Больны и голодны

      Как и каждый новый день, этот для Лань Сичэня начался в смену Кролика и Тигра. Сначала привести себя в порядок, медитация и практики, затем завтрак в общей трапезной, чтение писем и ответы на необходимые запросы, дальше должно бы было следовать время чая, но сегодня ему предстояли сборы и дорога в Башню Кои. Цзинь Гуанъяо хотел поговорить о предстоящем Совете Кланов. У него видимо были какие-то планы, и он хотел заранее узнать о мнении Сичэня. Но, естественно, доверять свои важные соображения бумаге Верховный Заклинатель не рисковал и потому просил своего названого брата посетить его для приватной беседы. Глава Лань несомненно догадывался, что это за планы, и, конечно, же понимал, отчего А-Яо так нужна его поддержка и помощь.       Что ж, Лань Сичэню и правда не мешало бы выбраться из Облачных Глубин хоть ненадолго. В последнее время он засиделся в надежде, что вот-вот совсем скоро домой вернется Ванцзи, и будет очень печально разминуться с ним. Вообще, Сичэнь соскучился до одурения, он не видел брата вот уже несколько месяцев, тот странствовал, уничтожая всех тревожащих людей тварей на своем пути. Вести о нем то и дело долетали до Облачных Глубин, да и письма от него не были редкостью. Но что такое письма, когда разлуки становились все длиннее, а встречи все короче?       Пока рос Сычжуй, Лань Ванцзи бывал дома куда чаще, проводя много времени в кругу семьи, с братом. А теперь, когда его воспитанник сам стал уходить на ночную охоту с младшими учениками Ордена, Ханьгуан-цзюнь как будто потерял смысл возвращаться домой. Сичэню это разрывало душу, но права жаловаться у него не было. Да и какие жалобы вообще? Лань Сичэнь в своей жизни не пожаловался ни разу, что бы не происходило.       И все же, собираясь в дорогу, он намерено тянул время, как будто минута, две или десять могли на что-то повлиять. Сначала он взялся перепроверить эликсиры, порошки и мази, что брал с собой, потом провел ревизию талисманов. И, главное, не понятно зачем, ведь на ночную охоту он не собирался, всего лишь к А-Яо и обратно. Но время выходить все же пришло.       Глава Лань решил взять с собой небольшое сопровождение, пары адептов вполне хватало, уж кому-кому, а ему защита была не нужна. Тем более времена нынче были спокойные, и процессии в несколько десятков человек были излишни. Подходя к главным воротам резиденции, Лань Сичэнь испытал невероятное удивление и замешательство от сотрясающих округу криков и рыданий. Это было настолько странно и непривычно для Облачных Глубин, что все происходящее можно было бы посчитать сном. — Нет, нет, нет… Я не пойду! Вы не заставите! — рыдал какой-то молодой мужчина. — Это гиблое, гиблое место!       «Гиблое место — Облачные Глубины?»       У ворот Лань Сичэнь кинул взгляд на дежуривших на стенах часовых, но те, явно сдерживая улыбки и смех, просто уважительно кланялись Цзэу-цзюню в приветствии, а значит за воротами происходило нечто забавное и ничего страшного. Однако стоило подойти ближе, как сердце главы Лань забилось в разы быстрее, ведь возле самого входа стоял его брат.       Лань Ванцзи, как будто почувствовав взгляд, обернулся и тут же склонил голову в приветствии, и Сичэнь ответил ровно тем же. Брат показался Цзэу-цзюню довольным, даже счастливым.       «Интересно, что же могло его так обрадовать?»       Когда отбывающая процессия наконец покинула территорию резиденции, выйдя из ворот, им предстала ну очень странная картина. На дороге буквально лежал юноша, которого всячески пытались ухватить под руки адепты Гусу, а Лань Сычжуй и Лань Цзинъи, присевши перед ним, в чем-то настойчиво убеждали. Невероятно, но судя по взгляду Лань Ванцзи это все забавляло. — Ванцзи так редко приводит гостей. С кем имею честь? — обратился глава Лань к странному молодому человеку как обычно с доброжелательной улыбкой.       