Больны и голодны

      По дороге Вэй Ин не пропустил ни одной тренировки, доведя повторения форм до двенадцати таолу за день, то есть по четыре за тренировку. Конечно, в идеале следовало бы проходить все двадцать таолу, но он явно набирал форму. Если уж ему удалось за неделю заставить слабое тело Мо Сюаньюя добавить к изначальному по повторению за раз, то, Ванцзи был уверен, вскоре он дойдет и до нужного числа. К тому же Вэй Ин начинал и заканчивал день медитацией, пускай она была не продолжительной, но и этого пока для него хватало.       На лицо был положительный эффект от его стараний — ци переполняла основные меридианы и устремлялась в чудесные, давая возможность Усяню работать над своими даньтьянами.       Лань Ванцзи был уверен, самое позднее весной Вэй Усянь сформирует золотое ядро.       Но кроме хорошего была и отрицательная сторона у его успехов. Разбираясь с проблемами циркуляции энергии в ду-май, Вэй Ин ярче и красочней вспоминал детали своей прошедшей жизни. «Как будто с памяти смахнули пыль», — пояснял он сам. А вместе с красками расцветали боль и горечь.       Последние три ночи он очень плохо спал. И даже если безумных стенаний не повторялось, Лань Чжань предпочитал находиться рядом, чтобы сыграть успокаивающую мелодию или поделиться ци, а, возможно, дать успокоительного бальзама. Оттого они делили одну комнату на двоих все время, хотя Ванцзи и замечал косые взгляды или даже скрытые за рукавами кривоватые улыбки. Но сейчас было не до этого.       Вэй Ину нужен был друг. Лань Ванцзи всегда им был.       Разговор о том, что случилось в Цинхэ, вышел скомканным и грустным. Вэй Ин в один из вечеров сел и рассказал, как побежал за Цзинь Лином, а наткнулся на Цзян Ваньиня, который не упустил своего шанса и изловил долгожданную добычу.       Сначала изловил, а потом сам же и отпустил. — Я сказал ему, что если не узнать зачем меня призвали, то проклятие уничтожит мою душу. Он спросил, что ему делать с этим знанием. И я пообещал, что, если он меня отпустит, я вернусь, когда все закончится. А он отпустил. Всегда отпускал и теперь отпустил, — с закрытыми глазами закончил избежавший своей участи Усянь. — Вэй Ин… — О, я знаю, что ты скажешь. Давать такие обещания глупо и не серьезно, потому что я не могу быть уверенным, что сдержу его, — посмеялся Вэй Усянь, распахивая глаза и внимательно вглядываясь в собеседника, пускай улыбка на его лице была обычной, но все же в глазах не было и намека на веселье.       Вэй Ину было плохо, и хотя изначально Лань Ванцзи хотел сказать совсем не то, он решил, что сейчас лучше будет просто согласиться, чем расспрашивать и усугублять этим состояние. Вэй Ин расскажет, если посчитает нужным, и промолчит, если продолжать разговор будет слишком тяжело. — Мгм.       Вэй Ин, снова прикрывая глаза, все-таки продолжил. — Да, ну и пусть, это обещание будет не первым из нарушенных и не самым важным, так что уж… Но если в этот раз я должен буду снова умереть, то пускай это будет на пути в Пристань Лотоса, а не из нее.       Долгая пауза повисла между ними, и второй Нефрит никак не находил, чем же ее нарушить, пока Вэй Усянь не сделал этого сам: — А ты знал, что Цзян Чэн видел, как мы целовались на горе Байфэн? — это было снова сказано с улыбкой, и пускай она все еще была печальной, но все же в этот раз вышла настоящей. — Нет, — спокойно ответил Лань, хотя его это удивило. Он никогда особенно не задумывался над Цзян Ваньинем и его ненавистью к себе, но теперь кое-что становилось понятнее. — О… он видел, Лань Чжань, сам мне об этом сказал, — Вэй Ин фыркнул, качая головой, — ну как сказал, он этим меня попрекнул, и жестко так, как умеет только мой А-Чэн, — а вот теперь он улыбался довольно, даже вновь распахнутые глаза заблестели. Говорить о Цзян Ваньине Вэй