Брачный ритуал

Том отпоил меня зельями, восстановил разрушенную обстановку мощнейшим Репаро, а потом, уложив к себе поплотнее, окутал своей магией, как коконом. Его магия льнула ко мне, и я почувствовал, что силы прибывают, как если бы я отлежался на родовом камне Поттеров. У меня несколько раз было так, что я увлекался процессом создания артефакта или тренировкой и истощал свой магический резерв настолько, что требовалась помощь родового зала. В голове была мешанина из эмоций, мыслей, догадок и эмоциональной усталости. Поэтому вопросы, сыпавшиеся из меня, были странными и несообразными обстоятельствам. — Том, так выходит, ты не занимался сексом с Хэмом? — Нет. Но я не хочу говорить о нём в нашей постели, — его голос звучал категорично, и я понял, что не стоит трогать эту тему. Мне и самому она была неприятна. Разговаривать о бывших друг друга, лёжа в постели — пошлость и нездоровый мазохизм. — Слушай, а что с розами? — А что с розами? — Они не вянут и не позволяют прикасаться к себе никому. — Ты знаешь, что означает роза на языке цветов? — вкрадчиво спросил Том. — Увы, нет. Бабушка и леди Блэк этим увлекаются, я же никогда не вникал. — Красная роза — это символ искренней и всепоглощающей любви. — Но ты дарил их всем! — какой любвеобильный демон! — Да. Но есть нюансы. Цветы закупались для церемонии. Но один я всегда создавал заклинанием Флорис. У этого заклинания есть специфика. Во-первых, осуществить его может очень сильный маг, оно не каждому даётся. Материализация чего-либо вообще сложная вещь. — Это противоречит законам Гампа! — кажется, я ревную. Чувство было не новым, но отвратительным на вкус. Я наелся его с Седриком в полной мере и больше не желал ощущать. — Расскажи это тем, кто регулярно использует Агуаменти. На самом деле, наш мир пронизан фундаментальными частицами, и можно создать всё из ничего, потому что «ничего» некорректное понятие. То, что мы не видим воздух, не значит, что его нет. Вода это два атома водорода и один атом кислорода. То есть всё из чего-то состоит. Но вот сколько сил надо на то, чтобы из мелких разрозненных заимствованных частиц сформировать нечто конкретное, ты должен себе представить, как образованный человек. Я кивнул. Это действительно очень энергозатратно. — Также ты знаешь, что когда мы произносим заклинание, пусть даже невербально, мы обращаемся к трём источникам. Плетению самого заклинания, которое является своеобразным вектором, конструктом для магии, своей внутренней магии и эмоциональному посылу, который вкладываем в это заклинание. Так вот при использовании Флорис именно от внутреннего эмоционального посыла зависит то, каким будет цветок. Более понятный пример: если ты не хочешь причинить боль, то Круцио в твоём исполнении не сработает. Помнишь я преобразовал розу в каллу? — Да. — Белая калла выражает возвышенность и чистоту чувств. Это то, что я чувствовал в тот момент. А возвращаясь к твоему вопросу о розах: в силу специфики творимой магии, цветы не засыхали и не могли быть переданы кому-либо. Они были предназначены лишь тебе. Моё творение было адресным. — Выходит, ты… меня любишь? — у меня слегка закружилась голова. Хорошо, что я лежал. — Выходит, именно так. — Но как тебя угораздило? — да нет, бред какой-то. С чего бы Тому любить меня. Мы знаем друг друга всего ничего. Пару разговоров, пару нелепых ситуаций, пара дуэлей. Так не бывает! Или бывает… — Если бы люди знали ответ на этот вопрос, он был бы «разгадке жизни равносилен», как сказал однажды Борис Пастернак, русский поэт Серебряного века. Но у меня есть теория: для любви достаточно иногда первого взгляда. А остальное время уходит на осознание и принятие этого чувства. — Это произошло, когда ты меня увидел в холле менора? — Чуть-чуть раньше, — загадочно хмыкнул Том. — Разве мы встречались раньше? — Любимый, я сказал взгляд, а не встреча. — Ты за мной следил?! — О, а вот и моя любимая паранойя проснулась. Что-то она подзадержалась. — Том! — Гарри! Я завозился, желая побить эту троллью задницу, и понял две вещи. Я полон сил и я хочу есть. Крутнувшись в объятиях, я оказался уткнут в грудь Тома. Обнажённую и соблазнительную. Я хотел ему что-то сказать, но увидел перед собой вишнёвый сосок. Собранный, выглядящий как ягодка. М-м-м. Естественно я не устоял и лизнул его на пробу. Сосок под губами сморщился, собрался и стал каменно-твёрдым. Он был солоноватый, как солёная карамель. Я увлёкся, лизнул ещё раз, а потом