Больны и голодны

      Пристань Лотоса встретила своего главу вечерними заботами. На тренировочной площадке адепты повторяли формы. В Пристани был свой распорядок дня, менее строгий чем в Облачных Глубинах, но был. Старшие начинали утро с медитации, младшие — с тренировки. А когда ученики отправлялись на завтрак, взрослые приступали к продвинутым практикам. Вечером дела обстояли наоборот, для учеников день заканчивался медитацией перед отходом ко сну, для адептов — вечерней тренировкой, баней, чаем, личным временем. Совершенствование тела и духа подразумевает порядок и собранность. В Пристани Лотоса ученикам и адептам это было обеспеченно.       К обучению младшего поколения заклинателей Цзян Чэн подошел со всей серьезностью. Детей учили не только классическим наукам и искусствам, но и тому, что могло им пригодиться на стезе Заклинательства. Любой старший ученик Юньмэн Цзян сейчас должен был отличить яо от гуая, а гуя от сюнши. И не просто отличить, но и знать с какой стороны к нему подойти.       Вообще, своими учениками глава Цзян гордился. Тем было обиднее, что списки самых талантливых снова возглавлял Лань. Однако, положа руку на сердце, Сычжуй занимал свое место абсолютно заслужено. Везет же Ланям на талантливых детей!       «Пару браков что ли устроить для своих адептов с девами из этого Ордена,» — подумал Цзян Чэн.       Не успел глава войти во внешний двор Пристани, как к нему уже спешил его первый помощник, видимо успели еще с помостов подать сигнал, что глава Цзян прибыл: — Глава! — он одновременно и поклонился, и заговорил, явно волновался. — Глава, вы один? И так скоро… Что-то случилось? Что? — Ничего такого, чтобы ты начал так нервничать, Шоушан. Спокойнее. Цзян Лицзянь и Цзян Дэлун прибудут позже, они покинут Цинхэ сегодня утром, Чонлин отправлен в Гусу с письмом для учителя Ланя, остальные охраняют Цзинь Лина, которого я отослал на ночную охоту с отрядом Ланей в качестве наказания. — С Ланями? Это не с первым ли учеником Гусу Лань, при виде которого в сопровождении Цзэу-цзюня на Советах наш Цзинь Лин вытягивается по струнке, но упорно делает вид, что никого не заметил? — Да, именно с ним. В этот раз он мне даже был представлен, как друг, так что у меня просто не было выбора. — Умеете же вы наказать, глава, — усмехнулся главный помощник и тут же словил недовольный взгляд Цзян Чэна, намеки на его излишнюю мягкость к племяннику всегда его раздражали. — Ты бы лучше не меня пытался зацепить, а подумал, как мои личные тайны могли перекочевать в уши Не Хуайсана! Цзян Шоушан в момент напрягся, это было очень серьезно: — Личные тайны? — Личные, не личные, но тайны однозначно! Скажи-ка мне, откуда он мог вызнать, что именно я спрашиваю у темных заклинателей, оставаясь с ними один на один, а?       Они продвигались галереями по внутренним дворам поместья. Пристань Лотоса представляла собой большой жилой комплекс, из некогда одного двора резиденция разрослась до нынешних пяти. Главный или хозяйский двор, как и полагалось, занимала семья главы. Правда при Цзян Чэне круглый год обитаемы были лишь чжэнфань и даоцзофан. Тан-у главного дома занимал зал приемов, где глава принимал почетных гостей и устраивал пиршества, там был установлен лотосовый трон, и это было самое богато украшенное место Пристани Лотоса, символизируя собой все величие клана и Ордена Цзян. В «хвосте тигра» находилась спальня-кабинет главы, где Цзян Чэн в основном и проводил свои дни. В восточном эрфане должна была бы жить хозяйка, но у Цзян Чэна не было жены, а мадам Юй никогда не жила с Цзян Фэнмянем под одной крышей, и потому восточный эрфан вот уже второе поколение не использовался по назначению, как и западный в общем-то, рассчитанный на наложниц. Хоучжаофан, в котором по всем канонам должны жить дочери хозяина, до сих пор носил имя «комната Яньли», Цзян Чэн так называл постройку даже после свадьбы сестры, на что она смеялась и подначивала его, мол, было бы хорошо дом наконец-то переименовать. Но он не сделал этого и после ее смерти. Восточный сянфан, как и положено наследнику, раньше занимал Цзян Чэн, теперь же тут по полгода проживал Цзинь Лин, когда наступало время Пристани. Вэй Усянь жил тут же несколько лет, но, когда окончательно стало ясно, что детей у Цзян Фэнмяня и Юй Цзыюань больше не будет, его переселили в западный сянфан, что был положен младшим сыновьям хозяйской четы. После его гибели Цзян Чэн полностью перестроил этот дом. Отвел дальше от главного насколько это позволял двор и за счет галереи расширил, в общем, «комнаты Вэй Усяня» в Пристани Лотоса более не существовало. И не только потому что никто бы не захотел селиться или селить своих детей в дом, где прошла юность неназываемого старейшины, а стены были разрисованы его рукой, но и потому что отдать его место кому бы то ни было Цзян Чэн не смог бы. Южная хозяйственная постройка главного двора была разделена на две части, именно там была кухня, на которой так любила похозяйничать Яньли, кладовые с припасами и комнаты прислуги. При нападении Вэней хозяйский двор почти не пострадал, ну разве что полы тан-у главного дома были обильно омыты кровью Вэньских псов, которых служанки мадам Юй зарезали прям там же.       