Ину совершенно точно нравилось, — кстати, он видимо до сих пор считает, что между нами что-то есть. А тебя ненавидит за то, что ты недостаточно ценил меня. Ты недостоин меня, Лань Чжань! Представляешь? — Мгм, — принял к сведению Ванцзи, он не особенно представлял, что на это сказать. Что ж, ему повезло, и Саньду Шэншоу оказался куда как более сдержанным человеком, чем ему представлялось. С того дня на горе Байфэн прошло уже лет пятнадцать, а Цзыдянем его попытались запороть только теперь на Дафань. Приличная выдержка. — Мгм, — передразнил его Усянь, — и это все, что ты хочешь сказать?       Улыбка погасла, а на смену ей пришли скривленные обидой и раздражением губы: — Как ему в голову пришло такое? Как он мог так просто поверить… — Не удивительно, если он видел то, что видел. Кто бы сделал иной вывод на его месте? — возразил Ванцзи. — Но разве ты сам не чего-то подобного добивался? — Что? Нет, конечно. Как ты-то мог подумать такое? — Вэй Ин, а разве нет? Глава клана, вступивший в пору совершеннолетия, готовый заключить брак, даже не так, обязанный заключить брак и дать клану наследника, а предкам потомка. И ты — его брат, цепляющийся за него, как за единственный смысл в жизни, мешающий на каждом шагу, встающий между ним и всем остальным миром, жадно желающий его лишь для себя, только себе. Тем более, если мы говорим о Цзян Ваньине, ведь он последний Цзян главной ветви рода. Я подумал, ты пытаешься удержать его на расстоянии, вернее, пытаешься удержать на расстоянии себя, поэтому и ленту мою просил на время, и я решил отчего-то, что смогу ее вот так отдать. Что, впрочем, тогда кончилось не очень хорошо, если помнишь. — Я помню. Рубить деревья Бичэнем было как-то по детски, Лань Чжань. Но какие же мы были дураки. А ты как всегда переоценил меня, — усмехнулся Вэй Ин, — я не настолько практичен.       Он уселся спиной к столу, вытянул ноги во всю длину и, глядя на носки своих сапог, повторил: — Я не настолько практичен! Я сам не знаю, чего хотел тогда. И ленту попросил, скорее чтобы обратить твое внимание на себя, мол, посмотри, Лань Чжань, в каком я отчаянии! Не в укор тебе, но, если честно, я надеялся на благовоспитанную беседу, возможно на совет или то, что ты отчитаешь меня, и уж точно не планировал отдалять от себя А-Чэна таким способом. Да и тебя провоцировать не хотел, извини. Разве я мог тогда представить, каково приходится тебе? Я тогда вообще зациклен был на себе самом и не думал ни о ком другом. Мне жаль. Ох, если бы я понимал… А если бы знал, что А-Чэн видел нас… — Вэй Ин задумался, но потом усмехнулся. — Это ничего бы не изменило, конечно, а то бы и хуже сделало. Ведь я рванул бы не за тобой, а к нему. Правда потом бы наговорил гадостей, и мы бы поругались так, что Байфэн содрогнулась, — невесело покачал головой Усянь. — Видимо хорошо, что все вышло так, как вышло, и что я сорвался не на Цзян Чэна, а на Цзысюаня. Как вспомню… Тогда меня швыряло из стороны в сторону. Я не мог отпустить его, но в то же время не мог позволить приблизиться. Желал защитить, а в то же время представлял самую большую угрозу. Я вел себя просто как последний дурак. Так малодушно желал, чтобы он узнал правду, догадался бы как-нибудь, понял бы, да хоть бы и спьяну ему ее сболтнуть, но в то же время больше всего на свете боялся, что правда станет ему известна. Он меня не простит, если узнает. Такого он точно не простит. И я вот так скрывался, буквально выставляясь на показ. Пытался быть гордым, грозным, а на деле был просто жалок и разбит. Идиот, — горько прошептал несчастный. — Я ревновал Цзян Чэна к каждому столбу, к его адептам, клану, настилам Пристани, Саньду, к любой девице, что появлялась на горизонте. А тот цветок, что я бросил тебе, так все ради того, чтобы он не достался ему. Как же меня бесила тогда эта, как ее там, кажется Лян Мэй, или Ван Мэй, или, да не важно, просто бесила до красного зарева в глазах. Ах, глава Цзян, я так хотела бросить вам цветок, он так хорош, но, боюсь, что не докину, — он изображал девчачий голос и кривляния карикатурно, — ну так я и показал, как докидывать! Ха!       