Fidèle à toi

Малфой-мэнор, тысяча девятьсот восьмидесятый год. Фарфоровая чашка с дребезгом приземляется на расписное фарфоровое блюдце. Нарцисса хмурится, жеманно поджав губы: — Я вынуждена не согласиться с тобой. Наш сын будет учиться в Хогвартсе. Она прожигает строгим взглядом сидящего напротив нее мужа. — Под руководительством Дамболдора? — Люциус тот час же жмурится в наигранном презрительном выражении. — Под присмотром этого любителя... Грязнокровок и магглов? На этих словах он задирает голову вверх, будто показывая, что находится намного выше сего отродья, чище кровью. Нарцисса лишь выдержанно дергает плечом, мимолетно поправляет прядь. — Нет, на то есть и другие причины, — так же мягко, но настойчиво проговаривает она, приподнося кружку ко рту, — по которым я не хочу отправлять Драко в Дурмстранг. И склонив голову чуть на бок, золотые волосы скатываются по спине, ложатся на грудь, красиво обрамляя лицо, на губах во мгновенье проскальзывает едва заметная улыбка, в голубых глазах пляшут отголоски давно ушедшей юности. И жизни, тогда ещё безмятежной. Как будет мучиться ее же сын? Что произойдет с мужем? Что будет в будущем? Сейчас настоящее, почти безобидное, и можно сказать, что счастливое. Та Нарцисса сказала бы, что вся жизнь была снами, что снятся ей самой тотеперь. Та Нарцисса верила, что нового переворота не случится. Нынешняя же Нарцисса сама лицезреет, как оно злорадствует вновь. Ведь всегда зло будет противостоять добру. Может тихо, ведя молчаливую войну где-то в подпольях, а может и выйдя в свет. Тогда так называемое «добро», победит «зло». И так будет вечно, ибо противостояние это, борьба двух, а то и трёх сторон и есть течение жизни. — Пойми, Дурмстранг только закалит Драко, он изучит деяния темных искусств намного глубже, чем в Хогвартсе, — пытается заверить ее Люциус, хотя точно знает, если уж его жена настаивает на своем, то ее не переубедишь, таким уж неприклонным она обладает нравом, — ох, ладно, я подумаю. И ставит пустую чашку на стол, вытирает салфеткой рот и ладони, зовёт домовика, чтобы тот убрал за ним грязную посуду. — Деяние темных искусств, а ведь... Он сможет защититься... — задумчиво протягивает Нарцисса, словно смакуя слова на языке и наклоняет голову так, что лучи августинского солнца вплетаются в золотые локоны ее волос. Люциус потирает переносицу, размеренно встает из-за стола, выпрямляется и окинув столовую холодным взглядом, на секунду, мгновение, задержав его на жене, берет в руки трость. — До свидания, — бросает в след ему Нарцисса. — До свидания, mari¹, — кивает Люциус и скрывается в дверном проёме, шелестя темными мантиями. Даже сейчас Нарцисса четко знает, что ее мнение муж поставит превыше всего и учтет ее желания. И исполнит. И Драко будет учиться в Хогвартсе. Ведь жена Люциуса – Нарцисса. Она умна, когда надо хитра, изворотлива, и воспитана так, что в конечном итоге все равно добьется своего. И сделает для себя так, чтобы долгожданный сын был ближе к сердцу, ближе к ней. Когда-то в прошлом она не могла зачать ребенка. Род Блек ждал младенца с частицей их крови, род Малфой ждал юного наследника. И Драко стал спасением тогда ещё молодой семьи. Драко – ее сокровище, ее спасение, вся ее жизнь. — Maffi², — появившись будто из неоткуда, явно чуть испугано присутствием отца, зовет мать Драко, стоя в рубахе и в наспех затянутым камзолом, — о чем вы с papá спорили? — Ох, не о чем... Иди одевайся, потом садись за стол. Драко подходит к окну и подзывает к себе самого пестрого и красивого павлина – Малфой всегда выбирает лучшее. — А я скоро поеду в магическую школу? Он