Тот вскочил с места под удивленные возгласы учеников и адептов, отряхнулся и с широченно улыбкой двинулся к главе, но не успел и рта открыть, как его губы оказались намертво склеены. — Брат, ты вновь собираешься к Ляньфан-цзуню? — тут же спросил Ванцзи, полностью переключая внимание Сичэня на себя. — Да, обсудить следующий Совет Кланов в Башне Кои, — разочарованно ответил тот, но потом, покачав головой, добавил, — а знаешь, не будет ничего страшного, если я задержусь на день.       Ханьгуан-цзюнь снова лишь почтительно склонил голову, но в этом жесте для Сичэня было куда больше, чем можно было бы сказать словами. Ванцзи был ему благодарен. Он хотел, чтобы Сичэнь остался, но, конечно, сам бы никогда не сказал об этом. — Я вынужден просить вас, — обратился Цзэу-цзюнь к своим сопровождающим, — отправиться в Ланьлин без меня. Передайте Ляньфан-цзуню, что я прибуду немного позже, чтобы он не волновался.       Оба мужчины поклонились своему главе и, недолго думая, встали на мечи.       Ванцзи в свою очередь почти с улыбкой, которую естественно не мог увидеть никто, кроме его брата, сказал Лань Сычжую. — Втащите его внутрь. — Ханьгуан-цзюнь, куда нам тащить его? — тут же уточнил Лань Цзинъи. — В цзинши, — спокойно ответил тот и снова перевел взгляд на брата, — идем?       Лань Сичэнь еще раз окинул взглядом этого гостя, все же Лань Ванцзи никого и никогда не пускал в свои комнаты, кроме близких. — Ты нечасто приводишь кого-то домой в таком добром расположении духа. Обращайся же с гостем с большим уважением, а не так.       С этими словами глава Лань снял наложенное на молодого человека заклинание молчания и кивнул брату в направлении дорожки, предоставляя ему выбор, куда они направятся. — К дяде, — предложил Ванцзи, и они вместе направились в сторону комнат Лань Цижэня. — Я очень рад твоему возвращению, — проговорил Сичэнь, — но получив отчеты посчитал, что теперь ты отправишься с Сычжуем дальше. Что вынудило вас вернуться так скоро? Мне казалось, Сычжуй и остальные ученики собирались не только на гору Дафань. Неужели случай оказался настолько серьезным? Вы ведь обошлись без ранений? Мне ситуация не показалась столь критичной, чтобы вы сразу вернулись. — Так и было, брат. Случай был серьезный, но вернулись мы не из-за него. — Тогда что же заставило вернуться тебя и привести с собой младших? — Происшествие в деревне Мо. Я доложусь, чтобы не повторяться, сразу тебе и дяде. — И твой гость как раз из деревни Мо? — Мгм.       Сичэнь лишь кивнул, и до покоев Лань Цижэня они больше ничего важного не обсуждали. Справились о делах друг друга. Лань Сичэнь спросил у Ванцзи про кисти, что тот хотел приобрести во время своих странствий, а Ванцзи в свою очередь поинтересовался проблемным делом с закупкой киновари, что в последний месяцы разрешал глава Лань. Так и добрались до цяньши.       Старейшина встретил племянников как всегда сдержанно, даже Ванцзи, которого не видел уже несколько месяцев. И все же вежливое приглашение и свой чай они получили. Сичэнь отметил, что дядя, несмотря на всю свою невозмутимость, им рад. Спокойствие и строгость Облачных Глубин особенно ощущались в такие моменты. Запах благовоний, лаконичность обстановки, предписанные манеры, исключительное исполнение всех церемоний. Со стороны их встреча выглядела безупречной. Наверняка, глядя на то, как дядя заваривает редкого сорта чай, а его племянники принимают от него тонкой работы прекрасные чабэй, многие залюбовались бы. Только вот самому Сичэню все чаще хотелось, чтобы вместо поклона Ванцзи приветствовал его дружескими объятьями, как позволяет себе Лань Цзинъи в отношении Сычжуя, а сам он мог открыто