Вэй Ин вновь погрузился куда-то в свои воспоминания. И Лань Ванцзи даже подумал не мешать, но потом решил, что все же лучше вернуть Усяня к разговору. Тем более у него еще было множество вопросов. — Что ты так отчаянно скрывал от Цзян Ваньиня? И было ли это связано с твоим золотым ядром? — Ооооу! — потянул Усянь. — Когда ты понял, что с моим золотым ядром что-то не так? — После бойни в Безночном Городе, когда я вливал в тебя свою энергию и не чувствовал отдачи от золотого ядра. То есть ты не просто был истощен, и с твоим золотым ядром не просто было что-то не так, Вэй Ин… Его не было. — Его не было, — подтвердил тот. — С каких пор? — А ты как считаешь? — Я стал замечать, что у тебя проблемы с ци еще во время военной кампании, но насколько они были серьезными, я не знал. Ты уставал быстрее обычного, надевал теплые мантии, хотя в пещере черепахи-губительницы холод тебя не особенно волновал, ты не практиковал инедии, даже когда провизии не хватало. Я думал, что это все эффект от использования темной энергии, что это она подтачивает твои духовные силы и ослабляет физическое тело. Тогда мне казалось, что стоит тебе отказаться от нее, и все можно будет исправить. — Тогда? — Тогда. Теперь я смотрю на все и понимаю, проблемы были уже на момент твоего возвращения. Ты ни разу с того времени не взял в руки меч. — Ты слишком наблюдателен Лань Чжань. — Не слишком, раз понял лишь через годы. Так что случилось с тобой? Это был Сжигающий Ядра?       Вэй Ин покрутил отрицательно головой, а потом, внимательной посмотрев на Лань Ванцзи, вздохнул, как будто решаясь сказать что-то важное, даже рот открыл. Но, резко зажмурившись, начал трясти головой. — Нет, прости, Лань Чжань, давай не сейчас… Может позже, но сейчас я не смогу! Меня буквально трясет, все же этот Мо Сюаньюй очень трепетный молодой человек, посмотри, мои глаза слезятся даже. — Это провоцируется страхом? — Да, страхом и отчаяньем сильнее всего.       Ему явно было плохо, но он все еще держался и все еще был в себе, хотя принялся метаться по комнате словно тигр в клетке. Лань Ванцзи были хорошо знакомы такие эмоции, когда даже сидеть было непосильной задачей, но у него всегда был способ успокоиться. Любые метания снимались чаем, заваренным Сичэнем, быть может и для Вэй Ина был такой способ: — Что смогло бы тебя сейчас успокоить? — Вино, Лань Чжань! Кувшин, а лучше три. И я, глядишь, забылся бы хоть на время. — Вэй Ин, разве это выход? — вышло куда более осуждающе, чем он планировал. — Хорошо, хорошо! Вино — это зло! И я должен быть совсем трезвый. Сыграй мне ту мелодию, что напевал в пещере Черепахи-Губительницы. Можешь?       Конечно, Ванцзи мог. Он любил эту мелодию, и хотя она не была духовной, все же это была совершенно особенная песня. И он играл столько сколько было нужно, лишь бы успокоить Вэй Ина.       А теперь, стоя у каменного указателя, второй Нефрит почувствовал, что разговор о темной энергии и темных заклинателях придется продолжить. На горизонте высились горы Цишаня, где-то за ними прятался Безночный Город, места эти были не самые благоприятные для подобных разговоров. — Хм… Юэян! — провозгласил Усянь. — Тебе знаком этот город? — Не помню… Вроде нет. Ну, может я и был тут во время войны, но не помню. А тебе знаком? — Знаком. И я, кажется, знаю куда ведет нас рука. — И-и-и… Куда же? — Вэй Ин согнулся, пытаясь заглянуть в лицо Лань Ванцзи снизу вверх, который слишком загляделся на указатель. — В поместье клана Юэян Чан.

