Больны и голодны

      Неимоверным усилием Вэй Усянь резко отдернул руку от груди Сюэ Яна, разрывая связь, и тут же откатился назад, зная, что удар непременно последует.       Сюэ Ян не разочаровал — ударил молниеносно, со всей ожесточенностью человека, чьи ожидания и надежды были обмануты. Правда в ход пошел не Цзянцзай, как ожидал Вэй Усянь, а Шуанхуа, чьим серебряным светом затопило двор.       Это даже к лучшему!       Сюэ Ян был достаточно непредсказуем, все же его реакции были далеки от нормальности, но тут он реагировал, как самый обычный человек. Способ, на который он уже было понадеялся, для него оказался бесполезным, а боль от вновь пережитых воспоминаний сейчас наверняка делала его уязвимым, и он схватился за то единственное, что ему было дорого, что все еще связывало его с Сяо Синчэнем. — Ты совсем позабыл о совести, Сюэ Ян? Используешь Шуанхуа после всего того, что натворил? Это не твой меч, он никогда не принадлежал тебе и никогда принадлежать не станет, — с издевкой укорил его Вэй Усянь.       «Глупый Сюэ Ян!»       Используй он сейчас темную энергию, и Вэй Усяню пришлось бы заткнуться и играть на флейте, защищаясь. Но Сюэ Ян взялся за меч, а значит болтать Вэй Усянь мог сколько угодно. — Старший Вэй, как я погляжу, совсем не желает проявить ко мне снисхождение? — рассмеялся Сюэ Ян. — Так может и мне не следует быть снисходительным к нему? В конце концов мне нужно лишь не убивать его, и то если в нем есть хоть какой-то прок для моих целей.       Он вновь нападал стремительно, Шуанхуа сиял в его руках, как будто для него был создан, как будто никогда и не менял хозяина. Вэй Усянь отступал. Все же их ритуал послужил ему на пользу. Физически он отдохнул, а морально… Морально теперь его не могло бы сломить ничего на этом свете.       «Цзян Чэн!» — билось в мыслях в одном ритме с сердцем в груди. — Целей? Что ж… Если ты еще не понял, так я скажу — тебе ни за что не собрать душу Сяо Синчэня воедино. Разве есть для него смысл возвращаться? Он ведь просил тебя его отпустить. Ты же, тем не менее, всеми силами пытаешься его вернуть. Зачем? Хочешь продолжить играть с ним в свои игры, изображая счастливую жизнь? — Играть в игры? — Сюэ Ян сплюнул под ноги, его недавний смех как ветром сдуло. — В игры? Да чтоб тебя в посмертии гуйваны драли, Вэй Усянь, как портовую шлюху. Кто тут говорит о играх? — А иначе зачем же тебе его душа? Ты привязан к нему и расстаться не можешь!       Безусловно, будучи весьма хитрым и достаточно проницательным по своей природе человеком, Сюэ Ян не мог не понимать, чего добивается Вэй Усянь — вывести из равновесия и довести до потери контроля, тем самым окончательно толкнув во тьму. Сформировав золотое ядро, Сюэ Ян, обращающийся к темной энергии, оказался на тонком льду. Для него теперь подобный срыв вполне мог окончиться искажением ци, а значит достаточно быстрой и мучительной смертью. И все же он не мог не отвечать, именно потому, что это его действительно задевало. — Я хочу преобразить его в сюнши, запереть его душу в его мертвом теле! Он же всегда стремился быть добродетельным и высоконравственным человеком, верно? Так вот, я заставлю его страдать, чтобы он во веки вечные не обрел покоя! Вот это будет достаточной ему местью!       Увернувшись от очередной атаки, Вэй Усянь усмехнулся. — Хочешь чтобы он страдал? Хочешь отмстить ему? А к чему тогда была смерть Чан Пина? — Почему я убил Чан Пина? Неужели тебе и впрямь нужно спрашивать об этом, Старейшина Илина? А я ведь уже говорил! Я говорил, что вырежу весь Юэян Чан и не пощажу и собаки! — Что ж, причина то весьма подходящая, но ведь ты лжешь. Ты не просто убил Чан Пина, ты выбрал линчи — пытку, олицетворяющую наказание, кару. И сделал это Шуанхуа, отомстив Чан Пину за то, что тот отказался от своих претензий, тем самым подставив Сяо Синчэня. Ты не мстил Сяо Синчэню, ты мстил за него. И причина тебе прекрасно известна.       