидеть и ждать. Эндрю никогда не любил летать. Он был уверен, что Аарон переехал в Чикаго только для того, чтобы как можно реже видеться с ним, слишком хорошо зная, как трудно ему выкроить время для долгой поездки. Когда выход, наконец, открыли для посадки, он быстро занял свое место и закрыл глаза, пообещав себе не открывать их, пока самолет не приземлится. В пути какой-то ребенок начал плакать, и Эндрю захотелось кричать, разнести самолет на части. Он пережил гораздо большее, чем просто душевную боль, но ничто не сравнится с беспомощностью, которую он чувствовал с тех пор, как проснулся в пустом доме и увидел записку с кофейным пятном. Аарон ждал его у выхода. По крайней мере, он избавил Эндрю от жалостливого взгляда и сразу повел его к машине, чтобы они поехали домой. К сожалению, январь в Чикаго был намного холоднее, чем в Пальметто, и Эндрю совсем не любил холод. Крупные хлопья снега падали на бетон, превращая мир в сверкающую зимнюю страну чудес. Коннору бы это понравилось, подумал про себя Эндрю, позволяя боли от этой мысли поглотить себя. — Как прошел полет? — спросил Аарон, вытянув Эндрю из водоворота его эмоций. — Слишком долго, — Эндрю не хотел разговаривать с братом, хотя должен был признать, что его присутствие все же успокаивало. Аарон что-то промычал и включил автомобильный обогреватель, чтобы согреть руки, пока они ждали зеленого света. — Кейтлин подготовила для тебя диван. После рождения близнецов у нас больше нет гостевой комнаты. — Сойдет и диван, — прохрипел Эндрю и прислонил голову к окну, чтобы холод облегчил головную боль. Никто из них больше не произнес ни слова, пока они не въехали на подъездную дорожку маленького загородного дома Аарона и Кейтлин. Эндрю купил его для них, когда они переехали в Чикаго. Теплый свет освещал голубые окна, а белое крыльцо было таким же аккуратным, как и остальная часть небольшой лужайки перед домом, с расчищенной тропинкой, ведущей к нему. Все это буквально кричало «счастливая семья». Это было невыносимо. В доме пахло супом и домашним хлебом, и Эндрю понял, что уже несколько дней нормально не ел. У него одновременно заурчал живот и скрутило желудок. Аарон сказал оставить свои вещи у лестницы и повел его в гостиную, где Кейтлин кормила грудью крошечный сверток с розовыми щеками и головой, покрытой мятно-зеленой шапочкой. — Привет, Эндрю, — мягко сказала Кейтлин и устало улыбнулась ему. Под ее глазами были мешки, и она выглядела измученной, но от нее исходило какое-то блаженство — что-то неведомое Эндрю — заставившее его попытаться вымученно улыбнуться в ответ. — О, Итан, посмотри, кто здесь, — начала она шептать малышу у себя на руках. — Твой дядя Эндрю наверняка хочет с тобой познакомиться, — Эндрю подошел ближе и посмотрел на маленького сосущего молоко человечка, наконец-то поняв, что имел в виду Нил. Именно в этот момент он осознал, что сделает все, чтобы этот ребенок рос в безопасности, чтобы у него была самая лучшая жизнь, чтобы уберечь его от всего зла, таящегося в этом ужасном мире. Через несколько минут вернулся Аарон со вторым свертком, ухмыляясь, как чеширский кот. — Уверен, что Оливия тоже хочет с тобой познакомиться, — прошептал он и подошел к Эндрю, чтобы передать малышку ему в руки. Эндрю прижал маленькую девочку к груди, вдыхая ее неповторимый детский запах и думая о том, что ничего в мире не может пахнуть лучше. Она открыла глаза и посмотрела на него, сохраняя невозмутимое выражение лица, что было неудивительно, учитывая, что Эндрю выглядел как ее отец. Она, безусловно, была самым красивым человеком, которого он когда-либо видел (ну, сразу после Коннора и Нила, если быть до конца честным, но правда только ранила сильнее, поэтому он отмахнулся от этой мысли). — Привет, Оливия, — прошептал Эндрю. Он устроился в кресле у камина и нежно погладил Оливию по щеке указательным пальцем. — Я твой