Delusion

      Распорядок дня царицы не был четким, но Алина быстро уловила суть, как быстро научилась распознавать малейшие оттенки настроения государыни.       Вставала Татьяна Ланцова около одиннадцати утра. Для Алины, всегда поднимавшейся рано, это выглядело странно. Но девушка очень быстро научилась извлекать из этого пользу, ведь до одиннадцати она была, как правило, абсолютно свободна, если не помогала Жене с гардеробом царицы, и научилась планировать свой день так, чтобы личные дела приходились на утро.       В одиннадцать же все фрейлины во главе с гофмейстериной являлись к царице, помогали ей с утренним туалетом. Обычно государыня очень долго и придирчиво выбирала платье, которых у нее было несметное количество, Татьяна Ланцова очень любила дорогие наряды, ни одно платье она не надела более двух раз. Узнав об этом, Алина округлила глаза, Женя очень долго над ней смеялась. Но, по мнению девушки, подобное едва ли было смешно. Алина знала, сколько стоит каждый наряд, а еще знала об упадке экономики в стране. Да и как не иметь любимого платья, которое хочется надевать снова и снова? Для Татьяны Ланцовой такой проблемы не было. Потом Алина часто помогала Жене с прической и макияжем государыни, пока кто-нибудь из девушек, чаще всего Лидия, у которой был настоящий талант, играл на пианино. Царица любила музыку, обычно что-то лиричное и грустное, от чего самой Старковой хотелось умереть на месте, но свое мнение девушка благоразумно держала при себе.       После скромного завтрака, по утрам у царицы никогда не бывало аппетита, что она не уставала подчеркивать, она занималась своей корреспонденцией. У нее было огромное количество писем, часто под ее диктовку писали фрейлины. В последнее время царица активно переписывалась с Кеттердамом, и тут на сцену вышла Алина.       Она превосходно владела керчийским, он считался языком международной торговли. Отец, увидев интерес Алины к его делам, нанял ей лучших учителей. Девушка часто помогала князю Старкову с его письмами, а когда к ним приезжали торговые партнеры отца из Керчии, вела беседу с ними на их языке, как и развлекала их светской беседой за ужином. Они обычно были в восторге от красивой юной княжны, которая так легко беседовала с ними, исподволь и незаметно очаровывая, после чего они частенько становились более уступчивы в вопросах сделок.       Писала царица знакомым купцам, банкирам и аристократам. У банков просила денег, ведь казна стремительно пустела, с купцами вела беседы о торговле, на удивление Алины неплохо разбираясь в этом, с аристократами была дружеская переписка, просьба о поддержке.       Положение Петра Ланцова на троне становилось все более шатким, царской семье нужна была поддержка извне. Но что такая жадная страна как Керчия попросит взамен? Алине было страшно представить.       Содержание этих писем она передавала Николаю, младший принц хмурился, но никак не комментировал.       После того, как заканчивали с письмами, отправлялись на прогулку, часто конную. Алина страдала, казалось бы, должна была бы научиться уверенно держаться в седле, но лошади были ее проклятием и неиссякаемым объектом для шуток со стороны остальных фрейлин. Старкова стоически терпела, смеялась вместе со всеми, но не получала никакого удовольствия. Частенько на прогулке к матери присоединялся Николай, и фрейлины были в восторге. Младший принц тут же становился центром внимания, заставляя девушек глупо хихикать, млеть, наперебой болтать с ним, вызывая у Алины насмешливую улыбку. Старкова всегда с интересом наблюдала в такие моменты за остальными, оставаясь чуть в стороне.       - Ты заставляешь меня сомневаться в моем очаровании, - сказал однажды ей Николай. - Нужно же как-то сбивать с тебя спесь, - парировала Алина, - иначе твое самомнение взлетит до небес!       После прогулки следовал обед, затем государыня около часа отдыхала, и фрейлины были относительно свободны. Алина обычно брала какую-нибудь книгу из библиотеки или рисовала. Увидев ее рисунки, каждая фрейлина тут же затребовала свой портрет. Старкова с радостью согласилась, рисование ее отвлекало и успокаивало.       После отдыха государыня принимала посетителей: просителей из числа дворян и купцов, иногда бывали даже зажиточные горожане, ремесленники. Часто заходил Апрат, которого Женя не переносила на дух. Он вел пространные беседы о Святых и положении дел в стране. И вот тут Алина настораживалась, потому что порой духовник позволял себе резкие выпады в сторону гришей, обтекаемо, но вполне понятно именуя их злом. Звучали даже мысли распустить Вторую Армию. Большей глупости и придумать было нельзя, но и это Алина передавала Николаю, как и содержание разговоров его матери с посетителями, Татьяна давала им обещания, которые едва ли сможет выполнить. Она всеми силами старалась укрепить положение Ланцовых в стране. Но правда была в том, что ей нечего было предложить тем, кто мог бы ее поддержать, только лишь обещания, но по итогу они немного стоили, и все вокруг это понимали.       После царица начинала готовиться к официальным приемам, это отнимало очень много времени. Своими капризами она доводила фрейлин до истерики, если ей казалось, что их советы бесполезны. Женя лишь стискивала зубы, улыбалась, молчала и отбрасывала одно платье за другим, переделывала прическу, снимала и надевала драгоценности. Старкова могла только позавидовать такой выдержке.       Если не было официальных приемов, то бывали веселые ужины прямо в покоях царицы. На них никогда не присутствовал царь, редко появлялся Николай, зато всегда бывал Василий со своими друзьями.       Алина его не любила. Он недвусмысленно намекал, чего хочет от нее, проходился по ее происхождению, зажимал в темных углах. И только невероятное везение помогало Алине пока избегать худшего, но это не могло длиться долго, конечно. Его друзья были и того хуже, шумные, как будто всегда пьяные.       Впрочем, почти все фрейлины, кроме Алины и Веры, принимали их приставания философски. Кто-то говорил об особых обязанностях фрейлин царицы, многозначительно поглядывая на Алину, которая старалась не краснеть и делала вид, что не понимает, о чем речь.       Иногда вечером царица предпочитала тишину и уединение, тогда кто-то из дежурных фрейлин читал на ночь ей выбранную государыней книгу.       А с утра все начиналось сначала.       Этим утром Алина мчалась по коридорам Большого дворца, ловко раскланиваясь с немногочисленными придворными. После вчерашнего позднего ужина, плавно перешедшего в ночной кутеж, немногие отважились подняться с постели в столь ранний час. Впрочем, все относительно. Одиннадцать часов не такое уж и раннее утро, но Большой дворец жил по своим законам и правилам. Алине же и вовсе удалось улучить всего лишь час сна, царица ежеминутно требовала ее к себе, гоняя по мелким поручениям.       