Больны и голодны

      Сюэ Ян не знал, чем занять себя. Не мог придумать, что ему теперь делать. Его цель была достигнута, его месть была свершена, а Цзянцзай лежал перед ним на столе. Он мог бы уничтожить с помощью него всю деревню, в которой остановился на ночь. Но ему не хотелось. Или мог бы, скрывшись в очередных горах, вернуться к экспериментам. Но и в них больше не было толку.       Создание меча было его большой победой! В записях Старейшины Илина не было ничего о Чэньцин. Так что все приходилось делать на свой страх и риск. Старый ганьшижэнь ясно объяснил природу темного артефакта — это должен был быть дух, пробужденный темной энергией, но вопрос о том, как это сделать, оставался открытым.       У Сюэ Яна было много идей, и, обсудив их с Цзинь Гуанъяо, они пришли к соглашению — тому давно было пора избавиться от некоторых врагов, а Сюэ Яну нужны были жертвы.        Сначала это были единичные случаи. То тут, то там на ночной охоте пропадал заклинатель, не сказать, чтобы это было редкостью, так что это проходило совершенно незаметно. Заметны были другие эксперименты с темной энергией, но их и не собирались скрывать, наоборот благодаря им должны были появиться смотровые башни. Когда стало ясно, что единичными смертями духу пробудиться не поможешь, в расход пошел клан Хэ, обвиненный в смерти Цзинь Жусуна и покушении на власть главы Цзинь, а на самом деле всего лишь выступающий против тех самых башен.       Сюэ Яну было все равно, существовали ли причины и поводы, у него были свои цели, а они, люди, служили ему расходным материалом. Он пытал этих людей с особой изощренностью, пронзал детей мечом и оставлял его в теле, заставляя родителей и ближайших родственников смотреть, как умирает ребенок. Он расчленял жен на глазах их мужей, а престарелых родителей на глазах их сыновей. Сюэ Яну было все равно, лишь бы души этих людей не находили упокоения, лишь бы они порождали энергию злобы и обиды, лишь бы кругом собиралась темная ци, так или иначе постоянно связанная с мечом и его использованием.       Он чувствовал изменения в мече, чувствовал, как копится в нем злоба, как от прикосновения к нему потеют руки. И вот в один из дней Сюэ Ян вытащил меч из ножен, рассек им воздух и заметил, как по лезвию струится туман. Сначала слабый, а потом со временем он становился все сильнее.       Цзянцзай пробудился! Чувство триумфа захватило Сюэ Яна! Он приблизился еще на один шаг к своей цели. На самый большой шаг! Впереди, конечно, еще было обучение обращению с Цзянцзаем, долгие-долгие месяцы практик и поисков. Но, главное, у него получилось создать темный артефакт.       И это было потрясающее чувство, окрыляющее, дарующее невероятное ощущение собственного торжества. Раньше Сюэ Яну не удавалось испытывать подобного. И он хотел еще. Хотел большего. Острее, сильнее, невероятнее.       И это тоже ему удалось.       В резиденции Чан Сюэ Ян пережил такое удовольствие, в сравнении с которым все остальное просто меркло. Прежние убийства были будто бы разминкой, тренировкой перед этим самым важным свершением. Конечно, члены клана Чан не умирали легко, каждый из них пережил столько ужаса, сколько выдержало его сердце. Больше всего своего внимания он уделил главе, естественно. Вид Чан Цыаня, захлебывающегося в собственной желчи, крови и рвоте, вызывал в нем чуть ли не оргазм. Тело реагировало очень явственно. Мучения этого человека возбуждали физически, хотя раньше за собой такого Сюэ Ян не замечал. Не то, чтобы его это сильно напугало, он вообще ничего не боялся. Скорее уж он отметил это как факт, а на остальное ему было наплевать. Кроме чувства эйфории. Которое, пускай и не сразу, но угасло, оставив за собой пустоту, черную дыру, что ничем не удавалось заполнить.       Сюэ Ян пытался напиться вина — ну, такое себе развлечение. Не нашел это занимательным. Пытался найти удовольствие в жевании семян дама, но что-то пошло не так, и, когда он отошел, пришлось закапывать трупы. Помнил он произошедшее смутно, так что тоже не понравилось. Проходя мимо города, заглянул в ивовый терем сначала к шлюхам, а потом и к… шлюхам мужского пола. В обоих случаях не вышло ничего хорошего, и не сказать, чтобы не кончил, но глаза пришлось зажмурить и закончить почти так же, как развлекаясь с собственной рукой. И сколько б ни старались, что парень, что девицы — это того не стоило. Чан Цыаня им было не переплюнуть, он доставил Сюэ Яну куда большее удовольствия, просто мучительно сдохнув.       И повторить этого самого острого чувства не удавалось.       Сюэ Ян разочаровывался в дальнейшем существовании. Оно больше не стоило того, чтобы открывать с утра глаза!       Где-то там за ним была погоня, Гуанъяо приказал залечь на дно. Ну вот он и залегал, то там, то тут. Без огонька, без интереса. Откровенно хотелось чего-нибудь… другого…       Единственная радость — он попробовал столько разных сладостей в дороге, сколько и не представлял. Кунжутные сяогань, махун с осматусом, хрустящие вэньцзян — теперь в его карманах и цянькуне всегда были их запасы, а на завтрак и ужин он обязательно брал что-нибудь со сладкой начинкой. Не то, чтобы в Башне Кои адептам отказывали в угощениях, но там он был всегда так занят, да и, уезжая для экспериментов в отдаленные места, особенно некогда было развлекаться едой, ну разве что запас конфет с собой прихватывать удавалось. А сейчас только это и спасало от с каждым днем все сильнее и сильнее захватывающей тоски.       Сюэ Ян уже подумывал вернуться в Юэян, поднять там кладбище и еще раз проделать с ними всеми что-нибудь такое… ну, может, хоть расчленить и выложить из тел похабную надпись?       Но Цзинь Гуанъяо явно не обрадуется этому. Хотя, может быть, стоило позлить его и хоть немного развеять скуку.       На постоялый двор, где ужинал сегодня Сюэ Ян, зашел мужчина, одетый в белые одежды заклинателя, скромные, но чистые и опрятные. Он был высок ростом и очень красив. Его темные глаза за пушистыми ресницами излучали какой-то особенный свет. Мужчина слегка улыбнулся хозяину, вышедшему из-за прилавка, и сделал рукой жест как бы говоря, чтобы тот не тревожился. От этой улыбки все внутри Сюэ Яна перевернулось.       «Сяо Синчэнь!»       Имя было таким сладким на губах, но Цзянцзай уже взметнулся к своей жертве. Только не тут-то было, удар был отражен так молниеносно, как Сюэ Ян еще никогда не видел. Все, что успело броситься в глаза, так это ослепляющая серебряная вспышка.       С Сяо Синчэнем Сюэ Яну пришлось встретиться лишь однажды — на улицах Ланьлина, тогда тот был в компании своего друга Сун Ланя. Эту парочку Сюэ Ян запомнил, настолько они взбесили его своим высокомерным поведением. Прославившиеся даочжаны! Наивные дураки! Строят из себя благородство, а на самом деле изнутри гнилые. Верят, что творят добро, но обычно руками таких идиотов совершаются грязные дела. Чем такие лучше Чан Цыаня? Только тем, что сами не ведают, что творят? Смешно!        Так и хотелось выпотрошить обоих! Чтобы все видели, что дерьма в их кишках не меньше, чем в обычных людях.       Только вот в бою Сяо Синчэнь оказался силен, не чета всем тем, с кем Сюэ Яну приходилось иметь дело раньше. Тут надо было думать об отступлении. Он метнулся было на выход, больше для отвлечения внимания, а потом резко меняя траекторию в окно. Оттуда на крышу и бежать бы, но отчего-то на мгновение замешкался, как будто так и ждал своего преследователя. А тот небось же денег доставал, чтобы нанесенный урон оплатить. Ну неужели же?       Краем глаза Сюэ Ян поймал белые одежды и рванул со всех ног, несясь по крышам, словно ветер. А даочжан — не разочаровал — не отставал. Сюэ Ян слышал, как ветер бьется в его широких рукавах, а потом взметнулся и подол, Сяо Синчэнь явно прыгнул. Сюэ Яну снова пришлось резко сменить направление, забирая вправо, иначе он рисковал врезаться в своего преследователя по его приземлению. Другой бы может растерялся, но этот Сяо Синчэнь явно был не лыком шитый, Сюэ Яну перерезал дорогу меч, снова пришлось забирать правее, а потом и вовсе броситься вниз с крыши, чтобы слиться в толпой.       Даочжан не упустил его. Не отступил и не отвлекся. Он нагнал Сюэ Яна на пустыре, будто бы специально выбрав место, чтобы не чинить неприятности местным.       