И волчий зуб, и лисий хвост

Если бы от каждого препятствия выпадало по волоску, Рыжий был бы везде гладеньким, как высокосортная шлюха мэра. Нравятся ли мэру лысые безбровые шлюхи — это другой вопрос, не следует осуждать чиновников за их пристрастия. Если бы за каждую удачную попытку исправить своё положение ему платили по монете, то он бы погряз в долгах хлеще собственного отца. Если бы Рыжий был способен на самоубийство, он бы давным-давно уже… — …не рекомендую этого делать. Отец Широ, — жёнушка обзывала его Яси, — слишком громко выдохнул. Врач быстро проморгался, сделал вид, что вчитываешься в лист заключения. Он явно ожидал крики, истерическое разбивание стаканов с водой, яростное возмущение, слёзы, мольбы, возможно, даже получить по морде. По крайней мере, именно это желал сделать Рыжий. Молодой врач прокашлялся. — Я не могу выписать вам заключение с разрешением о поступлении на геройский курс. Естественно, кости срастаются, и на данный момент он может делать куда больше, чем три месяца назад. Однако… буду с вами честен. На геройском курсе в ЮЭЙ достаточно суровые тренировки, а малейшее перенапряжение, удар, неправильное положение спины — позвоночник не выдержит. В лучшем случае его будет ждать незамедлительное хирургическое вмешательство, а в худшем… Сами понимаете. — Не понимаем. Мужчина коротко взглянул на Рыжего. Вдоль того самого несчастного позвоночника пробежала холодящая судорога, тонкими иголками впиваясь между позвонками, пронизывая спинной мозг. С такой жалостью на него смотрели только однажды — когда коллекторы выбили ему большую часть жевательных зубов, что пришлось долгое время жрать через трубку. Ему услужливо разжевали, медленно, с расстановкой: — В худшем случае, вы останетесь прикованным к кровати. Слышали про синдром запертого человека? Это когда человек всё чувствует, всё понимает, но не в силах даже пальцем пошевелить. Единственное, что он может — это контролировать глаза. Возможно, вам грозит подобный синдром. А возможно, вы потеряете все умственные способности, и вам будет всё равно. Но никто не узнает, что из этого выпадет на вашу долю. — Так вы подпишете разрешение? Лицо врача мгновенно теряет малейшие намёки на участливость, опускает взгляд на документы. — Единственное, что могу подписать — это освобождение от физических нагрузок. Рыжий хочет разорвать глотку, орать до мутности в сознании, до невменяемого состояния, чтоб к чертям собачьим не слышать свои мысли. Какой же я, блядь, идиот. Надо было закрыть рот и держать себя в руках, не хватать проблем на голову, не переходить дорогу этому белобрысому пидору. Сейчас бы учился себе спокойно в Шикецу, жил один в съёмной хате и разгребал минимальные проблемы, но нет, блядь! Захотелось свою молодость вспомнить, кулаками помахать и считать, что всё, что тебе достанется, это уважуха от пацанов. Мелкая дрожь по позвоночнику расползается по плечам, по груди. Колтуном скапливается в животе. Трясёт. Кажется, он откатился в самое грёбанное начало. Ощущения, от которых его корёжило долгое время, накатили с удвоенной, мать его, нет, с утроённой силой. Казалось, под кожей завёлся рой самых буйных ос, — они разлетались по сосудам, жалили, раздражали своими острыми крылышками изнутри, раздирали нервы. Как тогда, три месяца назад в первый его день в этом теле. Что-то вязкое, склизкое обволакивало глотку изнутри, залезало под суставы, выкручивало их. Это что-то с неторопливым наслаждением ползло вниз по позвоночнику, вызывая тянущие боли. — Широ! С трудом поднимает голову, словно его челюсть прибили к полу на толстую цепь — дёрнешься, оторвёт к херам. Акихико склонился над братом, — глаза болезненно блестели, лицо перекорёжило в жалостливых судорогах. — Ты так из-за этого расстроился? Они вернулись с больницы несколько часов назад, и за это время Рыжий хапнул такую огромную чашу сердоболия от родственников Широ, что, кажется, скоро блевать начнёт. Рыжий устал. В течение этой недели он выжал из себя все крохи актёрского мастерства, выдавливал несвойственные ему слова, вырисовывал подходящее выражение лица. Мучительно долго прошла