Вообще ее сутки дежурной фрейлины закончились еще два часа назад. И, признаться, больше всего девушка хотела лечь спать, а потом уже, наконец, поехать на ужин к родителям. Но Вера заболела и попросила подменить ее до вечера. Царица была недовольна.       Впрочем, недовольна она была, скорее всего, потому, что вчера перебрала с вином, у нее болела голова, ее мучила жажда, она велела закрыть окна тяжелыми портьерами, позвать к ней Женю и принести ей самый крепкий кофе из всех возможных. А поскольку царица не хотела, чтобы в таком виде ее видели служанки, то честь принести ей кофе досталась Алине. Старкова присела в торопливом реверансе, шепнула пришедшей Жене, что все плохо, на что Сафина только глаза закатила, и вылетела из покоев царицы со всей возможной скоростью, ведь государыня не любила ждать.       Алине нравились шум и суета Большого дворца, ей нравилось сопровождать царицу, выполнять ее поручения, пусть они и переходили в капризы чаще, чем хотелось бы, а обязанности фрейлины иногда были неотличимы от обязанностей служанки. Старкова сдружилась с Верой и Лидией, обсуждала придворных с ехидной Разумовской, беседовала о книгах с утонченной Лидией. В Большом дворце была потрясающая библиотека, правда, бывать там приходилось куда реже, чем хотелось бы Алине. Даже старшие фрейлины прониклись к девушке, прозвав ее за легкий характер «солнышком».       Алина всегда улыбалась, заразительно и громко смеялась. И в зависимости от настроения царицы то нарывалась на осуждающий выговор, то на благосклонную улыбку. Характер государыни был переменчив, как ветра осенью, то строгий, нелюдимый, набожный, чопорный, и тогда она целые дни проводила со своим духовником Апратом, читая «Жития святых», молясь этим самым святым и разговаривая лишь о спасении души. А порой, вот как вчера, государыня устраивала ужины и балы, танцы до утра с большим количеством вина и обильной пищей. Последнее случалось гораздо чаще.       Обладая острым умом, практической сметкой, воспитанная отцом, которому помогала в делах поместья и торговли, Старкова живо поняла, что по-настоящему страной не занимается никто. Удивительно, как власть еще держалась в руках у Петра Ланцова, казалось, что ему и дела не было до Равки. Ни ему, ни его кабинету министров, которые упорно делали вид, что в стране все хорошо, но экономический упадок, о котором говорил отец, был налицо.       А еще налицо были волнения в столице, культ Солнечной святой набирал силу, им исподволь управлял Апрат, который с жаром доказывал царице, как нуждаются эти люди в поддержке. И получал немалые суммы, которые, как подозревала Алина, большей частью оседали в его карманах.       Западная Равка все чаще говорила об отделении. И Алина не раз и не два ловила себя на мысли, что понимает людей, живущих по ту сторону Каньона. В самом деле, что дает им Старая страна, как называли Восточную Равку в Ос Керво? Аграрный восток всегда был источником зерна, хлопка, льна, табака и мяса, но с тем же успехом Запад мог торговать с Новым Земом. Финансово это было даже более выгодно, чем с Восточной Равкой, но невозможно, пока Запад юридически находился под властью Ланцовых. Промышленный Запад был технически более развит, там строились многочисленные фабрики и заводы, в том числе, военные, производство постепенно становилось все более механизированным. Запад мог стать независимым государством практически безболезненно для себя, но по восточной части страны это ударит очень сильно. Восточная Равка не выстоит, если это случится. А еще Восточная Равка ничего не сможет сделать, потому что Запад надежно укрыт стеной Каньона, столице будет очень сложно добраться до мятежников.       Иногда эти разговоры поднимались и в покоях царицы, но та лишь отмахивалась, заглядывавший к ней цесаревич грозным тоном обещал покарать всех мятежников, а Апрат называл их еретиками, не стоящими внимания. Но они внимания стоили, и Алина не понимала такой беспечности.       Была у Алины и своя причина для беспокойства, она понимала, что если Западная Равка отделится, их торговля с ними пойдет на спад. А если начнется война, они не продадут ни зернышка пшеницы, ни листочка табака. Все, что строил ее отец долгие годы, будет разрушено. Нищета, упадок, забвение. Этого Алина не хотела. И порой с ужасом слушала беспечные речи царицы и цесаревича.       Она быстро поняла, что Николай гораздо более рассудителен, чем вся его остальная семья, но его к управлению государством практически не допускали. Любимый сын царицы, но нелюбимый и, возможно, не родной для царя, младший принц имел очень маленькую поддержку во дворце, но значительную на фронте, ведь успел послужить в Первой Армии, командовал полком и прошел несколько серьезных битв с Фьердой.       Южные и северные соседи тоже оставались проблемой, война по-прежнему шла на два фронта, Шухан похищал гришей, в столице шептались о бесчеловечных экспериментах, которые проводили в лабораториях Шухана, о чудовищах, в которых превращали гришей, о том, что из них делали монстров, идеальных солдат, не чувствующих боли. Никто точно не знал, сколько правды, а сколько вымысла в этих словах. Да и в Большом дворце очень мало уделяли внимания этой проблеме.       Алине хотелось бы знать, что говорят в Малом, но Дмитрий вернулся на фронт полтора месяца назад вслед за своим генералом, оставляя сестру и родителей переживать в Ос Альте. Родители решили остаться в столице до праздника Нового года. Катерина навещала подруг, собирала сплетни по столице, посещая ужины, чаепития и салоны. Отец налаживал деловые связи. От Виктора не было ни слуху, ни духу, ни малейшей весточки. Алина переживала за брата, за наставника, за будущее семьи. А должна была бы сосредоточиться на своих обязанностях фрейлины.       Впрочем, последнее хоть и выходило у нее не всегда легко, не обошлось без ошибок, порицаний со стороны старших фрейлин и выговоров со стороны Жени, не обошлось без вопиющих нарушений дворцового этикета, за которые Алина была не раз наказана, но в целом к зиме девушка вполне освоилась во дворце, приобрела множество знакомств и с легкостью решала задачи, которые еще осенью казались ей невыполнимыми, приводя в ужас. Как приводили в ужас запутанные коридоры дворца, в которых она терялась первое время, отчего бывала недостаточно расторопна, грозя навлечь на себя гнев государыни. И навлекала. Впрочем, иногда Алине казалось, что царице просто нужно было на ком-то сорвать свою злость, показав свой дурной характер. Иногда Старковой казалось, что она просто не нравится царице. А сама Алина не была уверена, что хочет понравиться. Уважения государыня не вызывала, как не вызывала восторга и жизнь во дворце. Алина не испытывала к царице ничего, кроме легкой степени почтения, порой переходящего в трепет человека, воспитанного в уважении к царской семье, но на деле этого уважения не испытывающего.       