Сюэ Ян то и дело пускал в ход Цзянцзай, но Сяо Синчэнь каждый раз отбивал атаки темной энергии, даже не сбиваясь с хода. Это безумное преследование горячило кровь, черная дыра в душе Сюэ Яна мгновенно затянулась, заполненная чем-то совершенно новым, не обидой и желанием мести, а безумием риска и азарта. Сюэ Ян играл с Сяо Синчэнем, и Сяо Синчэнь был превосходным противником.       Не повези Сюэ Яну наткнуться на кем-то оставленных в поле двух мертвецов, ему бы вероятно и не уйти. Вставшие цзянши на самом деле не смогли бы остановить Сяо Синчэня, они ему и были то на один удар каждый, но одно из тел принадлежало ребенку, и, видимо, у даочжана рука не поднялась уничтожить тварей, а на упокоение и чтение мантр нужно было время.       Сюэ Яну повезло! Очень-очень повезло. Но прилетевшее в спину: «Какая же ты мерзкая тварь!», — полоснуло по живому возбуждением и гневом, обожгло невероятно мощной ненавистью. Слова не задели, ему было обидно, что Сяо Синчэнь так быстро сдался.       Голос звучал так обиженно: — Как тебе успокоиться, Вэй Усянь, если каждый треплет твое имя почем зря. Если каждый сыплет проклятия на твою голову, поминая по сотне раз на дню. Как быть, если даже те, кто и не знал тебя никогда, никогда и не видел, то и дело приплетают в свои разговоры «Вэй Ин». Вэй Ин! Будто кто-то позволял им называть тебя так. Будто бы у них было такое право. Будь ты жив, никто из них не посмел бы посмотреть выше твоих сапог, а от страха вряд ли бы и пару слов смог выдавить. Но ведь нет же, все туда же — Вэй Ин. Надоело!       Говорящий злился, а Вэй Усяню хотелось сказать ему, что он больше никого и не слышит. Что ему все равно, если кто-то зовет его или проклинает. В его существовании других голосов не было, так что печаль и обида были ни к чему. — Я придумаю, как отвадить их обращаться к тебе. Раз боялись тебя самого, пускай и имени твоего боятся. Нечего! Что ж, я хуже Хуайсана и не смогу распустить слухи? Смогу, конечно, и пускай жмутся от страха. Как тебе идея? Три раза скажи «Вэй Ин», и он явится в виде могуя, чтобы сожрать тебя… Или если в полнолуние, глядя в речную воду, произнести Вэй Усянь, то несомненно отразишься ты, и даже, возможно, утащишь прямиком в Желтые источники! Тебе бы понравилось. Хохотал бы, наверное, и выдумывал бы все новые и новые истории. С тебя бы сталось, Вэй Усянь! С тебя бы сталось…        Даочжан все-таки схватил его! Не сразу. Но загнал и изловил, как дикого зверя. Связал и притащил в Башню Кои, будто он трофей. И время подгадал ну просто идеальное, прямо в разгар Совета. Мразь! А Сюэ Ян еще думал, отчего это Сяо Синчэнь так медлит? Ну, видимо, именно для этого.       В его груди такая ненависть горела, такая злоба. Вот бы заставить этого Сяо Синчэня ползать на коленях, захлебываясь в собственной крови. Вот бы понаблюдать, как с этого лица слетит его благородная одухотворенность, как из глаз потекут слезы, как этот рот перестанет понимающе улыбаться, а станет жалко умолять, поскуливая. Вот бы посмотреть на последние конвульсии этого тела, увидеть, как в нем погаснет жизнь. Но главное помучить перед смертью посильнее. Не кончать, как с кланом Чан, в один вечер, а растянуть удовольствие на подольше.       Цзинь Гуаншань клацал зубами и слишком явно злился. Не Минцзюэ прилетел с ночной охоты требовать голову Сюэ Яна. Цзинь Гуанъяо крутился волчком, ловко жонглировал словами, всячески пытаясь найти для них хоть какой-то выход.       А Сюэ Ян… Ему было все равно. Он хотел гуева даочжана, и только о нем сейчас были все его мысли.       Грозный Чифэн-цзунь что-то громко вещал, угрожал, даже, кажется, саблю к его горлу приставил, Сюэ Яну было плевать, убьет и убьет, уж смертью его было не напугать. Он, если надо, и после смерти не даст жить спокойно тем, кого приметил. Ухмыляясь, он не сводил взгляда с Сяо Синчэня. Тот же выступал с обличительными речами, рассказывая о Сюэ Яне то, что успел выяснить. Многое действительно было правдой, а то, что таковой не было, да ну хер бы с ним. Стал бы еще Сюэ Ян оправдываться перед кем-либо. Он потратил это время с пользой, представляя, представляя, представляя… Кто-то бы сказал, что он мечтал, что грезил наяву. Но сам Сюэ Ян решил считать, что он предвкушает.       Конечно же, Цзинь Гуанъяо удалось заговорить всем зубы. Право слово, когда этот злобный коротышка не находил слов?! Вот же говорливая скотина! И вместо казни Сюэ Яна должны были заключить под стражу. Прежде чем его увели, Сюэ Ян проникновенно обратился к Сяо Синчэню, словно к близкому другу: — Даочжан, не забывай меня. Мир тесен.       И пускай внутри все горело от ненависти, но это было такое привычное чувство, что не могло не радовать!       Внутри, если оно у него было, конечно, все горело от боли и жалости. Этого никогда не должно было случиться, но случилось.       А зовущий его так кричал: — Как ты мог? Что ты наделал?!       «Я спасал тебя», — хотелось кричать в ответ, но не получалось.       Голос оскорблял, проклинал и, не переставая, спрашивал:       «Как ты мог?»       «Что ты наделал?»       А что мог сделать Вэй Усянь? Он старался изо всех сил дотянуться до каждой частички себя, чтобы подняться. Чтобы хоть что-то сделать. К той травинке, на которой он покоился уже целую весну, было дотянуться очень тяжело, но к бамбуковым зарослям, казалось, и вовсе не добраться. Темные ветра на Луаньцзан мешали ему, и все же он, каждое мгновение переживая свою агонию, старался. — Почему ты не сказал мне ничего? — рыдал зовущий. — Почему ты так не доверял мне? Что же, я плохой друг и ужасный брат! Но я же все равно… больше всего… Вэй Усянь, как ты мог?       «Я не хотел, чтобы тебе было больно, и я причинил тебе столько боли…» — Я ненавижу тебя, Вэй Усянь, ненавижу! Что же ты наделал?       Каждое его слово било так больно, но, как ни странно, это придавало сил. Хотелось возразить, хотелось объяснить, и это все было гораздо больше любой боли.       Потому что это «ненавижу» звучало ровно так же, как «люблю». А любовь была той самой силой, что сильнее тьмы и намного больше смерти. Он обязательно станет собой, он обязательно придет в себя!       Сюэ Ян приходил в себя с трудом. Болело все: живот, спина, грудина, ноги. Горло саднило так, что казалось, будто он наглотался железных иголок. А голова раскалывалась и крошилась, как горшок из дрянной глины, вытащенный после обжига. Но он хватался за сознание, не позволяя всей этой боли вновь утащить себя в холод и мрак забвения. А еще он ощущал, что кто-то осторожно перевязывает его раны. Ну хотя бы жив! Ну хотя бы кто-то решил его подлатать.       Он вообще-то с жизнью уже попрощался, понимая, что даже душу свою не успеет привязать к телу, чтобы подняться, оставаясь в сознании. И это было жаль. Хороший ведь был вариант.       Технику эту он оттачивал все то время, что находился под арестом. Конечно, на самом деле никакого ареста не было, Сюэ Ян преспокойно отправлялся в отдаленные от кланов и Орденов заклинателей земли и работал, работал, работал. Гуанъяо, будь неладен этот коротышка, задумал убийство главы Не, но ему нужна была страховка, что после смерти Не Минцзюэ не смогут «Расспросить». А расспросить нельзя было того гуя, которого невозможно было призвать.       И мешочка для ловли духов в этом случае точно было недостаточно. Ведь Призыв, если что, будет играть ни какой-нибудь ученик, а силой главы Лань вырвало бы любую душу из любого мешочка.       Так что с Сюэ Яна был способ заключить душу Не Минцзюэ так, чтобы даже Лань Сичэню было невозможно ее призвать.       Используя технику бумажного воплощения Старейшины Илина, Сюэ Ян начал экспериментировать с формами, печатями, знаками. В теле бумажного человечка душа могла просуществовать только час, а дальше шло неизбежное повреждение, и разгневанный гуй мог освободиться.       В специальном глиняном сосуде душа хранилась дольше, а материалы, знаки и печати на самом сосуде были уже куда надежнее мешочка, и все равно еще недостаточно хороши.       Подселив гуя в меч, связав его с металлом, был риск сделать оружие опаснее сабель клана Не, о которых Сюэ Яну рассказал Цзинь Гуанъяо.       Сюэ Ян поочередно пробовал все методы, но результат был так себе, все не то.       В одном из вымерших не без его помощи городов, следя за ткачихой, что даже после смерти ткала еще три дня пока не выполнила заказ, Сюэ Ян подумал, что нет ничего сильнее связи души животной и эфирной. И если бы удалось сделать так, чтобы даже после смерти эфирная и животная души оставались связаны… И!       