и радостно улыбаться и трепать его по голове, как это делает Лань Сычжуй в отношении Цзинъи. Отчасти он завидовал этим детям, немножко, самую малость, но ему тоже иногда хотелось быть настоящим, а не безупречным. Хотя после стольких лет самодисциплины он бы вряд ли смог отбросить нефритовый образ и показать кому бы то ни было несовершенного А-Хуаня, все еще живущего внутри идеального Цзэу-цзюня, даже брату. Наверное, прежде всего брату. — Вы пришли ко мне с какой-то целью? — наконец-то спросил Лань Цижэнь. — Да, дядя, Ванцзи хотел доложиться нам о важном случае на ночной охоте, — ответил Сичэнь в порядке старшинства. — Если о Танцующей Богине на горе Дафань, то я получил отчет и ознакомился с ним, или тебе есть еще что добавить, Ванцзи? — Не об этом случае, — покачал головой второй Нефрит, — а о проклятой руке в деревне Мо. — Он посмотрел прямо дяде в глаза и продолжил. — Все дело в том, что по дороге на гору Дафань отряду наших учеников случилось услышать о деревне, которую заполонили и замучили цзянши, разгуливающие по ночам, и они приняли решение заглянуть туда для помощи жителям. Со слов Сычжуя, они провели расследование и проверку, но не выявили ничего серьезного, кроме повреждения некоторых печатей на местном кладбище, и поскольку заклинателей давно не было в этой местности, никаких подозрений у них такое не вызвало. Сычжуй сказал, что печати выглядели не разрушенными, а поврежденными временем и дождями. Печати ученики восстановили, а разгулявшихся цзянши решили упокоить. Все строго следуя нашим правилам и предписанным последовательностям. Для того, чтобы не терять времени и сконцентрировать всех восставших мертвецов в одном месте для одного удара, ими было решено применить флаги, призывающие темных существ. Сычжуй не слишком силен в этом, а потому его флаги привлекают темных тварей в радиусе не более пяти ли, но этого вполне хватало для их целей. Однако после того, как наши ученики справились со цзянши, в саду было обнаружено тело сына госпожи Мо. Оно выглядело высушенным и не имело левой руки. Молодой господин Мо явно попал под воздействие темной твари куда сильнее обычных цзянши. Хочу уточнить, что погиб юноша по своей вине. Он мало того, что вышел на улицу после предупреждении никому не покидать своих покоев, так еще и украл флаг, призывающий темных существ, спрятав его у себя за пазухой. Дальше произошло еще два убийства, одно из них прямо на глазах всех присутствующих. Слуга задушил себя сам левой же рукой. Наши адепты действовали из интереса жителей деревни и поместья Мо. Они, использовав сигнальные огни, вызвали подкрепление, потом всех, собравшихся в поместье, осмотрели на присутствие проклятой метки. С помощью местного жителя, некогда обучавшегося в Ордене Ланьлин Цзинь, наши адепты установили, что тварью является проклятая рука, которая, заменяя руку жертвы, высасывает все жизненные силы, а после меняет носителя, убивая его в момент подмены. В общем, с помощью талисманов этого самого местного жителя, верхних одежд наших адептов и стены мечей проклятую руку удалось сдерживать ровно до моего появления. Мне с помощью Усмирения и Покоя удалось обезвредить и захватить тварь. Я принес ее с собой.       Дядя кивнул, поглаживая свою бороду. — Получается, что за короткий срок тварь убила четверых? — Мгм, — согласился Ванцзи. — Тогда смею предположить, что ты делаешь выводы о том, что руку подбросили в деревню Мо специально к появлению наших адептов? — Мгм. — Хорошо, оставь ее мне, и я проведу все положенные исследования сам. После обсудим. — Благодарю, дядя.       Из рукава Ванцзи достал мешочек цянькунь и с поклоном передал дяде. Лань Сичэнь все же уточнил: — Моя помощь не понадобится? — Нет, Сичэнь, ты вполне можешь заниматься делами Ордена. Надолго ты решил отложить отъезд? — дядя с виду был спокоен, но ситуация его явно заинтриговала.       