Алина спешила по коридорам Большого дворца, не боясь заблудиться или неправильно выполнить пожелание царицы. Задумавшись, девушка резко повернула за угол и влетела в кого-то со всего маху. Ткнулась лицом в черный кафтан и застыла в ужасе. По коже побежали мурашки, когда ее деликатно придержали, чтобы она не упала. Алина подняла голову, встречаясь с непроницаемым взглядом темных глаз. Сердце колотилось в висках, на которых мгновенно выступила испарина, в ушах ревела кровь, а ноздри забил запах мороза, полыни и стали, что-то опасное настолько, что по телу Алины невольно прошла дрожь, захотелось отшатнуться, как от мерзости, бежать, как можно дальше.       Святые! Почему из всех, на кого можно было наткнуться в Большом дворце, Алина столкнулась именно с Дарклингом? Да еще так близко? И почему ее страх, мешающийся с едким раздражением, так волнителен? Стоп. Генерал же был на южном фронте последние недели, откуда ему взяться во дворце? Но даже не это было главным. Если здесь генерал… Алина быстро перевела взгляд за спину мужчины, который почему-то не спешил ее отпускать. И пусть прикосновение его было легким и практически не чувствуемым, но Старкова была уверена, что пожелай он, и она не сумеет вырваться. Заклинатель был опасным хищником, который лишь играл с ней, одно движение, и деликатное прикосновение превратиться в сомкнувшиеся тиски, из которых будет очень трудно сбежать.       За спиной генерала замер ее побледневший брат. И это вывело княжну из ступора, она подалась назад, вопреки всем ее опасениям, Дарклинг тут же отпустил ее. - Простите, генерал, - Алина присела в реверансе, - я такая неловкая. Она не чувствовала стыда, лишь досаду за задержку. А еще поглядывала на брата, которого не видела несколько недель, от которого не получала ни строчки и страшно сердилась из-за этого. Впрочем, радость от встречи была сильнее.       Алина улыбнулась украдкой, в зеленых глазах Дмитрия вспыхнули знакомые искорки. Между ними стояла темная фигура, но брат и сестра уже потянулись навстречу друг другу, невзирая ни на какие препятствия, как было всегда. - Ничего, - тон генерала был нейтральным, но вот взгляд…       Алину он пугал больше, чем тьма Каньона. Дарклинг словно пытался влезть ей в голову. Она вспомнила его слова о том, что она не обычная отказница, вспомнила, как подставилась в спарринге с Назяленской, как подставила брата. Она вспомнила все рассказы Виктора о проницательности Дарклинга, о его хитрости, безжалостности и жестокости. Княжне стало настолько не по себе, что она едва подавила паническую дрожь. Она во дворце. Она фрейлина царицы. Никто и ничего никогда не узнает. Алина всегда считала себя смелой, но этот мужчина пугал ее тем, что она сама хотела бы забраться к нему в голову. Боялась, отторгала, была предубеждена против него, знала его по рассказам ближайшего его друга и соратника, готова была яростно бороться против, если придется, и хотела добраться до сути. Сама себе была противна в этом иррациональном стремлении. И ничего не могла с собой поделать, лишь радуясь, что Дарклинг был нечастым гостем в Большом дворце, явно воспринимая необходимость являться ко двору как неприятную повинность.       - Дмитрий, ты на сегодня свободен, - негромко произнес Дарклинг, а смотрел при этом на Алину. - Но, мой суверенный, - начал Старков. - Меня сопроводят Федор и Иван, - не дал поспорить генерал, прищурился, едва заметно усмехнулся, - доброго дня, княжна.       Алина поспешно отошла в сторону, пропуская мужчину и двоих сердцебитов, один из которых посмотрел недовольно, а второй подмигнул, заставляя Старкову улыбнуться невольно. - И вам, доброго дня, генерал, - негромко произнесла Алина уже в спину удаляющемуся мужчине.       А потом круто развернулась и, наконец, кинулась брату на шею. Он невольно рассмеялся, приподнимая сестру над полом. - Привет-привет, мелкая! Как твои дела? - Ты что, даже не читал моих писем? – возмутилась Алина. - На фронте было немного не до того, знаешь ли, - закатил глаза брат.       Алина отстранилась, чтобы внимательно посмотреть на парня. Сейчас, когда схлынул первый восторг от радости неожиданной встречи, Старкова вдруг увидела, каким уставшим выглядит брат, побледневшим, похудевшим. Но хуже всего были глаза, в которых поселилась непривычная для него жесткость, какая-то тянущая темная боль. - Ох, - Алина вновь крепко обняла брата, - ох, Дима. Там было совсем ужасно, да? В ответ парень отвел взгляд, заставляя Алину напрячься еще больше. - Ты куда-то бежала, - перевел тему парень.       Алина ахнула, выпутываясь из объятий парня. - Волькра меня задери! Ее величество убьет меня! - Алина! – осуждающе воскликнул брат. - Да-да, - она еще раз быстро обняла парня, - я побежала. Ты будешь вечером у родителей? Да? Отлично! Я приеду! Не вздумай отлынивать, в конце концов, твой генерал освободил тебя до конца дня.       На кухне царила привычная суета, было душно и пахло всевозможными закусками. Алина вбежала туда, едва не задохнулась от жара, что разлился в нескольких помещениях, поспешно вытерла пот, тут же выступивший на лбу и, ловко лавируя между столами, здороваясь с поварами и кухарками, поспешила вперед. - Княжна Старкова! – главный повар, высокий, худой и жилистый Антон, родом откуда-то с севера Равки, раскрыл ей свои объятия.       В первые же свои сутки дежурной фрейлины Алине пришлось отправиться ночью на кухню за травяным чаем для царицы. Сначала Старкова заблудилась в темных коридорах дворца, потом влетела на кухню, едва не снеся дверь с петель, так девушка торопилась, затем она свалила несколько кастрюль, чуть не снесла стол и едва не испортила торт, который готовил сам главный повар. Он тогда, сдвинув кустистые брови, обозвал ее стихийным бедствием, но, сжалившись над едва не плачущей девушкой, научил ее готовить самый ароматный на свете травяной чай, угостил пирожком с повидлом и отправил прочь, велев сказать, что это он так долго готовил напиток для царицы, чтобы государыня не слишком ругалась на нерасторопность новой фрейлины. Отговорка помогла, как и предельно виноватый вид Алины, как и травяной чай.       