Брачный ритуал

Конечно же, незамеченными мы не проскочили. Только мы вывернули из-за угла коридора к лестнице, как столкнулись с Люциусом Малфоем. Он вначале увидел Тома и поклонился своему сюзерену, а потом увидел меня, и губы у сиятельного лорда дрогнули, желая сложиться в букву О. Но он удержал лицо, заторможено кивнув мне, задержавшись взглядом на моей шее. Проходя мимо холла, я глянул в зеркало и залился краской. Вся шея была в засосах, а на месте перехода шеи в плечо, с которого сползла рубашка, красовался чёткий отпечаток человеческих зубов. Отлично! — Том! — зашипел я, подняв ворот рубашки и горстью собрав его под подбородком. — Убери следы! — Нет. Я даже остановился от такой наглости. — В смысле? — Не буду убирать следы. Они мне нравятся. Я посмотрел на него, как на идиота. — Ты издеваешься? — Абсолютно нет. Даже не думал. Когда я на них смотрю, да и не только я, — толсто намекнул он на встреченного Малфоя, — то сразу понятно, что ты принадлежишь мне. Кольцо я, увы, со всеми этими безумными событиями, ещё не забрал из Гринготтса. Ну вот что можно сказать такому человеку? Вот и я не нашёлся. На кухне эльфы, увидев Тома, забегали как тараканы. Нам с космической скоростью накрыли на стол. Том сел напротив меня, поджал под себя ногу и, схватив кусок курицы руками, вгрызся в него зубами. — Если бы ты знал, как мне надоели эти официальные приёмы пищи. Иногда хочется вот так, — он помахал полуобглоданной куриной ногой, — по-плебейски есть курицу руками и говорить с набитым ртом. — Как я его понимал! — Мы в меноре обедаем и ужинаем всегда прилично. Ну, там приборы, льняные накрахмаленные салфетки, свечи. И разговоры только после десерта. И то, о погоде и природе. А завтракаем всегда на кухне. Шумно, весело, без пафоса. Можно схватить с тарелки кусок бекона руками. Причём с чужой. Или пошутить. И это такое счастье, это такая близость. Именно это делает нас семьёй, а не кровные узы. Мама — маггловоспитанная. И она принесла эту традицию в дом родителей отца. Бабушка и дедушка вначале были скандализованы, когда мама утром кормила меня и папу на кухне. Потом к нам присоединился дед. А потом и бабушка. Потом друзья отца и мои друзья. Воскресные завтраки мои самые любимые. Тогда папа не торопится утром в аврорат, приходят Нев и Грег, приходят крёстные, папин друг Ремус. Нас огромная шумная толпа. Мы смеёмся, шутим, и это самые лучшие моменты для всех нас. Том с интересом слушал мой рассказ, наворачивая салат большой ложкой прямо из миски. Непослушная прядь темных волос всё время падала ему на лоб, выбиваясь из аккуратно расчёсанных волос, и он сдувал ее таким естественным жестом. Это выглядело очень мило и человечно. Сейчас он не был правителем Британии, Тёмным Лордом, лордом Реддл-Мраксом. Он был просто Томом. И я вдруг подумал, что вот такого его можно полюбить. — Вот я всегда говорил, что маггловоспитанных надо изымать в семьи волшебников. Они несут в замшелость древних родов свежую струю и свежую кровь. — Ох, а Дамблдор в уши заливал, что ты собираешься уничтожить грязнокровок. — Гарри, как я могу уничтожать кого-то, сам являясь воспитанником маггловского мира? Это же чушь. Как и сам термин «грязнокровка». По моей теории не существует магглорождённых. Есть лишь маггловоспитанные. — Это как? — Что показала проверка крови твоей матери? — Так, стоп, с мамой понятно, её удочерили, и она оказалась действительно маггловоспитанной. Но со мной на потоке училось несколько выходцев из мира магглов. Гермиона Грейнджер, к примеру. — А она делала проверку крови в день малого совершеннолетия? — Маловероятно. — Так же как и я в юношестве её не делал, считая себя полукровкой в лучшем случае. — Ты не знал о своих родных вообще ничего? — Не знал, пока не догадался поднять хроники родов в библиотеке Хогвартса. Я вообще очень тянулся к знаниям и традициям мира магии, особенно чистокровных. Но у меня просто не было денег на проверку крови. Когда деньги появились, я узнал, что мой отец, которого все считали магглом — сквиб, информации о чём, естественно, ни в одной книге не было. Вопрос магглорожденности заинтересовал меня, и я учредил фонд для маггловоспитанных. Они могли на деньги фонда пройти проверку крови в Гринготтсе. — Не слышал о