Покушение на адептов их клана они никак не смогли бы проигнорировать, просто обсуждать это раньше времени не следовало. — Завтра с утра и отправлюсь. — Хорошо. Теперь идите.       Оставив старейшину, оба Нефрита направились на этот раз в сторону ханьши. — Ванцзи, ты устал? Быть может хочешь отдохнуть, прежде чем продолжим? — Нет, брат. Времени не так уж и много. — Хорошо, тогда расскажи мне все, что не посчитал нужным рассказывать дяде, в том числе о своих предположениях и опасениях.       Лань Сичэнь пропустил брата в свои комнаты, указывая ему на подушки. Ванцзи сел в подобающую позу, но куда более свободно, чем сидел у дяди. Наедине друг с другом Нефриты клана Лань позволяли себе послабления, и в разговорах тоже. — Сначала я заподозрил, что целью покушения мог стать Сычжуй, — начал Ванцзи. — Действительно, это предположение имеет под собой почву. Последний Вэнь, и вытащить его из-под нашей с тобой защиты не так просто. Ты поэтому отправился с ними на гору Дафань? — Мгм. — И все же ты говоришь сначала, значит после ты изменил свое мнение? — Это все еще не до конца отброшенное предположение. Просто меня насторожил молодой господин Мо Сюаньюй, которого я привел, возможно, что дело в нем, — с этими словами Ванцзи достал и протянул ему несколько талисманов. — Сычжуй сказал, что их сдерживающие и сковывающие талисманы сгорали вмиг, но эти совсем другое дело.       Сичэнь внимательно их рассмотрел, в действительности знаки были хитрыми, они впитывали в себя темную энергию, испускаемую тварью, чтобы разрушить талисман, и направляли ее на сдерживание этой же твари. То есть, чем сильнее тварь сопротивлялась, тем мощнее она сама же делала сдерживающий ее талисман. Умно и не удивительно, что в купе с одеждами клана Лань и стеной мечей — это сработало. — Говоришь, он обучался в Ордене Ланьлин Цзинь? Но это стиль Ордена Юньмэн Цзян, причем явно послевоенного Юньмэн Цзян. — Мгм. — Я уточню о нем у А-Яо, — кивнул Лань Сичэнь, — что-то еще? — Цзян Ваньинь.       Лань Ванцзи как можно подробнее рассказал о своем столкновении с главой Юньмэн Цзян и его племянником на горе Дафань, о причинах, поступках и следствиях. Он не утаил ни своего раздражения сетями, ни желания проучить мальчишку, заткнув ему рот заклинанием молчания. Сичэнь слушал, как всегда, с должным интересом, особенное внимание уделив удару Цзыдяня по Мо Сюаньюю. Все же в его голове созрели мысли про возможную одержимость, ведь слишком много всего не сходилось. — Значит господин Мо не одержим, — кивнул он. — Мгм, — подтвердил Ванцзи, — хотя это не единственный способ завладеть телом, но ничего, кроме подозрений, у меня нет, и высказывать их никому, кроме тебя, я не намерен. — Я понял. Что же касается твоей дилеммы, правильно ли ты поступил, вмешавшись, я не знаю. Только это не важно, Ванцзи. Если ты считал, что так нужно поступить, ты можешь быть уверен, я не стану осуждать. А правил ты не нарушил, и придраться если что к тебе невозможно.       Во время всей беседы они сидели друг напротив друга, но, как только все важные темы были обсуждены, Сичэнь наконец-то передвинул свою подушку так, чтобы сесть рядом с Ванцзи. И стоило ему опуститься на нее, как его младший брат положил свою голову ему на колени. — Ты все-таки устал, А-Чжань? — пальцы Сичэня коснулись его волос, аккуратно поглаживая и осторожно зарываясь в них, насколько это было возможно не испортив прически. — Соскучился. — Тогда почему так долго не возвращался домой?       «Ко мне».       