До этого момента рьяно нападающий Сюэ Ян вдруг замер, его лицо застыло, взгляд стал тяжелым, почти невыносимым. Он открыл рот, но говорил, как будто совершенно иной человек: — И что же мне так прекрасно известно?! — Если ты действительно вершил возмездие за Сяо Синчэня, то тебе следовало казнить самого себя! Его смерть — твоя вина! Ты сам уничтожил того, кого любил, Сюэ Ян. — Любовь — бесполезное чувство, старший Вэй. Таким как я оно не нужно. Любовью сыт не будешь, она только причиняет боль. Он нужен мне не ради этой твоей любви, я хочу причинить ему столько же боли, сколько он причинил мне!       Сюэ Ян, как будто бы был предельно откровенным, как будто бы то, что он сейчас говорил, было тем, о чем он все время думал. — Хорошая попытка, Сюэ Ян! Но я видел твои воспоминания… Ты не помнишь лица матери, она улыбается тебе его улыбкой. Образ дяди из твоих воспоминаний тоже ведь слился с Сяо Синчэнем — его фигура, его белые одежды, его пальцы в собственной крови. Много ли бродячих заклинателей ему подобны? Уж твой дядя явно был не из таких, и поэтому ты не хочешь его помнить, а помнишь только о Сяо Синчэне!       Сюэ Ян скривился. — И в чем смысл? Только больно, вот и все. А Сяо Синчэнь просто оставил меня. Он ведь знал, что будет дальше, знал, что я начну творить, и все равно… Даже о Слепышке своей не подумал. Бросил всех нас и ушел. Вот так просто. Одним мгновением…       В этот самый момент Сюэ Яну прилетело что-то в голову. Как будто мелкий камушек, ударив, отскочил от его головы. А за ним еще один и еще один. — Надо было все же скормить твое тело собакам, Слепышка. Разорвать твою душу на части и хранить в мешочке, как твоего драгоценного даочжана, — взревел Сюэ Ян, резко отправляя Шуанхуа в атаку.       Однако меч вернулся, а в Сюэ Яна полетел новый снаряд. — Прекрати! — орал Сюэ Ян, посылая меч во все стороны.       Вэй Усянь, воспользовавшись переполохом, вызванным гуем девчонки, и собрав все свои духовные силы, атаковал, как раз когда тот в очередной раз отправил Шуанхуа в полет. Одновременно произошло сразу несколько вещей. Со свистом Шуанхуа все же зацепил А-Цин, и та протяжно и совершенно не по-человечески закричала. Этот крик был больше похож на свист, и от него заложило уши. А-Цин не имела материального тела, но силы ее духу хватало на почти физическое воплощение, сейчас же она буквально на глазах таяла, контуры ее тела расплывались, сама она становилась все прозрачней, пока не растворилась в воздухе, как и положено поверженному духовным оружием гую.       В то же время кулаком Вэй Усянь ударил Сюэ Яна куда-то в область живота. Удар был такой силы, что того отбросило на пару шагов назад, а на его губах выступила кровавая пена. Но и сам Сюэ Ян был не прост, он успел вытащить Цзянцзай из рукава и острым лезвием нанес Вэй Усяню режущую рану, рассекая его бок. В своей прошлой жизни он такой раны даже бы не заметил, но у тела Мо Сюаньюя были иные отношения с болью, и потому ноги его буквально подкосились, и Вэй Усянь рухнул на колени, пытаясь прижать свою рану рукой, чтобы хоть как-то остановить кровь, хлещущую из весьма глубокого пореза.       Сюэ Ян же, опираясь на Цзянцзай, попытался призвать Шуанхуа, но ничего не вышло. Его духовные силы были заблокированы. Когда-то давно Вэнь Цин использовала этот прием для снятия проклятий, останавливая течение ци в основных меридианах на некоторое время. И именно так замерло движение духовных сил самого Вэй Усяня, прежде чем его золотое ядро было извлечено из его тела.       Конечно, против действительно сильных заклинателей такое не сработало бы, Цзян Чэн или Лань Чжань легко бы сняли такой блок за пару вздохов, как и сам Вэй Усянь когда-то, но Сюэ Ян был гораздо слабее, да и не особенно полагался на свои духовные силы обычно. — Как это подло, старший Вэй. — И это ты мне говоришь о подлости?!       