дядя Эндрю, и я обещаю, что сделаю все, чтобы увидеть, как ты вырастешь красивой, сильной женщиной, такой же, как твоя мама, только не говори ей, что я сказал это, хорошо? — он поднял глаза, чтобы посмотреть на Кейтлин, которая улыбнулась ему и передала сына Аарону. — О, привет, малыш, — проворковал Аарон. — Готов к отрыжке? Хочешь отрыгнуть дяде Эндрю на плечо? Уверен, он будет в восторге. Эндрю пожал плечами и взял на руки племянника в обмен на племянницу. Он накинул на плечо полотенце и встал, чтобы пройтись по комнате, мягко поглаживая спину маленького мальчика, ожидая, когда начнется отрыжка. Конечно, Итан плюнул ему на плечо, но Эндрю совсем не возражал и просто вытер его. Когда близнецы были уложены в кроватку, Аарон и Эндрю устроились на диване, а Кейтлин ушла в спальню, заранее пожелав им спокойной ночи. Спустя полбутылки виски и целую вечность молчания Аарон заговорил: — Итак, что все это значит? Ты позвонил, сказал, что хочешь прилететь, и теперь ты здесь без Нила и Коннора. Эндрю залпом выпил виски и откинулся на подушки, потирая лицо. — Больше нет ни Коннора, ни Нила, — наконец сказал он, пытаясь проглотить ком в горле. С тех пор, как Нил ушел, Эндрю чувствовал себя оцепеневшим, но теперь, когда его брат был рядом, он позволил печали поглотить себя, даже не пытаясь сдержать навернувшиеся на глаза слезы. — Ох черт, Дрю, — Аарон снова наполнил их бокалы и сделал щедрый глоток, наблюдая за тем, как Эндрю вытирает затуманенные глаза. — Хочешь рассказать мне, что случилось, или будешь просто держать все в себе и разбираться с этим в одиночку, как всегда? — Избавь меня от своей гребаной лекции, Аарон. Я знаю свои недостатки. Как думаешь, зачем я сюда приехал, а? — Эндрю фыркнул, чувствуя, как обжигающий виски, стекающий по горлу, успокаивает его. Аарон подождал и сунул в рот несколько чипсов. — Я вернулся домой с работы в прошлый четверг, а он уже ушел. Просто так. Оставил мне записку. Написал что-то о том, что больше не хочет, чтобы я заботился о нем, — Эндрю ненавидел, как сорвался его голос на последних словах, ненавидел, как щипало глаза, как болело сердце, ненавидел чувствовать, чувствовать, чувствовать. Но больше всего он ненавидел себя за то, что влюбился в несбыточную мечту, за то, что сделал себя уязвимым, когда уже знал, что любовь — ничто иное, как простая концепция, которую он никогда не сможет понять. Эндрю слышал, как Аарон сглотнул и потер лицо, после чего вздохнул и потянулся рукой к его бедру. Он был слишком измученным, слишком уставшим, чтобы оттолкнуть ее или отказать брату в попытке утешить его, поэтому кивнул и позволил теплу руки Аарона стать успокаивающим бальзамом для своей агонии. — Я знаю, что ты ненавидишь это, и знаю, что тебе все равно, но я скажу это, Дрю, и я серьезно. Мне жаль, — взгляд Аарона обжигал, будто лазерный пистолет, направленный прямо ему в голову. Что бы ни случалось с ним в жизни, Эндрю всегда справлялся с этим самостоятельно. Он не хотел жалости, не хотел утешения, не хотел видеть, что другим не все равно, потому что тогда бы он понял, что что-то значит для этого мира, для которого он ни черта не хотел значить. — Я знал, что он уйдет, — пробормотал Эндрю, его взгляд стал пустым при мысли о том, что он снова останется один. Он отгонял ее с тех пор, как Нил ушел, но теперь это ударило его с новой силой, здесь, в доме его брата, который действительно был домом, в то время как его собственный больше никогда не будет таким без визгов Коннора или слюнявых поцелуев, без Нила, возвращающегося домой из поездки, который оставит сумку у лестницы, а его взгляд наполнится радостью при виде свежеприготовленного ужина. — Я просто думал, что был к этому готов. — Эндрю, я… — Аарон откинул голову назад и застонал. Эндрю почти фыркнул от этого сходства, от того факта, что его брат был так же плох в выражении чувств, как и