Лань Ванцзи не ответил, да Сичэнь этого и не ожидал. Он просто гладил брата по голове, как делал сотни раз до этого. Когда они были детьми, проявлять к друг другу привязанность тактильно было для них нормальным. Позже с периодом взросления братья отдалились друг друга, Сичэнь считал это время достаточно сложным в своей жизни, столько всего переосмыслить и переболеть ему пришлось, столько ответов найти, столько всего понять и принять о себе самом. Это действительно было ужасное время, хуже было только в бегах. А что до их отношений, сначала А-Чжань стал самостоятельно делать прически, после их расселили в разные комнаты, а в конце концов уже нареченный Лань Ванцзи перестал делиться с братом своими переживаниями и секретами. Это чувствовалось и до приезда Вэй Усяня в Облачные глубины, но особенно проявилось после. Сначала Сичэнь был уверен, что Ванцзи просто нужен был друг такой вот легкомысленный и шумный, уравновешивающий серьезность и замкнутость его брата. Но потом постепенное осознание того, что Лань Чжань привязался к этому человеку слишком сильно и слишком нежно, поразило, как неожиданный удар грозы посреди засухи. Он проглядел влюбленность А-Чжаня. Хотя, если так подумать, ну пойми он раньше природу чувств Ванцзи к Вэй Усяню, это ничего бы не поменяло. Сичэнь ждал, что такой день настанет, что кто-то станет важнее и дороже для брата, чем он сам. И этот день наступил. В горной пещере на глазах Лань Сичэня Лань Ванцзи скрестил меч со старейшинами их клана, не слушая ни просьб, ни уговоров. Сам он не достал Шоюэ из ножен, не было такого преступления во всем мире, совершив которое Лань Ванцзи заставил бы своего брата скрестить с ним мечи в настоящей битве. Он отступил в тень, оставаясь наблюдателем. Это было жутко, но еще страшнее было наказание за это. Страшнее для Ванцзи, но не для Сичэня. Это тоже было сложно понять и еще сложнее принять в себе, но Лань Сичэнь в период выздоровления Ванцзи чувствовал себя даже счастливым, как-то очень изощренно и извращенно счастливым. Нет, его сердце разрывалось от тоски и печали за брата, но в то же время жадное животное внутри него было сыто. Ведь весь, абсолютно весь А-Чжань в это время принадлежал ему. Вся его боль, все его слезы, все чувства и переживания, все это было разделено на двоих. И это было полным и прекрасным. Менять повязки, давать настойки, делиться собственной ци, поддерживать, быть рядом, быть нужным — он действительно наслаждался всем этим. И еще раз все изменилось в тот день, когда он принес в цзинши новости о смерти Вэй Усяня. Сичэнь действительно считал, что это будет конец всему. Но после того, как его брат вернулся с ребенком на руках, напился, выжег на себе клеймо, он улегся так, как сейчас, головой на колени Сичэню и положил его руку на свою голову, как-то особенно тихо проговорив: — Не оставляй меня, А-Хуань. — Никогда, А-Чжань.       С тех пор прошло тринадцать лет и после каждого своего возвращения Лань Ванцзи на короткий промежуток снова становился А-Чжанем, которому так нужен был его брат. И это грело душу Сичэня, не давая ей рассыпаться на части в моменты разлуки. Он знал, что Ванцзи вернется и снова положит голову ему на колени, снова будет нуждаться в его руках, в его словах, в его поддержке. — Я всегда рядом, — улыбнулся он, — пока нужен тебе. — Мгм.       Разве могло быть что-то большее, чем это?