***

      Это случилось уже после гибели Старейшины Илина.       Тогда, как поветрие по Поднебесной, чередой пронеслись случаи гибели целых поселений в местностях, расположенных самым неудачным образом с точки зрения фэншуя. Такие места нередко становятся точками скопления темной энергии, потому как ци течет там неправильно, образуются колодцы и застои, нарушается баланс и это отравляет саму энергию. Селиться в подобных землях плохая идея — в таких поселениях люди часто болеют, раны холода и жара не редкость, горячки и вхождения ветров сезонны, и часто именно из таких мест в Поднебесную выходят заразные болезни, а то и моры. Темная энергия, возникающая от нарушения баланса, вредит не только людям, звери и птицы так же подвержены ее воздействию. Даже сама земля и воздух постепенно меняются под ее пагубным влиянием, и пораженная местность, если ничего не сделать, может переродиться в проклятые земли подобные горе Луаньцзан. К тому же все это ведет к появлению полчищ разных темных тварей. Сначала встают мертвые, потом и живые перерождаются, противиться подобному порой не могут и благословенные звери, как та же черепаха-губительница, чем-то отравленная в процессе своего развития. Только вот для всего этого нужны сотни, а то и тысячи лет. Колодец или застой ци может возникнуть и после камнепада, перекрывшего ущелье в горах и нарушившего течение потоков энергии. Но не каждое же нарушение в движении энергии непременно впоследствии станет проклятой землей, со временем ветра ци находят иные пути, разгоняя застои, убирая колодцы. Однако если Небеса были не милостивы, если застой образовался рядом с поселением, или поселение изначально основали не в лучшем для этого месте, то болезни, преждевременные смерти и несчастья поселенцев добавляются и усугубляют ситуацию. Количество темной энергии растет, природной ци все сложнее пробиваться туда, и это может приводить к трагедиям, будь то перерождение и нападение на поселение невероятной темной твари или жуткая болезнь, спровоцированная темной энергией. Такое случается. Не часто, но бывает.       Конечно, заклинателям под силу было исправить некоторые пагубные явления — воздвигнуть обелиски, установить знаки и печати, перенаправляющие энергию, постепенно ослабить колодцы и застои. Как осушают болота, так можно помочь и с этим. Но проклятые земли излечить уже почти невозможно, их запечатывают, навсегда отгораживаясь от проблемы. Оттого-то было очень важно реагировать вовремя, еще до того, как станет совсем ничего нельзя сделать.       Однако в те времена подобных происшествий стало слишком много. Причем обнаруживались они на землях не подконтрольных орденам и кланам заклинателей почти случайно. И это становилось все более и более серьезной проблемой. Конечно же, виновного люди нашли сразу — почившего Старейшину Илина. Мол, это он, погибнув по своей глупости и жадности, затаил обиду и злобу. И теперь дух его, восставший гуйсянем, проявляется в местах скопления темной энергии и провоцирует отравления, ускоряет процессы. Люди во всем видели след Неназываемого!       Решением этого вопроса могли стать смотровые башни, но идея изначально вызвала споры, потому как напоминала многим сторожевые пункты клана Цишань Вэнь. Кое-кто из мелких кланов, рядом с чьими землями должны были бы появиться первые башни чувствовали, что они окажутся под излишне тщательным присмотром Великих Орденов в общем, и Ланьлин Цзинь в частности, ведь именно Башня Кои теперь претендовала на лидерство в мире заклинателей. Противники башен полагали, что сначала их зажмут между землями Великих Орденов и землями, за которыми следят Великие Ордена, а после и вовсе изведут или заставят к Орденам присоединиться. Самые рьяные из них замыслили сговор против Цзинь Гуанъяо, как автора и протектора возведения башен. В результате того сговора малолетний Цзинь Жусун, сын Цзинь Гуанъяо и его супруги Цинь Су, был убит. Но все быстро вышло на свет. Месть убийцам была страшной, заговорщиков казнили, их кланы изничтожили, и больше никто противиться так открыто строительству не решился, чтобы не быть принятым за соучастника.       