А Старкова зашла на кухню еще раз, а потом еще, став частой гостей. Ей нравился рабочий лад, что тут был, нравились запахи готовящейся еды, ароматы специй и трав. Здесь, казалось, царила суета, но если присмотреться, то она имела свою четкую структуру и неизменный порядок. Кухня была маленьким царством Антона, которым он управлял твердой рукой да строгим взглядом.       - Привет, Антон! – Алина чмокнула повара в щеку, - самый крепкий кофе и лимонный шербет для государыни и, как можно, скорее. - Снова торопишься, маленькое стихийное бедствие, - усмехнулся повар, отдавая распоряжения помощникам, - сядь-ка!       Алина послушно плюхнулась на стул, огляделась, принюхалась, нетерпеливо забарабанила пальцами по столу. Антон только глаза закатил в ответ и поставил перед ней маленькую тарелку с пирогом. - Вот, попробуй. Алина повертела тарелку так и эдак, а потом откусила от пирога. Восхитительный вкус взорвался во рту, заставив почти застонать от удовольствия. - Мммм! Святые! Как вкусно! – протянула Алина, - что это? - Черничный пирог со взбитыми сливками, - ответил Антон, - генерал Кириган будет на обеде. Это единственный десерт, который он предпочитает. Конечно, его величество не озаботился тем, чтобы угодить Дарклингу, но озаботились мы.       Алина озадачено посмотрела на мужчину. Можно было бы подумать, что главный повар озаботился тем, чтобы угодить Дарклингу из чувства страха перед последним, но весь вид Антона говорил, что это далеко не так. Повар выглядел так, словно был рад возвращению генерала в столицу, был счастлив от его присутствия на обеде. - О, - неопределенно протянула Алина и, чтобы скрыть свое удивление, откусила еще кусочек, прожевала. Могла бы сказать, что десерт потерял всю свою прелесть, но нет, он оставался все таким же потрясающе вкусным.       Помощники Антона справились в рекордные сроки и, не успела Алина доесть пирог, как перед ней очутился поднос с кофейником и чашкой из тонкого фарфора, а еще тарелка с аккуратно нарезанным шербетом, который заботливо прикрыли льняной салфеткой. Посуда была тонкой работы, изящной, баснословно дорогой, расписанной лучшими мастерами Равки, но Алину больше заинтересовал поднос с изображением Жар-птицы, гордое, непокорное, мифическое создание раскинуло крылья, переливающиеся всеми оттенками огня.       Говорили, что род Ланцовых происходит от Жар-птицы. Виктор говорил, что мифическое создание – тоже усилитель Морозова. Старкова машинально дернула запястьем, где чешуя Морского Дракона срослась с костями и самой сутью девушки.       - Мне пора, - Алина запихала последний кусок пирога в рот, подхватила поднос, пробурчала с набитым ртом, - спасибо! - Заходи еще, маленькое стихийное бедствие! – произнес Антон, кивнув на прощанье.       Искусство ловко нести поднос Алине давалось с трудом, она слишком торопилась, посуда то и дело съезжала, Старкова охала, ругалась себе под нос, пыталась смотреть и под ноги и на посуду, не преуспевала в этом и искренне восхищалась служанками, которые весьма ловко управлялись с подобным.       Василий со свитой показались из-за поворота, и Алина мысленно застонала. Цесаревич ей не нравился. Если царь своими нелепыми действиями и словами вызывал у девушки жалостливую насмешку, если к царице Алина испытывала равнодушие пополам с заученным с детских лет неискренним почтением, то старший принц был Старковой неприятен. Он был напыщен и груб, любил пошлые шутки, его сальный взгляд ощупывал девушку с головы до ног каждую невольную встречу. Не раз и не два, в грубой форме он намекал ей, чего хочет от нее. Но еще ни разу Алина не оказывалась наедине с ним и его прихлебателями в пустом коридоре.       Княжна почувствовала опасность еще до того, как Василий и двое его друзей приблизились. Разминуться было невозможно, повернуть назад нельзя, а дорогу вперед живо перегородили трое молодых людей.       - Ваше высочество, - пробормотала Алина и как смогла с подносом в руках сделала неуклюжий реверанс. Василий окинул ее ленивым взглядом с ног до головы, столь липким, что зачесалась кожа,       Алина попятилась, невольно посмотрела по сторонам, едва подавив в себе желание обернуться в надежде, что кто-то появится в пустом коридоре.       Опасность разлилась в воздухе, заставив девушку крепче стиснуть поднос. Интересно, если она плеснет горячим кофе в лицо наследнику престола, ее прилюдно казнят на центральной площади или тихо удавят в подземельях Большого дворца?       - Ты недостаточно низко кланяешься, - хмыкнул один из друзей Василия. - Впрочем, - произнес второй, - дочери шлюхи, наверное, привычнее и вовсе встать на колени?       Они громко засмеялись, Алина вспыхнула от гнусного намека.       Конечно, ее происхождение не было тайной во дворце, стало предметом сплетен, пересудов, насмешливых и жалостливых взглядов, гадких приставаний со стороны мужской половины и не менее гадких намеков со стороны женской. Алина старалась высоко держать голову, а потом тихо плакала в подушку и проклинала мать, которую никогда не видела. Ей ни на минуту не давали забыть, что пусть она дочь князя, но еще и дочь безродной актрисы, плод мимолетной интрижки, незаконнорожденная. И никакой титул, никакая должность при царице, которая однажды в пьяном веселье громким смехом поддержала эти оскорбления, не могли изменить того, что в Алине текла дурная кровь.       - Я очень спешу, ваше высочество, - тихо произнесла Алина, - ее величество ожидает меня, она будет очень недовольна моим промедлением. - Подождет! – фыркнул Василий, шагая ближе, заставляя Алину отступить на шаг. Девушка держала поднос перед собой, как щит, руки ее начали дрожать. Она не знала, чего ожидать, не могла предположить, как далеко зайдет цесаревич, видела только, что он все еще не слишком трезв после вчерашнего, как и его друзья, один из которых зашел ей за спину, а потом резко толкнул. Алина вскрикнула, кофейник опасно накренился, один неловкий шаг, взмах руками как попытка удержаться на ногах, и горячий кофе плеснул прямо на мундир цесаревича. - Ах, ты дрянь! – рявкнул Василий, выбивая поднос у Алины из рук. Тот с оглушительным грохотом упал на пол, мелькнуло огненное оперение Жар-птицы, она посмотрела на Алину насмешливо, с пронзительным звоном разбились чашка и блюдце, шербет улетел прочь, в коридоре запахло кофе и лимоном. Друг Василия резко дернул Алину за волосы, запрокидывая ее голову, цесаревич схватил девушку за подбородок. Алина дернулась было, чтобы высвободиться, ей тут же заломили руку за спину, выворачивая. Девушка зашипела от боли. - Придется, - его сальный взгляд скользнул по лицу, по груди, - отработать такое оскорбление.       