Это был тот самый выход, который он искал. Связь душ начиналась в сердце, а Главу Не ждало искажение ци. То самое, что зарождает тьму в этом самом сердце, меняет природу божественного духа шэнь, естества, что связывает обе души в теле. И если все провернуть правильно, он смог бы заставить эту тьму связать эфирную душу с животной, игнорируя смерть. Правда некоторые проблемы возникали даже с куда менее сильными людьми, чем глава Не. Сдержать сюнши с живой душой было трудно даже с помощью Цзянцзая, а что уж говорить про того, что должен был выйти из Чифэн-цзуня. Правда и тут выход нашелся, сложный и не идеальный, но нашелся. Расчленив тело после смерти, расчленили и привязанную к нему душу, делая ее призыв еще более нереальным. Гуайи из останков, конечно, получились неимоверно сильные, но с ними можно было справиться, в отличии от целикового Чифэнь-цзуня. Сюэ Ян как раз подыскивал места для усмирения этих гуаев, когда на него напали. Он расслабился после того, как узнал, что Сяо Синчэнь остался без глаз и один скитается по свету, а его дружок так и не спустился с горы бессмертной Баошань. Сюэ Ян даже собирался нанести визит Сяо Синчэню сразу после того, как все части не Минцзюэ будут надежно укрыты, но его поймали раньше. И так просто, что становилось смешно. Он угодил в сети божественного плетения, к обычным охотникам за головами. Какая глупость…       И вот теперь… Сюэ Ян хотел было дернуться, но тут же получил предупреждение: — Не шевелись.       Звучание этого голоса обожгло ему уши, натянуло нервы, обострило все чувства. Этот голос преследовал его ночами, приходил в самых диких и кровавых мечтах. Этот голос… Он резко распахнул глаза и, превозмогая боль, бросился в угол занимаемой им кровати. — Ты… — прохрипел он, зазвучав, как скрежет металла по металлу.       Сяо Синчэнь, как ожившее видение, сидел на самом краешке этой самой кровати с повязкой, закрывающей его глаза. Вернее, отсутствие глаз. Даже пребывая в полной своей силе, Сюэ Яну было бы сложно что-то противопоставить Сяо Синчэню, возможно, теперь, когда он слеп, шанс победить его в бою был, но только не в том состоянии, что он находился сейчас. Сейчас он не убил бы и курицы… просто не смог бы поймать! — Говорю же, не шевелись, иначе твои раны раскроются. Не беспокойся, я спас тебя, а значит не собираюсь навредить.       «Спас. Не собираюсь вредить. Спас», — замкнуло ненадолго Сюэ Яна.       Это что же? Этот слепой идиот совсем не узнал его? — Кто ты такой? — спросил он, чтобы не растягивать паузу, вызывая подозрения.       Из темноты к ним выступила вторая фигура. Ее присутствие в комнате Сюэ Ян пропустил. Это было совсем не дело. Видимо измученное тело утратило остроту восприятия. Он был не только бессилен, но и беззащитен. — У тебя что, глаз нету?! Он бродячий заклинатель, который с огромным трудом принёс тебя сюда на своей спине и даже напоил всякими волшебными снадобьями, чтобы спасти от смерти и исцелить, а ты всё равно такой грубый!       На вид девчонка была слепой, ее глаза были белыми, но что-то Сюэ Яна в ней настораживало. Во-первых, двигалась она непринужденно, сколько уж перевидал он калек, просящих подаяний, а слепые обычно все же были осторожны. В руках у девчонки был бамбуковый шест, но она не стучала им, когда подошла. Конечно, могло так статься, что в доме она прекрасно ориентировалась, но тогда зачем шест? Да и в словах Сюэ Яна грубого не было ничего. В лице наверняка было, за лицом он не следил. — Ты слепая? — спросил он, желая проверить свои подозрения по реакции девчонки.       А та устроила такую фирменную истерику, с возмущениями насчет презрения к слепым. Дурень-даочжан принялся успокаивать мелкую заразу, утешать ее. И только после того, как она перестала причитать, а остановилась на бурчании, Сяо Синчэнь вернулся к Сюэ Яну. — Не сиди у стены. Я ещё не обработал рану на твоей ноге. Пересядь ближе.       Сюэ Ян, сохраняя безразличное выражение лица, остался размышлять на прежнем месте. Тогда Сяо Синчэнь добавил: — Если её не залечить как можно быстрее, ты превратишься в калеку.       Решение пришло само собой, разве это было не то, чего он так хотел? Разве это было не его шансом осуществить все то, чего так желало его сердце? — Спасибо за заботу, даочжан.       Если этот простофиля собрался лечить его раны и помогать ему, так отчего же не воспользоваться предоставленным шансом?       Это было его шансом, только вот воспользоваться им никак не удавалось. Он видел не глазами, а иначе как-то, черную табличку, что была специально для него. Он чувствовал вкус лотосового вина, разлитого на землю, и аромат, тот самый, исходящий от поднесенных палочек благовоний. Он ощущал мощнейшую ян, исходящую от пришедшего человека.       Он был тут. Он пришел за ним.       Приходил ли раньше, Вэй Усянь не знал, он раньше не мог вот так ни чувствовать, ни видеть, это удалось ему только достаточно собравшись. И пускай он был еще не цел, но уже хорошо ощущал себя. — Так странно, — голосом, звучащим прямо тут, обжигало, — раньше, чтобы дойти сюда, мне приходилось уничтожить сотню тварей, а сегодня ни одна не вышла ко мне навстречу. Они привыкли ко мне за эти годы, что ли?       «Не привыкли», — просто Вэй Усяня боялись не только люди, но и твари горы Луанцзан, а потому они не посмели бы приблизиться к тому, кого он защищал. А он защищал всеми ошметками своей души и силы.       «Мой, мой, мой!» — он был так счастлив.       «Мой А-Чэн!»       Цзян Чэн сел в позу медитации, устремляя свой взор на восток, и начал читать мантры одну за другой, каждая из которых была для очищения и упокоения души. Заканчивая ту или иную, он воскуривал новые благовония, вставал на колени и отвешивал поклоны. И так до самого рассвета. А Вэй Усяню хотелось буквально обернуться вокруг него, ведь Цзян Чэн приходил к нему, Цзян Чэн приносил ему дары, молился за него, а еще… — Пойдем со мной, Вэй Усянь, я верну тебя домой. Тебе тут нечего делать.       Это было его шансом вернуться в Пристань Лотоса. Вэй Усянь так хотел этого, но не получалось. Он не мог войти в табличку, он был прикован к месту своей гибели все еще утерянными частями своей души. Он хотел, но ничего не получалось. — Я вернусь, — пообещал Цзян Чэн, уходя, — я все еще тебе должен!       У Вэй Усяня впереди были целые месяцы набраться сил, чтобы в следующий раз уж точно покинуть это место.       Первые месяцы их жизни Сюэ Ян откровенно развлекался, изображая из себя буквально любопытного щеночка, не слишком-то далекого, но очень привязчивого. С тех пор, как ему удалось расправиться с кланом Чан, он впервые прибывал в состоянии такого подъема. Сяо Синчэнь был настолько наивным дураком, что любое слово принимал за чистую монету, а уж о его желании помогать всем без разбора вообще речи не шло.       Сюэ Ян помогал латать Сяо Синчэню крышу, а жители города прибегали с жалобами и просьбами. То скот взбесился, то дети по ночам орут, как одержимые. То гуи лютуют, то цзоуши на кладбище встают. И всем поголовно нужны были талисманы.       Слепая девчонка была постоянно недовольна и ругалась из-за этого. Мол, да, конечно, как гуи и яогуаи, так эти люди прибегали к даочжану, а как самим помочь или еще лучше заплатить, так они предлагали то, что самим явно было негодно. То редьку принесут горькую и сплошь червивую, то просо взмокшее. А даочжан и этому был рад. Дурак!       Он никогда и ни за что не брал платы, только подношения и дары.       А ведь рисковал своей жизнью чуть ли ни каждую ночь.       Уж об этом Сюэ Ян позаботился.       Тварей тут теперь будет как раз столько, чтобы даочжану не заскучать.       Город И на счастье Сюэ Яна был как раз таким местом, к которым он привык за последние годы. И даже больше! Отвратительный фэншуй привел здесь к застою иньской ци, а та порождала повышенную влажность и туманы, что по природе своей были близки к призываемым Цзянцзаем. Поэтому никто даже не заметил, что туманы стали гуще и оседали тяжелее. А единственный человек, что мог понять природу происходящего, считал, что тут все закономерно. Застои инь превращались в колодцы, энергия начинала двигаться неправильно, противоестественно. Итог закономерен. А то, что кто-то это все немного усиливает и направляет, ну так сразу и не разберешься. Тут надо быть большим специалистом и знать, что ищешь. Сяо Синчэнь явно не знал.       Лучшего и придумать было невозможно.       