прихватил губами и пососал. В голове была блаженная пустота, так как кровь устремилась вниз, затопляя жаром пах. Сверху раздался тихий стон, и я вспомнил к кому, собственно, этот сосок прикреплён. И цапнул его зубами. Том зашипел и заругался на парселтанге. Грязно и витиевато. — Ну, ты и матершинник! — Это я ещё сдержанно выразился. Что ты хочешь от парня из приюта, лордик? Ты зачем кусаешься? — Я есть хочу. — Как ты себя чувствуешь? — Полным сил, как после родового камня. — Да, отхлебнул от меня ты немало. Я поднял взгляд и близко увидел шоколадные глаза Тома. — Том? — Мы в рамках нашего брака можем пополнять резервы друг друга. Бля, брак! А я про него и забыл. Вернее не забыл, а как бы отложил на задний фон. И такие вещи, как паника и отторжение, меня не мучают. Почему? — Ты опять влиял на мои эмоции? — Это выходит непроизвольно. Не злись. Я чувствую твоё смятение, страх, неприятие и совершенно автоматически стараюсь тебя утешить, приободрить, успокоить. И выходит то, что выходит. Я вздохнул. Как же меня так угораздило? Ха, я спрашивал об этом у Тома, а теперь у себя. Я пафосно считал себя умным, выдержанным человеком, который умеет решать трудности с холодной головой. Даже в ситуации с Диггори я не опустился до скандала или демонстрации эмоций. Но Реддл обнулил все мои ощущения от самого себя. Я оказался эмоционирующим, рефлексирующим сопливым подростком, которому в голову шарашат гормоны. Причём не в ту голову, что на плечах. Я всегда с неким превосходством относился к пубертату, который трепал моих сверстников, как терьер, оставляя от них клочки. Оказалось, что у меня этот период просто случился позже, заземляя меня и ставя всё самоуважение под вопрос. Низкий голос Тома вырвал меня из приступа самобичевания. — Ты хочешь пойти есть на кухню или заказать еду сюда? — Давай на кухню, — решил я. Надо выбраться из этих жарких объятий, делающих из моих мозгов кисель. Я никогда не думал, что вожделение делает нас такими дураками. Том кивнул и провёл по моей спине горячей рукой, вызвав мурашки и заставив яйца поджаться. Да твою мать! Я поёрзал. Том не реагировал, будто уйдя в медитацию, наглаживая меня. — Слышишь? На кухню, говорю, пошли. — Пошли. — Так отпусти меня, Том. Или мне начать драться? — Мне даже не верится, что ты наконец-то в моих объятьях. — Это было сказано таким тоном, будто он меня шестнадцать лет ждал. — Насколько ты приуменьшил своё «чуть-чуть»? Том усмехнулся, на секунду сжал меня так крепко, что я пискнул, а потом разжал руки. Я чувствовал себя слегка помятым. Как если бы был воробьём, которого поймал кот, а потом вдруг решил отпустить. Одежда валялась в неожиданных местах, и если штаны были ещё ничего, то футболка пришла в полную негодность. Она была порвана от ворота до пупка. Я покрутил её в руках в недоумении. Совершенно не помнил этого момента. Мерлин, Том вёл себя как дикий зверь. Да и я не лучше. Интересно, почему после Репаро её восстановило до порванного состояния? Много времени прошло с момента повреждения? Порвал на мне её Том утром, а выброс у меня был днём. Очевидно, Репаро — это короткий откат времени назад. Причём для вещи, но не для живого существа. Я-то не вернулся во время ДО выброса. А вот вещи, которые были повреждены выбросом, вернулись в первоначальное состояние. Значит есть большая разница между перемещением во времени живого и неживого объекта… Встряхнув головой, я понял, что потихоньку еду мозгами. Мне срочно нужна еда. — Дай свою рубашку, моя футболка никуда не годится. Том кинул мне рубашку через кровать, и я натянул её, застёгивая ряд мелких пуговичек. Ну что сказать, ворот сползал то на одно, то на другое плечо, а я болтался в рубашке как градусник в стакане. Ну и по длине она была до середины бёдер. Ладно, пофиг. Я почесал укус на шее и распустил растрёпанный хвост, пытаясь собрать волосы заново. Такое впечатление, что мной по полу возили. Скрутив на затылке небрежный пучок, я посмотрел на задумчиво роющегося в шкафу Тома. — Я готов! Том обернулся и задавил смешок. — Что? — Ты похож на туриста, которого ограбили и изнасиловали в затрапезной стране третьего мира. В Бангладеше или Гане. — Сюда я попал в более пристойном виде! Давай зайдём ко мне, и я переоденусь. Том кинул Темпус. Было почти восемь вечера. Я тут почти сутки проторчал! Конечно, я есть хочу. — Пойдём так. Ты почти сутки не ел. Я, впрочем, тоже. Сейчас все на ужине, мы спокойно пройдём незамеченными.