Когда первые башни были построены, они действительно оказали подспорье для заклинателей на дальних рубежах. Ситуация с отдалёнными поселениями улучшалась. Нападения тварей и болезни, конечно, случались, держа заклинателей в тонусе, но к таким катастрофам, как раньше, они уже не приводили. Люди успевали обратиться за помощью раньше, чем погибало поселение. Заклинатели раньше обнаруживали застои ци и решали проблемы, если они были.       Все более менее наладилось.       И вот как гром среди ясного неба — происшествие в доме клана Юэян Чан. За одну ночь все господа и слуги, всего около пятидесяти человек, находящиеся в резиденции, погибли. По свидетельствам очевидцев, которые на самом деле ничего не видели, но многое слышали, выходило, что глубокой ночью со стороны имения начал раздаваться шум, да такой силы, что услышали его, поди, и на небесах. Кто-то колотил в ворота, а за ними раздавались отчаянные крики и рыдания. Тем это было удивительней, что засовы ворот затворялись изнутри, но и даже если ворота открыть было не возможно, никто из заклинателей не пытался перелезть и через стену, окружающую резиденцию. Клан Чан был весьма стар и считался достаточно сильным, конечно, не чета Великим Орденам, и все же несколько поколений совершенствующихся этого клана пользовались духовными мечами, а глава на своем мог даже летать. Именно поэтому жители Юэяна не рискнули придвинуть лестницы к стенам и посмотреть, что же происходит внутри, а только стояли и ждали. Ведь если то, что буйствует внутри, не могут сдержать заклинатели, так уж куда простым людям соваться? С первыми лучами солнца ворота отворились сами, а вошедшие в имение обнаружили лишь мертвецов. На телах их не было следов насильственной смерти, все они были целы, хотя кое-кто изверг собственную желчь, а кое-где были следы кровотечений из цицяо. — Хм… звучит знакомо. Это было похоже на то, как я уничтожал надзирательные пункты? — Да. И в этом в очередной раз обвинили твой неуспокоившийся дух. — Не сомневаюсь.       Великие Ордена не смогли проигнорировать такого происшествия, они быстро прислали свои отряды для осмотра места преступления. Первым теорию о Вэй Усяне опроверг заявившийся лично Цзян Ваньинь. Никого из глав других орденов не было, а этому спокойно не сиделось. Он сам, осмотрев все поместье, указал на начертанные поля, печати и другие знаки и однозначно заявил: «Ну и какой же это дух? Знаки начертаны живой рукой. И, чтобы предотвратить дальнейшие сплетни, это кто угодно, но не Вэй Усянь. Не его рука, не его знаки, не его стиль. Похожее воздействие, но это не тоже самое. Последователь, возможно, подражатель, поклонник, кто угодно, но не он. Слишком топорно и грубо». — О, так Цзян Чэн хвалил меня? — Скорее он ругал того, кто начертил те знаки. — И хвалил меня! — Не отвлекайся, Вэй Ин.       К словам главы Цзян отнеслись внимательно, ведь если это не старейшина Илин, то тогда кто-то смог пройти за ним следом по темному пути настолько далеко, и пускай в это никому не хотелось верить, но где-то на темный путь вступил кто-то весьма талантливый.       Добравшийся до имения последним отряд Гусу Лань внес ясность, адепты назвали имя: «Сюэ Ян». Им понадобилось несколько суток играть расспрос друг за другом, трактовать ответы духов, что могли отвечать. Конечно, прямым доказательством вины такие сведения быть не могли, ведь духов всегда можно было заставить думать будто убийцу зовут Сюэ Ян, но все-таки они давали подозреваемого. Тем более вернувшийся с ночной охоты Чан Пин утверждал, что у клана Чан, а точнее у его отца, с этим Сюэ Яном была какая-то размолвка, и тот, затаив злобу, не раз угрожал местью злой и жестокой. Нашлось и описание предполагаемого истребителя целого клана. Кое-кто из Юэяна даже припомнил, что видел накануне пятнадцатилетнего паренька с клыкастой улыбкой, который расспрашивал о резиденции Чан.       На том бы всему и закончиться. Сюэ Ян должен был быть признан виновным. Чан Пин мог затребовать его смерти. И, конечно, его бы казнили, как только изловили, предъявив обвинителю голову убийцы.       