эта неделя и закончилась таким грандиозным крахом. — Я тебе сейчас так хочу морду размазать, что ты не представляешь. Старший брат Широ теряет напускное сочувствие — удивлённо приподнимает брови, жмёт губы. — Ну попробуй. Через минуту свирепых гляделок, Акихико протяжно выдыхает, падает на кровать рядом с Рыжим. — Кому и что ты хочешь этим доказать? Если ты станешь овощем или просто умрёшь… — Не умру. -…кому от этого лучше станет? Ты и себе жизнь испортишь, и отцу с матерью. Нервы только всем мотаешь своим упрямством. Вон, смотри, чего ты только добился этим. Кивает на его руку. Рыжий рефлекторно перестаёт расчёсывать предплечье, — мелкие красные точки густой россыпью растянулись по всей длине. — А что ты сам сейчас пытаешься мне в голову вбить? Чтобы я остался таким же лохом? — Нет. Есть другие способы самоутвердиться. Где в итоге, ты не умираешь сразу или умираешь в муках. Через несколько секунд активных раздумий, Акихико взрывается: — Господи, ты похоже совсем отупел после травмы! Рыжий ловит его взгляд на сжатом кулаке, который он с утроённой силой шкрябал ногтями. — Ты забыл о чём мы разговаривали, когда ты подавал документы на геройский курс? Цедит сквозь зубы: — Что-то как-то подзабылось. — Ты тогда сказал, что если не удастся поступить на геройский курс, то всегда есть два запасных варианта. Например, в той же ЮЭЙ есть общеобразовательный класс и класс поддержки. В наше время много героев не имеют подходящего образования, но от этого они не перестают ими быть. Дошло? Рука, расчёсывающая кулак, замерла. Какой же я тупой. Всё, что надо было сделать для переводного экзамена — сдать несколько чертежей и табель с успеваемостью. Наверное, это было впервые, когда Рыжий благодарил себя, что пошёл учиться на машиностроение, где эти ёбаные чертежи жрали ему мозг несколько раз в неделю два года подряд, — а могло бы и дольше, если бы он исправно посещал занятия. Хвостовик форсунки, зажимы, прижимы, кондукторы, краны — ебал он их в рот, в хорошем смысле. Ну и Широ со своей зубрёжкой неплохо помог — окажись у него рейтинг на несколько баллов ниже, пришлось полностью экзамен пересдавать. А Рыжий бы не сдал. И был бы он героем чистых дворов и унитазов или свободной кассы. Приняли. Теперь задача была проста и ясна — не возникать и молча сгорбиться над учебниками. Не так уж и трудно? На словах всё так, блядь, просто кажется, когда на самом деле тебя корёжит от одного лишь взгляда на бесячего придурка. Очкарик явно ждёт ответа. Одноклассники превратились в одно большое ухо, ожидая продолжения. Ты – тот самый Мацудо? Какой ещё тот «самый»? Что этот придурок Широ ещё умудрился натворить? Рыжий психует: раздражённо ведёт плечами, качает головой и, кажется, сейчас оставит в его башке две дырки. Очкарик поясняет: — Мы с тобой в средней школе в параллельных классах учились. Эйдзи Хино. Не узнал? Порой складывается ощущение, что Рыжий попал в точно такой же мир, как свой, но со сверхлюдьми. Что там, что здесь — всё одна большая деревня, где все друг друга знают и поносят, на чём свет стоял. Различие лишь в том, что Рыжего все знали как ровного пацана с района, а Широ — как пидора. — Без понятия, кто ты. Ему хватает театра одного актёра в доме Мацудо. Он считал, что, поступив в ЮЭЙ, сможет сделать короткую передышку и просто не загоняться насчёт подходящих Широ слов и действий, но и здесь кот в мешке. Пошёл нахер, ещё и перед тобой пресмыкаться не хватало. Прозвенел звонок. Хино нервно поправляет очки, отворачивается. С каждым уроком Рыжий всё ниже и ниже склонялся к парте. Спасение пришло с обедом. — Пойдём, я тебе покажу, где столовая. Таким тоном обычно говорят: сейчас пойдём за вон тот угол и будем тебе пизды давать. Но Хино явно не из тех, кто решает конфликт кулаками. Он скорее из тех, кто трусливо прячет глазёнки, а за спиной поносит, как храбрейший из храбрейших. Но голод не тётка, Рыжий и за дворовой собакой бы пошёл, если бы та провела его к какой-нибудь забегаловке. Встаёт из-за парты. — Пойдём. Поднимает красноречивый взгляд «надуришь — ухо откушу». — Покажешь. Буфет, как буфет. В Шикецу и