Брачный ритуал

Утром меня разбудил будильник. Это был один из первых успешно сделанных мной артефактов, и я очень его любил. Выигранный мной на первой игре снитч программировался ментальным усилием и в заданное время шмыгал над моей головой и стрекотал, уворачиваясь от попыток его отогнать или поймать до тех пор, пока я окончательно не просыпался. Плетение заклинания было непростым. И состояло из нескольких блоков, но мне оно удалось настолько, что я даже заслужил похвалу деда. Я потом такими будильниками одарил всех, кого мог. Тем более выигранные снитчи у меня появлялись регулярно. Такой был у Седрика, Грега, Невилла, папы, Сириуса и Регулуса. И у Джин. Интересно, как она там, думал я, принимая бодрящий душ, вытираясь, натягивая на себя одежду. Перед глазами слайдами мелькали то рыжий локон, то приподнятый уголок губ, то веснушки на вздёрнутом носике. Под этот калейдоскоп воспоминаний я сменил батарейки в плеере, поставил себе Чайковского и вышел в пустой по утреннему времени холл. Ничего, кроме слабой улыбки, Джинни больше не вызывала. Даже эрекции. А потом мозги отключились. Душа принимала музыку и мир вокруг: прохладу летнего утра, росу на траве, упористо ложащуюся под ноги дорожку. Тело двигалось само по себе, автоматически. Я не задумывался, как передвигаю ногами, как дышу, уйдя в своего рода транс. Кружевная, будто расшитая филигранью музыка царила в моём внутреннем мире. Поэтому я не сразу среагировал на выскочившее на дорогу крупное животное, кажется, это был дикий вепрь. Лишь в последний момент мягким кувырком мне удалось уйти от столкновения. И всё бы хорошо, но оказалось, что дорожка пролегала вдоль оврага, я оскользнулся на влажном покатом склоне и покатился вниз к ручью. Падать меня на занятиях учили, так что до низа я докатился практически без повреждений. Не считать же ими сбитые коленки, локти и болезненно саднящую царапину на шее. Плеер тоже чудом не пострадал. Лишь шнур наушников вырвало из гнезда. Умывшись в ручье, я отряхнулся, оценил повреждения в отражении, выбрал из волос веточки и листву и побрёл к себе. Тело потягивало, на спине разливался болью ушиб, шея зудела. На выходе из леса я наткнулся на Тома. Вначале он улыбнулся мне, а потом глаза его расширились и их затопила темнота. Он вдруг схватил меня и прорычал мне в лицо: — Кто? — В смысле? — я упёр ему руки в грудь. В правую ладонь бухало сердце. Лорд был не на шутку взвинчен. — С кем ты трахался? — Ты головой скорбный, Том? Или тебя в принципе интересует только этот вопрос? — возмутился я. — Ты мой, понятно?! Я опешил от такого заявления и внимательно всмотрелся в лицо Тома, не в состоянии понять его неадекватное поведение. На висках у того выступил пот, на шее быстро-быстро билась жилка, ноздри трепетали, полные губы приподнялись в оскале, оголяя влажную ровную полоску зубов, а в чёрных от злости глазах проскальзывали багровые всполохи. Да он на грани! Тренер меня предупреждал, что человек в состоянии аффекта самый опасный. Поэтому я резко толкнул его руками в грудь. От неожиданности он отпустил мои плечи, я сжал кольцо-портал, и меня дёрнуло в подпространство. Я оказался в пещере. Ну, папаша, учудил. По ощущениям она была экранирована от магии, потому что я чувствовал лишь свою магию, а вот окружающий мир был будто блеклым и выстланным ватой. Пещера была огромной, и высокий потолок терялся в темноте. Лишь подсвечена растущими в небольших нишах грибами, фосфорицирующими зеленоватым свечением. Было сухо, но неуютно. Я поёжился. После летнего тёплого утра гулкий сумрак пещеры навевал тоску. На полу в центре лежал матрас, сверху спальный мешок и стояло несколько ящиков. Порывшись в них я нашёл воду в бутылках, галеты, консервы, дрова, жидкость для розжига и спички. Пнув матрас, я походил по пещере из угла в угол, меряя шагами и тыкая в грибы палочкой. Они тонко свистели, а при попытке прикосновения сворачивали пластинчатые шляпки. Я зажёг спичку на пробу. Дым тянуло куда-то в потолок, так что, разжигая костёр, я не рисковал угореть. Тяга была, и приличная. Окончательно замёрзнув, я решил разжечь костёр. Меня подмораживало от болезненного падения и от нападения Тома. Второе испугало больше, чем выскочивший на дорогу зверь. Когда дрова затрещали, я плюхнулся на матрас, сосредоточился и попытался отправить Патронус. Крупный кот обежал помещение, а потом подошёл ко мне и ткнулся серебристой призрачной головой, будто извиняясь за то, что не смог исполнить поручение. Мой Патронус — рысь. Хранитель рода Поттеров. Он приходил ко мне, когда меня представляли роду на малое совершеннолетие в четырнадцать, и я не удивился, когда форма моего Патронуса оказалась такой же. Я активировал свой браслет, вызвал аптечку и хорошенько там покопался. Нашёл Рябиновый отвар и обработал им все ссадины. Потом выпил Обезболивающего и, завернувшись в мешок, лёг смотреть на огонь. В голове была каша. Как реагировать на поведение Тома я не знал, ни разу в жизни не сталкиваясь с такой нелепостью. Я, очевидно, уснул, потому что, когда открыл глаза, то от костра остались лишь угли, подёрнутые пеплом. Ну и что мне, истеричке, делать? Я столько дней протерпел эту чушь, чтобы сейчас просто позорно сбежать, даже не поговорив. Это «ты мой» взбесило меня