Но вмешался Цзинь Гуаншань.       Как оказалось, пятнадцатилетний Сюэ Чэнмэй был адептом Ланьлин Цзинь. И отчего-то сам Верховный Заклинатель благоволил ему. Хотя многие утверждали, что выдающимся учеником он не был, золотого ядра не сформировал, происхождение его так же было более чем сомнительным, а хуже всего была слава, идущая за ним следом из его родного Куйчжоу. При звуке его имени многие из тех, кому не посчастливилось сталкиваться с этим пугающим юношей в темных закоулках, но посчастливилось остаться в живых, бледнели и нервно начинали трястись. Жестокий, свирепый, ничем не гнушающийся босяк, у которого за душой не было ничего. Таким его знали. И все же Верховный Заклинатель был непреклонен. Он требовал суда для Сюэ Яна, на котором Чан Пину вменялось доказать предъявляемые обвинения.       Но совсем в одиночестве Чан Пин не остался. Помощь ему пришла в лице одного из известнейших на тот момент заклинателей — Сяо Синчэня. Благородством, чистотой и силой этот ученик саньжэнь Баошань особенно выделялся среди совершенствующихся. — Ученик саньжэнь Баошань? — Да, Вэй Ин, как и твоя мать он покинул гору и отправился в мир. Правда у вас не было бы возможности познакомиться, ведь это произошло годом позже твоей гибели.       За недолгий срок ему удалось найти и собрать доказательства вины Сюэ Яна. Будучи человеком открытым и очень приятным, Сяо Синчэнь имел множество знакомств, ведь каждый хотел заполучить такого заклинателя себе в клан. Пользуясь своими возможностями, Сяо Синчэню удалось добыть несколько рукописных страниц за авторством Чэнмэя, почерк и стиль начертания знаков совпадали. К тому же были и другие доказательства, например, одну из печатей, что была использована для взлома защитных полей имения Чан, Сюэ Ян уже использовал и даже похвалялся как-то, что знак его собственного изобретения.       Практикующий темный заклинатель — адепт ордена Ланьлин Цзинь. У многих в голове это не укладывалось, а потому разговоры ходили разные. Были даже и такие, что кто-то специально пытается очернить великий орден и Верховного Заклинателя, намеренно подтасовывая факты.       Чан Пина и весь клан Чан в чем только не обвиняли, каких только дел не приписывали, кое-что из россказней действительно было правдой, а сдобренные фактами подлоги всегда выглядят правдоподобнее. Вспомнили даже то, что один из первых надзирательных пунктов Цишань Вэнь был обустроен в их резиденции. Это было правдой, но клан Чан спасся тогда от смерти тем, что они, ожидая атаки, бежали к родственникам в Куйчжоу и оттуда присоединились к кампании «Выстрел в солнце», вступив в войска под знаменами Юньмэн Цзян, в то время, когда Цзян Ваньинь, Вэй Усянь и Лань Ванцзи держали оборону в Цзянлине. — Хм, мы воевали вместе? Но я не помню заклинателей по фамилии Чан. — Вэй Ин, тебя тогда мало интересовали живые. — Ты прав… Ты прав… И что же Цзян Чэн? Он бросил своих соратников в такое трудное время? — Да, ордену Юньмэн Цзян пришлось отступиться от преследования, по крайней мере официально, хотя они темных заклинателей вообще не упускали. В самых тайных разговорах тогда перешептывались, что Цзинь Гуаншань придерживает главу Цзян Цзинь Лином. Мой брат до этого не верил в то, что Цзинь Гуаншань падет так низко, но тогда пришлось признать справедливость этих разговоров.       И благородному Сяо Синчэню доставалось от сплетен, мол, кто же знает наверняка о том, откуда он пришел и кем является, а вдруг и не спускался это бродячий заклинатель ни с какой горы, а вдруг мошенник он, каких не видел свет и выдает себя за другого. Но никакие пересуды и укоры в спину Сяо Синчэня не остановили, он шел по следу Сюэ Яна, как охотничий пес преследующий хитрую лису.       Сюэ Ян скрывался умело и все же попался. Связанного по рукам и ногам Сяо Синчэнь доставил его в Башню Кои прямо во время прохождения там совета глав кланов. Специально ли им было выбрано время или это вышло случайно, никто не знал, но то, что в Башне Кои тогда присутствовали многие главы, сыграло положительную роль.       