Алина похолодела. Ум ее лихорадочно метался в поисках выхода. Она могла и не могла защитить себя сейчас. Во-первых, как бы хорошо она ни владела приемами борьбы гришей, но справиться с тремя взрослыми мужчинами будет тяжело даже ей. Но она бы попробовала, никогда и ни за что не сдалась бы без борьбы, но перед ней был наследник престола. За такое оскорбление ее казнят, а, возможно, и всю ее семью.       Дружок Василия гнусно посмеивался, предвкушая, должно быть, как после принца девушка достанется ему. Цесаревич склонился ниже. И Алина поняла, что ни за что не будет все это терпеть. Нет.       Она подалась назад, а потом чуть вперед, освобождая себе пространство для удара, чуть-чуть ослабляя хватку на руке, сжимая пальцы свободной в кулак, примеряясь к челюсти принца, но не успела.       - Алина! Где тебя носит! Ее величество страшно недовольна! – звонкий голос Жени ударился о стены. Василий тут же отпрянул. - Ваше высочество, - Сафина подошла, как ни в чем не бывало, приветствуя цесаревича, на его друзей она даже не посмотрела. Вела себя так, словно ситуация была совершенной обыденной, словно Алину не тянули безжалостно за волосы, словно рука ее была свободна, а в коридоре не пахло разлитым кофе. - Что тебе нужно тут, Женя? – протянул один из дружков Василия. - Да-да, - вторил тот, что держал Алину, - покои царя в другой стороне. Они гнусно заржали.       На лицо Жени набежала тень, она стиснула зубы, янтарные глаза опасно потемнели. Быть может, она и была гофмейстериной, но еще оставалась гришом, а никто не смеет безнаказанно оскорблять гриша просто так. - А ну-ка заткнулись оба! – вдруг рявкнул Василий, - вы говорите о моем отце и вашем царе! Смех тут же стих. - И отпусти ее уже, - раздраженно продолжил принц.       Его дружок тут же ослабил хватку и толкнул Алину вперед, девушка все же поскользнулась и упала, больно ударяясь коленями, выставляя вперед руки и попадая ладонями прямо по осколкам.       Василий презрительно хмыкнул, а потом, намеренно наступив грязным сапогом на подол голубого платья, прошел дальше, за ним последовали его друзья.       В коридоре повисла гнетущая тишина. Саднили ладони, на глаза наворачивались слезы злости и ярости. Алина стиснула зубы, глубоко задышала, чтобы не расплакаться.       - Поднимайся! – сухо велела Женя. Старкова вздрогнула, на пару мгновений она и вовсе забыла о присутствии Сафиной. Алина поднялась, поджала губы, удрученно посмотрела на свои руки в мелких кровоточащих порезах. - Ее величество очень злится? – спросила тихо. И вздрогнула, услышав резкий ответ: - Плевать! От неожиданности Алина вскинула взгляд на Женю, чьи янтарные глаза метали молнии, она была прекрасна в своем гневе. Гневе, направленном не на Алину? Старкова даже сделала крошечный шаг назад. - Ты идешь ко мне в комнату, тебе нужно полечить руки, - непреклонным тоном распорядилась Женя. - Но кофе, - пролепетала Алина, совершенно растерявшаяся от такого, - и шербет. Сафина в ответ только глаза закатила. - Я сама все сделаю, а ты иди. Давай-давай, - она легонько подтолкнула Алину, - я скоро приду.       Ловя на себе недоуменные, а кое-где откровенно насмешливые взгляды придворных и слуг, Алина, не поднимая головы, чувствуя, как жаром заливает щеки, буквально промчалась по дворцу, оступилась на лестнице, едва не упала, ее подержал какой-то слуга. - Спасибо, - пробормотала девушка неловко, чувствуя, как еще больше краснеет.       И, наконец, толкнула дверь покоев Жени, что находились неподалеку от комнаты дежурной фрейлины и покоев государыни.       Тихонько притворив за собой дверь, Алина прислонилась спиной к створке, пытаясь успокоиться, но руки все еще дрожали, ладони пульсировали болью, а грязное пятно на голубой ткани было гнусным напоминанием.       Должно быть, она такое же пятно в общей массе придворных. Полукровка, дочь шлюхи, все еще нелепая провинциалка. Алина жалко всхлипнула, закусила губу до боли и заставила себя пройти внутрь, огляделась.       Покои Жени были небольшими и… безликими. Даже в общей комнате у фрейлин были дорогие сердцу каждой безделушки. У Лидии на прикроватной полке всегда лежал томик стихов, а у Веры на кровати валялись то платок, то очередное забытое послание от поклонника, которые толпами бегали за девушкой. А у Алины над кроватью висели рисунки и наброски, портреты, пейзажи, натюрморты, все, на что хватало времени в плотном графике. Мелочи были в их комнате повсюду: будь то едва уловимый аромат духов и пудры, небрежно брошенная нитка бус или забытое печенье, украденное на кухне, смятое покрывало или неидеально занавешенное окно.       Но в комнате Жени не было индивидуальности. Идеально застеленная кровать, на покрывале ни единой морщинки, пустой стол, выровненные шторы, лампа на тумбочке у кровати и наполненный ровно на две трети графин с водой, ни пылинки, ни соринки, ни брошенной вещи. Ничего. И даже запах был… да не было никакого запаха, чистый, свежий воздух и не более того. Алина сделала пару шагов по мягкому ковру, ей стало вдруг остро не по себе. Инстинкты взвыли, сигнализируя об опасности не меньше, чем в коридоре не более получаса назад. Старкова нервно сглотнула, чувствуя, как пересохло горло, отозвались пульсирующей болью ладони, когда Алина сцепила их между собой в попытке унять неконтролируемую дрожь.       Приметив дверь в дальнем углу, девушка осмелилась предположить, что там личная ванная. Старкова вошла внутрь, здесь тоже было стерильно чисто, хотя можно было бы предположить кучу баночек и скляночек с кремами, лосьонами, муссами, пудрами и красками, которыми так щедро пользовались придворные дамы, лелея свою красоту. Но нет, снова та же безликая чистота. Алина склонилась над тазом для умывания, неловко стала лить из кувшина на ладони, смывая с ладоней кровь, грязь и стекло, зашипела, когда прохладная вода попала на израненную кожу. Вода окрасилась в розовый цвет. Такое незначительное ранение и столько крови и боли.       Кое-как отмыв ладони, девушка, не вытирая их, вернулась обратно в комнату.       Дверь открылась, заставив Алину подпрыгнуть, а потом попятиться, когда в комнату влетела злая, как разъяренная волькра, Женя. Кудри ее растрепались, светлые глаза метали молнии, - куда там шквальным! – а губы были поджаты. Она звучно ругалась себе под нос. И, право слово, Алина никогда не слышала таких слов от сдержанной и утонченной гофмейстерины.       