он сам. — Он не должен был уходить, и он тупой, если думает, что это правильно. Если бы он был рядом, я бы надрал ему задницу и вбил немного здравого смысла в его гребаный мозг, но его здесь нет, и я знаю, что это ни черта не изменило бы. И знаешь что? — голос Аарона становился все громче, его дыхание сбивалось, когда он доводил себя до ярости, в которой Эндрю редко его видел. — Самое хреновое во всем этом то, что он такой же, как ты. Он, блять, боится быть любимым точно так же, как ты боишься быть любимым в ответ. И теперь я сижу здесь, когда у меня есть всего шесть часов сна в неделю, вынужденный смотреть на то, как вы с Джостеном тратите свои жизни впустую, потому что ни один из вас не может избавиться от своего супер-эго. — Он не хотел этого, Аарон, блять! — Эндрю закричал на брата, понимая, что это был первый раз, когда он когда-либо кричал на него. — Нил не хотел отношений, а я подтолкнул его к тому, в чем он не был заинтересован. Я был ничуть не лучше их! — Заткнись, Эндрю! Не неси херню! Ты знаешь, что нельзя это сравнивать. Ты, блять, не насиловал его! — Аарон встал и начал расхаживать по гостиной, его лицо покраснело, а руки задрожали. — Возможно, вы двое трахались, но я знаю, что он сказал «да», потому что иначе ты бы к нему не прикоснулся, и потому, что все, черт возьми, видели, что ты для него гораздо больше, чем просто друг. И теперь он сбегает, чтобы продолжить жить в своей слезливой истории, потому что боится хороших вещей точно так же, как ты. У меня есть жена, которая прошла через ад, чтобы родить двух замечательных детей, и клянусь, они ждут своего старшего брата, потому что я уже рассказал им о нем, и тебе лучше его вернуть! Взгляд Аарона встретился с взглядом Эндрю, открытый, как дыра в кирпичной стене, переполненной сотней эмоций. Он выглядел уставшим, но в то же время таким сильным, каким Эндрю никогда его не видел. Это было странно, но тот факт, что брат научился стоять на своем, заставил его немного им гордиться. — Ты говоришь со своими детьми о кузене, которого у них еще нет? — Клянусь богом, Эндрю, если это все, что ты извлек из этого разговора, я надеру задницу и тебе тоже, потому что мне все равно, будешь ты угрожать мне или нет. Я не буду стоять в стороне и смотреть, как ты выбрасываешь свое счастье в окно. Проглоти эту чертову жалость к себе и тащи свой зад к нему. Я не хочу видеть твое грустное лицо всю оставшуюся жизнь только потому, что вы с Джостеном не смогли взять себя в руки. И я не потерплю твоего печального взгляда всякий раз, когда буду держать своих детей или когда их будешь держать ты. Так что убирайся к черту из моего дома и верни свою семью! Эндрю смотрел, как янтарная жидкость в его стакане плещется о стенки, словно море, разбивающееся о берег. — Ты правда думаешь, что он хочет быть с кем-то вроде меня? — Эндрю усмехнулся и залпом допил виски. — Знаешь, что самое дерьмовое во всем этом? Я могу его понять. Я могу понять, какого черта он бросил меня; я бы сам от себя ушел, если бы мне не нужно было заботиться о твоей маленькой счастливой семье. — Если тебе нужен козел отпущения, чтобы оставаться в живых, я с радостью буду им, придурок, — Аарон протопал на кухню и начал копаться в посуде. Через несколько секунд он вернулся в гостиную и бросил маленькую коробочку в Эндрю, после плюхнувшись в кресло. — Что это? — спросил Эндрю, когда открыл коробку и увидел пачку долларовых купюр. — По сто баксов за каждый год, что я был жив и чист, — пробормотал Аарон и налил себе остатки виски. — Я могу добавлять по сотне каждый год только благодаря тебе. И в тот день, когда я умру, мои дети получат эту коробку, и я надеюсь, они поймут, что без тебя их бы здесь не было, — Аарон оторвал взгляд от стакана в своих руках и посмотрел на Эндрю. — Ты много значишь для людей, Эндрю. Для меня, для Би, Кевина, Кейтлин, Ваймака и, черт