(Не)чужие люди

      Зимние каникулы уже на носу, заканчивается первый семестр, а у Тани долгов выше крыши. Она сидит днями и ночами за учебниками, тренируется на поле по три часа три раза в неделю и еще успевает трахаться с Поттером.       — В общем, мама устраивает на каникулах прием, если вам придут приглашения, приходите, — говорит Малфой как-то за ужином. Таня кидает на него мимолетный взгляд, отрываясь от строк учебника. На фоне играет «Роллинг Стоунз» из уменьшенного проигрывателя.       — Если меня не посадят под домашний арест, — бурчит в ответ тихо Нотт. — Баллы ниже, чем я рассчитывал, — он косится на свой табель с предварительными оценками. — Отец все так четко контролирует, он вообще взбесился в последнее время, пишет мне почти каждый день… лучше бы деньги так присылал.       Таня морщится. Она уже лет сто не писала отцу, а стоило бы. Тем более он обещал прислать новую пластинку, которую он выменял у каких-то торговцев, когда путешествовал по Восточной Европе, он оттуда привез маме целую кладезь русского рока, так что Таня мечтала оказаться дома и утонуть в альбоме «Короля и Шута».       — Это твои-то? — усмехается Блейз и протягивает ему свой табель. — Дай бог, мне получить «удовлетворительно» у Макгонагалл, она уже и так пару раз намекала на то, что, может, перестать себя мучить и убрать из списка ее предмет… как бы не так, старая карга, я буду мучиться до последнего!       Таня давится куском картошки и пытается отдышаться. Пэнси стучит ей по спине.       — Да уж, — шепчет Малфой. — Буду довольствоваться одной Асторией, а ты Тань?       — У меня все отлично, — проговаривает она, не уловив суть разговора. — Только Люпин обещал открутить мне голову, если я ему завтра не сдам домашку про упырей.       — Я тебе ее откручу, если ты не придешь, у всех остальных есть хотя бы уважительная причина — проблемы с родителями, а у тебя какая?       — Может я просто не хочу напяливать каблуки, — усмехается Таня и откусывает пирог.       — Мне иногда кажется, что у Гроттер единственной тут нормальные родители, — проговаривает Пэнси, ковыряя вилкой свой салат. — По крайней мере, они смирились с тем, что ты со своей спортивной карьерой можешь оказаться на помойке.       — Таня не окажется, — возражает Малфой. — Она по количеству забитых мячей первая среди всех охотников, вот Уизли-то бесится, у них с ней разрыв в восемь штук.       Таня победно задирает руки вверх.       — Да-а, — тянет Пэнси.       — Не волнуйся, — Таня хлопает ее по плечу. — Если на помойку, то только все вместе.       — На дно — так толпой, — восклицает Блейз и поднимает кубок с тыквенным соком.       Они впятером чокаются. Таня отпивает из бокала и возвращается к книге. Она, если честно, ни разу не думала о том, чтобы пойти куда-то учиться, вместо этого почему-то еще на четвертом курсе твердо решила, что будет играть в квиддич до последнего своего вздоха и, будучи даже дряхлой старушкой с сорока кошками (а она не сомневалась, что окажется таковой), будет садиться на свеженькую модель метлы и взлетать в воздух.       Её отец не возражал, он вообще жил по принципу, что все Танины шишки — это ее драгоценный жизненный опыт, и уж лучше она сама ошибется, может быть, даже попрыгает по всем граблям, но зато сама. А то он будет держать ее в воздухе над этими граблями и однажды отпустит (ведь следовало бы отпускать), и Таня шлепнется на них и ощутит всю боль в десятикратном размере.       — Просто самодурство идет в комплекте с аристократизмом, — замечает Малфой. Таня кивает. — Вот, а кто у нас самая не аристократичная?       — Мой отец — маргинал, забыли? — смеется она.       — Всем бы маргиналам такими порядочными быть, — отвечает Пэнси. — Поттер, правда, так не считает.       Она имеет в виду, конечно, старшего Поттера. Таня чувствует, как внутри нее сворачивается узел. Она морщится. Иногда складывается впечатление, что весь магический мир не притворяется, что застрял в Средневековье, и все всерьёз прячутся за какими-то социальными ролями. Выбиться в свет можно только родившись в богатой чистокровной семье. И все, кто прикрывается мнимой любовью к маглам, все равно живут в плену старческих стереотипов.       Таня захлопывает книжку и встает.       — Наелась, — бурчит она и уходит. А они ничего не говорят. Это самая любимая Таней в них черта. Пэнси никогда не спрашивает, где Таня ночует, а Малфой, заметив следы засосов, пропускает этот момент в их разговоре. Они чертовски мало хотят знать. Нотт и Малфой скорее всего все понимают сами, а Блейз и Пэнси улавливают общие настроения. Однако с этого учебного года Таня этого одновременно и боится, хоть сейчас и чуть меньше, чем в сентябре.       Она поднимается вверх и скрывается в коридоре, ведущем в убежище. Таня толкает дверь носком ботинка и заходит в душное помещение, которое уже пропахло хорошей музыкой, сексом и сигаретами. В проигрывателе играет ее любимая пластинка «Квин». Гарри полулежит на матрасе и тоже читает книгу. Таня застывает в дверях.       — Устала? — спрашивает он. Она кивает. Потом скидывает с ног ботинки, закрывает заклинанием дверь и падает к нему в объятия на матрас. Гарри откладывает книгу и гладит ее по голове мягкими ладонями. Тане видится в этом что-то семейное, она боится думать об этом серьезно, но сейчас поддается и мурлычет.       Она, Таня Гроттер, позволяет себе мурчать от прикосновений какого-то парня.       Ни какого-то, а самого настоящего ее парня… или нет? Она вдруг смущается своим мыслям и пытается их прогнать, но те бьют ее маленькими молоточками по темени, прямо там, где он сейчас ее гладит.       — Гарри, — зовет она. Тот мычит в ответ. — Гарри, ты со мной просто спишь, да?       — Я не сплю, — отвечает он.       — Нет, — она хмурится, и пытается яснее сформулировать свою мысль. — В принципе, ты только из-за этого со мной?       Он вдруг садится, отчего Таня соскальзывает с него и перекатывается на спину. Гарри смотрит на нее то ли укоризненно, то ли насмешливо, складывает брови домиком, они у него широкие, как две гусеницы. Красиво выглядят на его бледном лице над двумя драгоценными глазами.       — Подожди, — шепчет он и залезает в тумбочку, в котором хранятся презервативы и смазки, и вдруг достает оттуда обычную магловскую тетрадь.              Таня хлопает глазами и приподнимается на локтях. — Вот, тут я записываю песни, про которые ты говоришь, книги и фильмы, что мне нужно почитать и посмотреть, чтобы понимать, о чем ты говоришь. Вот тут я записал то, что ты говорила, когда напилась, помнишь, тогда в твоей каморке? — он листает исписанные неразборчивым почерком страницы. Таня чувствует ком в горле, и проглатывает подступающее чувство. — Так что да, Гроттер, я с тобой только из-за секса.       Она плюхается на кровать, чувствует, как щемит сердце. Гарри ложится рядом и кладет тетрадь на грудь. Таня переплетает их пальцы и скрепляет их в замок. «Квинн» заводят «Богемскую рапсодию», а они вдвоем тихонько подпевают ей, пялясь в потолок. Таня думает, что никто ее не любил так, как любит Гарри, с этой мыслью она и засыпает. А та так и остается у нее на губах его поцелуями.       На следующий день Таня сдает все долги преподавателям и относит Снеггу справку о том, где она будет все каникулы. В конце недели все начинают собираться по домам. Таня до этого пишет два развернутых письма родителям, чтобы они знали, кто к ним прибудет через неделю, какой будет Таня сейчас. Таня сейчас — это буйство любви. Она любила всех, а чувство любви внутри себя любила особенно сильно.       В последний день перед отъездом она забегает в убежище, чтобы забрать оттуда свои пластинки, которые туда притащила. Там она встречает Гарри, который стоит над кучей своей одежды в задумчивой позе.       — Меня в Нору позвал Рон на все каникулы.       Таня кивает и зыркает глазами по комнате, разыскивая забытые вещи.       — А ты будешь с родителями? — спрашивает он.       — До Нового года да, а на праздники они уезжают во Францию к друзьям, я буду, наверное, одна, в каморке своей, в огромном доме не так уютно, — говорит она и засовывает конверты с пластинками в сумку.       — Если я наведаюсь к тебе на Новый год? — задумчиво произносит он. Таня поворачивается к нему и подходит со спины, оглядывая стопки футболок и свитеров.       — Приходи, только звони заранее, — говорит она и кладет подбородок ему на плечо. Он поворачивает голову и щелкает зубами будто хочет укусить ее за нос. Таня отскакивает и улыбается. Они целуются.       — Я буду скучать.       — Ты всегда знаешь, где меня найти, — говорит она и уходит. Привкус счастья остается на губах. Она облизывает их, поправляет сумку на плече и шагает дальше в полной уверенности в своих силах.       Таня уже грезит тем, как они будут лежать в ее теплой каморке под ее одеялом, пить горячий кофе, слушать Фрэнка Синатру и смотреть глупые новогодние комедии. Но как только она оказывается в гостинной, всё ее воодушевление проходит. Она оказывается в царстве грусти и безнадеги.       — Если вам надо будет, — говорит она, проходя мимо четверых друзей, сидящих на диване перед своими чемоданами. — Приходите ко мне.       Главное, чтобы они не наткнулись на Поттера.       Таня знала, каждого из них дома ждет увлекательная лекция о том, что каждый сделал не так. Пэнси муторно кивает и откидывается на диванчике. Она достает из внутреннего кармана маленький блокнотик с карандашиком и начинает там что-то писать. Нотт гладит ее коленку, настукивая на ней ритм, нога Паркинсон то и дело дергается. Малфой бездумно смотрит в книгу, краем глаза замечает Таню, а Забини поднимает на нее взгляд, мол, «ты издеваешься?».       Таня машет им рукой и поднимается в спальню. Там стоит полуголая Мелисента и ругается, когда Гроттер входит, будто бы она никогда не видела женского тела. Таня раскладывает пластинки на диване. Она методом тыка выбирает, какие взять с собой, засовывает их в чемодан и выносит его к тем четверым.       Таня присаживается на подлокотник, и Пэнси кладет голову ей на ногу, она бормочет свои рифмы, пытается подобрать слово, а ее фигурный ободок упирается в бедро. Потом они оставляют чемоданы в гостиной и уходят спать.