Сюэ Ян продолжил свои эксперименты над мертвецами с живыми душами, теперь кроме просто заточения души в мертвом теле. Жители города И и близлежащих деревень были отменным материалом для его практик. Тут он мог спокойно пробовать то, на что раньше не решался. Надо было только учитывать Шуанхуа, который оказался очень чувствительным к мощным всплескам темной энергии.       А еще Сюэ Яну пришло в голову, что можно не только удерживать эфирную душу в мертвом теле, но и вырывать ее из тела живого. Для этого надо было только ослабить божественный дух-шэнь. Без эфирной души живой человек превращался в нечто, практически в ничто. И забавнее это становилось от того, что с помощью темной энергии это нечто подчинялось гораздо-гораздо проще, чем мертвец с привязанной душою.       То-то было развлечение, когда обсмеявшее их с Сяо Синчэнем на улице семейство фермеров ночью лишилось своих душ. Сюэ Ян вырвал их из тел, заключая в бумажные талисманы. А потом остался наблюдать, как на всплеск темной энергии явился Сяо Синчэнь и поступил так, как должно было заклинателю — уничтожил тварей, в которых не осталось янской энергии, а по меридианам разливалась тьма. И слепому идиоту было невдомек, что он убивает живых людей, которых можно было так легко спасти — восстановив в их телах течения ян, вернув их духу-шэнь силы с помощью прижиганий и воскуриваний благовоний.       Сюэ Яну особенно хотелось запятнать Сяо Синчэня, чтобы тот оказался на одной с ним ступени, потерял бы свою глупую святость, как теряли белизну его застиранные одежды. Сюэ Ян считал себя тем, кто должен был приземлить этого блаженного дурака, открыть ему его вырванные глаза, чтобы он понял, что не бывает черного и белого, а все просто грязное! Очень-очень грязное. Чтобы он осознал, что не Сюэ Ян тут зло, а тот, кто сотворил с ним это.       Ведь любого можно сделать таким, как Сюэ Ян, даже самого Сяо Синчэня, которому теперь отводилась роль оружия в его руках. Наказание и урок одновременно. Будет знать, как легко перестать быть невинным.       И пока этого было достаточно для удовлетворения Сюэ Яна.       И хотя в следующий раз покинуть Луаньцзан не получилось снова, однако сил его становилось только больше. — А знаешь, сегодня в библиотеку Пристани привезли «Сад улыбок», его было не легко достать, но чего люди не сделают за деньги. И твой любимый «Лес улыбок» я нашел, все десять цзюаней. Интересно, ты знал, что их так много? Ну может и не знал, но теперь они есть в Пристани Лотоса. Тебе бы понравилось. Поэтому ты обязан вернуться!       Вэй Усянь не знал, он даже не помнил, что хотел всех этих вещей, но теперь вспомнил, и это помогало. Помогало чувствовать себя целым, помогало помнить о том, зачем он все это делает и почему бы ему просто не рассыпаться обратно. — Я отдал тот твой колокольчик Цзинь Лину. Ему восемь, знаешь? Ему уже восемь, Вэй Усянь, и он начал духовные практики. Так что ему положен колокольчик. Я почти было заказал ему новый, но потом решил, что защита от темной энергии для него излишней не будет. Ты, наверное, был бы счастлив и хвастался бы этим через каждые два слова оттого, что твой дурацкий талисман защищает самого важного для нас всех человека. Хотя, я думаю, в Башне Кои меня проклянут, потому что Цзинь Лин не самый усидчивый ребенок, и звенит он теперь буквально при каждом шаге. Это смешно. Он вообще смешной. И не похож на павлина, гораздо больше на мою мать. Хотя, наверное, это тебя бы не обрадовало.       Цзинь Лин! Сын шицзе… Уже был таким большим, что получил свой колокольчик. И его так хотелось увидеть. Хоть на мгновение. Ведь Вэй Усяню так это и не удалось. — Ты снишься мне, Вэй Усянь. Не так, как раньше. Раньше это были кошмары, а теперь… Теперь это больше воспоминания. Ты улыбаешься в моих снах, смеешься, болтаешь без умолку. Достал, если честно. Прекращай! — Цзян Чэн замолчал, а потом шепотом, на грани слышимости, добавил. — Надеюсь это значит, что мои усилия не остаются безрезультатными.       Они старались оба, как могли. Цзян Чэн для Вэй Усяня. А Вэй Усянь для Цзян Чэна. Ведь не возможно было быть ближе, чем они были друг другу. И даже смерть для этой связи не была непреодолимой преградой.       Он и не подозревал, как близко может один человек допустить к себе другого. Чего еще Сяо Синчэнь не разделил с ним за то время, что они прожили вместе? Он вылечил его, поставил Сюэ Яна на ноги, помогал каждый день с травмами и с восстановлением, он снова и снова давал советы по поводу тренировок, заставлял работать над ногой и походкой.       А еще наставлял и учил. Сначала правильной медитации, а потом поделился и методами самосовершенствования. Объяснял, как копить и собирать энергию, исправлял ошибки, подходил ко всему с терпением и пониманием. Раз за разом, день за днем. Раньше никто и никогда так не относился к Сюэ Яну. Раньше никому не было до него дела. — Почки создают пар, внутри которого истинная вода, — мягко пояснял Сяо Синчэнь, направляя свою энергию по меридианам Сюэ Яна, чтобы наглядно подтвердить свои же слова, — следи за ее движением. Водяное колесо движется сквозь телесные воды, поднимаясь и опускаясь, перемещаясь вперед и назад, оно пересекает восемь озер и четыре моря, восходит до самого пика горы Куньлунь, вращается в Желтом дворе. Дракон и тигр пребывают в соитии, а Желтая женщина входит в Желтый двор. И лишь полдня у тебя на то, чтобы собрать капли золотого эликсира. Пары, пройдя свой цикл, должны быть возвращены к нижнему даньтяню. Почувствуй это оседание в себе.       Под чуткими руками с тонкими длинными пальцами, нажимающими на определенные точки его тела, он ощущал течение своей и не своей энергии единым потоком и каждый день капля по капле собирал золотой эликсир. И вот в один ничем не примечательный момент все вдруг преобразилось, собранная капля стала той самой, что замкнула цепочку бесконечных парений и восхождений — он ощутил в себе вращение золотого ядра. — У меня получилось! — Сюэ Ян распахнул глаза, не то в испуге, не то в неверии.       И увидел невероятно красивую улыбку Сяо Синчэня, он был рад. Он был счастлив. Потому что у Сюэ Яна получилось сформировать золотое ядро. — У тебя получилось!       А Сюэ Яну было больно от того, что если бы даочжан знал кого учил, кого касался, кому улыбался, то ничего бы этого не было.       В этот раз все было иначе. С самого начала все виделось и ощущалось иначе. Вэй Усянь был спокоен, он чувствовал себя цельным. Он ощущал себя сильным. Разлитое на землю вино укрепляло его. Воскуренные благовония успокаивали. Мантры дарили силы. Вэй Усянь вошел в табличку, будто бы только тем и занимался каждый день, будто бы ничего более естественного для него не существовало. Хунсыдай-цзунь. Что ж, это было забавно! И ощущалось так приятно. Все лучше, чем Ушансе-цзунь и Старейшина Илина.       А потом, когда Цзян Чэн поднял табличку и забрал с собой, он забрал и Вэй Усяня. Это было так правильно! Так хорошо. Он ощущал, как Луаньцзан отпустила его, как темная энергия, бущующая на ней все сильнее и сильнее, отдалялась от него. С ним творилось что-то непривычное, непонятное, забытое. Он чувствовал умиротворение. Ему было так спокойно. Он мог уснуть, он был там, где ему было место.       С Сюэ Яном творилось что-то непонятное и пугающее! Потому что вместо того, чтобы желать Сяо Синчэню смерти, он желал, чтобы тот навсегда остался с ним. Чтобы все осталось так, как есть. Даже надоедливая Слепышка пускай будет.       Даже похоронный дом.       Даже одна неудобная кровать!       Потому что ему это, кажется, нравилось.       Потому что, кажется, ему именно так и было хорошо.       Спокойно.       И даже сны не мучали. Ни матери, болтающейся в петле, ни дяди с разбитым черепом, ни горящего Куйчжоу, ни залитого кровью поместья Чан. Только Сяо Синчэнь и иногда Слепышка.       Прошло уже три года, он давно был должен закончить эту игру и убить Сяо Синчэня, но не хотел. Совершенно не хотел заканчивать.       Каждый день становилось хуже. Эксперименты над эфирными душами давно сошли на нет, потеряли свою остроту и необходимость. Он занялся изучением яогуаев. Сюэ Яну в его странствиях встретился интересный предмет, и теперь он пытался понять его природу. И благородный даочжан, готовый сразиться с любой тварью, для этого был очень кстати, он упрощал задачу уничтожения отработанного материала. Теперь они охотились на одержимый скот, пробудившиеся деревья, и то и дело оживающие камни, а не вырезали деревни. Сюэ Ян пытался убедить себя, что ему это удобно, что его просто все устраивает, и прекрасно знал, что врет себе.       