Четыре остальных двора Пристани достраивались со временем вокруг хозяйского по мере необходимости. Самым многолюдным был жилой двор, там располагались жилые комнаты учеников и адептов, купальни, кухня и столовая для них, те члены клана, что жили на территории резиденции по тем или иным причинам, располагались в этом дворе. Самым посещаемым был двор знаний — центр этого двора занимала тренировочная площадка, а в зданиях вокруг нее были учебные комнаты. Главное место тут занимала библиотека. Этот двор был перестроен полностью, а тренировочная площадка выстилалась заново, слишком уж были ужасны воспоминания о предыдущей. Красивейшим был двор отдыха — он был организован, как большой сад на территории Пристани Лотоса, сад тоже пришлось заново разбить, когда Пристань была возвращена клану Цзян. Главный павильон именно этого двора облюбовала для себя Юй Цзыюань при жизни, пристройки к нему отдав своим верным Иньчжу и Цзиньчжу. Теперь же тут чаще всего селили почетных гостей. Потому что именно отсюда был выход на озерные настилы и к летним павильонам над водой. Этот двор находился ближе всего к воде и при весенних паводках и обильном сезоне дождей, когда озеро выходило из берегов двор отдыха затапливало, и тогда он превращался в водный сад. Все павильоны тут были подняты от земли на сваях, а дорожками служили деревянные мостики. Это было действительно очень красивое место. А еще здесь, в тихом и красочном уголке, был отстроен храм Предков клана Цзян, двери которого, строго следуя традициям, глава открывал каждое утро лично, если находился дома. Последний двор был двором управления — тут находились залы внутренних собраний, рабочие комнаты, архив, здесь принимали посетителей с прошениями, тут совершалось основное управление Орденом Юньмэн Цзян. Самые сложные работы во времена восстановления резиденции проходили тут, у Цзян Чэна было свое видение устройства клана и свои требования к защите бумаг и документов, так что некоторые в шутку называли двор управления «выложенный серебром», настолько дорого он обошелся казне восстанавливающегося Юньмэн Цзян.       Именно туда и направился Цзян Чэн, ведь именно там в заднем доме располагалась тюрьма. Конечно, темных заклинателей не сажали в обычную камеру ждать своего приговора, как, скажем, воров или убийц, которых содержали тут обычно. Для них Цзян Чэн организовал особенное место. В тюремном подвале была устроена темная камера без окон и с дверью обитой заговоренным железом, защищенная всеми мыслимыми и не мыслимыми способами, замками и засовами, сложными полями, вырезанными в каменной облицовке, знаками и талисманами. В стенах Цзян Чэна темные заклинатели долго не жили и им не полагалось удобств. Матрас из сена на пол, вот и все, что сюда кидали вместе с заключенным.       Без лишних слов спустившись в эту камеру, Цзян Чэн и его помощник начали проверять все поля и знаки по несколько раз в разном сочетании и ничего не нашли. Шанса, что кто-то мог услышать сказанное тут, находясь за пределами камеры, просто не было. — Цзян Шоушан, ты уверен, что никто из тех, кого я допрашивал лично, не мог покинуть это место живым? Ну или полуживым. В общем, не мертвым. — Уверен, глава. Абсолютно. — Что ж… если никто не мог подслушать вопрос извне, и допрашиваемый не мог ответить… Как тогда информация просочилась из комнаты? — Глава Цзян… может быть, ответил мертвый? Сопереживание или Расспрос?       Цзян Чэн нахмурился. Расспрос отметался однозначно. Кто из Ланей стал бы по просьбе Хуайсана делать такое? А вот Сопереживание выглядело правдоподобней, правда в стенах Пристани Лотоса это было прямо как удар кулаком под дых самому Цзян Чэну. Он столько лет изводил темных заклинателей, и где-то у него под боком притаился тот, кто мог провести этот обряд?       Однако.       И все же обряд был не прост, нужно было впустить в свое тело духа, разделить с ним воспоминания, а после не позволить этому духу завладеть собственным телом. Это требовало серьезных навыков, прекрасного контроля и к тому же его было слишком рискованно проводить в одиночку. Уж ему ли не знать.       Когда Вэй Усянь проворачивал такое, Цзян Чэн всегда бесился. Его жутко злили моменты, в которые он просто сидел рядом, следя за дыханием и пульсом своего не в меру прыткого шисюна, и не смел вмешаться, потому что было страшно. Он ненавидел Сопереживание.       И нет. Если хорошо подумать, это было не оно. Тут было что-то иное, что-то, что давало представление о последних часах или минутах жизни жертвы, что-то, что позволяло заглянуть… увидеть.       