Судилище проходило на глазах у всех власть имущих, даже Не Минцзюэ прилетел из Янцюаня, где был на длительной ночной охоте. Как только ему стало известно про поимку Сюэ Яна, он сорвался в Башню Кои, хотя до этого на совет не собирался. Собрание посчитало вину доказанной, и сколько бы ни упрямился Цзинь Гуаншань, а признать Сюэ Яна убийцей пришлось. Вот только вместо казни на месте, Чэнмэя поместили под арест для выяснения, как заявил Цзинь Гуанъяо, всех подробностей его злодеяний. — До казни ведь так и не дошло? — усмехнулся Вэй Усянь. — Нет, не дошло, — согласился Лань Ванцзи. — Ну и что же это было? Побег? Подложная смерть в камере? Как они его вытащили? — Хуже, Вэй Ин, все было куда прямолинейнее и условно по закону.       Почти два года Сюэ Ян провел под стражей, по первости к нему даже допускали людей из ордена Не проверить сидит ли он на самом деле. А позже, когда им перестали интересоваться, скандал утих перебитый другими посвежее, в народе подзабыли не только Сюэ Яна, но и клан Чан как таковой, вот тогда-то и случилось…       Первым в Башню Кои заявился старик трактирщик, что утверждал, будто видел Сюэ Яна накануне происшествия в имении Чан и отказался от своих слов, даже начал утверждать, что его вынудили клеветать против истины. Не видел он никого и все. Потом и утверждающий, что слышал, как Чэнмэй хвастался изобретением печати, тоже пошел в отказную, но самое главное, что Чан Пин отозвал все обвинения в сторону Сюэ Яна. Дело рассыпалось, приговор отменили, а темного заклинателя отпустили, выплатив тому не плохие откупные за то, что он без вины сидел в темнице. — Но ведь каждому было бы понятно, что все это специально устроено… — Да и Сяо Синчэнь пытался дознаться у Чан Пина о том, почему тот снял свои обвинения, однако он был отослан со словами, что в помощи его более никто не нуждается и лучше бы ему уйти. — Но… Хорошо, Чан Пин мелкая сошка, Цзян Чэна удерживал Цзинь Лин, которого тот мог потерять начни рыть под клан Цзинь. Но остальные-то что? — Остальные? Мелкие и средние кланы молчали, все еще помня, что может статься с ними, если глава великого ордена не доволен. Один лишь Не Минцзюэ пришел в ярость, как говорил мой брат, он обвинил со всем не Цзинь Гуаншаня, а Цзинь Гуанъяо. Будто это все дело его рук. Но брат не верил этим обвинениям, слишком уж они были серьезны и мало вязались с тем, кем видел Цзинь Гуанъяо Сичэнь. Тем более, что гнев и ярость сабли уже довлели над Чифэн-цзунем, — спокойно продолжил Лань Ванцзи, — а потом примерно в одно и тоже время Не Минцюэ умер от искажения ци, а храм Байсюэ был вырезан Сюэ Яном лишь для того, чтобы искалечить лучшего друга Сяо Синчэня.       Все понимали, кто совершил зло, но доказательств теперь уж точно не было. Тем более, что безглазого Сун Ланя Сяо Синчэнь сразу же увез в горы, он был готов нарушить клятву, данную своей наставнице, ради этого человека. Как поговаривали, Саньжэнь Баошань пошла ему навстречу и оставила Сун Ланя у себя на лечение, а Сяо Синчэнь спустился с гор совершенно один. Те, кому его все же посчастливилось повстречать, как один утверждали, что он был без глаз. Но таких были единицы, можно сказать, что он и вовсе пропал после этого. — Без глаз? — Вэй Ин как-то очень нехорошо замер. — Он отдал свои глаза, чтобы их вернула другу Саньжэнь Баошань? — Да, через год после всех этих событий в мир спустился и Сун Лань, смотрящий на мир глазами Сяо Синчэня. Вэй Ин схватил Ванцзи за плечо: — Насколько это известная история? На сколько? — Повсеместно, я полагаю.       Прикрывая глаза руками, Вэй Ин рухнул на колени буквально взвыв. Для больной головы Сюаньюя сбывшийся самый сильный страх Вэй Усяня, рождающий самое больное и большое отчаянье в его сердце, было перебором. В этой безумной голове холодным голосом теперь говорил А-Чэн: «Ты ничего не хочешь мне сказать?» А потом снова, но уже с усмешкой: «Слов нет или сил эти слова сказать? Ты ведь даже умер, так ничего и не сказав, Вэй Усянь».