(Не)чужие люди

      Таня щелкнула на кнопку пульта, и тот потух. Она перекатилась на живот и уткнулась лицом в подушку. Сейчас ее одолевало самое противное чувство, когда буквально живот ноет от желания что-то делать, хочется встать, перебрать все вещи в комнате, нарисовать картину, выиграть чемпионат мира по квиддичу, прекратить все войны, слетать на луну и обратно.       Но сил оторвать себя от кровати нет.       Они испарились в тот день, когда Гарри закрыл за собой дверь кофейни тем утром.       Они проснулись на кровати, в той, что он называл лежанкой. Пробурчали друг другу что-то невнятно и обменялись парочкой неловких реплик, пока одевались. Все это казалось Тане странным. Под ложечкой у нее сосало и тогда, когда она делала ему черный кофе без сахара.       Они посмотрели одну серию ситкома, что шел по телику с утра, пока кофейня была закрыта. Пили молча, лишь прихлебывая иногда и посматривая друг на друга аккуратными взглядами.       А потом он ушел, и, как говорилось в том известном всем мультфильме, обещал вернуться. И не вернулся.       Теперь Таня бездумно щелкала каналы на телевизоре, мысли не давали сосредоточиться на книге. А каждый раз, когда в кофейню кто-то заходил, сердце у нее екало и она сбегала вниз узнать кто.       И это всегда был кто-то другой.       Время тянулось вязко, противно долго. Таня погрузилась в ужасное болото. Но не могла признаться в том, что это все из-за него. В конце концов он прислал маленькую записку пару дней назад.       На записке было аккуратными буквами написано: «Мы очень скоро встретимся». И смайлик в конце пририсовал. «Урод», — думала Таня. И достала из-под подушки смятую записку с белым пером, которое оставила его сова.       Урод.       Написал он это так, будто бы думает, что она его, действительно, ждет и буквально изнывает от ожидания. Он просто заморочил ей голову, утром она это поняла. Она так открылась ему, он знал теперь так много, и пропал, будто бы ничего не было.       И Таня не могла поверить, что думает о том, что было. Было что-то интимнее секса, что-то, чем он приковал ее к себе, заставил вновь и вновь вспоминать.       Таня застонала и перекатилась обратно на спину. Это, конечно, не так, думала она. Просто она читает Томаса Манна, «Волшебную гору», там уж точно не до веселья и не до желания жить.       Она нащупала рукой книжку, лежащую на тумбочке, и открыла ее. «Ждать — значит обгонять, значит чувствовать время и настоящее не как дар, а как препятствие, значит, отвергая их самостоятельную ценность, упразднить их, духовно как бы через них перемахнуть».       — Господи! — воскликнула она и захлопнула книжку. Господин Манн полетел в стенку, и она села на кровати, ощущая, как одежда прилипает к коже. Как назло, холодная и мерзкая дождливая погода к концу июля стала знойной. Как было пару лет назад, когда столбики термометров поднимались выше сорока ежедневно.              Таня собрала волосы в тугой хвост. Жара прилипала к коже толстой неприятной пленкой, сковывающей движения. Продажи в кофейне резко упали, хозяйка решила добавить в ассортимент мороженое, но его все еще задерживали поставщики. И сейчас, наверное, Гробыня где-то внизу лениво крутилась в своем кресле и смотрела мыльные оперы.       Таня могла бы к ней спуститься, крутиться в соседнем кресле и лениво потягивать холодный лимонад. Но день уже близился к завершению, и вот-вот у Склеповой кончится рабочий день. Да и жаркое болото ее комнаты не выпускало Таню наружу.       — Чертова жара, — простонала она и встала с постели. Прошлепала босыми ногами по полу и взяла со стола банку с холодной водой. Та сохраняла температуру с помощью заклинания, в ней даже плавало два куска льда.       