Город И, постоянно подвергающийся наплывам темной энергии, стал меняться. Болели люди тут теперь еще чаще. А от восставших кладбищ спасал разве что Сяо Синчэнь, обновивший все охранные знаки на кладбищенских воротах и заборе. Сюэ Ян за эти три года окончательно отравил и без того не самое благоприятное место. Еще немного и яогуаям даже не придется помогать появляться. Этот опыт тоже был интересен Сюэ Яну для изучения образования проклятых земель, теперь он больше понимал о Тигриной печати Вэй Усяня, и даже, кажется, наконец-то догадался о том, что именно за гонг попался ему у Гуаньмяо.       Он зачем-то рассказал Сяо Синчэню историю своего знакомства с главой Чан. Не называя имен и не говоря про палец, но рассказал, как будто надеялся, что Сяо Синчэнь его поймет. Возможно не сразу, но позже. Когда-нибудь. Потом.        Сяо Синчэнь понял, но совершенно по-своему, и теперь каждое утро Сюэ Яна ждала конфета. Это было… непривычно. Когда-то Сюэ Яну хотелось, чтобы кто-то клал на его подушку конфету, чтобы кто-то ждал его дома, кто-то был рядом, заботился о нем. Потом он поверил, что это все никому не нужная чушь! Что самые лучшие отношения — это взаимовыгодное сотрудничество, как были между ним и Цзинь Гуанъяо. Ты мне то, а я тебе это. Для такого рода отношений не нужно было никакого доверия, ты точно знал, что от тебя хотели, и точно знал, что хочешь ты сам. И этого было более, чем достаточно. В этом не было ни надежд, ни разочарований.       А теперь из-за дурного Сяо Синчэня Сюэ Ян мучался! Мучился надеждами, которые никогда не сбудутся, мучился желаниями, которые никогда не исполнятся, мучился чувствами, природу которых отрицал! Ему даже понравилось заботиться о других, он отказывался от одеяла, отдавая его Слепышке, следил за качеством покупаемых овощей, одалживал денег из собственных средств, а иногда и просто покупал что-то нужное, говоря, что им это отдали. Так, например, у них появились новый таз и новое ведро. Сяо Синчэнь скорее всего догадывался о его покупках, потому что улыбался и благодарил «хорошего человека», принесшего такой подарок. И Сюэ Яну это нравилось.       Ему нравилась чужая благодарность и чужие похвалы.       Сегодня, вон, даже не смог обмануть этого слепого дурака. Вернее, уже обманул, но потом передумал. Просто смотреть в спину уходящего Сяо Синчэня было неприятно, того ведь на рынке не ждало ничего хорошего, опять ведь попробуют надурить. Нет, конечно, большая часть торговцев знала, что лучше этого не делать, ведь потом разбираться может прийти Сюэ Ян, но всегда находились пройдохи, желающие попытать счастье.       «Я пользуюсь твоею слепотой, только и всего», — признался он, прежде чем забрать корзину и уйти.       Сюэ Ян, по мелочам выдавая себя, не то, чтобы рассчитывал смягчить удар от когда-нибудь вскрывшейся правды, но для себя он оправдание готовил. Ну а что… Он же говорил! Он же предупреждал! А Сяо Синчэнь сам не спрашивал его имени, сам не стал настаивать на правде. Если так подумать, Сюэ Ян ведь и не обманывал его почти! Ну ладно, обманывал, конечно, но ведь Сяо Синчэнь был и рад обманываться на его счет сам.       Возвращался с рынка Сюэ Ян уже в приподнятом настроении, потому что успел слить на торговцев свое раздражение, поголосив и выторговав себе скидки на овощи и прочую снедь. Он шел, еле переставляя ноги, лениво и расслаблено, как раз в тот момент, когда он, потягиваясь, зевнул, впереди раздался холодный голос: — Сюэ Ян!       Словно ведро ледяной воды на голову, реальность нагнала его! Направив обнаженный меч острием в землю, на дорогу вышел не кто иной, как Сун Лань. — Какой редкий гость, даочжан Сун! Решил заглянуть на ужин?       Сунь Лань бросился к нему с мечом, поразительно точный, поразительно быстрый, но и не ожидавший, что со времени их последней встречи Сюэ Ян тоже чему-то обучился. Цзянцзай, мгновенно вылетев из-за рукава, принял удар, а сам Сюэ Ян, отступив на два шага, отставил корзину под дерево. Он в общем-то и не рассчитывал теперь уже домой вернуться, слишком уж даочжан Сун был силен, но если вдруг представится возможность, то стоило позаботиться о сохранности провизии.       На самом деле, когда-то Сун Лань был всего лишь довеском к Сяо Синчэню, он, конечно, сильно не нравился Сюэ Яну, но ничего, кроме желания его убить, не вызывал. Сейчас же Сюэ Ян его ненавидел. И за то, что Сяо Синчэнь отдал ему свои глаза, и за то, что все еще тосковал по нему, но более всего за то, что он был тем, кому под силу разрушить то, что стало дорого Сюэ Яну. — Ах ты, сучий заклинатель! — выругался он. — В кои-то веки мне самому захотелось сходить на рынок, а тут, мать твою, нарисовался ты и испортил мне всё настроение!       Сун Лань атаковал его яростно, но в то же время совершенно не ставя перед собой цели нанести смертельное ранение, было понятно, что ему что-то нужно, и он желает не убить Сюэ Яна, а скорее обезоружить: — Что ты планируешь?! Зачем ты так долго остаешься с Сяо Синчэнем?! — То-то я смотрю, даочжан Сун сражается не в полную силу, — Сюэ Ян рассмеялся, — значит вот что тебя интересует? — Говори! — Сун Лань закричал, еле сдерживая гнев. — С чего вдруг отбросу вроде тебя помогать ему на ночных охотах?       Напитанный яростной ян меч Сун Ланя ярко вспыхнул, на мгновение ослепив Сюэ Яна, и все же ему удалось уйти от удара. К его счастью на щеке остался лишь кровавый порез, а ведь не увернись он, и удар мог бы стать смертельным. Что ж… Это было интересно! Его противник не смог сдержать эмоций. Ярость, боль, отчаяние и ненависть — лучшие чувства для того, чтобы открыть сердце тьме. А у Сюэ Яна действительно был шанс сегодня поужинать дома. Нужно было только получить преимущество, и не в бою, а эмоционально. — Оказывается, даочжан Сун так хорошо меня знает!       Следующий нанесенный удар был еще стремительней и еще яростней, и вот от него Сюэ Ян уже не смог уйти, меч пронзил его плечо насквозь и, вероятно, не желай Сун Лань оставить Сюэ Яна в живых, пронзил бы насквозь его сердце. — Говори! — Ты уверен? Боюсь, как бы эта история не довела тебя до искажения ци, даочжан Сун! Ты и так пышешь гневом и обидой, я чувствую их, так неужели же тебе совсем не страшно? Твое сердце не так уж и чисто, твой контроль не идеален… — Сюэ Ян, я теряю терпение! — Ну так а я о чем? Но раз уж ты так настойчив… Хорошо! Даочжан Сяо, благородный заклинатель, все время сражающийся против зла. Одинокий в целом мире! Слепой! Но несломленный. Нашедший свое призвание в помощи другим. Хорошо, что Шуанхуа так чутко реагирует на всплески темной энергии, не правда ли? Это дало ему возможность выжить, даже потеряв глаза. Он ходил на ночные охоты, убивал яогуайев, усмирял гуев, уничтожал полчища цзоуши и цзянши. И никогда не требовал ничего взамен. Прекрасно, не находишь? А знаешь, что еще прекрасно? Шуанхуа реагирует на любые всплески темной энергии без разбора. Мечу не важно яомо причина всплеска или могуй, цзянши, цзоуши или сюнши, все едино! Главное, чтобы темная энергия текла в теле, ширилась, множилась, расползалась. А ведь если из тела еще живого человека вырвать его эфирную душу, отравив его дух, результат будет тот же… — Нет! — тряхнул головой Сун Лань, останавливаясь. — Да, даочжан Сун. Тело без души, как марионетка, знай приказывай куда ей податься, если в руках у тебя темный артефакт. А Шуанхуа все едино, он не отличает живых от мертвых, только темную энергию от светлой! И в этой местности такие специфичные туманы, они сродни Цзянцзаю, его среди них и не отследить. Представляешь? Мне так повезло, просто невероятно повезло! Он думал, что уничтожает орды мертвецов, а сам убивал живых людей, что очнулись бы в мгновение ока, стоило только восстановить баланс энергии в их телах! — Ты обманул его! — руки даочжана затряслись, а вместе с ними и острие клинка. — Ты животное… хуже животного!       Сюэ Ян расхохотался. — Даочжан Сун, иногда мне кажется, что воспитанные люди вроде тебя постоянно плошают, пытаясь оскорбить кого-то, и снова, и снова повторяют одни и те же фразы. Никакого творческого подхода, да и не обидно совсем. Я в последний раз бранился этими двумя словами лет в семь.       