Отражение! Вот что это могло быть. Ведь Хуайсан же упоминал о том, что его брат вел переписку и обмен знаниями с Храмом Байсюэ, а это их прославленная техника. Этой техникой ученики храма пользовались для того, чтобы, заглянув в глаза покойнику, знать, что его убило, тварь ли и какая именно или может быть сосед по пьяни. Техника не была темной, наоборот в ход шла светлая энергия, с помощью которой считывался след с радужки глаз. Именно поэтому, как считал Цзян Чэн, тот, кто вырезал храм Байсюэ, вырезал глаза всем братьям, чтоб не отражаться, если кто-то из покинувших обитель братьев вернется и начнет следствие. Ну и чтоб поиздеваться над ними. Техника считалась сложной и тонкой, но, видимо, Не Хуайсану перепали какие-то трактаты из храма, и он, поборов свою природную лень, освоил полезный навык. В конце концов птичек же научился подманивать одним голосом еще в шестнадцать, а некоторым и за всю жизнь не удается освоить такого. Вот же не Незнайка он, а натуральный Пройдоха. И если все это правда, то глава Не еще и по губам читать умеет. Надо бы запомнить, может пригодиться! — Что ж, — усмехнулся глава Цзян, обращаясь к своему помощнику. — Собери мне тех, кто так или иначе взаимодействовал с телами в зале Небесного спокойствия храма предков. Конвой, охрана, связанные руки, в общем, все как полагается, чтобы к моему приходу свою участь они прочувствовали. — Да, глава. — А теперь иди, Шоушан, и пришлешь за мной, когда все будет готово. Я буду у себя.       Оказавшись в своих покоях, Цзян Чэн первым делом дал распоряжения для слуг приготовить купальню, а после подать ему ужин. Времени теперь у него было предостаточно, уж на то, чтобы привести себя в порядок, хватит.       В конце концов не все доверенные лица проживали в Пристани Лотоса, кое-кого придется забирать из домов в ее окрестности, а кое за кем и вовсе отправляться в Юньмэн. Так уж было принято, что состоятельные и состоявшиеся адепты отстраивали собственные дома прямо за внешней стеной резиденции. Да и даже если сам адепт мог проживать в резиденции, как тот же Шоушан, то семья его могла жить поблизости, отец и брат Шоушан, например, жили в Юньмэне. Их клан до того, как взять фамилию Цзян, были вассалами Ордена Цзян и обитали в Цзянлине, Цзян Чэн лично пригласил их сменить статус. Теперь ново-названных Цзянов было в разы больше, чем тех, кто носил эту фамилию с рождения. Таких остались единицы, те, кого не было в момент нападения в Пристани, те, кто жили удаленно, побочные ветви, дальние родственники, и все они теперь были старейшинами клана. Только так Юньмэн Цзян мог существовать дальше.       После ванны и легкого ужина Цзян Чэн наконец-то взялся за письмо от Не Хуайсана. Тот в своей дурашливой манере предложил Цзян Чэну встречу с двумя «весьма осведомленными» дамами, а еще посоветовал навестить «самый необычный» Храм Гуанин в Юньпине. И Цзян Чэн склонялся к тому, чтобы последовать советам своего хитрого приятеля. Надо же знать, что именно на Гуанъяо есть у Хуайсана.       Прошло несколько часов прежде, чем слуга наконец-то пришел с докладом, что все готово, и главу ожидают в храме предков. Цзян Чэн перед выходом последний раз окинул взглядом свое отражение в медном зеркале. И, оставшись довольным, вышел. Саньду Шэншоу выглядел устрашающе, он выбрал темно-пурпурный чжаошань, а чжицюй под ним был черный. Так глава Цзян мог бы одеться для ночной охоты, в которой собирался участвовать, и, глядя на него, каждый бы понял, что он идет не разговоры разговаривать.       Все арестованные адепты стояли на коленях со связанными за спиной руками, а за ними выстроился конвой по два человека на одного задержанного. Шоушан стоял перед ними и явно толкал устрашающие речи, когда вошел Цзян Чэн. Конечно, своего главу все приветствовали поклоном, даже арестованные склонили головы. — Глава Цзян!       С ходу, даже не притормозив, Цзян Чэн начал: — Я разочарован! Каждому из вас было оказано высочайшее доверие, и что же? Вы подвели меня! — он усмехнулся, для пущего эффекта сиреневыми всполохами заискрилось кольцо Цзыдянь.       Повисла пауза, казалось каждый из присутствующих, даже Шоушан, не то что говорить не смеют, вздохнуть бояться. И это правильно, именно такого эффекта Цзян Чэн и добивался. Его отец был мягок, он редко позволял себе даже повысить голос, никто не боялся Цзян Фэнмяня, зато его безмерно уважали. Так и к чему это привело? Цзян Ваньиня, в отличии от его отца, боятся, порою даже больше собственных врагов, больше самых опасных тварей. И это правильно! — Один из вас, а может быть и не один, предал своего главу, намеренно ли или по глупости не так важно, но благодаря ему то, что не должно было выйти за стены темной комнаты, стало известно. Я спрошу единожды, и лучше бы на мой вопрос ответить, — Цзян Чэн обвел их крайне тяжелым взглядом. — Кто?       