возьми, да, для Нила тоже. Он просто слишком большой придурок, чтобы это признать. Думаю, у вас двоих это общее. Аарон допил виски и забрал пустую бутылку и стаканы. По пути на кухню он остановился в дверях, чтобы еще раз взглянуть на Эндрю. — Я иду спать. Дети проснутся через два часа, и настанет моя очередь. Я был бы более чем счастлив, если бы ты уехал как можно скорее, и ты знаешь, что я имею в виду. И на будущее: начни звонить мне. Для этого у тебя и есть мой номер. Он повернулся и ушел, оставив Эндрю в тускло освещенной гостиной наедине с демонами в голове, но почему-то ему стало легче. Спустя десять минут и покупку на триста долларов Эндрю лег на диван, думая о Ниле и Конноре, пока его не сморил сон.

~

Нил проснулся от хныканья Коннора, у него болела голова и горели глаза. Уйти от Эндрю было совсем непросто, а с плаксивым малышом он скучал по нему еще больше. — Папаааа, — завизжал Коннор и ударил Нила по лицу своей крошечной ручкой. — Нет, Коннор, нельзя бить, — устало отругал Нил сына и сел на обшарпанной кровати, притянув мальчика к себе на колени. Его пребывание в Пальметто заканчивалось там же, где началось больше полугода назад. Те же изношенные занавески, почти стерильная ванная, продавленный матрас — если быть честным, это было трагедией. Но хуже всего было то, что Нил понимал Коннора абсолютно во всем. Он видел, как по щекам сына текут струйки слез, и вскоре почувствовал, как взгляд заволокло пеленой. Какой смысл сдерживать слезы, если рядом все равно нет никого, кто мог бы увидеть, как он ломается? С тем же успехом он мог бы выплеснуть все эмоции наружу и выплакаться вместе с Коннором. Может быть, его сердце перестанет болеть, как только агония найдет выход. Что за глупая мысль. За двадцать минут, пока Нил плакал и обнимал плачущего Коннора, ему стало только хуже, и его головная боль медленно превратилась в мигрень. Стук в дверь довольно сильно его встревожил, и Нил был полон решимости послать к черту того, кто пришел. Он вытер глаза рукавами толстовки Эндрю, которую взял с собой, и подбежал к двери, готовая речь вертелась у него на языке. Но когда он надавил на ручку, все до единого слова исчезли. — Господи Иисусе, посмотри на себя, — сказал Кевин и покачал головой, заглядывая в номер мотеля. — Серьезно? Ты бросил его ради этого? — Кевин, какого черта ты здесь делаешь? — Нил стиснул зубы, собираясь захлопнуть дверь у него перед носом. Прежде чем она закрылась, Джереми втиснулся в проем и придержал ее открытой, одарив Нила сочувственной улыбкой. — Привет, Нил. Извини, мы не хотели на тебя наседать, — Джереми искоса взглянул на простонавшего Кевина, заставив его выдавить абсолютно неубедительное «ага, извини». — Как вы вообще нашли меня? — спросил Нил и вернулся к кровати, оставив двоих парней стоять в дверях. Они последовали за ним внутрь, Кевин прислонился к стене, а Джереми плюхнулся в кресло, отодвинув кучу одежды в сторону. Нил не упустил снисходительного фырканья Кевина, но ему было плевать на то, что от него пахло. — Ваймак сделал несколько звонков. Роуз, дама, работающая на ресепшене, его подруга, — сказал Джереми, но его прервал крик Кевина: — Мы так сильно беспокоились о тебе, Джостен! Никогда больше так не делай! — он повернулся к Джереми, на его лице отразилась усталость. — Детка, ты должен что-то сказать! Нил вздохнул и закрыл лицо руками, потирая отросшую щетину. — Я знаю, что должен был предупредить тебя. Мне просто нужно было выбраться оттуда. Кевин подошел к мини-бару и достал две крошечные бутылки какого-то непонятного ликера, тут же опрокинув одну в себя. Джереми бросил на него жалеющий взгляд, но, как всегда, понимающий. Они, без сомнения, обсудят это позже наедине. — Может, все же поговорим? Что случилось? В последний раз, когда мы видели вас с Эндрю, вы двое казались такими счастливыми, — с грустью в голосе сказал Джереми. Нил