более помпезно всё выглядело. Конечно, более мрачновато, без этих цветочков, зелёных ограждений между столиками… Девчачья столовка мечты. Перехватывает свой поднос, ищет свободное место взглядом. Какая-то девчонка активно машет одной рукой, а другую держит на стуле. Рыжий кивает, девчонка более активно зазывает, торопит. Всё-таки ему. Толчок: суп, жёлтая херня с яйцом и рисом, чай, — всё смешалось на подносе в не самое аппетитное блюдо. Рыжий шипит — обжёгся. — Глаза разувать не пробовал? — Может тебе стоит почаще по сторонам смотреть? — Пацан разворачивается, собираясь уйти. Это же не драка. Рыжему хватает полпинка, чтобы завестись. И одного короткого толчка плечом в плечо, чтобы этот лохмач опрокинул половину своего обеда на себя. Это же не драка. Случайное столкновение двух неуклюжих школьников. Злорадство не успело дойти до мозга, — ворот рубашки впился в горло, рефлекторно сделал шаг назад. Со свистом втянул воздух, когда поднос с горячим месивом впечатали в его живот. — Я ж тебе сказал — смотри по сторонам, кусок дерьма. Ему хватает этого сполна, чтобы сорваться с цепи. Во время полёта кулака к животу, Рыжий на подкорках сознания радуется, как не в себя — удар поставлен точно так же, как и в его прежнем теле. Если рефлексы возвращаются, значит, не всё потеряно. Удар приходится прямо в солнышко, — одновременно с этим ухо Рыжего обдаёт чем-то горячим, его мотает в сторону. Пользуется своей же потерей равновесия — ныряет глубже вниз, поддаётся вперёд, с локтя ударяет в бок. Белобрысый цепляется за рубашку на плече, тянет за собой вниз. Драка на полу уже больше походит на бой свиней в грязи среди разбросанной жижи из их обеда. Оба пытаются положить друг друга на лопатки, делают захваты, вырываются. Наконец, соскакивают на ноги, поддаются вперёд для очередного удара. Стена жидкого цемента резко скрывает противника, окутывает тело по самый подбородок, мотыляет в сторону, пока перед глазами не предстают две фигуры. — Чтобы через пять минут на моём столе лежали объяснительные. Бегом. Уроки в ЮЭЙ, как и в Шикецу, заканчиваются чуть раньше заката. Мысль, чего бы сожрать, крутилась в пустом желудке от рассвета до заката. Зато, судя по захламлённым столам в столовой, все в ЮЭЙ поели на славу. Женщина коротко делает круг острым ногтем. — Протереть столы. Опускает красный ноготь вниз. — Помыть полы. Разворачивается к кухонной стойке. — Вымыть посуду. И можете идти по домам. Ключ сдадите на вахту. У вас два часа, иначе останетесь здесь ночевать. Время пошло. Рыжий со вселенским оскорблением на лице вертит технический фартук в руках, косится на белобрысого, — тот наигранно медленно закатывает рукава, с не меньшим презрением поглядывая на «спецформу». — Бегом! В одно движение они цепляют фартуки, в два хватают тряпки и летят к столам. В свои золотые школьные годы Рыжий подрабатывал официантом, — ему нравилась девчонка с чересчур завышенными требованиями. Видите ли, ей цветы с клумбы не подходят, пышные букеты подавай. Ну, он отработал полгода, а деньги с друзьями пропил. Один фиг все его букеты на следующий день в мусорке оказывались. И не из-за того, что они завяли. Три стола прошли махом. Поднимает взгляд — один… Один стол за белобрысым. Рыжий коротко засвистел, привлекая его внимание. — Посуду мыть умеешь? — Я твою рожу могу помыть. — Как столы прям? Уворачиваться от пылающей тряпки — занятие увлекательное, а вот ловить её на лету, чтобы не пришлось оттирать гарь с пола — не особо. Приминает горящий лоскут мокрой тряпкой, перекидывает в другую руку. Тихо шипит, сжимает и разжимает остро пощипывающий кулак, — снова обжёгся. Свидетелей нет, учителей тоже… Так бы и мочканул его по лохматой башке разок-другой. — Иди на кухню, я тут закончу, — дельное предложение, не так ли? При том, что этот белобрысый придурок один стол еле протёр, может, хоть с посудой лучше справится. — Слышь, не указывай мне. Быстрее будет, если мы вдвоём всё сделаем. — Зашибись. Рыжий швыряет обе тряпки на стол, быстро шагает к кухонной стойке. — Ты куда намылился? — Я посуду мыть. Рожу твою видеть не могу, даже