Гнев Сун Ланя достиг предела, а вместе с ним предела достиг и его внутренний огонь. Даочжан Сун вновь сделал выпад, на этот раз направив меч в горло Сюэ Яна. Фусюэ сиял, как полуденное солнце в безоблачный день, ослепляя своим светом. — Ты вероломно одурачил его, воспользовавшись слепотой! — Воспользовавшись, говоришь? Тебе ли говорить мне об этом? — Сюэ Ян вновь ушел от удара, собирая силы, готовясь к тому, чтобы ударить самому.       Сун Лань поддавался на провокации, от слов Сюэ Яна он явственно вздрогнул. Ну, что ж, теперь от гнева можно переходить к сомнениям и страху. — Разве ты сам не воспользовался им? Разве не сам предал вашу дружбу? Даочжан Сун, тебе и впрямь нужно напомнить слова, сказанные тобой Сяо Синчэню после того, как я стер с лица земли храм Байсюэ? Когда он так тревожился за тебя и страстно желал помочь, с каким лицом ты встретился с ним? Какую фразу ты произнёс?       Сун Лань остановился и, видимо, уже совсем не потеряв связь с реальностью, попытался что-то объяснить: — Я! Тогда я… Но Сюэ Ян резко оборвал его: — Тогда ты был в ярости? Страдал от боли? Оплакивал погибших? Не знал, как выместить свой гнев, и поэтому излил всё на Сяо Синчэня? Должен признать, я вырезал весь твой храм только из-за него. И простительно, что ты решил сорвать злость на своём друге. Ведь это то, чего я добивался.       Каждое слово било точно в цель, он видел и даже чувствовал, как обида и страх переполняют Сун Ланя, как сомнения разъедают его. Это отражалось и на его фехтовании и в его энергии, теперь уже преимущество было на стороне Сюэ Яна, только вот сам Сун Лань этого так и не понял, блуждая мыслями где-то в своем сознании. — Итак! Кто же всё-таки сказал: «Отныне и впредь нам незачем больше встречаться»? Неужели не ты, даочжан Сун? Он повиновался твоему приказу и исчез. После того, как вырвал свои глаза для тебя.       Голос Сун Ланя дрожал, с лица сошли все краски, а по бледным щекам потекли слезы. К превеликому наслаждению Сюэ Яна. — Он сам рассказал тебе об этом? — Рассказал! Или ты думал, что ты единственный, кому он доверят свои мысли и переживания? Ну уж нет! Когда он ушел, ты потерял его. А я подобрал. Так зачем же ты сейчас прибежал? Не думаешь, что тем самым поставил всех в неловкое положение? А ты как считаешь, даочжан Сяо Синчэнь? — Сюэ Ян кивнул куда-то за его спину.       Сун Лань резко развернулся, как ребенок купился на такую глупую подначку. Но, когда понял это, было уже поздно. Цзянцзай дождался своего часа. Холодно поймав отблеск света острием темного лезвия, меч рассек воздух полукругом снизу вверх, направляя между лопаток Сун Ланя поток темной энергии невероятной силы. Он бил в шэнь-дао — это был самый прямой путь к сердцу. Самый прямой путь к эфирному духу. И удар пришелся как нельзя точно. Речами Сюэ Яна и собственными мыслями потревоженный дух Сун Ланя оказался беззащитен перед такой атакой. Пламя гнева, пламя горя, отчаяние, сомнения, желания — все вместе и так бушевало в этом сердце, а теперь туда хлынула еще и темная энергия. Пламя Сун Ланя и влажность Цзянцзая столкнулись, но не уничтожили друг друга, а породили пар — собственную тьму Сун Ланя.       Удар сердца, еще один, еще… с каждым из них тьма внутри его сердца множилась и разрасталась, потоком выплескиваясь по меридианам, сталкиваясь с духовными силами золотого ядра. И в тот самый момент, когда Сун Ланя должно было настигнуть искажение ци, Сюэ Ян сложил пальцы в печать, отчего душу благородного даочжана вырвало из его тела. А вместе с ней стали испаряться и духовные силы, их место бурным потоком занимала темная энергия, заставляя тело заклинателя корчиться в муках. До этого Сюэ Ян никогда не наблюдал за тем, как его техника влияет на заклинателей, с простыми смертными все было просто, но Сун Лань, конечно, простым не был. Его дергало, как куклу на ниточках в руках плохого мастера. И все же тело без души не может ничего. А душа даочжана, растерянная и наверняка пытающаяся вернуться в тело, была сейчас где-то рядом.       Сюэ Ян обошел Сун Ланя и отвесил ему щелбан, после с помощью Цзянцзая приказывая встать на колени. Наполненное темной энергией тело слушалось беспрекословно. Как же ему везло!       От переполняющего его восторга тело Сюэ Яна сотрясало дрожью, было так же сладко, как в тот момент, когда он лишил Сун Ланя глаз. Нет! Даже еще слаще. Тогда этот высокомерный даос был не более чем средством для того, чтобы достать Сяо Синчэня. А сейчас… Сейчас он был последним препятствием. И, когда он умрет, Сюэ Ян победит!       Правда времени оставалось не так уж и много, Сюэ Ян вонзил Цзянцзай в землю и достал из-за пояса кинжал. С его помощью он когда-то лишил всех монахов храма Байсюэ глаз, теперь настало время отрезать Сун Ланю язык. Больше он ему не пригодится.       Сюэ Ян как раз закончил, когда ощутил сильный источник янской энергии. Шуанхуа, как всегда, не подвел. Цзянцзай в одно мгновение оказался в руках своего создателя, задавая для истекающего кровью тела Сун Ланя траекторию. Со стороны все это несомненно выглядело будто бы безмозглая темная тварь преследует Сюэ Яна. Цзянцзай исчез в рукаве как раз, когда все вокруг озарилось серебряным светом. Острие Шуанхуа с легкостью вошло в тело Сун Ланя прямо в самое сосредоточение тьмы, мощью духовных сил Сяо Синчэня очищая зараженное темной энергией сердце, возвращая эфирному духу его истинную природу. И в то же мгновение в тело Сун Ланя вернулась и его душа.       Обретший сознание Сун Лань посмотрел вниз на Шуанхуа, пронзивший его сердце, а затем неспешно поднял голову. Он увидел Сяо Синчэня, со спокойным лицом сжимающего свой меч. Сун Лань попытался что-то сказать, но из горла вылетали только булькающие и хрипящие звуки, рот был полон крови. Жизнь угасала в нем. — Ты здесь? — чуть нахмурившись, спросил Сяо Синчэнь. — Я-то тут, — усмехнулся Сюэ Ян, победно глядя на Сун Ланя. — А ты почему здесь?       Сяо Синчэнь извлек Шуанхуа из тела своего друга и вложил обратно в ножны. — Шуанхуа среагировал на всплеск темной энергии. Я решил проверить, что случилось, — озадаченно ответил заклинатель, — и застал вас. Почему ты не убежал? Зачем связался с такой мощной тварью? — Я сначала подумал, что он обычный цзоуши, разве что свежий совсем. — Но если судить по темной энергии, что пришлось развеять, он как минимум цзянши. И вполне мог переродиться в сюнши. Тебе следовало позвать меня. — Не сердись, я просто растерялся. — Не извиняйся, ты не виноват. Я испугался за тебя. Мы так давно не встречали в окрестностях ходячих мертвецов, к тому же бродящих в одиночку. Наверное, он откуда-то пришёл? Возможно, его убили в пути, и он, переполненный гневом и обидой, поднялся сразу, не выжидая прошествия семи дней. — Ты прав, в конце концов вчера было полнолуние, и энергия луны вероятно напитала его. — Да, скорее всего. Что же! Нам нужно его похоронить, чтобы больше он не встал. — Погоди, даочжан. Давай это сделаю я вечерком? После ужина, а то так хочется есть. — Ты уверен?! Что-то ты сегодня сам не свой… — Я благодарен тебе за свое спасение! — Сюэ Ян схватил корзинку и передал ее Сяо Синчэню. — Так что пошли ужинать, а потом я разберусь с этим телом. — Как скажешь, — улыбнулся Сяо Синчэнь и, забрав у Сюэ Яна овощи, направился в сторону похоронного дома. — До скорого, — прошептал уже мертвому Сун Ланю Сюэ Ян, — мы с тобой еще не закончили. Все самое интересное впереди.       Чтобы ни ждало его впереди, но теперь он наконец-то смог бы пойти туда. В смысле вперед. Но не прямо сейчас. Позже. Когда он сможет идти не один. Боли больше не было, ничего не мучило его. Был только покой. Темная древесина, любимые ароматы, дорогой сердцу голос. Наверное он мог бы уйти и сейчас, но этот голос все равно дозвался бы, так зачем уходить и возвращаться, когда можно дождаться и уйти вместе? А вокруг было так хорошо — запах цветущих лотосов, жужжание стрекоз, плеск воды, слепящее солнце. Вэй Усянь был дома. Вэй Усянь был там, где всегда хотел. Теперь он мог отдохнуть перед самым длинным для них с Цзян Чэном путешествием, в которое они отправятся вместе, потому что только так и было правильно.       Сюэ Ян даже не сразу понял, что произошло, просто внутренности его в одно мгновение полоснуло острой болью. К боли он привычен был, а потому даже не дернулся, но корзину от неожиданности все же выронил. По полу покатились принесенные им припасы, а до него начало доходить, что его проткнули мечом. И не просто мечом. Из его живота торчал Шуанхуа.       