***

      Вэй Усянь и сам не до конца понял, как при его решении держаться подальше от Великих Орденов и известных заклинателей он оказался в Облачных Глубинах с Ханьгуан-цзюнем. Вот уж действительно выпало сто из ста. Хотя, наверное, это было лучше, чем оказаться с Саньду Шэншоу в Пристани Лотоса. И даже несмотря на то, что второго варианта действительно хотелось, первый в сегодняшних реалиях был все же безопаснее. У Лань Чжаня хотя бы нет Цзыдяня и желания запороть Вэй Ина на смерть. Да и вопрос о том узнал ли его второй Нефрит все еще стоял. Возможно, что нет. А Цзян Чэн точно узнал, по глазам было видно, что узнал, и, если бы не Лань Чжань, сидеть бы сейчас Усяню не в тихой комнате Облачных Глубин, а в камере для опасных преступников Пристани Лотоса.       И все-таки Облачные Глубины были и останутся для него одним из самых тоскливых мест, в конце концов именно это место впервые разлучило их с Цзян Чэном на долгий срок. Те девять месяцев, что он ждал возвращения шиди домой, были неприятными. Вэй Усянь, конечно, был человеком не унывающим и всегда находил положительные стороны, но тогда он и правда тосковал. Особенно по ночам, ведь вместо того, чтобы пробраться к Цзян Чэну и подбить его вылезти на крышу полюбоваться луной, приходилось лезть туда одному и, глядя на эту луну, думать о Цзян Чэне. И все же эта грусть и тоска были не сравнимы с теми, что он испытывал гораздо позднее на Луаньцзан. И ведь, главное, спустя столько лет и собственную смерть с воскрешением Вэй Усянь понимал, что в обеих этих разлуках виноваты были не только обстоятельства и не столько они, сколько он сам. Конечно, по-другому он поступить не мог, но это был его выбор. Он ударил Цзинь Цзысюаня. И он спас Вэней. Он предпочел одно решение другому. Так чего же удивляться тому, что его А-Чэн в конце концов посчитал его предателем. Предатель…       Считал ли сам себя Вэй Ин таковым? Нет, совершенно точно нет. Он безусловно был виноват во многом, в очень многом, но только Цзян Чэна он никогда бы не предал, он мог бы сотни раз ошибиться, но только не осознано предать. Усянь отдал этому человеку все и отдал бы еще больше, он умер бы сотни раз защищая Цзян Чэна и сделал бы все, чтобы огородить его от любых проблем. Кто ж виноват, что самой большой проблемой Вэй Усянь был сам? И что-то ему подсказывало, что в этой его жизни расклад серьезно не поменяется. Он был проблемой, и он ей оставался.       Наверное, стоило найти Лань Чжаня, чтобы поговорить с ним начистоту и серьезно, дать ему решать, ведь в нем-то уж точно сомневаться не приходилось. Сколько раз второй Нефрит выполнял свое обещание даже в ситуациях, когда сам Вэй Усянь освобождал его от любых обязательств. Вспоминания о том, что случилось после бойни в Безночном городе, до сих пор были очень смутными и смазанными, только вот слова, произнесенные тогда, были четкими. — Мы ведь обещали друг другу, что даже если весь мир отвернётся, даже если все остальные осудят, то мы есть друг у друга. Ты не прав Вэй Ин, и ты виноват, но ты все равно не должен быть один. — Проваливай, Лань Чжань! Ты что не понимаешь? Проваливай! — он тогда и шептал-то с трудом, но все равно очень хотелось, чтобы этот действительно дорогой человек не пострадал из-за него.       А потом пришли старейшины клана Лань, и все закончилось в очередной раз плохо. Тогда казалось, что очень плохо. А теперь даже было интересно, что же случилось? Неужто тогда все решили, что он околдовал беднягу Лань Чжаня, и все на том успокоились?       Просидев около шичэня в одиночестве в цзинши, Вэй Ин жутко заскучал, и даже принесённый Лань Сычжуем поднос с едой и чаем не сильно его обрадовал. Ну, во-первых, еда в Ордене Гусу Лань как была паршивой, так за двадцать лет ничем и не изменилась. Во-вторых, Сычжуй оставил поднос у порога и слинял, объясняя это тем, что у него есть дела и он не может составить компанию молодому господину Мо. А, в-третьих, сама по себе комната навевала состояние задумчивости и отрешенности, и несчастный бывший Старейшина Илина, погруженный в эту тишину, вынужден был гонять туда-сюда свои невеселые мысли. А отвлечься тут было совершенно не на что. В общем, не выдержав этой смертной тоски, Вэй Ин решил пойти и прогуляться. Ему же никто вроде этого не запрещал, а сады Облачных Глубин заслуживали внимания.       