затылком. Тарелки, вилки, ложки, ножи, ебучие кастрюли, ёбанные сковородки. Да тут только на мытье посуды минимум час уйдёт. Промывает тарелки, протирает, ищет для них нужный шкафчик, чтобы освободить место. Открывает очередную дверцу. Конечно, сладкое — это не полноценная еда, но при виде шоколадных палочек у него засосало под ложечкой. Мне всё равно за это не платят. Зажимает меж зубов конец палочки, находит нужный ящик, ставит посуду. И так по кругу: моет, вытирает, ест, ставит. Чтобы помыть несколько кастрюль со сковородками потребовалось целых восемь шоколадных палочек. Если на кухне хватятся, что кто-то тут полакомился, скажет, что в раковину уронил, они там набухли, испортились и пришлось выбросить. Для правдоподобности несколько даже намочил и в урну бросил. Рыжий оглядывает кухню — посуда перемыта, даже столешницы протёрты. Ну и этот должен был закончить. Полюбому уже домой свалил. Выглядывает из-за стойки. Никого. По съёбам дал. А то, что на кухне пол не помыт никого не ебёт. Так и дал бы пиздов этому сопляку. Под мойкой вроде было ведро с тряпкой, — глянуть надо, если найдётся, то помыть и домой. Если не найдётся, то просто домой. Напоследок суёт в зубы палочку, — а хотелось бы сигарету, — открывает шкафчик, достаёт спрятавшееся ведро, ставит в раковину. Шумное биение напора воды о пластиковое дно должно успокаивать — белый шум, вся херня, но до чего же оно раздражает. Хоть уши затыкай. Первый день, а он уже проебался, — хорошо хоть наказанием отделался, а не выгоном. Иначе у него даже мыслей не было б, в каком направлении задницу рвать. Учиться ему три-четыре года. Интересно, в его мире время идёт так же, или остановилось? Типа, это его загробная жизнь, и он отбывает наказание, пока не искупит вину. А потом такой раз — и он в одно мгновение уворачивается от пожарной машины, не попадает под колёса и счастливо топает к Мелкому. Жизнь — малина, вся херня забыта? Было бы неплохо. Но если время идёт, как и здесь… Сколько Мелкому будет к тому времени? Он точно уже выпустится из детского дома… Да и поверит ли, что старший брат оказался жив-здоров? А где тогда он был, раз не сдох под колёсами? Ну уж точно не в другом мире с волшебными сверхлюдишками, выполняя прихоти призрака, в чей труп его услужливо закинула жизнь. Когда перед расфокусированным взглядом появляется светлое пятно, Рыжий даже не удивляется. Только блекло мелькает в голове: не съебался. Внимание улетело на несколько лет вперёд, когда он уже возвращается в свой простой, как куриное яйцо, мир. Рыжий отмирает в тот момент, когда лохматый уверенно вышагивает к нему, вытягивает серую тряпку и тычет прямо в нос. — Глухой совсем? Вытри рот, говорю, как свинья жрёшь. Оказалось, этот придурок всё время сливал воду в унитаз в другом конце коридора. Балбес, а каков манерами. Тупой, зато не ленивый. На кухне пол помыли — размазали грязь по углам, — и выключили свет, отчего стало ясно, что на улице уже давно стемнело. На выходе из академии пришлось предстать перед сложным выбором. Лохматый шёл быстрее, чем работала соображалка Рыжего поэтому много времени на раздумья не было. Издал короткий свист, окликая. Останавливается и угнетающе медленно оборачивается. Фонари во всей красе осветили его перекорёженную кислую морду, услужливо подавая её с самых отвратительных ракурсов. — Ещё раз свистанёшь, я тебе… Рыжий бросает продолговатую упаковку, в надежде, что тот не словит. Поймал. Жаль. — Ты. Это что? — Теперь ты соучастник. — Чё? Рыжий не обидчивый, но гадости помнит отлично, поэтому вежливое: я украл упаковку шоколадных палочек с кухни, на, пожри, ты ж тоже ничего не ел, — даже звучит неуместно. Из-за чего лишь коротко кивает на упаковку: — Срок годности нормальный, я проверил. Пацан что-то говорит вслед, но уж явно не спасибо, может посылает, а может ещё что. Спорить с ним нет сил. Да и смысл спорить. До Рыжего только сегодня — точнее пару часов назад — дошло, что этот придурок того же возраста, что и его младший брат. Глупый щегол. Обычно он даже одноклассников Мелкого не шпынял, а тут до такого уровня опустился. Вроде взрослый дядя, а сопляков обижает.