Что ж… Ну вот и конец всему! А ведь он только понадеялся на то, что со смертью Сун Ланя этот конец перестал быть обязательным.       Разочарование захлестнуло Сюэ Яна.       А еще обида.       Это что же, вот так запросто мечом в живот? Без вопросов, без сомнений, без сожаления? — Было забавно? — холодно спросил Сяо Синчэнь.       И это тоже задело Сюэ Яна. Сяо Синчэнь пытался удержать безразличие, сделать вид, что Сюэ Ян для него ничего не значит, хотел спрятать свои эмоции… А ведь они все принадлежали Сюэ Яну, так какого же хера его их лишали?       Он откусил кусок яблока и, прежде чем ответить, прожевал и проглотил его, выражая тем самым то же презрение, что продемонстрировал ему Сяо Синчэнь своей холодностью. — Забавно. А как же иначе, — Сюэ Ян заговорил своим обычным голосом, и его звучание было непривычно даже для него самого.       Но Сяо Синчэнь даже не дрогнул, зато спросил: — Чего ты добиваешься? Зачем оставался со мной все эти годы? — Кто знает. Может быть, я просто разгонял тоску, — все с той же злой иронией ответил Сюэ Ян.       За что и получил. Резким движением Сяо Синчэнь вытащил из него меч и замахнулся на следующий удар. — Даочжан Сяо Синчэнь, а я ведь так и не закончил свою историю. Ты не желаешь узнать продолжение? — заговорил Сюэ Ян, и удар повис в воздухе. — Нет, — отрезал Сяо Синчэнь, однако же голову вперед склонил, да и меч так и остался неподвижным. — А я всё равно расскажу. И если, услышав конец, ты по-прежнему будешь считать меня виноватым, то поступай, как тебе угодно.       Сюэ Ян, прикрыв рукой свою рану на животе, сдавил ее так, чтобы хотя бы слегка остановить кровотечение, заодно живописуя Сяо Синчэню о своей встрече с Чан Цыанем, про собственную боль, про свое отчаяние. Наверное, впервые в жизни он говорил об этом так открыто. Наверное, впервые в жизни ему действительно было не все равно, что о нем подумают после. — Даочжан Сяо Синчэнь, тогда, пленив и притащив меня в Башню Золотого Карпа, ты так убедительно и обоснованно излагал свои мысли, говорил строго по форме и справедливо по содержанию! Ты обличал меня и вопрошал, почему я вырезал целый клан из-за каких-то мелких склок. Как думаешь, может быть, всё случилось из-за этого?! А сегодняшний Сюэ Ян — поклон от Чан Цыаня тогдашнего! — Хорошо, — все так же холодно и отстраненно проговорил Сяо Синчэнь, — Чан Цыань лишил тебя пальца, и ты жаждал мести. Хорошо, это можно понять. Но ты бы мог лишить его пальца в ответ. Или если же он настолько обидел тебя, то ты мог бы лишить его целых двух или даже всех десяти пальцев! Да отруби ты ему руку хоть по самое плечо, и то ладно! Но зачем тебе понадобилось убивать всю его семью? — Ты серьезно не понимаешь? — Сюэ Ян рассмеялся. — Лишить его пальца, да? Даочжан, ты считаешь это равноценной платой? Правда? Чего бы лишился Чан Цыань, лишившись пальца? Испытал бы боль?! Ну да, испытал бы. Но он заклинатель, для него такая травма ничего не значит, даже кровью особенно бы не истек. Да отруби я ему всю руку по самое плечо, это все равно не было бы равнозначной платой. Он должен был страдать, он должен был чувствовать себя жалким и ничтожным, раздавленным, смешанным с грязью, потерявшим все… — Но ведь ты заставил страдать людей, которые тебе ничего не сделали. Один твой палец стоил пятидесяти жизней? — Для меня безусловно стоил, это был мой палец, моя боль, и не тебе оценивать, как много это значило для меня. Я ослепил твоего друга, не так ли? Ну так ослепи моего и забудь! — Это не одно и тоже! — Отчего же? Потому что мой друг значит для меня меньше, чем твой для тебя? Так все-таки платить нужно не тем же самым, а по справедливости? — Какая справедливость?! Ты втянул в ваши разборки невинных людей! Ты убил ни в чем неповинных людей. — Чан Цыань использовал мои слабости, а я его. Этим людям не повезло быть дорогими для него! В этом точно нет моей вины, их смерти на его совести, не нужно было меня трогать. А для тех людей я стал просто непредвиденным несчастьем. Случайным бедствием. Такое случается.       Сяо Синчэнь потряс головой, буквально физически отрицая услышанное. — Так же как и для даочжана Сун Цзычэня и послушников храма Байсюэ? — Конечно. Всему этому причина ты! Ты влез в это дело, помешал мне, вступился за этих отбросов из клана Чан! Как, ты думал, я поступлю? Ты ничего не знаешь об этом мире, ты ничего не понимаешь. Считал, что защищаешь Чан Пина, и как? Кого он обвинил в конце концов? Или, может, твой пресвятой дружок Сун Лань был добр с тобой? Нет?! Он ведь тоже посчитал тебя во всем виноватым. — Ты… ты… — Что я, даочжан Сяо Синчэнь? Ну, что? Я не прав? Так ну скажи же мне, если бы не твоя глупая уверенность в своей правоте, разве это все случилось бы? Разве мы были бы там, где мы есть? Ты решил, что я не имел права убить членов клана Чан, и за тебя расплатились послушники Байсюэ и твой драгоценный Сун Лань. Но ты и тут пошел наперекор, не так ли? — Что ты имеешь в виду? — Ты сам вырвал свои глаза, сам себя ослепил, сам ушел в одиночестве, сам подобрал бродягу и даже имени его не спросил, не так ли? Ну так чего же теперь винишь меня? Быть может, тебе стоило остаться на своей горе и никогда не покидать ее, и тогда всем было бы гораздо лучше? — Сюэ Ян… ты действительно… отвратителен до тошноты, — холода в голосе больше не было, было пренебрежение и разочарование. — Отвратителен? Ну, что ж… возможно. Только, думаешь, ты лучше? Скажи-ка мне, не ты ли обучал меня, а? Не ты ли сделал сильнее? Неужто думаешь, что без тебя я смог бы достичь тех высот, на которых сейчас нахожусь. Я знаю, ты не можешь видеть, но ведь ты чувствуешь, что за то время, что мы тут живем, обстановка на землях вокруг города И становится только хуже. Темных тварей все больше, темной энергии все больше… — Это все же твоих рук дело? — Наших, Сяо Синчэнь, наших. Не преуменьшай своих заслуг! Это ведь ты спас меня и принес сюда. Не вмешайся ты со своей глупой помощью, со своей дурной добродетельностью, и ничего бы этого не было. Ты не представляешь сколько вреда наносишь каждым своим действием. Каждый раз хочешь сделать как лучше, а выходит то у тебя совсем иначе! Думаешь, сияешь ярче солнца, но на самом деле ты не лучше меня, и вина твоя не меньше моей. Просто ты об этом и не знаешь.       Сяо Синчэнь наконец-то опустил меч, выпрямившись в полный рост и тяжело вздохнув, как будто решившись прыгнуть в ледяную воду, спросил: — Чего еще я не знаю?       Сюэ Ян расценил опущенный меч, как слабость. Он предвкушал свою победу, и это чувство его пьянило, кровь бурлила в венах, внутри все дрожало. Ему казалось, что Сяо Синчэнь, поняв, какую роль исполнил, просто сдастся. Такой, запятнавший себя кровью, он больше никому, кроме Сюэ Яна будет не нужен. Ему больше некуда будет пойти, потому что, куда бы он ни ушел, Сюэ Ян найдет его. — В последнее время мы не охотились на цзоуши, так? Но всего пару лет назад мы почти каждую ночь истребляли кучку-другую, помнишь? — Помню… Так ты учился поднимать мертвецов? — Ошибаешься, Сяо Синчэнь. Я научился их поднимать еще в тринадцать и успешно зарабатывал себе на жизнь, поднимая кладбища, а потом упокаивая их. А тут… Знаешь, я изучал связь эфирного духа с эфирной душой. И в процессе отыскал способ, как похитить душу у живого человека. Для этого всего-то надо отравить эфирный дух темной энергией. А потом одна печать и… — Омерзительно… — Точно. Тело без души — марионетка, по меридианам которой течет темная энергия. Причем с такой силой… Даже Шуанхуа реагировал на это.       Сяо Синчэнь содрогнулся всем телом. — Они были живы? — Да, были и даже могли быть спасены, не вмешайся ты!       Все это время кровь, сочившаяся из глаз Сяо Синчэня, пропитывала повязку, и наконец настал момент, когда та больше не смогла впитывать ее. Красными ручейками кровь полилась по бледному лицу, похожая на дорожки слез. — Ты обманул меня. — Обманул и не раз. — Так отчего же прекратил? Наскучило? — И да, и нет. Просто меня заняло другое исследование. Город И оказался прекрасным полигоном, три года опытов, и ровно никакой реакции от Орденов и кланов заклинателей. Еще немного и тут будет моя собственная Луанцзан. Я отгорожу нас от всего мира, скрою за такими печатями, что не снились Старейшине Илина. Благодаря изучению яогуаев я понял, как создать артефакт, подобный Тигриной Печати Тьмы. Сяо Синчэнь! Останься здесь со мной, и никто больше не пострадает. — Остаться с тобой? — Да! Давай останемся здесь, в городе И. Ты все равно больше никому не нужен, никто тебя не ждет и никто не ищет, даже твой проклятый друг и тот больше не придет. Все кончено! — Цзычэнь? С чего ты… — Ты убил его! — Что ты такое говоришь, Сюэ Ян? — Сяо Синчэня зашатало. — Это ложь! Ты хочешь окончательно смутить мой разум! — Кто бы мог подумать, что ты примешь за чистую монету мою ложь, но поставишь под сомнение слова правды? Ну раз не веришь, — Сюэ Ян извлек из рукава длинный меч и бросил его к ногам Сяо Синчэня, — проверь.       