Задержано было семь человек. Шестеро — это были адепты, которые обычно парами охраняли камеру с темным заклинателем, и они же после смерти арестованного и осмотра Цзян Шоушаном передавали тело мастеру Ло. Он был седьмым среди коленопреклонённых сейчас. Мастер Ло был смотрителем похоронного дома в Юньмэне, и именно его привлекали для предания тел темных заклинателей огню.       Цзян Чэн не позволял хоронить последователей темного пути, тела их сжигали, а прах развеивали.       Тишину ничего не нарушало, никто не пожелал признаться. Глава Цзян показательно вздохнул: — Мастер Ло, — он сделал жест рукой, и мужчину подняли на ноги. — Скажите мне, мастер Ло, были ли на телах, что вам передавали, какие-то особенные травмы? — Особенные, глава Цзян? — мужчина явно сильно волновался, уж он то видел наглядно, что такое гнев Саньду Шэншоу. — Особенные, особенные. Не такие, как обычно, — язвительно пояснил Цзян Чэн. — Или вы не помните, какие тела вам обычно отдавали? — Нет-нет, я помню. Обычно это были тела с травмами после побоев, серьезные повреждения, разрывы мягких тканей, переломы костей, — этого не звучало, но буквально слышалось «забитые насмерть», — у нескольких были свернуты шеи, я помню перелом подвздошной кости, и еще, — мастер Ло остановился и с выпученными глазами уставился на Цзян Чэна, — у двоих не было глаз! — За все эти годы всего у двоих? — поинтересовался глава. — Да-да, я точно помню. — А кто это был, вы помните? — Первый из Последователей, я запомнил от того, что он был в летах, и поговаривали, что он пытался себе вернуть молодость с помощью бесчеловечных экспериментов. Я просто отметил про себя, что его потуги явно носили обратный эффект. — Фа Рэншу, — тут же прокомментировал Цзян Шоушан. Цзян Чэн кивнул. — А второй, — продолжил мастер Ло, — тот, который, как говорили, подобно неназываемому Старейшине, подымал из могил молодых девиц и предавался с ними разврату.       Цзян Чэна перекосило. Нет, он правда много слышал подобных сплетен. Да что уж там, кто-то поговаривал, что Вэй Усянь и Вэнь Нина поднял лютым мертвецом, чтоб предаваться с ним плотским утехам. Только вот Цзян Чэну даже после стольких лет слышать эти мерзкие домыслы были противно. — Ван Вэйшэн, — Шоушан явно не дремал. — Ну и кто же у нас охранял сих прославленных господ?       Еще до того, как помощник ответил своему главе, в пол лбом склонился один из арестованных: — Глава… Я не знал! Я не думал, что это может как-то повредить… просто мне предложили… меня попросили… для экспериментов. Я не знал!       Цзян Чэн со вздохом подошел и присел рядом со своим адептом. Цзян Яоцзу, некогда Ли Яоцзу, был принят в орден еще во время войны, так как единственный остался жив после разорения его небольшого деревенского клана заклинателей. Несмотря на происхождение и не слишком хорошее совершенствование изначально, очень быстро освоил необходимое, очень быстро поднял свой уровень. После войны, на которой многократно отличился, был взят и в клан, одарен фамилией Цзян. А теперь предал… — Сколько стоило мое доверие Цзян Яоцзу? — Глава… я… — Все остальные свободны! — Цзян Чэн встал и отвернулся. — Глава Цзян! — окликнул один из арестованных, веревка с его рук уже была срезана, однако он, в отличии от остальных, не растирал запястья, а склонился в пол лбом, как ранее сделал виновный Цзян Яоцзу, — этот недостойный молит о наказании, глава Цзян! — За что же, Цзян Чжимин? — Я нарушил приказ, я оставил Цзян Яоцзу в камере один на один с телом, из-за моих промахов у него была возможность совершить содеянное. Этот недостойный виноват, он просит главу о наказании. — И какое наказание для себя ты сочтешь достаточным? — Пятьдесят плетей, по двадцать за каждое нарушение приказа и десять за то, что скрыл это, — выпалил мужчина. — Справедливо, — заключил Цзян Чэн, — исполняйте! — он отдал приказ, и повинившегося вывели из зала под конвоем, такое наказание свершалось перед храмом предков, а не в нем.       Остальные покидали это место сами, кланяясь. — Принесешь извинения от моего имени всем остальным Шоушан и возместишь серебром, — сказал Цзян Чэн, как только люди отошли на достаточное расстояние, — мастеру Ло золотом. — Как прикажете глава! — Что до тебя, Яоцзу, — Цзян Чэн даже не посмотрел на него, — ты получишь клеймо предателя и сегодня же покинешь Пристань Лотоса с семьей, вернешь колокольчик и меч, а также будешь лишен фамилии Цзян и всего нажитого служением клану. — Глава…я… — Не распинайся, словами не изменить случившегося. Ты продал доверие главы и предал интересы клана, есть только один способ это искупить. Освободите ему руки и дайте меч!       Когда руки были развязаны, а меч брошен к ногам, Цзян Яоузу встал, взял оружие в руки и посмотрел на своего главу: — Я был счастлив служить Ордену и клану Цзян, я был счастлив следовать за главой Цзян, моя ошибка… мой поступок… мое предательство, надеюсь, я не нанес непоправимого ущерба.       