Вокруг все было именно так, как запомнил Вэй Усянь, хотя конечно, многое было новоделом, после пожара разорившего Облачные Глубины. Но белые дорожки, выверенные в каждом своем изгибе; деревянные мостики и настилы, выстроенные по всем правилам как строительной, так и дизайнерской мысли; ветряные колокольчики, мелодично звенящие; бамбуковые занавеси с символами плывущих облаков — безмятежность, спокойствие, гармония — все это было таким же как раньше. Уходя вглубь резиденции дальше от главных построек, можно было наблюдать все больше зеленых лужаек. А, поднимаясь выше в горы, хотелось отыскать все больше некогда любимых мест, которые три месяца скрашивали его тут пребывание. Ива, раскинувшаяся над горным ручьем, на которой они с А-Чэном и Не Хуайсаном часто читали собственные конспекты и другую совершенно не учебную литературу — пожар пережила, как и поляна, на которую приходили погреться на солнце подальше от правил, в которых и это наверняка было запрещено. Да и камень, на котором Цзян Чэн как-то прождал Вэй Ина не один час, и пускай он жутко тогда ругался, но ведь дождался — остался.       Прогулка сама собой затянулась, а Вэй Усянь не заметил, как вышел к Холодному источнику, и вроде бы ничего такого, а вроде бы как и никому мешать не хотел. В источнике находился всего один человек, и если быть честным, то спутать этого человека можно было разве что с его братом. Вернее, по одной спине и распущенным волосам понять, кто именно из братьев был в источнике, не представлялось возможным, Вэй Усяню даже стало интересно. А потом мужчина собрал волосы и перекинул их через плечо. Открывшаяся картина заставила задохнуться. Не меньше тридцати страшных шрамов рассекали эту идеально прямую белую спину, заходя на плечи и руки, и поскольку вряд ли хоть кто-то смог бы высечь дисциплинарным кнутом Главу Лань, то становилось ясно, что перед глазами Вэй Ина — Лань Чжань. А на его спине явно красуется его расплата за помощь Старейшине Илина. Ни за какое другое преступление не было бы назначено настолько строгое наказание.       «Вот тебе и не плохо, Вэй Ин. Да легче было его убить! Сколько он пережил? Как долго восстанавливался и не потому ли не смог быть на Луаньцзан? А ты думал, что он внял твоим словам… Ну да, как же. Идиот! Все верно говорил А-Чэн, как есть идиот. Слепой, придурок».       Мысли были столь страшны и так поразили, что Вэй Усянь даже не сразу заметил, что его самого обнаружили. — Вэй Ин, — как-то даже слишком спокойно для Усяня это прозвучало.       Он встрепенулся, ловя, как всегда, спокойный и ровный взгляд своего друга. Лань Чжань развернулся к нему лицом, и от Усяня не укрылось, что рукой тот прикрыл еще какой-то шрам под ключицей, похожий на ожог. И почему-то вдруг стало невыносимо стыдно, а находиться рядом с Лань Ванцзи просто невозможно. Что он еще наделал? Он как будто даже одним своим взглядом портил и порочил все, чем на самом деле дорожил. И чем сильнее дорожил, тем сильнее портил и порочил. Что он сделал со своей семьей? Со своей драгоценной шицзе? С самым любимым и нужным А-Чэном? С таким долгожданным Цзинь Лином? Что он сотворил с единственным не отвернувшимся от него Лань Чжанем?       «Как Лань Сичэнь это позволил? — Сначала спросил сам себя Вэй Усянь, а потом и сам себе ответил. — А это все, что он мог сделать, чтобы спасти жизнь брату».       