Сяо Синчэнь присел и протянул руку к мечу, он не стал поднимать его, а просто прикоснулся к рукояти. Конечно же, он не мог не узнать Фусюэ. Шуанхуа выпал из его рук, с глухим звуком ударившись о землю. — Тот самый цзянши вчера на дороге. Это был он, ты пронзил его сердце мечом, не задумываясь. Возможно, будь ты не так уверен в себе, будь ты чуть более внимателен, не доверяй так тому, кто шепчет в твои уши, ты смог бы спасти своего друга. Но… Ты, как всегда, не стал ни в чем разбираться, и вот результат. Сун Лань был убит тобой, и умер он в сознании, понимая, кто убил его.       Сяо Синчэнь сел прямо на землю, его ханьфу и без того было испачкано кровью, которая все сочилась из его глаз, стекала по лицу, чтобы расцвести причудливыми яркими цветами на белоснежном вороте. Он было прикрыл лицо ладонями, но спустя мгновение оторвал их, будто убоявшись из-за того, что испачкается в собственной крови. Закинув голову чуть вверх, словно обращаясь к небу, Сяо Синчэнь что-то зашептал одними губами. Его руки безвольно повисли вдоль тела, красные от крови ладони лежали на земле по бокам. Сяо Синчэнь был разбит и раздавлен, сломлен духовно и морально. Все, что он мог, это сидеть на земле, слегка пошатываясь, будто бумажная кукла на ветру. — Ты чудовище, Сюэ Ян, — слабым голосом проговорил он. — Не большее, чем ты. Только вот я, в отличии от тебя, осознаю свою опасность, а ты лжешь себе прежде всего.       Сяо Синчэнь повесил голову, как будто окончательно сдаваясь. Сюэ Яну бы ощутить вкус победы, радоваться бы, но ему было плохо. Совсем плохо. — Ты будто богомол, вознамерившийся остановить телегу. Захотел спасти мир? Смешно. Ты даже себя спасти не можешь! Зато я смогу, Сяо Синчэнь. Рядом со мной никто не причинит тебе вреда, а если ты не будешь напрашиваться, то и я не причиню. И у тебя нет выбора. Куда бы ты не пошел, за тобой будут следовать бедствия и несчастия, где бы не остановился, туда придет смерть. Только рядом со мной ты не причинишь никому вреда, только так сможешь жить… — Прошу тебя… — это звучало, как мольба, — просто отпусти меня… позволь уйти… — Отпустить? Ну уж нет, Сяо Синчэнь! Мы слишком сильно связаны. Ты причина моих поступков, я — твоих. Ты виноват в том же, в чем и я виноват, а я в том, в чем и ты. Я твоя ответственность, и твое наказание я. Так прими же то, к чему тебя привел твой путь!       Договорить Сюэ Ян не успел, серебряным светом Шуанхуа затопило все вокруг, свет как будто бы взорвался и заполнил собою все. От него пришлось не просто зажмуриться, но и спрятать лицо в сгибе собственной руки, иначе казалось, что этим светом выжжет глаза. Один вздох спустя Сюэ Ян все же рискнул отстранить руку от глаз, а затем, сморгнув, смог наконец-то видеть. Только вот то, что он видел, было страшнейшим из всего того, что он пережил за свои недолгие, но насыщенные годы. Прямо на земле кулем лежал Сяо Синчэнь, а из его разрубленной шеи толчками выливалась кровь.       Время замерло, Сюэ Ян наблюдал, как испачканные в крови и грязи пальцы Сяо Синчэня последний раз вздрогнули, явно отмечая момент пришедшего забвения, а потом и пульсация крови сменилась истечением от того, что остановилось сердце.       Сюэ Ян просто смотрел, а Сяо Синчэнь просто умер.        Для Сюэ Яна остановилось время, стихли звуки и пропали все ощущения. Он стоял и моргал, даже не понимая, что делает, вдыхал и выдыхал по привычке. Но ничего не понимал. Он все ждал и ждал, что картинка перед глазами изменится, что вот сейчас Сяо Синчэнь пошевелится или что-нибудь скажет. Что кровь остановится, что все закончится. Но ничего не происходило, только туман редел и расступался, только темная энергия растворялась, сдавая занятые ею позиции.       Яркий солнечный луч коснулся лежащего на земле тела, освещая безобразную картину. Сюэ Ян вздрогнул, и реальность навалилась на него всей своей тяжестью.       Снова! В который раз! Сюэ Ян потерял все. Боль была такой, что даже раздробленные кости отступали перед этим новым испытываемым чувством.       Сюэ Ян осторожно подошел к телу, присел рядом, проверил дыхание, а затем и пульс. Ничего. Конечно, ничего! Сорваться в крик и безумие не давало только то, что у него все еще был выход.       Он поднял тело с земли, осторожно, будто бы боясь причинить еще большую боль то ли Сяо Синчэню, то ли самому себе, перенес его в дом. Уложив Сяо Синчэня на верстак, Сюэ Ян принес таз с водой и принялся омывать тело. Лицо, руки, рану на шее. Крови было столько, что воду пришлось менять несколько раз. Да и одежда была испорчена, а потому Сюэ Ян решил переодеть Сяо Синчэня. Он помнил, как это делается, с самого детства, так что действовал скорее уж по памяти, нежели осознавая каждое из своих действий. Сюэ Ян даже испачканные пряди волос Сяо Синчэня от крови отмыл. Когда тело стало выглядеть прилично и даже привычно, если бы не бледность кожи и белесость губ, пришло время талисманов. Один за другим они ложились вокруг тела Сяо Синчэня, складываясь в сложные вязи знаков и печатей. Только вот по окончанию ровно ничего не произошло. Знаки не активировались, печати не работали, поле не замыкалось.       Сюэ Ян повторил все действия по второму кругу. И снова ничего. Он схватился за Цзянцзай, но и тот оказался бесполезным. Темную энергию не удавалось даже собрать, она рассеивалась моментально.       С чего бы это? Сюэ Ян даже не представлял, как такое вообще возможно. Он расхаживал возле верстака, на котором лежало тело Сяо Синчэня.       В благословенных землях действительно даже темная ци начинает течь правильно, переставая тем самым быть вредоносной, но тут-то даже фэн-шуй, и тот был испорчен. Исправить такое мог разве что воздвигнутый в этом месте храм, или если бы сюда ступил бы благословенный зверь, или…       Самопожертвование!       Сюэ Ян бросился во двор, прекрасно понимая, что все было ровно тем, чем казалось, что Сяо Синчэнь не просто совершил самоубийство. Он пожертвовал собой, своей жизнью, своим посмертием, всем! И ради чего? Ради того, чтобы остановить Сюэ Яна? Или ради того, чтобы от него сбежать?       Сюэ Ян не собирался допускать ни первого, ни второго.       Во дворе на месте, где сидел Сяо Синчэнь, нашелся знак гу. Как будто что-то можно было исправить. Как будто Сюэ Ян позволил бы ему хоть что-то исправить. Он больше уже не был маленьким мальчиком, который будет сидеть у гроба своей матери, теперь в его силах не позволять умирать тем, кто ему дорог. Сюэ Ян стер знак немедленно, а потом схватился за окровавленный Шуанхуа. Гнев затопил его сердце. — Сяо Синчэнь! — закричал он. — Я знаю, что ты здесь! Ты сам привязал себя к этому месту навечно! И я знаю, что ты можешь меня слышать… За то, что ты сделал это, истреблю в городе И всех до единого и обращу их в живых мертвецов. И это все будет только на твоей совести. Я своими собственными руками задушу слепышку А-Цин и брошу её труп на пустыре на растерзание диким псам, чтобы разорвали её на клочки. Тебе лучше вернуться сейчас же!       Ответа не было! Ничего не было.       Сюэ Ян вскинул Шуанхуа и обрушил его на все, что попадалось его взгляду. Сначала на дворовый верстак, позже на ворота, когда он шагнул за них, казалось в нем уже не оставалось ничего человеческого — шторм в темном океане, не больше и не меньше.       Где-то звенел юньмэнский колокольчик, кто-то звал его по имени, кто-то, кто не был Цзян Чэном, но колокольчик был в его руке, и потому не прийти не было никакой возможности. Красным светом горело поле, но колокольчик звенел, и это было невозможно слушать, он потянулся за ним рукой…       Неимоверным усилием Вэй Усянь резко отдернул руку от груди Сюэ Яна, разрывая связь и тут же откатываясь назад, зная, что удар непременно последует.       Теперь его ничего не могло остановить. Все, что ему было нужно, он увидел!