Цзян Чэн наконец-то развернулся к нему лицом и посмотрел в глаза. Цзян Яоцзу обнажил меч и нанес им себе резкий и сильный удар по шее. Кровь брызнула из перерубленных сосудов, забрызгивая все вокруг. Падающее тело адепта подхватил сам Цзян Чэн, пачкаясь в его крови: — Ты чист перед предками клана Цзян, Цзян Яоцзу! Твоя душа может быть спокойна, — проговорил он, прикрывая глаза мужчине, как только его тело сотрясли последние предсмертные судороги.       Уже покидая зал Небесного спокойствия, Цзян Чэн отдал приказы похоронить Яоцзу, как полагается адепту клана Цзян, назначить его жене и детям содержание в двойном размере от довольства умершего, сыновей по достижению нужного возраста взять на обучение, дочь просватать, выдав ей достойное приданое. Он бы, не моргнув и глазом, и напарника его казнил бы, не попроси тот о наказании сам, но тот попросил и потому остался в живых. Его наказание, как раз свершалось.       Вернувшись в свои покои, глава Цзян еще раз окинул себя в зеркало и усмехнулся, он уходил устрашающим, а вернулся ужасающим. Весь забрызганный кровью. Такой уж он, Саньду Шэншоу, во всей красе. По локоть в крови не только врагов, по уши в осуждении не только противников. Его боятся, его ненавидят, его сторонятся и правильно делают. Саньду Шэншоу это совершенно точно не А-Чэн, он не прощает даже мелочей. Он пытает без угрызений совести и убивает без сожалений. Он не дает поблажек, вторых шансов, спуску. Он не защищает ничего, кроме своих интересов. И никого больше не спасает… разве что… А-Сяня.

***

      В Башне Кои, как и всегда, дел было невпроворот. Подготовка к Совету глав кланов обычно начиналась сильно загодя, и к этому все привыкли. Сейчас рассылались приглашения, подготавливались комнаты, составлялись сметы на увеличение запасов продовольствия в расчете на большое количество гостей. Цзинь Гуанъяо был в своей стихии по самую макушку в делах и заботах. Лань Сичэнь всегда удивлялся работоспособности этого человека. Несмотря ни на что, сам глава Лань все же делал паузы хотя бы для медитаций и строго соблюдал график. А-Яо же работал, работал, а потом снова работал.       Поэтому Цзэу-цзюнь решил оказать свою посильную помощь в подготовке доклада о необходимости строительства башен. Конечно, получив известия из Облачных глубин о происшествии в минши, он было порывался отправится домой, но старейшины просили главу не спешить с возвращением и не привлекать внимание других кланов к произошедшему. Ханьгуан-цзюнь лично взялся за расследование и хотел бы осуществить его тайно.       Что ж… с братом Сичэнь считаться привык. Он написал письма и в Облачные глубины, и Ванцзи, отправив их с адептом из своего сопровождения.       В письме брату сообщалась вся информация, которую ему удалось узнать о Мо Сюаньюе, в том числе о его происхождении, обучении в клане и, конечно, о том, за что он был изгнан. Сичэню же пришлось рассказывать Цзинь Гуанъяо историю о том, как в деревне Мо младшие ученики столкнулись с тварью, какой именно он не уточнял, которую они не смогли победить, и как этот самый Мо Сюаньюй помог им с помощью талисмана. Историю с горы Дафань тоже пришлось несколько подсократить, тем более передавать сплетни Ланям было запрещено, так что если Яо сделал вывод, что Ванцзи взял шефство над Мо Сюаньюем в благодарность за спасение Сычжуя, ну так Сичэнь на прямую такого не говорил, а за ложные выводы другого он не в ответе.       А в резиденцию сообщил о том, что останется в Башне Кои для помощи с организацией Совета, а заодно передал кое-какие распоряжения.       Ну и раз ситуация не требовала от него скорых действий, Цзэу-цзюнь решил на самом деле помочь названому брату с аргументацией в защиту необходимости возвести новые смотровые башни. У Гуанъяо, конечно, было готово выступление, и он даже поделился его текстом со своим эргэ, однако Сичэнь посчитал не лишним подобрать больше примеров тех ситуаций, которые бы не закончились трагедиями, будь смотровых башен больше.       Он сидел в архиве Башни Кои и собирал подходящие для этого случаи — удаленное расположение от земель кланов и башен, неудачный фэншуй, появление твари или эпидемия странной хвори — в итоге вымершее поселение. И их находилось в избытке. Только за последние года три собиралось больше дюжины. Это напомнило Сичэню времена возведения первых смотровых башен и особенно год гибели дагэ, тогда тоже было много таких случаев.       Глава Лань был сосредоточен, если не сказать напряжен, перебирая бумаги, заметки и доклады от заклинателей, которые они оставляли на ближайших смотровых башнях после возвращения с территорий не подконтрольных орденам и кланам. Некоторые были копиями с докладов адептов Гусу Лань, но Сичэнь не мог припомнить ничего подобного. Скорее всего такие отчеты, если и добирались до Гусу, не попадали на его стол. Они представляли из себя мало интересного для главы великого ордена, ведь не касались земель ордена и его процветания. Конечно, старейшины сами читали эти доклады и, не придавая им значения, архивировали, не беспокоя и без того загруженного работой главу.       