Она отхлебнула большой глоток и приложила банку ко лбу, как вдруг послышался стук. Сначала Тане показалось, что стучат в дверь, и она замерла, прислушиваясь к звукам из коридора. Но потом звук повторился и Таня поняла, что стучат по стеклу приоткрытого окна, и обернулась.              Может, принесли почту? Письмо от Малфоя или Пэнси были бы как раз кстати, развеселили бы ее. Но когда Таня подошла к окну, там не оказалось никакой птицы с письмом, Гроттер раскрыла окно и выглянула.       — Привет! — вдруг прямо перед ее лицом повисло лицо Поттера.       — Твою мать, — выругалась она на русском и дернулась назад в комнату. Гарри парил над ее окном на метле, цепляясь за нее только ногами, свисая вверх тормашками. Потом он подался вперед, схватился руками за метлу и спокойно прыгнул к ней на подоконник.       — Выучила какой-то новый язык, пока меня здесь не было? — улыбнулся он, присаживаясь на подушки, разложенные на подоконнике. Таня попятилась назад и поставила банку на тумбочку.       — А тебе какое дело? — спросила она бесцветным тоном, складывая руки на груди. Гарри поставил метлу рядом с собой, предпоследнюю модель Молнии, как отметила Таня, и свесился в окно спиной, оглядывая улицу позади себя. — Тебя до этого не сильно волновало, что я тут учу…       — Произошли некоторые неприятности, — уточнил он, косясь на нее. — Я прилетел, как только смог, у нас сегодня было занятие на местности вместе с полетами.       — Я думала, ты прогуливаешь академию, — фыркнула она и вдруг заметила, что его записка лежит прямо посреди кровати. Таня быстро взмахнула палочкой, так что та мигом отлетела в сторону и спряталась под покрывалом.       — В этом то и дело, отец узнал, что я прогуливаю, и теперь строго следит за тем, чтобы я был там с восьми до шести безвылазно, и до этого дня даже следил за тем, когда я прихожу домой.       — А теперь не следит?       — Я отпросился, — обнадежил ее Гарри. — Сказал, что иду к Рону.       Таня покачала головой. Повисла неловкая пауза, которая потонула в ужасной жаре, как в вязкой смоле, и Таня чувствовала, как тишина давит на уши. К горлу подступил привычный ком, и она поднесла руку к носу. Гарри обеспокоенно покосился на нее. Они встретились глазами. Пальцы были чистые.       — Я думал о тебе, — вдруг сказал он. — Постоянно.       Таня неловко прикусила губу и облизнулась.       — Правда? — спросила она. Гарри кивнул и почесал затылок. — Ладно.       — Так что за язык? — спросил он, спрыгивая с подоконника и делая два уверенных шага к ней.       — Русский, я говорю на нем с самого детства, — ответила она, чувствуя жар его тела. — Мои родители из России.       — М-м-м, — протянул он и положил руку ей на шею, указательным пальцем поглаживая ямочку за ухом. У Тани слегка подкосились ноги. — Скажешь что-нибудь на нем еще?       Таня неосознанно облизнулась и покосилась на его лицо, в паре сантиметров от своего.       — Я хочу тебя, — прошептала она судорожно, пытаясь в голове построить предложение на русском языке. Гарри слегка нахмурился. — Полностью.       Таня понимала, что он не понимает ее, но, произнеся это вслух, она хотя бы послала сигнал вселенной, чтобы та ничего не испортила.       — И что это значит? — спросил он, пока его большой палец коснулся уголка ее губ. Господи, думала Таня, Господи.       — Я сказала, что хочу пирожное, — улыбнулась она. Гарри удивленно приподнял бровь.       — Хорошо, я куплю тебе все пирожные на этой планете, — шепнул он, и их губы соприкоснулись в жарком поцелуе. Жарким он был, и потому что температура приближалась к сорока.