оборачивается к матери, строго глядя на нее. — Драко, всему свое время. Не торопи события, все пойдет своим путём. Мерно произносит Нарцисса, словно четко выбивает заученную речь, и качает в такт своим словам головой, отчего распущенные волосы копной скатываются по плечам. Она берет в руки кружку и отпивает из нее мерный глоток чаю, прикрыв глаза. Такая мама останется в памяти Драко ещё надолго, будет греть сердце в те неприглядные времена, когда зло выйдет в свет. С маленькой кружкой в руке и распущенными волосами, светящимися в утреннем солнце. И это будет его сокровищем. Пускай Нарцисса любила Драко, как любят все матери свое чадо, оберегала, однако как во всех зажиточных семьях, подобно воспитанию родов Блэк или Малфой, держала от себя подальше. Подальше, чтоб потом не больно было терять. Драко пора вырасти. Драко пора отвязаться от матери, улететь из родного гнезда. Драко уже одинадцать лет. — Мне уже должно прийти письмо, ведь как-никак у меня завтра день рожденье! Холодно восклицает он, задирает вверх подбородок, приглаживая волосы назад, наподобие отцу. — Живи настоящим. Именно в настоящем ты будешь счастлив. Не скорби о прошлом, а о будущем... Не торопи события. Она с упоением смотрит на Драко, в нем души не чая. — Как ты считаешь, мир делиться на добро и зло? — быстро и деликатно меняет тему Драко, дабы избежать нудных поучений матери. — Добро и зло. Добро и зло, к чему это ты? — перебирает Нарцисса, словно пытаясь припомнить залежавшийся ответ, — добро и зло... Всего лишь две противоположности, которые стремятся истребить друг друга. Между ними едва видимая черта... Да, Драко, они существуют, их можно даже увидеть... Почувствовать... Она завороженно всматривается в окно, замирает, будто пытается увидеть эту борьбу. Но она невидима. Эта та борьба, что в ней самой, борьба двух сторон молодой души. — Я тоже так считаю. Он подходит к матери поближе и выпрямляет спину. — Драко, не перебивай, пожалуйста, — мягко поучает сына Нарцисса, — зло... не всегда плохое, добро в свою очередь не всегда хорошее. У этих двух сторон разные методы пробивания пути к цели и цели у них тоже разные. Разные взгляды и идеалы, стремления, поэтому они и расходятся, не желая поддерживать интересы жруг друга. Зло... Добро... Драко понятливо кивает головой, хотя у него остаются вопросы. Много вопросов – он задаст их потом. Сейчас он возьмёт руку матери в свою, пока не видит отец и поговорит с ней о чем-нибудь другом. Несмотря на всю высокомерность и статус Драко все еще остается ребенком. Он все такое же желанное дитя, маленькое чудо Нарциссы и наследник Люциуса. И будет таковым для них всегда. А добро и зло... Слишком обширные понятия, слова, на деле не решающие ничего. Нарцисса отрывается от письма Драко и прижимает его к груди, так и оставаясь сидеть в тьме приближающейся ночи. Нынешняя Нарцисса знает, что уже ничего не исправить, не вернуть, не обернуться назад. Нынешняя Нарцисса живет ради одного, что и даёт силы жить. *** Из маленькой вычурной кухни доносится тихая возня – звуки неведомой деятельности. Мука небрежно рассыпана на доске, в миске лежат дольки яблок, от влаги весело поблескивающие. Нарцисса стоит перед плитой в строгом изумрудном фартуке, волосы ее заделаны в пучок, на лице залегло усердие, жар от печи придает болезненному лицу живые нежные краски, а и без того бледные руки по локоть в муке. — Что ты делаешь, м? С толикой недовольства и удивления спрашивает Люциус, подходя сзади и брезгующе смотря на беспорядок. — Стряпаю... Она указывает на идеально намазанное джемом тесто. — Мерлин, объясни мне свое рвение