Заметив девушку, Сафина замолчала. Хмурым взглядом скользнула по фигуре фрейлины, остановилась на руках. Алина машинально сжала пальцы в кулаки. - Покажи-ка руки, - велела Женя мягко, приближаясь к Алине. Старкова поморщилась, но пальцы разжала и протянула руки, ладонями вверх. Прикосновение Жени было бережным и деликатным. Она провела пальцами, едва-едва касаясь кожи, залечивая. Алина, как и всегда, с восторгом смотрела на работу Сафиной. Даже эта мелочь восхищала ее.       По правде говоря, ее восхищали все умения гришей. В такие моменты Алина всегда забывала, что она сама гриш, чувствовала себя отказницей, не могла противиться восторгу, что расцветал в ней, стоило увидеть безупречную работу целителей, вещи тонкой работы, сотворенные фабрикаторами. Даже вспоминая шквал ветра, которым Зоя Назяленская швырнула ее в стену, Алина чувствовала восторженное изумление.       - Спасибо, - выдохнула Алина. Сафина со вздохом отпустила руки девушки, прошлась туда-сюда по комнате, остановилась, прямо посмотрела на Старкову. - Василий, конечно, первостатейная сволочь, и окружает себя такими же сволочами. Но, Алина, он наследник престола. Старкова нахмурилась, не совсем понимая, что Сафина имеет в виду, посмотрела вопросительно, пытаясь разгадать смысл слов, изо всех сил надеясь, что она зря сейчас думает о худшем. - Что ты собиралась делать, Алина? – спросила ее гофмейстерина. И вновь Алина не понимала, лишь вскинула вопросительно бровь, чувствуя, как где-то на задворках сознания начинает зудеть гнев, покалывая затылок. - Я видела, как ты сжала руку, - произнесла Женя, - как подалась вперед для лучшего удара. Зоя, может, и хотела бы сохранить ваш поединок в тайне, но ее не слишком любят в Малом дворце. Слухи разносятся быстро. Дмитрий обучал тебя, - голос ее против воли, как и всегда, сорвался на имени Старкова, - ты могла бы… - Защитить себя? – резко спросила Алина, раздражение охватило всю голову, принося с собой боль. - Ты же понимаешь, какие катастрофические последствия это имело бы для тебя и твоей семьи? – поинтересовалась Женя. Старкова стиснула зубы. Она знала. Она понимала. Не понимала только одного: к чему сейчас этот разговор? В голосе Жени не было ни суровости, ни осуждения, ни строгости, подобной той, что бывала, когда она отчитывала Алину за ненадлежащее исполнение своих обязанностей. Сафина была сурова, строга, но вместе с тем в ее тоне отчетливо улавливалось сочувствие. - Мне следовало дать им то, чего они хотели? – тихо отозвалась Алина вопросом на вопрос, глядя прямо в янтарные глаза, в которых мелькнула неприкрытая боль. - Возможно, вам с Николаем следует играть свой маленький спектакль лучше, - вздохнула Женя.       Алина вздрогнула, закусила губу, совершила ошибку, отводя взгляд. …быть может, все дело в том, что я не доверяю Жене до конца. Не перед тем человеком она выказала слабость, будь проклято все на свете! В какой же подлый гадюшник она влезла! Куда там тьме Каньона! Волькры хотя бы честны в своем желании сожрать тебя! - Спасибо, что очутилась в том коридоре так вовремя, - неловко перевела тему Алина, силясь улыбнуться. Женя громко фыркнула. - Можешь поблагодарить несносный характер царицы. Она отправила меня за тобой, потому что ты задержалась. Алина все же улыбнулась, Женя дернула уголком губ в ответ. - Иди, - произнесла, - ты свободна до завтра. - Но Вера попросила меня подменить ее до вечера, - произнесла Алина. - До вечера царица будет спать, - отмахнулась Сафина, - потом встанет с головной болью и дурным настроением, потом захочет выглядеть безупречно и не захочет никого видеть. А если ей что-то понадобится, то позовет меня. Иди, тебе тоже требуется отдых. - Спасибо, - выдохнула Алина и поспешила к двери.       У створки Старкова остановилась. Ей вдруг захотелось сказать еще что-то, кроме слов благодарности, что-то важное, то, что могло бы порадовать Женю, в глазах которой часто стояла затаенная печаль. И Алина подозревала, что это связано со всеми теми слухами, что ходят по дворцу о Сафиной и царе, слухами, после которых фрейлины многозначительно переглядывались, а царица срывала на Жене свое плохое настроение, демонстрируя самые острые грани отвратительного характера. - Знаешь, - Алина полуобернулась, - у Дмитрия при упоминании тебя такое же мечтательное выражение лица. Секунду Женя смотрела непонимающе, а потом на щеках ее расцвел застенчивый румянец, делая девушку еще прекраснее. Алина улыбнулась. - Доброго дня, Женя. ***       Алина думала взять экипаж, ехать верхом после бессонной ночи не хотелось. Но на конюшне она встретила Николая. - Привет! – принц раскрыл ей свои объятия, чуть более настойчивые, чем обычно, теплые и в то же время настолько бережные, словно Алина была статуэткой из земенского фарфора. - Уже доложили, - проворчала Алина, утыкаясь ему в грудь.       Ей нравился Николай, но все чаще Алина ловила себя на мысли, что нравится он ей скорее как еще один старший брат.       Он был щедр на улыбки, шутки и слова поддержки, незаметно, ненавязчиво подсказывая ей, где она ошибается в дворцовом этикете, который сам нарушал с огромным удовольствием. Не раз и не два он оттягивал на себя гнев своей матери, частенько появлялся в покоях государыни, очаровав всех фрейлин. Он дарил Алине милые безделушки вроде нового платка, любимых девушкой синих ирисов, – и откуда только узнал? – шоколада, новой книги или флакона духов. А еще он дарил ей свое время, проведенное за долгими прогулками и посиделками в библиотеке. Они гуляли по столице. И Алина почти всегда забывала о том, что у них с Николаем сделка, настолько легок был в общении младший принц.       - Женя сказала, что я плохо за тобой присматриваю, - хмыкнул принц. - Женя сказала, что мы плохо играем наш маленький спектакль, - поморщилась Алина. - Ну, - в глазах Ланцова мелькнуло что-то шальное, - мы можем это исправить. А потом он поцеловал ее. Прикосновение губ было ненавязчивое, мягкое и теплое. Девушка шумно выдохнула, щеки окрасились румянцем, но в груди не поднялось ни тепла, ни нежности.       Это был просто формальный поцелуй, на который Алина не знала, как ей реагировать. Странно ведь целовать своего брата в губы. Она не потеряла головы, не почувствовала жара, мурашек, всего того, о чем шептались девушки, о чем писали глупые любовные романы, листаемые тайком при лампах в ночи. Ничего, кроме легкого недоумения. И все же ее руки скользнули по плечам парня в намеке на объятие.       Ланцов отстранился и едва заметно подмигнул девушке. - Вот так лучше, правда? Теперь о нас поднимается новая волна сплетен. - Какое счастье, - вздохнула Алина и вдруг спросила, - проводишь меня? Я поеду к родителям в город. - С удовольствием, золотко! – отозвался принц.       