Вэй Усянь хотел было подняться на ноги, когда в глаза ему бросилось то, чем кидала А-Цин в Сюэ Яна. На земле лежала конфета. Именно такая, как Сяо Синчэнь оставлял на подушке каждое утро Сюэ Яну и А-Цин. Наверняка он покупал их кулек и где-то прятал, чтобы каждое утро у дорогих ему людей было лакомство. Такое маленькое свидетельство таких серьезных светлых чувств. — Подлость — твое второе имя, Сюэ Ян. Даже узнав о том, кто ты, разве Сяо Синчэнь нанес тебе смертельное ранение? Он ударил в живот, больно, я уверен, но не смертельно. А потом так и не смог тебя убить. Он убил себя, но не тебя… Он выбрал свою смерть, а не твою! — Заткнись! — Сюэ Ян бросился в атаку снова, в этот раз с Цзянцзаем, правда движения его не были уверенными, скорее уж дикими, он рубил просто, как придется.       Сюэ Ян терял контроль, не выдерживал своих эмоций. И все же ему доставало ума, чтобы сейчас не использовать темную энергию. Он фехтовал весьма достойно, а вкупе с подлыми приемами, наверняка весьма результативно. И Вэй Усяню вновь оставалось только уворачиваться. Но его главным оружием теперь были слова. И что-что, а уж выводить из себя он умел превосходно. — И что сделал ты? Изловил в мешочек осколки его поврежденной души вместо того, чтобы позволить упокоиться, как он сам того пожелал. А потом стал искать способы восстановить его душу? Тебя так швыряло из стороны в сторону, что ты пытался то задобрить его, отомстив за него Чан Пину, а когда не помогло, решил разозлить, убив А-Цин. Справил ему большое погребение , а потом начал убивать жителей города И. Уничтожал вместо него местных тварей и создал Печать Тьмы. Ты смешон!       Сюэ Ян уже ничего не говорил, он буквально рычал, бросаясь и бросаясь на своего врага. Сейчас в нем было мало человеческого, Вэй Усяню даже показалось, что он видит зеленые отсветы в его глазах, как будто в нем горело темное пламя, такое же, которым пылают талисманы Горящего мрака. — Сюэ Ян, — усмехнулся Вэй Усянь, — тебе не вернуть Сяо Синчэня, никогда! Ты ведь уже и сам это понял… Пока душа его разбита — все бесполезно. Но чтобы восстановить ее, нужно выполнить его желание. Отпустить… — Нет, — закричал Сюэ Ян.       Вэй Усянь в очередной раз увернулся от Цзянцзая, очень хорошо осознавая, что именно сейчас чувствует Сюэ Ян. Он, конечно, не был на его месте, но примерно в той же ситуации приходилось находиться. Когда погиб Вэнь Нин, когда ушла на смерть Вэнь Цин, когда была убита Цзян Янли… Все это было следствием его дел и его ошибок, его, его вина. Вэй Усянь любил их, и они погибли, потому что были рядом с ним, потому что пытались помочь. И если бы он остался жив, то, вероятно, привел бы к смерти и Цзян Чэна. И что бы он почувствовал тогда? Вэй Усянь не знал, но зато он понимал, что именно в это и стоит бить. Бить в Сяо Синчэня до тех самых пор, пока Сюэ Ян окончательно не выйдет из себя. Пока он окончательно не потеряет контроль. Пока его сердце не захватит тьма. — Но все твои попытки обречены. Ты будешь только раз за разом все сильнее и сильнее корежить его душу, причинять ему страдания, и в конце концов не оставишь от него ничего! Он превратится в голодного духа, непомнящего себя и ищущего лишь пропитание для своего существования. И ты будешь кормить его, как какого-нибудь прибившегося к тебе пса, затем начнешь приносить ему жертвы, потому что он не пес, а твое личное божество, и надеяться, надеяться, надеяться… Пока не придет время, и он не сожрет тебя, а ты будешь и рад, потому что это будет единственной твоей возможностью остаться рядом с ним. У человеческих возможностей есть предел. Тебе его не вернуть, ты только сделаешь еще хуже… — Нет, — безумно рассмеялся Сюэ Ян, — нет. Ты ничего не знаешь!       Сюэ Ян вновь попытался атаковать, но в этот раз он действовал настолько не сосредоточено, что Вэй Усяню и уворачиваться-то не пришлось, а только отступить с траектории движения Цзянцзая. — Ты ничего не знаешь! Не знаешь!       