Это было упущением. Потому что среди этой дюжины он выискал по крайней мере четыре, на которые внимание обратить стоило, и прежде всего именно главам великих орденов. Правда, к его чести, только один из них был составлен его адептами и ни одного адептами Юньмэн Цзян. Еще бы… Если бы такое прочел Цзян Ваньинь, быть бы серьезному расследованию. Один отчет был от адептов Ланьлин Цзинь, но, видимо, и к Яо в руки они не попадали, два от вечно лихих и любящий приключения адептов Не. На первый беглый взгляд дела действительно могли показаться даже менее примечательными чем те, что касались особенно сильных и редких темных тварей. И все же состояние сгущения вредоносной ци в местах происшествий, симптомы на телах жертв, количество стянувшейся на места нечисти — наталкивали на нехорошее подозрение, которое озвучивать так просто глава Лань не рискнул бы. Потому что когда-то вслух высказанные подобные подозрения от Не Минцзюэ дали почву Лань Сичэню сомневаться в стабильности душевного здоровья друга.       Наспех скопировав для себя местности и даты из всех четырех отчетов, он принялся за работу для Гуанъяо, все равно прямо сейчас заняться своими подозрениями он не мог.       Оторвали его от дел слуги, передав, что А-Яо ожидает в открытом павильоне. Сичэнь собрал отобранные бумаги и свои записи, аккуратно сложил все на выделенном ему столе, чтобы вернуться к работе позже, и вышел из архива.       Цзинь Гуанъяо ждал его, чтобы разделить трапезу, как всегда для Сичэня приготовили легкие овощные блюда, подали любимый сорт чая, и вообще все было устроено с максимальным для него комфортом. — Благодарю за заботу, А-Яо, — улыбнулся Сичэнь, — никогда не перестану удивляться твоей внимательности и предусмотрительности. — Ну что ты, эргэ, мне приятно сделать это для тебя. Прости, я опять был слишком занят весь день и не смог составить тебе компанию, но мне сказали, ты провел это время в архивах. — Да, я решил, что твою речь можно дополнить трагическими примерами, которых можно было бы избежать благодаря смотровым башням. Как раз сейчас нашел несколько и для тебя, и для себя, если мне придется взять слово в защиту твоего предложения. — И ты еще мне говоришь про внимательность и предусмотрительность? — теперь была очередь Гуаньяо улыбаться. — Возвращаю тебе твою благодарность, приумножая ее. — Не стоит, мне и самому это было полезно.       Как только палочки легки в руку Лань Сичэня, разговоры смолкли, Цзинь Гуанъяо всегда очень уважительно относился к строгим правилам, которые соблюдали в ордене Гусу Лань. Но не успели главы закончить трапезу, к ним пришел с докладом один из доверенных слуг Гуанъяо. — Глава Цзинь, глава Лань, к вам Не Чжоухэн, он говорит, что дело срочное, и просит принять его немедленно.       Главы переглянулись, Сичэнь отложил палочки и одними глазами кивнул А-Яо, тот снова улыбнулся и передал слуге: — Тогда проси его.       Не Чжоухэн был высоким и красивым молодым мужчиной, некогда приставленным Не Минцзюэ к брату для помощи в делах, да так и оставшимся при Хуайсан после того, как тот стал главой. Надо сказать, выполнял свои обязанности Чжоухэн превосходно, даже если Не Хуайсан был никудышным главой, помощник у него был выше всяких похвал. Он успевал везде и всюду, постоянно был начеку, и, наверное, если бы не он, орден Цинхэ Не развалился бы уже. Минцзюэ точно знал, что делал, поручая заботам этого человека своего непутевого Хуайсана. И раз он говорил, что дело срочное, значит так оно и было.       Положенным образом поприветствовав глав, Не Чжоухэн передал им последние новости из Цинхэ — точнее то, что племянник одного из них вломился в некрополь сабель клана Не, разнеся при этом внешнюю стену крепости, а младший брат второго и вовсе устроил изъятие тел из стены комнаты упокоения Баси. Кроме того, у главы Не возникли разногласия с главой Цзян, что, в общем-то, не удивило никого, раз в деле был замешал Цзинь Лин. И теперь Не Чжоухэн был прислан в Ланьлин просить помощи.       Что ж, некрополь сабель был действительно серьезной проблемой, и Гуанъяо, и Сичэнь прекрасно знали сколько труда прикладывалось поколениями клана Не, чтобы сокрыть его существование. Лань Сичэнь вызвался немедленно отправится в Цинхэ и уладить все, что можно, даже письмо отправить Цзян Ваньиню с просьбой о неразглашении и обещанием все объяснить на Совете глав кланов. Но Цзинь Гуанъяо настоял на том, чтобы им лететь в Нечистую Юдоль обоим. Пока глава Лань будет разбираться с Хуайсаном, Саньду Шэншоу и остальными взволнованными ситуацией, он хотел бы восстановить все повреждения некрополя, особенно при том, что их учинил Цзинь Лин, и если будет нужно разобраться с телами, извлеченными из стен.       