Вернуть всё

Маркиз протянул Аманде ту пару бумаг, которые весь разговор держал в руках. Ружевская взяла документ и принялась за его изучение. Текст был написан каллиграфическим почерком с помощью тёмно-синих чернил, внизу оставили место для подписей, две из которых уже стояли. Все условия были выгодны для обеих сторон, однако бывшая графиня не спешила с решением. Как было проверено на практике, то договор какой-то слишком гладкий, Аманда видела для себя плюсов больше, чем для Миронова и тем более Свиридова. — Но как же моя работа здесь? — уточнила Ружевская, взглянув на собеседника. — Кроме обязанностей горничной, я ещё являюсь няней дочери графа Свиридова. — С этим проблем не будет. В этом году их дочь поступит в академию, она будет редко бывать в родном поместье, а твоё место займёт специальная служанка, выделенная учебным учреждением аристократов. — Ещё один вопрос. Вы будете вносить правки в этот документ или не соблюдать его условия после того, как я дам своё согласие? — Ни в коем случае, — заверил её маркиз. — Хоть эти условия слишком выгодные для меня, но я соглашусь на эту работу. Только нужно взять чернила и перо. Положив документы на стол, Аманда обошла диван и открыла одну из дверок шкафа. Немного покопавшись и выудив оттуда чернильницу с потрёпанным гусиным пером, девушка вернулась к Миронову. Перепроверив быстрым взглядом, что это тот же самый документ, Ружевская оставила замысловатый росчерк и пододвинула договор к собеседнику. — Ты такая недоверчивая, — осторожно заметил Арнольд, попутно разглядывая подпись девушки. Это были витиеватые закорючки и, казалось бы, что в них такого? Но среди них незаметно вырисовывалось слово «Руна». — Необычная подпись, почему ты написала это слово? — М? Да так, когда придумывала роспись хотела соединить первый слог фамилии и последний в имени. Но не очень понравилось, поэтому слегка подкорректировала. Сколько у меня осталось времени до отъезда в Ваше поместье? — Два дня. Нас опять уговорили остаться на некоторое время в гостях. — Не удивительно. Если я не ошибаюсь, до вашего поместья отсюда нужно добираться чуть больше дня на карете, детям нужна передышка между такими длительными путешествиями. Ну, а теперь я, пожалуй, вернусь к обязанностям, работу никто не отменял. — Подождите. Могу я узнать, почему вы стали горничной, если у вас был такой большой опыт руководителя и дизайнера? — Ваше сиятельство, Вы снова обращаетесь ко мне формально, — обходительно отметила Аманда, повернув голову в сторону Миронова. — А насчёт работы… Боюсь, ответ на этот вопрос и на вопрос о том, куда я ухожу на весь день, уйдут вместе со мной в могилу. Могу лишь сказать: в них нет ничего, что можно было бы назвать дурным тоном. После этих слов Ружевская покинула комнату, не ожидая услышать какой-либо ответ на её речь и позволяя маркизу всё хорошенько обдумать.

***

Спустя два дня. Настал день отъезда. Ружевская уже попрощалась с друзьями и знакомыми, пожелав им всего самого хорошего, простилась с Виолой, которая до последнего держала на лице маску безразличности, даже сердитая миссис Аннет в этот день излучала грусть и тоску. Граф с дочерью решили проводить гостей и бывшую служанку и предлагали графине, но та наотрез отказалась, оправдывая себя плохим самочувствием. Но сейчас она украдкой поглядывала вниз через окно на третьем этаже, прикрываясь шторой. Брови всё ближе сходились к переносице, когда с каждой минутой, с каждой секундой Аманда всё дальше отдалялась от поместья. Вот дети маркиза забираются в экипаж, сам Миронов и она, Ружевская. Захлопнулась дверь кареты, послышался глухой голос извозчика, и четвёрка молодых лошадей стала всё дальше увозить Аманду. Толпа перед поместьем постепенно расходилась и вскоре на улице воцарилась тишина. Пару минут спустя в дверь постучались и со скрипом её отворили. В комнату вошёл Свиридов и покосился на супругу, что продолжала стоять у окна. — Как твоё самочувствие? Стало лучше? — поинтересовался он, подойдя к ней ближе. — Немного, — проговорила тихим голосом Селеста и обернулась к нему с самой обворожительной улыбкой на свете, не забыв разбавить её капелькой грусти. — Почему ты её чуть ли не даром отдал этому маркизу? — Мне казалось, одно только её нахождение в этом доме портит тебе жизнь, дорогая. К тому же, если она узнает, кто её подставил, то будет мстить. Ты же с ней давно знакома и понимаешь это. Я хочу уберечь тебя и нашу дочь. Селеста ничего не ответила на эти слова. Она отвернулась и продолжила смотреть туда, где скрылся экипаж, но через мгновение Свиридова тихо вздохнула и произнесла чуть ли не шёпотом: — Дорогой, можешь оставить меня? Я хочу побыть в тишине, мне нужно о многом подумать. Граф со слегка недовольным выражением лица кивнул и удалился. Выждав пару минут, Селеста скинула с плеч шаль, в которую куталась для правдоподобности недуга, и подошла к столу в углу комнаты. Достав из столешницы перо, чернила и бумагу, графиня стала писать: «У нас, похоже, начинаются проблемы. Ключ, который я старалась сохранить после подлости мужа, покинул поместье вместе с маркизом Мироновым. Если её не вернуть, кто знает, что будет. Возможно, врата в мир, в который ты так стремишься попасть, навечно будут заперты. К сожалению, наш план провалился, необходим новый. Условия почти выполнены, небесные светила совсем скоро займут нужное положение, а главный инструмент увели прямо из-под носа. Напиши, когда созреет другой план. И в завершение письма просто хочу напомнить: на кону наши жизни.

От кого: графини Свиридовой

Кому: герцогине Гайдамакиной»

Запечатав конверт, Селеста спустилась вниз и попросила одну из служанок отправить письмо в почтовое отделение как можно скорее. Слишком многое было сделано и ещё больше поставлено. Они уже давно достигли точки невозврата и не готовы потерять всё из-за какой-то оплошности.