Нанеся очередной удар, Сюэ Ян замер, как и его смех, теперь его крики превратились в шепот, а потом он резко развернулся к Вэй Усяню. Смотря на него совершенно безумными глазами. — Не знаешь, — повторил он.       А потом рассек воздух мечом, и туман ожил. Он стал стягиваться к самому Сюэ Яну, ручейками и потоками входить в него. Вэй Усянь совершенно растерялся. — Что ты делаешь, Сюэ Ян? — закричал он, выхватывая флейту.       Но Сюэ Ян не ответил, он только сильнее и сильнее раскручивал Цзянцзай. Из его глаз потекли кровавые слезы, из носа заструилась кровь, темная и светлая энергии в его теле явно боролись, уничтожая самого Сюэ Яна.       Флейта запела, оттягивая на себя темную энергию, но Цзянцзай безусловно был сильнее безымянной ланьской флейты, пускай на ней и играл сам непревзойденный Старейшина Илина.       У Вэй Усяня не было шансов остановить Сюэ Яна, что бы тот ни задумал. Но и бежать не было вариантом. Вариантов вообще не было.       Темная энергия, обвивая Сюэ Яна коконом, вливалась в его тело куда как сильнее, нежели когда-то в тело Вэй Усяня на Луаньцзан. Но Вэй Усянь тогда нарочно медлил, все ради того, чтобы отойти от места действия подальше, чтобы пострадало как можно меньше людей. Ну и для того, чтобы все же успеть посмотреть Цзян Чэну в глаза. Разделить последние свои мгновения на двоих.       Зачем собирал в своем теле темную энергию Сюэ Ян было не понятно, только если он захотел одним ударом стереть с лица земли весь город И и всех, кто сейчас находился здесь.       Но к чему ему это?       Все равно ведь такой способ приведет к уничтожению и его самого. Золотое ядро не выдержит такого обилия темной энергии. Никому из заклинателей никогда не удавалось пережить искажения ци в полной мере. Тело погибает раньше, чем будет отравлена душа. Таковы законы самосовершенствования. Переродиться в мо для заклинателя невозможно.       Когда-то Вэй Усяня обвиняли в том, что он, подчинив себе темную энергию, поправ все правила и законы, перестал быть человеком, что его темное искусство достигло тех высот, когда он уже не был Вэй Усянем, а стал живым воплощением тьмы — мо. Только это была ложь.       Ну а что до Сюэ Яна… Если так помыслить, как давно его душа впустила в себя тьму? Это ведь случилось еще задолго до того, как он стал темным заклинателем. Он ведь по сути был хорошим добрым ребенком, наивным до неприличия, но совершенно безвредным. Любил свою мать, уважал своего сомнительного дядю и даже в похоронном доме прижился. А потом превратился в чудовище. И сделал с ним это Чан Цыань, ну, а если точнее, то боль, которую ему причинил Чан Цыань. В конце-то концов, кто, как ни боль, первый проводник темной энергии? Именно боль рождает и злобу, и агрессию, и страхи. Вот и малолетний Сюэ Ян, испытав невероятную боль, пустил тьму в свое сердце, а она пустила в нем свои корни, совершенно изменив его. Дети превосходно приспосабливаются, и потому Сюэ Ян не умер от болезней и застоев ци, а научился жить с тьмой в гармонии настолько, насколько это вообще возможно. Он стал тьмой, она стала им. Его интерес к темному заклинательству, убийствам, пыткам, мстительность и злоба — не что иное, как влияние этой тьмы на его личность, на его разум, на его эфирный дух.       Он шел по темному пути самым естественным из всех возможных образом — тьма сама вела его.       И ведь не встреть Сюэ Ян на своем пути Сяо Синчэня, он скорее всего стал бы именно тем, чем пугают детей. Абсолютным живым злом. Ушансе-цзунь померк бы в своей славе, вместе со Старейшиной Илина был бы сброшен с пьедестала походя. Сначала Сюэ Яну нужна стала собственная Луаньцзан, пускай он и высказал эту идею в момент душевного замешательства, но она у него была, и он почти реализовал ее теперь. Затем бы он захотел не одну гору, а целую горную гряду, потом решил бы обзавестись темной провинцией, а, возможно, и целым государством. У хаоса безграничные аппетиты. Он убивал бы сотнями, тысячами, сотнями тысяч, забирал бы новые и новые земли, пытал бы, мучил, превращая все вокруг себя в бесплодную пустыню, заполоненную темными тварями.       