Представив все как очередную «секретную» вылазку на ночную охоту, главы великих орденов Лань и Цзинь отправились в Цинхэ на следующий же день без сопровождения. Хотя Сичэнь все-таки чувствовал, что, по крайней мере, два человека следуют за ними. Видимо, это был кто-то из приближенных Гуанъяо, которые должны были держаться незаметными в стороне. Это было обыденно, не странно. И все же кое-что в поведении А-Яо цепляло Лань Сичэня, он не показывал этого, скрывал, но был слишком взволнован. Только не волнение озадачивало главу Лань, а попытки его скрыть. Зачем Гуанъяо скрывать от него эмоции? Волнение за племянника было бы вполне оправдано, тот был наследником после гибели А-Суна и единственным ребенком, о котором заботился Гуанъяо. Волнения за А-Сана, некрополь, дела клана Не тоже были более чем уместны. И даже волноваться за возможный срыв собственных планов из-за всего этого было бы более чем нормально. Но Цзинь Гуанъяо закрывался от Сичэня, а значит было что скрывать.       Таков уж удел глав Великих Орденов — быть абсолютно откровенными для них невозможно, ведь клан и его интересы должны быть прежде самого себя, личных чувств и желаний.       Сичэнь всегда оставлял Ляньфань-цзуню право на тайны. Никогда не добивался откровенности и не лез не в свои дела. Сам-то он ведь тоже не был откровенен, у самого было полно секретов. Он ведь не рассказал про руку из деревни Мо и сейчас не мог поделиться своими догадками с А-Яо о том, что именно произошло в некрополе в Цинхэ, зачем Лань Ванцзи вытащил тела из стены.       По прибытии в Нечистую Юдоль пришлось сразу же браться за дела. Сичэнь с помощью Не Чжоухэна распространил слух о том, что в лесах возле Цинхэ была обнаружена жуткая тварь, и за ней сейчас ведется охота. В течение нескольких дней им удалось и правда найти в горах старого Даолао, а заодно несколько трупов бродяг и бездомных, умерших недавно, чтобы выдать их за погибших от язвенных проклятий горного демона.       В то же самое время Цзинь Гуанъяо и Не Хуайсан восстанавливали некрополь. Перезахоронение нескольких десятков тел в стену было делом не быстрым, к тому же они поменяли свое положение, и пришлось их по-новому укладывать. Нескольких особенно буйных из них решили сразу упокоить и захоронить, а на их место спешно нужны были новые. И да, с телом без ног тоже следовало что-то решить. В конце концов, само по себе оно оказалось просто телом мертвеца без затаенной злобы, значит ему было не место в некрополе сабель.       Когда они наконец-то вернулись в резиденцию, выглядели оба не лучшим образом, но вместо того, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок, сразу же заявились к Лань Сичэню. — Эргэ! — Ээр-гээ…       Цзинь Гуанъяо улыбался, стараясь выглядеть приветливым, а Хуайсан просто рухнул за чайный столик, который стоял в комнате. — Я рад вас наконец увидеть. Но вы прямо без отдыха ко мне?       Сичэнь так же опустился за стол и поставил воду на жаровню, он не был против устроить чаепитие этим двоим уставшим. — Эргэ, прости, что приходиться задавать этот вопрос, но… Чем именно занят Ханьгуан-цзюнь? — Я думаю, что было бы справедливо узнать у вас обоих отчего вы проявляете интерес к делам Ванцзи? — Сичэнь мягко улыбался, но за его такой обыденной улыбкой чувствовалась вся твердость. Что бы там не было, а дела клана, ордена и брата превыше всего остального, даже дружбы. — Что ж, — продолжил Гуанъяо, — в отличие от моих предположений, твой брат разрушил стену в некрополе и достал все тела вовсе не во время спасения Цзинь Лина и даже не для того, чтобы выяснить, куда они попали, он сделал это позже, преследуя свою цель. — Он вообще-то поймал меня у некрополя, когда туда забрался Цзинь Лин, и стребовал с меня объяснения что это за место, и как так вышло, хотя он и обещал, что ничего не расскажет, все же за их молчание молодой господин Мо потребовал пустить их на следующий день в некрополь, а после и вовсе выкопать все тела из стены. Это было самым настоящим шантажом, между прочим, — пожаловался Хуайсан. — Я совершенно уверен, что Ванцзи не выдаст твоих тайн Хуайсан, но если ты волнуешься об этом, я напишу ему, — заверил его Сичэнь. — И все же он был не один, за Мо Сюаньюя ты вряд ли мог бы поручиться, — почтительно склонил голову Гуанъяо, — наверное, с Сюаньюем мог бы помочь я, но нужно понимать, что именно они с Ханьгуан-цзюнем делали там. Зачем им было осматривать трупы, и тем более забирать ноги у одного из тел? — Прости, что? — Они забрали ноги у одного из тел.       