так, будто меня прилюдно изнасиловали. Почему лорд так ведёт себя в отношении меня и почему так легко выбивает меня из колеи? Я всегда считал себя рассудительным и спокойным человеком. Я типичный райвенкловец. Не без дури, особенно, когда дело касалось обнимашек, или когда меня накрывало тягой к приключениям. Покрутив ситуацию и так и так, я понял, что, увы, вынужден вернуться. Ругал я себя последними словами. Во-первых, опять заистерил. Во-вторых, засветил наличие у себя порт-ключа. В-третьих, подставил своим исчезновением семью. Дай Мерлин, Том пока не предпринял никаких глобальных шагов. Я сложил все вещи на место, загасил костёр известным способом (ну, не воду же на это тратить), скрыл браслет и, внутренне сжавшись, активировал портал. Выкинул он меня в то же место, откуда я пропал. К дорожке, уходящей в лес. Смеркалось. Я кинул Темпус и увидел, что осталось полчаса до ужина. А ел я вчера поздним вечером. С Томом… При мысли о нём эмоции взвинтились. Я был одновременно зол, раздражён и заинтригован. Последнее чувство мне не понравилось. Впрочем, и остальные тоже. Нет причин чувствовать всё вышеперечисленное, особенно так остро. Что такого во мне, что заставляет вести себя так бесцеремонно и беспардонно? Что такого в нём, что будоражит и отключает мозги? Я залез по плющу в свою комнату и пошёл в душ. Вымыться хотелось неимоверно. В душе я всё прокручивал утреннее происшествие, но так и не пришёл к какому-либо логично звучащему выводу. Когда я вышел из душа, в моей комнате в кресле сидел Том. Я застыл в дверях. Хорошо, что я обмотал полотенце вокруг бёдер. И вообще, у меня не комната, а проходной двор. Таскаются тут всякие. Почувствовав мгновенно вспыхнувшую злость, я усилием воли погасил её и требовательно посмотрел на Тома. Тот глубоко вздохнул, сжал руками подлокотники кресла и неожиданно покаянно произнёс: — Гарри, знаешь, после твоего появления здесь я делаю ошибку за ошибкой. Я совершенно не такой. В смысле, я всегда умел держать себя в узде и редко испытывал яркие чувства. Сейчас же я без остановки прокалываюсь, а потом прошу за это прощения. Мои мысли и ощущения от ситуации были удивительно созвучны, поэтому я немного расслабился. Когда понимаешь, что не один ты вляпался, это всегда успокаивает. — Я… мне показалось, что ты был с кем-то в лесу. Ты вышел взмокший, с потёртыми коленями и засосами на шее. У меня сорвало стопоры. Я был не прав, прости. Мне хотелось послать его так далеко, что отсюда не видать. Но я пересилил себя, решив объяснить своё состояние. Тем более, Том извинился. Учитывая специфику его личности, он делает это, скорее всего, крайне редко. — Я бежал, когда на дорожку выскочил какой-то зверь. Испугавшись и избегая столкновения, я отпрыгнул в сторону, поскользнулся и покатился вниз к оврагу. Это были не засосы, а синяки и царапины. И не стёртые колени, а ссадины. И не взмокший, а мокрый — я умывался в ручье. Твоя реакция неадекватна. Почему ты решил, что у тебя есть право вмешиваться в мою частную жизнь? — Контракт участника запрещает на время участия в ритуале какие-либо сексуальные контакты. Хм, а я этот пункт не заметил. Но не могу сказать, что подробно читал этот контракт. — Ок, с этим понятно, принимаю. Но с чего ты решил, что я твой? Я не вещь и не приемлю такого отношения. Мне хватило твоего беспочвенного обвинения в моей доступности. — Все вы, пока проходит конкурс, под моей опекой и защитой. Я извинился не за слова, а за то, каким тоном они были произнесены. Лживый скот и манипулятор. И ведь даже не скажешь, что он врёт. — Ты не имел права покидать менор, — обвиняюще сказал Том, и я приоткрыл рот от такой наглости. — А ты не имел права нападать на меня без объяснений, хватать так бесцеремонно, повышать голос и, вообще, вести себя как последний плебей! Хочешь — накажи меня. Удали с проекта. — Накажу. За то, что ты нарушил контракт. За то, что я искал тебя. За то, что испугался. — Ты испугался, а платить должен я? Я не согласен с этим обвинением. Я его не принимаю! За нарушение контракта отвечу. Что ты хочешь? Ещё моей крови? Том вдруг усмехнулся, будто я не выкатывал претензии, а называл его сладким и гладил по коленке. — Ужин. Жду тебя там. И чтоб не отлынивал! Так же, как и от церемонии роз. Это будет твоей репарацией. Мерлин, мы цапаемся как Молли Уизли и Артур, когда первая поймала второго на покупке подержанного и древнего, как утёс Мохер, маггловского автомобиля. Поэтому я в очередной раз сдержался и перевёл разговор в нейтральное русло. — Что сегодня были за соревнования? Ничего, что я их пропустил? — Сегодня выходной. Я перенёс задание на завтра, так как искал одного наглого зарвавшегося несносного мальчишку. — Р-р-р! — М-м-м, понятно. Могу я одеться? Я замёрз, — холодно сказал я. Ещё пара дней, и я в искусстве сдержанности переплюну Северуса. Тот настолько виртуозно владел покер-фейсом, что играть с ним в карты было категорически невозможно. Он подсовывал шестёрку, девятку и вальта под видом фул-хауса, доводя эмоционального Сириуса до истерики. Том встал и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Но я знал, что он хочет шарахнуть ей изо-всех сил. И ухмыльнулся. Знание, что не только мне тяжело держать себя в руках, почему-то приносило удовольствие.