Но Сюэ Ян встретил Сяо Синчэня. И полюбил!       Вэй Усянь сказал бы, что с ним случилось искажение ци наоборот. И он одновременно пытался вылечиться от этого и продлить свою болезнь — одновременно не принимал свою любовь, хотел избавиться от нее, и в то же время цеплялся за Сяо Синчэня, как за единственное, ради чего стоило жить.       Тьма тянула его обратно на тот путь, который должен был закончиться перерождением в мо, а любовь заставляла остановиться…       И вот теперь своими собственными руками Вэй Усянь, кажется, толкнул Сюэ Яна во тьму!       Он ошибся…       Снова ошибся! — Сюэ Ян! — закричал Вэй Усянь, — Сяо Синчэнь не защищал других…       Глаза Сюэ Яна теперь действительно горели зеленым пламенем, а клыкастая улыбка скорее уж походила на оскал. Кровь, сочившаяся из всех семи цицяо, становилась черной, будто бы он уже разлагался. А, возможно, так оно и было. Вероятно, его золотое ядро сгорело, и теперь зола и пепел от этого процесса полнили его сосуды. Даже через белые ленты тумана, окружавшие Сюэ Яна, изменения, происходившие с ним превосходно просматривались. Его кожа заметно побледнела, а ногти на руках будто бы почернели. — Гу — это яд и безумие, одержимость и болезнь, разложение и распад, но в то же время это исправление, излечение, тяжелая работа над тем, что сломано… Сюэ Ян! Сяо Синчэнь не защищал других, он спасал тебя! Остановись…       Сюэ Ян, закинув голову, расхохотался абсолютно безумно…       А Вэй Усянь поднял брошенную конфету с земли. — Ты ведь не дурак и знаешь, что он любил тебя… — Заткнись! — зло шипя, перебил его Сюэ Ян. — А-Цин тоже нравились конфеты, но он стал их вам приносить после твоего рассказа. Они были для тебя, а ей доставались за компанию. — Заткнись! — Сюэ Ян, он любил тебя, он умер, пытаясь остановить тебя, чтобы спасти. А что же ты?! Ты его обманул, привел к смерти и продолжаешь уничтожать после нее…       Вэй Усянь зашвырнул конфетой точно так же, как это делала до этого А-Цин. Сюэ Ян поймал ее левой рукой и, крепко сжав в кулаке, зажмурил глаза. — Какой же дурак, — прошептал он, а потом закричал в голос, — какой же ты дурак, Сяо Синчэнь!       Цянцзай взметнулся вверх одним резким движением, и Вэй Усянь, понимая, что уже ничего не успеет сделать, лишь прикрылся руками, но, вместо удара темной энергией, Сюэ Ян полоснул себя по шее мечом. Ровно так же, как это сделал Сяо Синчэнь. Кровь яростным потоком хлынула из раны, разлетаясь брызгами, но ни капли так и не упало на землю. Не долетая, красные капли обращались белым туманом. Как и сам Сюэ Ян. Прежде чем его тело упало на землю, он обратился туманом, густым и непроглядным, а затем одним мгновением растаял, будто бы и не было. Только одежда его кулем осталась лежать на земле.       Вэй Усянь подошел к оставшейся одежде и аккуратно дотронулся до нее. Ткань была влажной. Вот так, без шума, без крови и без следа из жизни ушел Сюэ Ян.       Кровавый и безжалостный.       Не успел Вэй Усянь опомниться, как справа от него в небо взметнулось синее пламя. Совсем недалеко от него Могильщик снова сбежал с поля боя.       Медлить дальше было нельзя. Быстро обыскав оставшееся ханьфу Сюэ Яна, Вэй Усянь выудил из него мешочек для ловли духов с душой Сяо Синчэня, в еще один он собрал то, что осталось от А-Цин. Схватил все еще валявшийся Шуанхуа и что было сил побежал туда, где только что был активирован талисман Перемещения.       Собственная рана на боку беспокоила, но хотя бы не так сильно кровила. А вот картина, что он увидел, когда оказался на месте, взволновала серьезно. На перекрестке двух улиц в позе медитации сидел Лань Чжань. Его лицо, как всегда, было безмятежно, но кровавые разводы на коже и одеждах не свидетельствовали ни о чем хорошем. — Лань Чжань! — Вэй Усянь бросился к нему с криком, сам до конца не понимая, что же именно его так сильно пугает в том, что он видит. Все же его друг был жив и, судя по всему, цел, раз уж сил на медитацию хватало.       