Сичэнь почти что растерялся, но на выручку пришел Хуайсан. — Вообще-то сначала они расспрашивали меня о теле без руки. Мол, если я собирал тела для захоронения, не помню ли я тело без левой руки. Но таких не было совершенно точно, в чем я их и заверил. И все же они хотели убедиться сами. Когда все тела из стены, в которую закопал себя Цзинь Лин, были извлечены, то все они действительно казались целыми. Но Ханьгуан-цзюнь извлек из рукава мешочек цянькунь, и Бася пришла в неистовство. Энергия ее ярости желала притянуть то, что было у Ханьгуан-цзюня в мешочке, и, подчиняясь ее воле, все извлеченные трупы встали и двинулись к ее гробу. Кроме одного. Когда я смог подавить волю сабли печатью, а Ханьгуан-цзюнь убрал мешочек обратно в рукав своей одежды под ваши ланьские защитные заклинания, трупы вновь свалились. Мы осмотрели тот, что не смог подняться на ноги, и оказалось, что ноги были не его, они были к телу пришиты. Их-то и забрали Ханьгуан-цзюнь и Мо Сюаньюй.       Лань Сичэнь примерно понял произошедшее, наконец-то. Видимо ноги, забранные Ванцзи, принадлежали тому же телу, что и рука. Что ж, тело расчленили, разорвали душу, и теперь было вполне логичным собрать его воедино. И раз рука указала на ноги, значит Ванцзи будет идти по ее указкам дальше. Только вот кому же по силам спрятать часть тела в некрополе клана Не? Сичэнь вздохнул, ему следовало доверять брату, тот однозначно был не глупее Сичэня и должен был сделать свои выводы. Если ему нужна будет помощь, он за ней придет. Это Ванцзи! Это один из самых разумных людей на всей Земле. — Эргэ, так ты объяснишь, что именно искал твой брат? — Гуанъяо давил.       И это было на него не похоже. Ляньфань-цзуня явно слишком взволновало все это. — Ну, что ж… Хотя я считаю, что это дело клана Лань, но раз оно уже приняло столь неприятный для всех оборот, я расскажу. Не так давно, как я и рассказывал тебе А-Яо, в деревне Мо наши младшие адепты подверглись нападению некого темного существа достаточной силы, чтобы быть уверенным в том, что и все жители деревни и наши адепты погибли бы, если бы не действия Мо Сюаньюя и быстро прибывшего на помощь им Ванцзи. Этим существом была левая рука, мужская. Когда Ванцзи доставил ее в Облачные глубины, я должен был покинуть их и потому в обряде призыва не участвовал, но, судя по отчетам, обряд прошел катастрофично, из чего был сделан вывод, что душа покойника была разорвана на части вместе с расчленением тела. Поскольку мы сделали вывод о том, что этот случай являлся покушением на младшее поколение Ордена Гусу Лань, мы решили держать расследование в секрете. Ванцзи взял все заботы на себя, молодой господин Мо, как свидетель событий, видимо, помогает ему. — Рука? — уточнил Гуанъяо. — В деревне Мо была рука, которая привела Ханьгуан-цзюня в некрополь сабель за ногами? — Не могу утверждать на все сто процентов, но вывод напрашивается сам собой, я предполагаю, что Ванцзи собирается собрать части расчлененного тела, чтобы выйти на того, кто мог, обладая этой рукой, устроить нападение на наших адептов. — Но… Но почему ты считаешь, что нападение было именно на ваших адептов, а не на того же Мо Сюаньюя? Ведь, если так подумать, вероятность того, что в деревне Мо могли нападать на него выше, чем… В общем, эргэ, я хотел бы иметь доступ к этому расследованию, я вынужден настаивать и… — А-Яо, — очень властно, но при этом спокойно одернул его Лань Сичэнь, — если покушение было на Мо Сюаньюя, тебе следовало бы держаться от этого расследования как можно дальше, ведь ты можешь быть заинтересованным лицом, и твое участие дискредитирует само расследование. — Эрге? — обиженно возмутился глава Цзинь. — Ты что же подозреваешь меня? — Я этого не сказал, я просто прошу тебя подумать над твоей просьбой и не спешить. Если ты не при чем, а я в этом уверен, кто, как не Ванцзи, сможет доказать это? При его репутации одного его слова будет достаточно. — Но-но-но-но, — заикаясь, начал Хуайсан, — на кого бы не покушались, с чего вдруг кому-то прятать ноги в некрополе сабель? Кто вообще это мог бы сделать? — Тот, кто спрятал ноги в некрополе, пытался скрыть их, а значит скрыть тело, и, вероятно, саму смерть человека, которому принадлежало это тело. Полагаю, кем бы ни был этот человек, его убили и расчленили, но уровень его ненависти был таков, что просто упокоить его останки возможности не было, как и избавиться от них. Так что их спрятали. Но это лишь первые выводы, я бы подождал, когда Ванцзи доложится о ходе расследования. — О, хорошо, — кивнул Хуайсан, покрутив веер, — тогда я полностью доверяю это Ханьгуан-цзюню и ордену Гусу Лань. Только не забудь, эргэ, мне очень важно знать, кто использовал некрополь моей семьи, чтобы скрыть свои безобразные дела. — А-Яо? — Сичэнь строго смотрел на своего названого брата. — Ты доверяешь мне? — Безусловно, эргэ. Но… — Тогда ты должен доверять Ванцзи, и это не то, что я готов обсуждать.       Гуанъяо тяжело вздохнул: — Ну раз ты просишь, эргэ, я готов отступиться. — Благодарю! А теперь, пожалуй, пришло время чая.