вздохнул и покачал головой, отводя взгляд. — На самом деле, ничего такого. Эндрю был идеальным и заботливым, а потом мы занялись сексом и… — Вы занялись чем? — Кевин резко прервал Нила, его глаза едва не вылезли из орбит. — Он причинил тебе боль? — Джереми вскочил, его выражение лица за секунду сменилось с жалостливого на обеспокоенное. — Что? — Нил не мог поверить, что они действительно подумали, что Эндрю мог хоть как-то навредить ему. — Нет! Это было замечательно. В этом-то и дело, — по его щеке скатилась слеза, когда боль вернулась с новой силой, его сердце тосковало по Эндрю так, как никогда и ни по кому раньше. Кевин и Джереми смотрели на него широко раскрытыми глазами, ни один из них не двигался, пока Кевин не взял вторую бутылку ликера и не осушил ее. — Я не могу так! — внезапно воскликнул Кевин, хлопнув себя по бедрам, после чего встал и прошелся по комнате. — Джер, ты должен справиться с этим дерьмом. Он плачет. Я. Не знаю. Что. Делать. С плачем. — О, да ладно тебе! — Джереми усмехнулся. — Ты проделывал это миллион раз. Нужно ли напомнить, как часто ты убегаешь к Эндрю и закатываешь там истерику? Верно, я так не думаю, — добавил он, когда Кевин покраснел и опустил голову. Нил никогда не видел Кевина таким. Было странно видеть этого высокого мужчину, который всегда казался собранным и организованным, таким потерянным. Джереми подошел к кровати и сел на край, притягивая Нила в объятия, к которым он не был готов. Было непривычно чувствовать, что тебя обнимают для утешения. Никто никогда не делал этого после смерти его матери, так что к поддержке через физический контакт ему еще предстояло привыкнуть. — Итак, у вас был секс. Просто так? — спросил Джереми, поглаживая Нила по спине. — Не просто так, — пробормотал Нил в его плечо, наконец падая в объятия. Он знал, что это была не вся правда, но все же довольно близкая, и максимум, что он мог рассказать им, не упоминая своего дядю или его связи с мафией. — Неважно. Дело в том, что мне понравилось. Это было действительно здорово. Эндрю был великолепен. Мне нравилось быть с ним… но я использовал его. Кевин застонал, и Джереми отстранился, на его лбу появились морщины от замешательства. — Тебе понравилось? И теперь ты думаешь, что использовал его, потому что он хотел тебя, а ты хотел его? Ты же понимаешь, что в этом нет никакого смысла, верно? Нил думал о словах Джереми, о том, что Эндрю сделал для него и для Коннора, о том, как он постепенно стал частью их повседневной жизни. Он думал о том, что Эндрю изо всех сил старался сделать их обоих счастливыми. Не то чтобы Нил не хотел всего этого. Он хотел. Но он не мог этого иметь, потому что подобные вещи были созданы для фильмов, а не для жизни Натаниэля Веснински. — Я не хотел его терять, — в конце концов признался Нил тихим голосом. — Я скучаю по нему. — Ты. В сторону! — крикнул Кевин, поворачиваясь, чтобы подойти к кровати. Прежде чем Джереми успел вмешаться, Кевин схватил Нила за плечи и встряхнул его. — Ты бросил его, идиот! Это не то, что нужно делать, когда любишь кого-то, понимаешь? Я никогда раньше не видел Эндрю таким… — Детка. — …и поверь мне, я, по сути, рос с ним в течение многих лет. Эндрю Миньярд не заводил отношений… — Детка! — Дай мне, блять, вразумить его, — закричал Кевин, поворачиваясь обратно к Нилу. — У него не было отношений, пока ты не наткнулся на его чертову закусочную. Мы почти никогда не видели, чтобы он улыбался, — сказал Кевин более спокойным голосом, чем раньше, хотя его хватка была по-прежнему крепкой, — а потом мы увидели его с тобой и этим маленьким мальчиком, — он кивнул в сторону Коннора, — и он улыбнулся. Он, черт возьми, улыбнулся, Нил. Его лицо так долго было пустым, и знаешь что? Несколько дней назад он постучал в мою дверь, и она вернулась. Пустота вернулась. Он, блять, любит тебя, идиот, — выплюнул Кевин и отпустил