Они выехали верхом. Алина по-прежнему без удовольствия и с трудом управлялась с лошадью, которая, казалось, чувствовала и ее сонливость, и ее рассеянность и вела себя еще несноснее, чем обычно. - Тебе следует больше ездить верхом, - заметил Николай, - скоро первая зимняя царская охота. - Вообще, - задумчиво произнесла Алина, - я младшая фрейлина, могу не участвовать в дворцовых церемониях и царских увеселениях. Ланцов хохотнул. - Милая, это тебе так кажется. Поверь, моя мать захочет выехать с максимальной помпой. А это предполагает участие в охоте всех фрейлин и даже гофмейстерины. Алина только вздохнула. - Что же, придется одеться теплее. Ланцов задумчиво посмотрела на девушку, а потом одобрительно кивнул. - Молодец. Ты учишься держаться непринужденно, словно все, что происходит вокруг так и задумано. Причем тобой. - О, - фыркнула Алина, - ну до тебя мне явно далеко! - До меня никто не дотянется, - самодовольно подмигнул ей парень, заставив закатить глаза в ответ. - Мне бы твою самоуверенность, Николай! – хмыкнула девушка. - Моя самоуверенность зиждется на тонком расчете, - ответил принц. - Ага, - скептически фыркнула Старкова, - безрассудстве и огромной доле везения. Николай нисколько не смутился. - Не без этого.       Они выехали за ворота крепости, попадая в водоворот столичной жизни. Подковы со звонким звуком ударялись о булыжники мостовой, шум и гул нарастали. Алина вдохнула полной грудью, улыбнулась широко.       Ей нравилась Ос Альта, а крепость иногда давила своей тяжестью. Когда она получит свой титул и свои земли, то непременно построит себе особняк в столице и время от времени будет наслаждаться шумом и суетой города.       - Санкта Алина! - вдруг раздалось с соседней улицы, - она придет! Она скоро придет! Алина вздрогнула, изумленно уставилась на бедно одетого худого мужчину, ему можно было дать и тридцать лет, и семьдесят, тонкая кожа обтягивала череп, грозя порваться на острых скулах, глаза горели фанатичным блеском. - Она уже рядом! Она придет! На мужчину поглядывали со страхом и интересом. Знатные дамы шушукались и старались держаться подальше, мужчины неодобрительно хмурились, кто-то громко возмущался, куда смотрит стража. Слуги пересмеивались между собой. Алина подъехала ближе, на мгновение забыв о Николае рядом с собой. - Санкта! – выкрикнул он, глядя прямо на нее. Алина дернулась назад, лошадь ее заржала, несколько человек обернулись, посмотрели на нее тоже, заставив покраснеть. В груди огненным цветком расцвел острый страх, на мгновение показалось, что этот мужчина знает, что все вокруг знают. Но последователь культа Солнечной святой почти сразу отвернулся от нее. Девушка украдкой выдохнула. - Тебе интересны его речи? – раздался рядом удивленный голос Николая, - не думал, что ты религиозна. Алина вымучено улыбнулась, разворачивая лошадь. - Он привлек мое внимание, - пожала плечами. - Ты испугалась, - констатировал Ланцов, глядя на девушку. - Просто, - Алина не знала, что придумать, какую ложь выдать. - Ты просто красивая девушка, ярко одетая, - перебил ее Николай, - сумасшедшие всегда обращают внимание на таких в первую очередь. - Да, - поспешила подтвердить Старкова, - ты прав.       Какое-то время они ехали молча. В ушах Алины все еще звучал голос мужчины, блеск в его глазах граничил с безумием, от которого мурашки бежали по коже. Девушку невольно передернуло, когда она вспомнила о том, что торговцы предлагали на улицах кости Санкта Алины. Ее кости!       - Ты веришь в это? – спросила она Николая. - Во что? – удивленно отозвался принц. - Ты веришь в то, что Солнечная святая, Заклинательница Солнца существует? Николай беспечно пожал плечами, весь его вид говорил, что ему не очень-то интересна эта тема. Он был практичен, не умаляя силы и влияния гришей, он рассматривал их как ресурс для блага страны, признавая, что они необходимы. Но до сказок ему дела не было. А Заклинательница Солнца считалась самой настоящей сказкой, мифом. - Тебе лучше поговорить об этом с братом, - хмыкнул принц, - но если настаиваешь, то, - он снова пожал плечами, - если существует Заклинатель Теней, то почему бы не быть и Заклинательнице Солнца? Они, - он мотнул головой в сторону улицы, где остался последователь культа Солнечной святой, - верят в ее пришествие. Они верят, что она войдет в Тенистый Каньон, уничтожит его изнутри, объединит Равку, станет противовесом ненавистному им Дарклингу, а то и вовсе убьет его. Многие были бы счастливы. - А ты? – спросила Алина. - А я человек практичный, золотко, - отозвался Ланцов, - я предпочитаю работать с теми орудиями, что у меня есть. Но если бы у нас вдруг появилась своя Заклинательница Солнца, мы бы нашли ей применение, - подмигнул девушке принц.       Алина вздрогнула, отвернулась, чтобы скрыть свое смятение. Вот оно. То, о чем говорил ей Виктор. «Они захотят использовать тебя и твою силу, поработить тебя, надеть на тебя ошейник и дергать за поводок. Этого допустить нельзя. Ты слишком ценна».       - Все в порядке, золотко? – после непродолжительного молчания спросил Николай, - на тебе лица нет. Не думал, что ты такая впечатлительная. Алина попыталась взять себя в руки и принять непринужденный вид, хотя внутри все скручивалось в тугой узел. - Просто устала, - коротко ответила Старкова. ***       После обеда Алина поднялась к себе с твердым намерением отдохнуть, все же бессонная ночь и полное тревог утро давали о себе знать, девушка очень устала. Но лечь не успела, раздался стук в дверь, а потом в комнату заглянул брат. - Есть минутка? - Да вроде я никуда не тороплюсь, - отозвалась Алина, усаживаясь на кровать. Дмитрий сел рядом, обнял сестру. - После юга мы несколько дней провели в Крибирске, - произнес брат, - генерал инспектировал войска, - а еще нанесли визит генералу Златану в Новокрибирск. Дмитрий замолчал. Алина застыла, побледнев. - Ты переправлялся через Каньон, - произнесла медленно, глядя на брата. Понимание взорвалось в ней яркой вспышкой, озарив разум, заставив стиснуть зубы, задышать взволнованно, - дело не только в боевых действиях на юге, - продолжила девушка, не отрывая взгляда от Дмитрия. Сердцебит вздохнул. - Переправа прошла… не очень успешно, - он смотрел в пространство перед собой. У Алины мурашки пробежали по коже. Они верят, что она войдет в Тенистый Каньон, уничтожит его изнутри…       Острое чувство вины пронзило грудь, заставив сердце замереть на мгновение, а потом забиться вдвое чаще. Что, если она не права в своем упорстве скрыть свой дар? Что, если она нужна Равке? Виктор говорил, что нужна, но всему свое время. Но когда наступит то время? И сколько людей еще погибнет, прежде, чем оно наступит? А если однажды пострадает Дмитрий? Как сможет Алина с этим жить?       - Поделишься? – тихо спросила девушка. Дмитрий только стиснул зубы крепче, отрицательно покачал головой и вытащил из кармана конверт. - Меня нашел Виктор, он сейчас в Западной Равке. Алина встрепенулась нетерпеливо. - Ты видел Виктора? Как он? - Недоволен, - сухо произнес брат, - моим назначением. Твоим назначением. Передал тебе письмо, - парень протянул Алине конверт. Старкова нетерпеливо сломала печать, развернула лист бумаги.