Лань Чжань открыл глаза и совершенно спокойным голосом выдал: — Я проиграл. — Лань Чжань, — Вэй Усянь подошел и уселся напротив, повторяя позу, — что ты имеешь в виду? — Упустил Могильщика, позволил забрать у себя мешочек цянькунь, — Лань Чжань говорил спокойно и привычно, но все же казалось, что он не совсем в себе, как будто находится под действием дурманящих голову трав, — поддался тьме.       Услышав последнее, Вэй Усянь сразу же схватил его за руку, проверяя течение ци. И хотя оно вроде восстанавливалось, темная энергия все еще присутствовала в теле Лань Чжаня, и он явно с большим трудом справлялся с ней. Даже руки у него были совершенно ледяные. — Лань Чжань, не зачем тебе наговаривать на себя. Ничего ты не проиграл. Ты ведь помнишь план?! — Мы хотели схватить Могильщика. — Ну это было бы идеальным разрешением, если помнишь, на всякий случай у нас было и другое решение, — и тут до Вэй Усяня дошло, — ну, конечно… Лань Чжань, если ты сделал что-то не идеально, это вовсе не значит, что ты этого не сделал. Когда что-то тебе не по силам, это нормально. Всегда найдется что-то, что будет сильнее тебя. Обстоятельства ли или соперник. Побеждать всегда не может никто. — Я был излишне самоуверен, — заключил Лань Чжань. — И от того, что не смог оправдать своих же ожиданий, пустил тьму в свое сердце… Я вижу. Но, Лань Чжань, это тоже нормально. Ты ведь справился с ней. Сам. — Не сам. Я вспомнил о… семье. — Твои дядя и брат, действительно, тебя не то что из тьмы, они тебя с того света достанут, если что… И будут расспрашивать день и ночь, по очереди! А когда устанут они оба, за дело возьмется Сычжуй. У тебя просто нет шансов! — Мгм. — Лань Чжань… Я… — Вэй Усянь замялся, но все же подумал, что сейчас оно будет не лишним. — Спасибо тебе за А-Юаня. — Узнал? — Да. И теперь не могу понять, как не узнал раньше, он ведь похож на Вэнь Нина. — Похож, — согласился Лань Чжань, а потом, будто бы даже несколько замешкавшись, спросил, — хочешь рассказать ему о них? — Что? — Вэй Усянь очень удивился. — Нет, конечно. Я не стану говорить Лань Сычжую ничего, что ты не сочтешь нужным. Это твой воспитанник, ты вырастил его, ты обучал, у кого, кроме тебя, есть право решать такие вещи? — Спасибо, — кивнул Лань Чжань. — Ты мне поэтому не рассказал? Боялся, что я захочу открыть ему правду о его происхождении? — Нет, я просто не хотел, чтобы ты думал о… Вэнь Нине.       Вэй Усянь вздохнул. — Да, в этом, пожалуй, ты был прав. Но, знаешь, мне становится все лучше, так что постепенно я надеюсь справиться с этими истериками до конца.       Лань Ванцзи вновь кивнул, как обычно, не утруждая себя лишними словами. — Ладно, что ж, жаль, нам не удалось пополнить свою коллекцию частей дражайшего друга, но хорошо, что ты смог снабдить Могильщика моим мешочком. Это уже победа! — Вэй Усянь поднялся и протянул руку Лань Чжаню, предлагая помощь и поддержку, — а теперь пойдем, найдем твоего воспитанника. И, в общем… у нас тут еще остались дела.       В протянутую руку Вэй Усяня лег совершенно не знакомый ему мешочек цянькунь, явно не из принадлежащих Лань Ванцзи. — Удалось! — Что удалось? — Пополнить коллекцию.       Вэй Усянь уставился на мешочек, а потом с криком: «Лань Чжань!» — бросился обнимать несчастного своего напарника. — Ханьгуан-цзюнь, ты просто… невероятный… молодец! — Вэй Ин! — сам Лань Чжань говорил сдержано, но все же Вэй Усяню показалось, что голос его звучит чуточку теплее, и он даже сделал немыслимое, похлопал Вэй Усяня по спине. — Веди себя прилично. — Хорошо, хорошо, — тут же отпустил его Вэй Усянь и поднялся обратно на ноги, — как скажешь!       Лань Чжань поднялся за ним, а после и пошел совершенно без вопросов в ту сторону, что вел его Вэй Усянь.