***

      Неделей ранее.       Гарри осторожно вставил ключ в замок и повернул его. Под кожей все тряслось, он медленно открыл дверь и просунулся в нее. И видимо было очень наивно думать, что родители не заметят, что его не было всю ночь.       — Посмотрите, кто удостоил нас своим появлением.       Гарри затормозил в дверях их дома в Годриковой впадине и сжал губы. Отец смотрел прямиком на него, опершись на стенку, сложив руки на груди и перекрестив ноги. Гарри попытался сделать как можно более невинное лицо.       — Доброе утро…? — проговорил он и заметил сбегающую по лестнице маму. Та остановилась в паре шагов от отца в такой же позе. У Гарри по спине поползли мурашки.       — Доброе, — проговорил отец низким голосом. — Где наша душенька была?       — Я…       — Я возвращаюсь, а тебя нет дома, нет ни записки, мать в неведении, я позвонил в академию, и знаешь, что мне там сказали? — голос его слегка подскочил, он с наигранным насмешливым тоном, чтобы скрыть гнев. Огоньки плясали в его карих глазах. Гарри поморщился. — Что тебя там вообще не было! И что ты вообще не ходишь на занятия! И не ври, что это неправда! Я спросил у мисс Харрис, она все подтвердила.       Гарри зажмурился и сжал кулаки. Интересно, призналась ли Дейзи, что подделывала его подписи?       — И где же ты был?       — В Косом переулке, — неуверенно проговорил Гарри. У него уже с утра подкипали мозги, а, если родители сейчас продолжат эти нотации, у него и вовсе слетит крыша. В конце концов, все мысли его были очень далеки от Годриковой впадины.       — Надо же, с кем? — наигранно заинтересованным тоном проговорил отец. Гарри поджал губы.       — Джеймс, — тихо проговорила мама. Она покосилась на его затылок. Отец слегка повернулся к ней, и они обменялись молчаливыми взглядами. Да уж, думал Гарри, вот это взаимопонимание.       В эту минуту Гарри решил проскользнуть в гостиную.       — Мы еще не закончили, молодой человек!       — И что мне до смерти стоять в дверях, пока ты меня отчитываешь? — буркнул Гарри. — Мне уже почти семнадцать.       — Почти! — отозвался отец и сделал к нему несколько уверенных шагов. А вот это уже опасно, и Гарри попятился. — Знаешь, сколько я всего сделал, чтобы тебя взяли в эту академию, сначала все прошлое лето выслушивал: «Папа, я так хочу быть аврором», потом выслушивал от преподавателей, что ты еще сопляк, и делал я это не для того, чтобы ты сейчас прогуливал эту чертову академию, Гарри, не для того!       — Джеймс… — снова проговорила мама и, цокнув языком, выскользнула в кухню.       — Так что подумай несколько раз ещё, когда будешь придумывать отговорки, где ты пропадаешь! — отец ткнул ему пальцем в грудь, и Гарри коротко кивнул. Он опустил голову в извиняющемся жесте. — Мать чуть с ума не сошла. А ты шляешься непонятно где, непонятно с кем, ночью, по Косому переулку!       — Прости.       — Что мне твои извинения, мне просто хочется, чтобы ты пользовался тем, что мы тебе даем с мамой, она очень волновалась, так что извинись перед ней лучше.       — Хорошо, — кивнул Гарри и стал подниматься по лестнице. Он надеялся, что на этом концерт окончен, и он сможет сходить в душ.       — И с этого дня ты будешь под моим контролем ходить в академию, если надо, я тебя буду за руку в камин провожать и встречать из камина тоже буду, услышал меня?       Гарри затормозил в пролете и тяжело выдохнул.       — И ты под домашним арестом на неделю, так что сообщи об этом своей подружке.       У Гарри сердце пропустило удар. Он ходил по тонкому льду и уже норовил провалиться под него, если отец задаст хоть один лишний вопрос.       — Я был не у подружки, а у Рона, — отозвался Гарри, хватаясь за перила.       — Уже на две, пока не прекратишь мне врать! Я звонил Артуру, вы с Роном поссорились! — на этом и закончили, он услышал шаги, которые удалялись на кухню.       Гарри зажмурился. Хотя бы отец не выпрашивает, кто именно эта самая подружка, иначе бы Гарри сидел под домашним арестом до конца лета и куковал бы в академии. Гарри немного громче хлопнул дверью своей комнаты и опустился на широкую кровать.       Он откинулся на темно-синие покрывала и покосился в потолок. Может, думал он, у него и получится вырваться среди этой недели хоть на десять минут в кофейню. Иначе его пах буквально разорвется. А сейчас надо в душ.