Моя дорогая Алина! Я надеюсь, что у тебя все благополучно. Хотя должен признать, что меня расстраивает твое решение стать фрейлиной царицы. Расстраивает потому, что девушка твоих талантов не должна хоронить себя в Большом дворце, служа государыне, служба которой не привилегия, но предательство своей страны. Я был против того, чтобы ты покидала поместье до поры до времени и тем более показывалась в столице, но у твоего отца иное мнение на этот счет. Хотя от тебя я ожидал большего благоразумия, как и от твоего брата. Его близость к Дарклингу, равно, как и твоя, ставит под угрозу все то, что мы строили все эти годы, все то, что является основой лучшего будущего, нашего и Равки. Полагаю, что ты в полной мере не осознаешь то, что сделала, но надеюсь, что у тебя хватит выдержки сохранить нашу тайну до поры до времени, хотя ваше с Дмитрием безрассудство может негативно отразиться на вашей семье. Но я надеюсь, что этого не произойдет. Мое дорогое солнышко, будь осторожна. И помни, что я всегда на твоей стороне, как и ты, надеюсь, останешься на моей. Всегда любящий тебя, Виктор.

      Алина какое-то время смотрела на лист, чувствуя, как жгучая обида поднимается в ней удушливой волной. Старкова поднялась и швырнула листок в пламя камина. Легче не стало. Девушка смотрела, как пламя пожирает письмо, как белый лист становится черным, рассыпаясь в пепел, как горят злые слова, и кусала губы.       - Отчитал? – наконец, спросил брат. Алина передернула плечами, осознавая вдруг, что не это было сейчас главным. На смену обиде пришел страх. Девушка развернулась к брату, посмотрела прямо в зеленые глаза. - Дима, что Виктор делает в Новокрибирске так долго? Зачем он тебя нашел? Глаза брата потемнели, он отвел взгляд. - Посмотри на меня, - велела Алина. Дмитрий рывком поднялся, сделал пару шагов по комнате, стиснул зубы, шумно вздохнул. - Дима? - Он предлагал мне остаться с ним, - отозвался, наконец, брат. Алина нахмурилась, понятнее не стало, только дурное предчувствие сдавило грудь.       У нее был самый лучший наставник, что обучал ее не только владеть светом. Тактика, стратегия и военная хитрость тоже входили в образование Алины Старковой. Она не могла похвастаться тем, что была экспертом в этих областях, но кое-что понимала, а несколько месяцев во дворце среди интриг придворных обострили природное чутье, отшлифовали полученные знания. Кто бы мог подумать, что дворец очень похож на поле боя.       - Мне кажется, что он в числе тех, кто хочет отделения Западной Равки от Восточной, - произнес Дмитрий, - мятежные настроения ходят давно, но… - Они организуют настоящую революцию, так? Собираются развязать гражданскую войну, - прикрыв глаза, перебила Алина. Молчание брата было красноречивее любых слов. - Святые, - прошептала Алина, оседая в кресло у камина, - что нам делать? Зачем он в это ввязался? Зачем, раздери его волькры!       Дмитрий отвернулся к окну, помолчал какое-то время. Трещал огонь в камине, но в комнате царила неестественная, мучительная тишина. Сердце Алины стучало все быстрее, в висках пульсировала кровь, тело налилось смертельной усталостью. - Мне кажется, - медленно произнес брат, подбирая слова, - что все дело в Дарклинге. - В Дарклинге? – переспросила Алина. - Ну да, - кивнул парень, - в их вражде. В ненависти Виктора, в его желании мести. В его… страхе. - Он не боится Дарклинга! – тут же вскинулась Алина. - Возможно, - уклончиво произнес брат, - но его личные мотивы руководят его действиями. И действия эти направлены на то, чтобы отомстить Дарклингу. Проблема только в том, что попутно он хочет развалить страну. - Это не так! – с жаром воскликнула Алина, - да, возможно, Виктор хочет отомстить Дарклингу, но он никогда бы не пошел против Равки! Никогда! - А он и не считает, что это против, - пожал плечами Дмитрий, - он считает, что так будет лучше.       Девушка покачала головой. Виктор, который объяснял ей, почему нельзя допустить разделения страны, почему аграрный Восток не сможет выжить без промышленного Запада, никогда не стал бы думать, что отделение – это лучше. Нет! Это неправда! Что-то они с Димой упускают. Где-то не до конца понимают, в чем дело. Все не так просто.       - Мы что-то упускаем, - произнесла Алина вслух, - Виктор любит свою страну. Он никогда бы так не поступил. - В любом случае, - отозвался Дмитрий, - я отказался к нему присоединиться. Алина на мгновение задержала дыхание. Она даже представить боялась, как обидело это ее любимого наставника, который столь много дал и ее брату тоже. - Но ты же ничего не рассказал своему генералу? – с тревогой спросила девушка.       Молчание брата было таким долгим, что у Алины закружилась голова, а во рту пересохло. Она нервно сжимала руки, призывая себя к спокойствию, но внутренний свет разгорался в тревоге, вспыхнула кожа ярким светом. - Дима, - прошептала Алина. Брат резко обернулся, хмуро посмотрел на девушку. - За кого ты меня принимаешь? – спросил резко, - Виктор и мой наставник тоже. Он много сделал для меня. Но что еще важнее, он много сделал для тебя. Но, Алина, так не сможет продолжаться вечно. Старкова почувствовала, как ее затошнило, как мир поплыл перед глазами, свет вырвался наружу яркой вспышкой, осветившей комнату. Она хотела бы закрыть уши руками, она хотела бы не слышать того, что скажет брат дальше, ведь они всегда были слишком близки, словно близнецы. Они чувствовали друг друга, а порой заканчивали друг за друга фразы. «Пожалуйста, - хотелось сказать ей, - не говори, не надо, не озвучивай то, что я и так знаю. Я ведь все понимаю, не маленькая уже и не нуждаюсь в том, чтобы мне объясняли». Но Дмитрий был неумолим. - Однажды мне придется выбрать сторону. И однажды сторону придется выбрать тебе, - произнес брат, в упор глядя на девушку, заставляя Алину нервно выдохнуть.       Она знала это. Всегда знала, что однажды ей не просто придется выбрать сторону, однажды ей придется заявить о себе всему миру. В ее силах только решить, как это случится.