2
14 января 2022 г. в 11:17
Люди на вокзале куда-то спешат. Забирают вещи из камер хранения, опаздывают на поезд, ловят такси… Впопыхах роняют чемоданы, сумки, прочий багаж, кричат, чертыхаются, раздают подзатыльники детям. Дикари!
Виктор одновременно любил и ненавидел вокзал. Шум вечно неутихающей жизни, какофония звуков, симфония хаоса и многообразия машинерии социума; в такой неразберихе невозможно сосредоточиться, замедлиться, позволить себе просто быть и наблюдать.
Ему удавалось просто потому что он никуда не спешил. Он доставал свою старую гитару, всю в заплатах и царапинах, расстилал выцветшее одеяло, на которое прохожие бросали монеты и банкноты, служившее как накидкой, так и чехлом для инструмента, брал несколько аккордов… и просто пел.
Сначала народ даже не оглядывается: будто сквозь дымку до них доносился знакомый, едва уловимый мотив… Тело еще не проснулось, а душа уже затрепетала. Музыка заставляла прохожих замедлять шаг, вдруг вспоминать о чем-то невероятно важном, о чем-то сакральном и личном.
О том, как прекрасен момент в любом его проявлении. Мальчишка-оборванец, в засаленной толстовке, с грязными патлами каштановых волос, с гитарой и чудесным голосом творил невозможное.
Виктор Майер собирал толпы вмиг растерявших былую суетливость соглядатаев, замерших с открытым ртом, чтобы послушать уличного музыканта. Они поощряли его, но больше слушали, а щипачи, радостные от того, как лохматый пацан отвлекает зевак, могли вдоволь поживиться: кошельки, сумки, часы и даже колье с лебединых шей разодетых в меха дам….
Именно поэтому гитару Виктора еще не сломали – как в прошлые разы, – когда завистники, местные банды или конкуренты-попрошайки не могли смириться с его успехом.
Что с того, что он что-то делал, а не просто воровал, для того чтобы выжить? Он пел – возможно, это единственное, на что он способен, – так почему же его следует наказывать за это?
Виктору часто казалось, что он никогда не поймет этот сумасшедший мир. Все было далеко не так, как пишут в художественных романах, которые он взапой перечитывал – как и все, что можно было читать в библиотеке приюта, от бульварных газет до устаревших географических атласов. Не было ни морали, ни красоты, ни любви, которая способна излечить раны и превратить любое чудовище в человека… Была лишь суровая реальность, прозаичная и холодная, как наводненные потоком людей и машин улицы Готэма.
В моменты музыкального триумфа Виктору казалось, что он способен управлять потоком, направлять его, успокаивать или, наоборот, разгонять. Искусство – необъяснимая сила, способная обратить камень в нечто живое, резонирующее подобно цветку, привлекающему к себе насекомых.
Иногда он даже был готов поверить, что секрет – величайший и страшнейший – лежит перед его носом, и он вот-вот его узнает… И тогда закончатся его страдания. Тогда-то он поймет!
В самый разгар парящей музыкальной композиции, в кульминационный момент, в здании вокзала началась стрельба. Волшебство лопнуло как мыльный пузырь, рассеиваясь по площади и уровням каменной лестницы рокотом выстрелов и визгом толпы, бросившейся врассыпную, прячась за выстроившимися в ряд у тротуара автомобилями и такси, роняя шляпы и портфели.
Когда над головой Виктора рассыпалось вдребезги разбившееся стекло, обрушившееся с высоты верхнего этажа, он тоже побежал. Он сгреб в охапку старое одеяло, закутывая гитару, словно величайшую драгоценность, стремительно перепрыгивая через ступени, прочь от галдящей толпы и полицейских.
Копы не лучше, чем бандюганы… Один раз парочка говноедов из патруля избила его, туша об обессиленную тушку окурки и тыкая табельными стволами в глотку, просто потому что у них день не удался. К счастью, после неприятного эпизода больше в том районе Виктор их не видел.
Он надеялся, что их не просто уволили – а кто-то пострашнее вспорол им брюхо.
– ДэПэГээС! – заорал кто-то над ухом, и мальчик вынырнул из воспоминаний, осознавая, что переулок, куда он впопыхах свернул, притаившись между тачками, просто кишел полицейскими.
Едва оставшись незамеченным каким-то решительно выскочившим из машины типом, Виктор отполз подальше в полуприседе и юркнул в колодец лестничного подвального спуска у ближайшего дома. В голове он уже перебирал и просчитывал варианты побега, ощущая себя зверем в западне. Улицы были перекрыты, вверх по переулку уже сверкали красно-синие коповские мигалки, и эхом, насмешливым ритмичным переливом, раздавались звуки пальбы.
Да когда же это закончится, в самом деле?!
Район оцеплен, остается переждать… Виктор тяжко вздохнул и облокотился спиной на холодную каменную стену лестничной ниши, запрокидывая голову и глядя на серое безжизненное небо, рассеченное проводами линии электропередач и решетками балконов. Готэм внизу – и Готэм наверху… Металлические каркасы пожарных конструкций, по которым можно подняться, минуя тупорылых полицейских, как же он сразу не догадался!