И от осознания всего этого Вэй Ину стало совсем уж жутко, глаза вновь наполнились слезами, а тело начало мелко потряхивать, и, кажется, с губ начало срываться какое-то невнятное мычание, надо было бежать, чтоб не рухнуть в припадке прямо перед Лань Чжанем. Он сорвался, но далеко не убежал, к своему несчастью, нарвался на вечерних дежурных. — Почему ты бежишь? В Облачных Глубинах запрещено бегать! — Я… Я… Я… — его трясло, и головой он мотал очень нездорово, а на землю не рухнул только от того, что Цзинъи крепко придерживал его руками за плечи. — Я… там… Лань Чжань… И лучше бы я ничего не видел, — бубнил он, — ничего я не видел. Нет. Не видел, нет… — Что? — в голосе Сычжуя зазвучал страх, — Что случилось, молодой господин Мо? В источнике был Ханьгуан-цзюнь? — Ах ты проклятый обрезанный рукав! Ты посмел подглядывать за ним? — Цзинъи понял все по-своему. — Нет, нет, нет, — все продолжал бормотать Вэй Усянь. — Если ты не подглядывал, то что ты тогда тут делаешь? И как у тебя только наглости хватает врать нам, глядя прямо в глаза? — Уже в голос начал выкрикивать Цзинъи. — Не кричи, шиди, — попытался утихомирить его Сычжуй, — правилами запрещено шуметь. — Но…       Не успел он договорить, как из кустов с мокрой головой, но уже одетый появился Лань Ванцзи. Он окинул учеников, которые тут же склонили головы в почтительном поклоне, взглядом. — Вы свободны, — спокойно произнес он, перехватывая Вэй Усяня из рук Цзинъи.       Конечно, младшие ни при каких обстоятельствах не ослушались бы Ханьгуан-цзюня, а потому ушли. Правда, Цзинъи все же обернулся на тихие бормотания припадочного. — Это моя вина, все моя вина, все я… — Чушь, — отрезал Лань Ванцзи и, несмотря на сопротивление Вэй Ина, повел его обратно в цзинши.       Дорога тому далась не просто, тело сотрясала дрожь, хотелось закричать, все силы приходилось прилагать, чтобы этого не сделать. Ноги подгибались, и только сильная рука Лань Чжаня давала опору. Вообще, его спокойствие и непоколебимость сейчас в расплывающемся, теряющем четкость мире были как никогда кстати. Стоило им оказаться в цзинши, как сам Вэй Усянь оказался на кровати. — Лежи.       Но вместо этого он припадочно стал хватать Лань Ванцзи за рукава и просить прощения на сколько ему позволял его запутавшийся разум. Однако, тот надавил Вэй Ину на плечи, заставляя лечь, отцепил от себя руки и попытался отойти. Вот только Вэй Усянь совершенно точно не хотел оставаться один и даже попытался встать, чтобы последовать за ним. — Я же сказал, лежи, — Лань Чжань снова уложил его, а потом, внимательно посмотрев, спросил, — не отпустишь, да? — Нет, — замотал головой пытающийся все же сохранить хоть какую-то долю рассудка Вэй Ин.       Ханьгуан-цзюнь только покивал и, недолго думая, выудил из рукава бутылек: — Раз так, то пей и спи.       Под спокойным, но строгим взглядом светлых глаз Лань Чжаня Вэй Ин строго выполнил половину предписанного. То есть выпил, но спать он не собирался. Снова вцепившись в рукава своей вынужденной сиделки, он попытался было открыть рот, но Лань Чжань накрыл его ладонью. — Все разговоры завтра, а попробуешь заговорить, использую заклинание молчания. Ложись немедленно. — Лань Чжань, — попытался еще раз Вэй Ин, однако по чуть прищурившемуся взгляду светлых глаз вдруг понял, продолжать себе дороже. Тем более спокойствие уже разливалось по телу теплой волной. Он зевнул, опустился на подушку, но руку на рукаве Лань Чжаня не разжал. — Все еще не отпускаешь? — поинтересовался Лань Ванцзи, легонько подергав рукав.       Усяню даже пришло в голову, что с ним обращаются, как с ребенком в истерике, как Вэнь Цин обращалась с А-Юанем, и он решил, что сейчас это даже не плохо, а потому отрицательно покрутил головой, но заговорить больше не пытался, да и глаза закрыл, они слипались. — Что ж, придется спать с тобой, — в этой фразе была такая обреченность, хотя и сказана она была ровным и спокойным ланьчжаньским тоном.       Вэй Ин почувствовал, как его одним достаточно мягким движением оттеснили к стенке, и Лань Чжань лег рядом, свет в комнате погас, а вместе с ним и сознание провалилось.