***

      Таня была лишь в одних коротеньких, даже слишком бесстыдно коротеньких, шортах, в легкой майке на бретельках, через которую просвечивались соски. И от этого вулкан, изливающийся лавой внутри него, не унимался.       Гарри обнял ее за талию второй, свободной рукой, чувствуя слегка влажную от пота кожу. А он все время только и думал, что об этой загорелой коже, вспоминая ее вкус на языке, то, как его щекотали волоски на ее руках.       — Я буду нежно, — шепнул он ей на ухо. — Если тебе будет неприятно, скажи об этом, слышишь?       — Да, — ответила она и втянула его в новый поцелуй. Губы её были как два яблока раздора, Гарри знал, что заходит так далеко, что не сможет вернуться назад. Но и упустить он ее не мог.       Если он и сейчас упустит её, его шорты разорвутся. Гарри увидел ее легкую улыбку и мимолетный кивок, и этого ему хватило, чтобы подхватить пальцами ее майку и потянуть вверх.       Он всю чертову неделю ходил на эти чертовы занятия, выслушивал от Флинта, от преподавателей, потом вечерами лекции от отца, заработал синяки и порезы, но все это было не зря. Гарри почувствовал это, когда ее губы коснулись его плеча с длинным порезом. Она облизывала каждый его синяк на груди, каждую рану, оставляя влажные блестящие следы от слюны на его коже.       Она, как кошка, цеплялась за него руками, позволяя при это подхватить себя на руки и уложить на постель. Покрывало слегка смялось, и Гарри кинул на него взгляд, замечая торчащий кусок записки из-под него.       — М-м-м, — протянул он, доставая кусок пергамента пальцами.       — Молчи, — шепнула Гроттер, вырывая у него записку. Она быстро сжала ее в кулаке и откинула смятую в сторону, а потом притянула Гарри к себе.       Он улыбнулся и продолжил. Пока она не осталась совсем без одежды, пока покрывало не забилось ей под поясницу от того, как она ерзала туда-сюда. Он всё всматривался в ее лицо, пытаясь найти там хоть какой-то намек на то, что ей неприятно, но она лишь тихо постанывала и целовала его, показывая свою развязность и готовность.       И в этой картине, открывшейся перед ним, Гарри вдруг увидел что-то странно притягательное. Прикасаться к ней, целовать ее, облизывать — все это он не должен был делать с ней.       В тот день, когда они встретились в кофейне, он должен был закрыть дверь и забыть о ней, но сейчас он не представлял себе это: как выкинуть из головы ее голос, её взгляды, даже её дурацкий сарказм. Гарри вздохнул и задержал дыхание.       — Ну же, — она потянула его к себе, видимо тоже отмечая заминку. Её ноги придвинули его ближе, не оставляя ни одного шанса на побег, и Гарри вошел в нее медленно, чувствуя ее жар, ее страсть и желание. Она змеей извивалась под ним, тянула за волосы и тяжело дышала, пока он двигался в ней. Таня, кажется, тысячу раз произнесла его имя шепотом, так что всё его тело покрывалось мурашками.       Двигался медленно: он сразу понял, что от этого она становилась яростнее, ее глаза загорались нетерпеливым огнем, и она произносила тихо: «Быстрее!» или «Сильнее!». И изгибалась так, что он чувствовал ее отвердевшие соски, её острые ногти, оставляющие следы на его коже. И они нужны ему, чтобы потом четко осознавать, что все это произошло на самом деле, а не привиделось ему.       — Тебе не нужно домой? — спросила она, приподнимаясь, когда со всем было покончено. Они буквально отлипли друг от друга, и Гарри повалился на постель.       Поттер заметил, что её слова не звучали так, будто она хочет его прогнать. Скорее как просьба остаться.       — Нет, я сказал, что уйду с ночевкой, — соврал Гарри, закидывая руку за голову. Гроттер оглянулась на него и посмотрела снисходительно, но потом прилегла рядом, прижимаясь спиной к стене. Её дыхание выровнялось. Она замоталась в белую простыню и уткнулась острым носом ему в бок.       Пару недель назад он и предположить такого не мог. Все должно было быть отнюдь не так, не эта девушка должна тихо посапывать у него в объятиях. Но Гарри вдруг понял, что самые важные вещи происходят неожиданно, без нашего собственного влияния.