rose-coloured glasses

      Жаркое, летнее солнце, словно яичный желток на голубых обоях, неспешно стекает за горизонт. Два силуэта неподвижно глядели на распростертый закат с высоты пятиэтажки, будто бы старались найти в небе что-то, что могло бы утихомирить громкий бит сердца.       Звезды появятся не скоро, ведь яркие вывески супермаркетов и уличные фонари затмят их собой. В городе, наверное, их и невозможно увидеть – так думала Вай, вдыхая в грудь воздух, казавшийся свежее и приятнее на крыше, чем там, внизу, где таятся змеи-трассы и муравьи-люди-ублюди.       Мерцают огоньки и окна напротив, где-то под ними шуршат шины об побитый жизнью асфальт и наверняка очередной водила матерится на каждую яму, выгравированную позапрошлой зимой. Но здесь, наверху, спокойно. Не вакуумная тишина, конечно, однако приходится довольствоваться тем, что есть. Зато ни уставших мамочек с детьми, крики коих, казалось, были оглушительнее пулеметной очереди; ни районных зазывал, которых не устраивало то, как ты на них посмотрел; ни шумной толкотни в центре.       Вайолет довольно хмыкает, в глубине души радуясь своему выбору этого места. Ее раздумья, будто молотком по стеклу, разбивает сирена вдалеке. Бирюзовые блики показались буквально на пару секунд, исчезая за поворотом.       — Вай.       Кейт сидела меж ног Вайолет, откинувшись спиной на грудь красновласой и уложив голову на ее плечо, обтянутое любимой кожаной курткой.       Ее голос едва слышим, тих и мягок. Быть может, Вай просто показалось и это был шепот прохладного ветерка, кто знает. Однако, она все же осторожно мурлычет над ухом Кейтлин, выказывая этим свое внимание.       — М-м?       — Помнишь, как мы познакомились?       — Кексик, как я могу забыть? Твои ножки сияют в моей памяти ярче автомобильных огней, — кольцо рук, сомкнутое вокруг талии, чуть напрягается – Вай прижимает девушку к себе, утыкаясь носом куда-то в изгиб нежной шеи, пряча улыбку в копне синих волос. ***       ...Писк кассового аппарата вытягивает из сонной ямы, словно выдергивает шнур из розетки; заставляет проснуться от ленивых, хмельных мыслей, жужжащих, будто пьяные мухи у самого уха. Кейт отзывается на дежурный вопрос кассирши только со второго раза, моргает и несколько топорно сбрасывает пару банок Кока-Колы в дешевый (а потому тягучий и тонкий, как женские колготки не лучшего качества) пакет.       Кирамман, словно в неизведанном космосе – неуклюже соскребает мерзопакостные монетки со стертой, поцарапанной подставки. Как из-под воды слышит тихое возмущение очереди позади, волну шепотков тех самых удивительных старушек, которых со стопроцентным шансом можно встретить ранним утром в автобусе. Донельзя убогую демонстрацию недовольства Кейтлин обходит стороной, направляясь к свету в конце туннеля – автоматическим дверям продуктового.       «Наконец-то свобода»       Освежающий порыв игривого ветра чуть раззадоривает, будто сбивает ртутный столбик на градуснике до нормы. По привычке, как она делала сотню тысяч раз до этого, Кирамман дырявит ногтем прозрачный полиэтилен, запихивает чек в карман спортивных штанов и протоптанным путем возвращается домой.       Чтобы снова в пустой, просторной квартире плыть по морю самобичевания, сидя на хлипеньком плоте одиночества. В таких случаях, ностальгия снова заставила бы пересматривать любимые сериалы, откладывая нерешённые дела и подготовку к экзаменам. И пускай бы. Но похмелье решило все заместо Кейтлин, напоминая о себе болью и сухой, искореженной усталостью. Хотелось одного – блаженно прикрыть глаза, утонув в прохладных одеялах.       «Заладила со своим похмельем. Не так уж все и плохо! О как солнышко светит...»       Наигранно позитивно поддержала себя Кейт, вступая белым кедом в, разодранную дворовыми собаками, пачку кетчупа. С чавкающим, невероятно сочным звуком, погружаясь в это безобразное месиво все глубже.       Внутренний визг завопил на всю громкость, лопая воображаемые бокалы. Однако никак не отображаясь на хладнокровном лице. Тяжёлый взгляд упал на новосозданное, красное созвездие изящно расположившееся на ткани кед. Оно, небось, ещё и в реверансе присело, ехидно хихикая.       Неимоверно глубокий, свистящий выдох, требующий стальной выдержки, кажется, услышала вся улица и несколько пингвинов на другом конце света.       — Так, Кейт, спокойно – это всего лишь кетчуп. Его можно вымыть...наверное, — шепот на грани со спертым рыком срывается с губ.       Завидев недалеко бетонные ограды, Кирамман почапала туда, оставляя на асфальте тонкий след ее личного отчаяния. Присев на теплый бетон, девушка приподняла ногу, не развязывая шнурков, сняла с ноги знатно подпорченный кед.       Сапфир глаз уныло рассматривал красные пятна на ткани. Из тесной черепной коробки, казалось, выбросили весь хлам и осталась лишь обезьянка с выпученными глазенками стучать в свои золотые тарелки. Клетки мозга заторможено предложили достать из поясной сумки влажные салфетки, к чему Кейт и прислушалась.       — Твою ж матрёшку, — бесполезное растирание грязной ткани угнетало до скрипа зубов.       — Завали ебало.       Дернувшись от неожиданности, Кейтлин поднимает взгляд, обращая все свое естество к источнику любезной речи.       Как оказалось, относилось это не к ней: по правую сторону, чуть поодаль расположилась шумная компания. Их голоса то и дело переходили на тон выше, сменяясь недовольными возгласами. Из многих звуков, ухо выцепило хрипловатый, саркастичный смех – вот кому принадлежала фраза, которая заставила поежиться от набежавшего холодка. Кейт невольно пытается выудить из толпы ту самую хозяйку, ранее сказанных, слов. И, таки находит, как только долговязый парень перестает перекрывать обзор, отшагнув.       Джинсовка на развитых плечах девушки пестрит нашивками, агатовые узоры татуировок вязкой смолой стекают по оголенным предплечьям; короткая стрижка, окрашенная в цвет черешни, позволяет небрежному ветру подкидывать особо лёгкие пряди. Острые черты лица становятся ещё резче, когда она слышит, видимо, неудовлетворительный для нее ответ от того худого паренька. Незнакомка скалится, будто показывает свое доминирование над ситуацией, и взмахивает ладонью в неопределенном жесте:       — Блять, Майло, тебе не надоело? Я не фонд «Помоги ущербным». Иди к своей сучке и поплачься ей, а не мне. У меня нет ни настроения, ни… — красновласка, словно не могла подобрать подходящих слов, ибо прервала саму себя, — В общем, когда перестанешь молоть херню – звони.       «Майло» недовольно харкнул наземь, что-то проворчал и замолк, усаживаясь на ограждение. Девушка же, будто бы утратила весь интерес к разговору между парнями, который разгорелся со скоростью пожара, и лениво обвела взглядом улицу.       Не успев среагировать, Кейт натыкается на уставшую, пасмурную пару глаз. Шрамированная бровь неизвестной подлетает вверх, заинтересованный блеск металлических радужек искрится в лучах утреннего солнца. Пальцы Кейтлин едва ли удерживают злосчастный кед, когда чужой взор внимательно исследует ее фигуру в обычной светлой футболке, опускается ниже, удивленно рассматривает обгаженую кетчупом обувку. Вообще, Кирамман сегодня могла себя описать как: "простая, как кусок хозяйственного мыла", ибо похмелье ждать не стало бы. Оно прожигало своей сухостью язык, грозясь усыпать его трещинами, словно землю в пустыне; и требовало скорой сборки в магазин, так что мыслить об одежде просто-напросто сил не хватило бы.       Каким-то чудесным образом, Кейт пропустила момент времени, за который яркой внешности девушка подошла к ней, тенью нависая.       — Кому морду разбила? Парню своему? — голос с нескрываемым энтузиазмом прозвучал громом среди ясного неба.       Кейтлин косится на рядом стоящую, пару мгновений грузится от непонимания, как рабочий стол после включения системы. Снова устремляет кобальтовый взор на кед в руках.       — Ну, типа того, — рассеянно пожимает плечами.       Красновласка шмыгает носом, выдыхая. Ее руки покоились в карманах до поры до времени, пока она не села на бетонную ограду по правую сторону, отодвигая пакет со скучающими банками Колы. Оперевшись ладонями по обе стороны от бедер, незнакомка помолчала, глядя куда-то сквозь панельные хрущёвки впереди.       — Неудачное начало дня, ага? — она запрокинула голову, подставляя обветренное лицо теплым лучам жёлтого диска на небосклоне.       До недавнего шумная, компашка парней ушла, оставив после себя лишь отголосок басистых возгласов.       — Не сказала бы. — Кейтлин перекатывает слова на языке прежде чем вымолвить:       — Притягиваю всякие проблемы к себе.       — Значит, я буду самой загадочной проблемой на сегодня, — незнакомка подмигивает, тем самым вызывая лёгкую улыбку в ответ.       Ее невесомый флирт нежно касался ушей, не обязывал к чему-то, был нацелен на поддержание непринужденной беседы. Никаких неловких вопросов и последующего молчания, от которого сводило челюсть. Только забавные истории и глуповатый, звонкий смех; искусно вплетенные бунтаркой ехидные комментарии в рассказ Кейт и последующий взрыв новых, цветастых, как салют, эмоций. Осколки которых складывались в один цельный витраж.       Время летело незаметно, словно надело шляпу-невидимку и прошмыгнуло мимо них. Две опустошенных банки стояли поодаль, а, теперь уже, красные кеды сохли на блеклом бетоне, кое-где усыпанном бордовыми пятнами.       — К слову, мы так и не представились друг другу, — Кейтлин повернулась к новоиспеченной знакомой, замечая то усердие, с каким красновласка оттирала свои ладони от краски.       Та отвлеклась от дела и Кейт в миллионный раз изучает стальные, звенящие холодной сыростью глаза напротив.       — Вайолет. Просто Вай, — она хмыкает и добавляет:       — А как нашу Золушку зовут?       — Кейт. Кейтлин.       — Как-как? Кексик? — Вайолет передразнивает, уклоняется от едва ощутимого по силе, тычка под ребра.       — Да нет же, «Кейт», — Кирамман стоит на своем, ставит явный акцент на последнем слове, пытается не поддаваться на подколы.       — Хм, — Вай щурится, расплывается в хитрющей улыбке, предсказывая бурную реакцию Кейтлин:       — Да ладно тебе, не дуйся. Ты ведь такая сладкая, Кексик.