плечи Нила, оставив его дрожать. Нил видел, как Кевин резко выдохнул, его грудь вздымалась, когда он тяжело опустился в кресло. — Если я буду говорить такие же вещи, когда сбегу к Эндрю, выгоните меня нахуй в следующий раз, — пробормотал он и, казалось, полностью закончил разговор, уткнувшись лицом в ладони. — Мне жаль. Я не хотел причинять ему боль, — сказал Нил, глядя на Джереми. — Знаешь, мы все совершаем ошибки. Бывают ошибки, которые мы не можем исправить, но это не обязательно должно быть концом. Мы все видели, что для Эндрю ты больше, чем просто друг, — его голос был мягким, успокаивающим, понимающим — именно то, что нужно было Нилу, хотя вспышка гнева Кевина оказала на него сильное воздействие. — Я чувствую себя таким глупым. Коннор любит Эндрю. Эндрю хорошо ладил с ним. Как он сможет простить меня? Я его не заслуживаю. — Мы этого не заслуживаем, — сказал Кевин и вздохнул, взгляд его зеленых глаз пронзил Нила насквозь. — Ты действительно думаешь, что мы были бы здесь, если бы у тебя не было шанса? — Кевин прав. Эндрю — наш друг, и мы хотим помочь ему, но ничто не может помочь ему больше, чем возвращение его семьи, — сказал Джереми и улыбнулся. Это ударило Нила, словно грузовик. Семьи. Он видел Эндрю в кругу его настоящей семьи, но он никогда не заходил так далеко ради них, как ради Нила и Коннора. Возможно, Эндрю был прав. Возможно, Нил наговорил много глупостей. Но что, если Эндрю понял, что наличие ребенка и Нила душило его? Что, если бы в какой-то момент он оставил Коннора и его самого позади? Конечно, это причинило бы ему боль, но Коннор потерял бы отца, и это было бы еще хуже. — Что, если все это душит его? Он никогда не хотел ни отношений, ни детей. Что, если однажды он проснется и поймет, что больше не может так жить? — спросил Нил, теребя рукав своей толстовки. Кевин и Джереми одновременно фыркнули, бросив друг на друга взгляд, которого Нил не смог понять. Иногда он ненавидел то, как часто ему не удавалось прочитать взаимодействия между людьми. — Что? — Нил. Как только Эндрю привяжется к кому-то, все кончено, это навсегда. Он не отступит, — сказал Джереми с сияющей ухмылкой на губах. — К тому же, он никогда раньше ни с кем не спал. Как бы печально это ни звучало, это просто подчеркивает, как сильно ты ему нравишься, — почти неразборчиво пробормотал Кевин. Коннор заерзал на подушках, очевидно, восприняв повисшую тишину как причину заполнить ее плачем. Нил подхватил мальчика на руки и начал нежно покачивать его, напевая рождественскую мелодию, которую он выучил во время их поездки на ярмарку четыре недели назад. Они были там с Эндрю, и тогда Нил впервые в жизни почувствовал, что может научиться любить Рождество. Без крови, без криков, без страха, без ножей, без «поручений», которые он должен был выполнять для своего отца. Нил вздохнул и уткнулся носом в макушку сына, убирая рыжий локон, падающий ему на лицо. — Думаю, вы правы. Я был таким идиотом. — Это самая разумная вещь, которую я когда-либо слышал от тебя, — сказал Кевин и встал, направляясь к двери. Он прислонился плечом к косяку, очевидно, ожидая все еще ухмыляющегося Джереми. — Я думаю, ты понял, чувак, — Джереми сжал плечо Нила и тоже встал, чмокнув Коннора в макушку. — Вы двое заслуживаете этого, знаешь. Ты отлично справляешься! Было бы… удобно, если бы ты был рядом, когда у нас появятся дети. Со своей фирменной улыбкой он подошел к Кевину и коснулся его щеки, чтобы поцеловать в губы, после чего они попрощались и выскользнули за дверь. Нил окинул комнату взглядом, видеть каждый изъян становилось вдвойне тяжелее от осознания того, что он бросил Эндрю ради этого. К счастью, он взял не много вещей, когда уходил. Упаковывать их обратно заняло у него всего двадцать минут. Он надеялся, что единственный раз, когда он снова будет разбирать их, произойдет рядом с одним конкретным блондином.