таком. — Конечно, не слышал. Дамблдор приложил все усилия, чтобы фонд закрылся. — Почему? — Потому что ему не выгоден факт того, что мы с магглами два разных биологических вида. Как гориллы и шимпанзе. Для того, чтобы родился маг, в его родословной обязательно должен быть маг или сквиб. Мой фонд просуществовал всего три года. Сто процентов маглорожденных оказались потомками магов или сквибов. Так что термин «магглорожденный» — фикция. У меня выпала вилка из рук. — Том! Но люди должны знать об этом! — Все внутри моего круга знают, но в «Пророке» это, конечно, не печатают. Но ничего. Сейчас я смогу изменить ситуацию. — Вновь откроешь фонд? — Лучше. Все дети, вне зависимости от статуса и финансового положения, в Хогвартсе в четырнадцать лет, то есть на четвёртом курсе, пройдут проверку крови за счёт школы. — Идея отличная, конечно, но каким образом ты её осуществишь? Или пока я тут сидел, Дамблдор повстречался с создателем? — Это был бы идеальный вариант, — мечтательно сказал Том. — Но у меня появилась возможность прижать старикашку. Тебя, кстати, это не возмущает? — Нет. Я его терпеть не могу. В школе он постоянно пытался залезть ко мне в голову, опоить зельями и заболтать словами, приглашая на чаепития. Я последние разы невежливо игнорировал его приглашения, ссылаясь на то, что если у него нет претензий, то у меня нет времени распивать чаи. — Великолепно, — захохотал Том. — И как он реагировал? — Улыбался. Сквозь зубы. Знал бы ты, как он достал Невилла. Благо у Нева бабушка в попечительском совете. Она на первых каникулах нашла в его крови такой коктейль зелий, что на учёбу Нев поехал сгибаясь под весом артефактов. А сама она посетила Дамблдора и орала так, что горгулья от кабинета сбежала на крышу и её несколько недель не могли уговорить вернуться на старое место. Леди Лонгботтом потом ещё натравила на интригана леди Вальбургу, и та устроила в школе такую проверку, что директор даже перестал называть всех «мой мальчик» и «моя девочка», и во время работы комиссии носил только мантии неброских цветов: бордовые, красные и оранжевые. — Невилл, это твой одногодка, герболог, которого ты так беззастенчиво лапал? У которого родители пострадали при попытке переворота? — Да не лапал я его, а обнимал! Нев мой друг! Да, его родители пострадали. Вину за пытки попытались свалить на Лестрейнджей. — Помню их. Расследование показало, что их пытал Бруствер, потому что Лонгботтомы не хотели участвовать во всём этом. Белла тогда была с малышкой Делией в меноре и вообще не участвовала в защите министерства. А Раби и Руди защищали Нотта. — Лонгботтомы лежат в психиатрическом отделении Мунго. Невилл раз в неделю их навещает. Знаешь, он как-то сказал мне после одного из посещений, что если бы Бруствера не приговорили к поцелую дементора, он бы его убил. Невилл! Человек добрый и мягкосердечный. И я ему поверил. — Знаешь, что самое страшное? Бруствер не был безумцем или в состоянии аффекта. Он творил это всё совершенно сознательно. А ведь младшие Лонгботтомы были на их стороне, пока дело не дошло до силового решения конфликта. И за отказ от участия Бруствер пытал своих же. — Я всё время думаю, что ему могли попасться тогда не Лонгботтомы, а отец с крёстным. И это я сейчас бы раз в неделю посещал Мунго и сходил с ума от невозможности совершить месть или как-то изменить ситуацию. — Хочешь, я схожу, посмотрю их? — неожиданно спросил Том. — Северус смотрел. Там, увы, ничего не поправишь. Но спасибо, что предложил. Том чуть склонил голову, рассматривая меня. — Что? — Ты выглядишь сейчас так порочно. В рубашке не по размеру, которая всё время съезжает с плеча, с шеей, украшенной моими засосами, со встрёпанными волосами. И рубашка на тебе моя. Я так хочу тебя сейчас. Я смутился под этим жарким взглядом. Никто никогда не смотрел на меня с таким откровенным желанием, никто не метил меня так. Все отношения до этого были какими-то пресными, будто ненастоящими. Фикцией. Подделкой. Эрзацем. Неполноценным заменителем. — Не смущайся, солнышко, я буду делать с тобой только то, что ты сам захочешь. Пошли спать? — вкрадчивым голосом сказал этот змей-искуситель. И ведь я захотел. Спать. В смысле спать с ним. Чтобы он делал со мной всё, что я сам захочу. И даже больше.