состряпать что-то самой. Для чего же нужны тогда домовики? — Это для Драко. — Нарцисса, это глупо и необдуманно. Он подходит к столешнице и наблюдает за действиями жены. Нарцисса берет ложку и размазывает джем, потом же ее бледные нежные пальцы прикасаются к долькам яблок, бережно укладывают их на пирог, и она грустно улыбается, как всегда не в полную меру, как могла бы, как всегда слишком выдержанно, а попросту идеально. Так же скованно, но в то же время так изящно и женственно, что на этом фоне блекнут уставшие глаза и несобранные волосы. Она взмахивает палочкой и пирог отправляется в печь. — Один из твоих помыслов, как я понял, — Люциус облокачивается на стул, — это то, что Хогвартс находиться ближе и тебе можно чаще отправлять стряпню нашему сыну? — Да, ты все верно понял... Он же ещё так мал, всего лишь первокурсник. — Ох, Нарцисса, тебя никогда не переубедишь... Ни-ког-да, — чеканит по слогам Люциус, — ему надо стать взрослым, надо пройти через все, что сделает из него мужчину, — он разводит руками, встаёт со стула и уходит прочь. Нарцисса все так же напевает под нос тихую французскую песенку, то и дело изящно взмахивая палочкой над плитой и наслаждается деньками мирной жизни. — Ему нужно время, чтобы вырасти... И вдруг уютная кухонька, залитая дневным светом, погружается во тьму. Зловещая тишина делает это когда-то живое место полностью вымершим, навевающим ужас. Выжженным своими решениями местом радостных воспоминаний. Испоганенное бещвыходностью и толикой судьбы. Нарцисса берет свою палочку и отправляется вниз, на собрание Пожирателей смерти. Она вновь поддалась воспоминаниям, что было так глупо с ее стороны. *** Малфой-мэнор. Тысяча девятьсот девяносто восьмой год. Она не дышит. Смотрит в одну точку и пытается не слышать, что происходит вокруг. Она специально выпрямляется еще больше, словно струна, держа на плечах немыслимую ношу, что давит с каждым вздохом все сильней. Казалось бы, бояться больше нечего, однако еще более трудный путь простирался вдаль будущего ее семьи. И она его видела. Нарцисса – неофициальный Пожиратель смерти. Нарцисса – хозяйка нынешнего Малфой-мэнора. Не белого и мраморного, что встречал воспитанностью хозяев и своеобразным уютом. Это уже не тот дом, что хранит не только счастливые воспоминания, а так же и дни, когда молодая Нарцисса осознала, что надо жить сегодняшним днем. Это не тот дом, где они с Люциусом впервые слились воедино, распаляясь в любви и где был рожден ее долгожданный сын. Теперь это дом их грехов, их верного-неверного выбора. Выбора? Его не было. Спастись самим, а остальное не важно. Теперь все деяния Волан-де-Морта оскверняют воспоминания семьи, что таит поместье. Будто, нет, отнюдь не будто, а наяву мажет кровью стены, в которых... В которых было счастье. Обычное и людское. Когда Люциус ещё смог заверить всех в своей невиновности, когда можно было притвориться, что ничего не было. И было это давно. Еще чуть-чуть и все воспоминания покажутся тем, что не происходило вообще. Исчезнут, сотрутся. Теперь это другой Малфой-мэнор, откуда будут исходить лишь плохие вести. Нарцисса понимает, что Волан-де-Морт губит жизнь всем волшебникам, что затрагивает чужие семьи, и выгоды подчинения ему нет. Однако ей совершенно достойно сидеть подле него, среди его подчинённых. Она должна и обязана выстоять все это, хоть и ее семья опустилась в грязь, хоть они в полном дерьме. На них смотрят теперь с высока, на них, так низко павших. Она это заслужила. Все действия ее семьи с самого начала были неправильными. Она осознавала этого, но перечить не могла, а дальше попросту не хватало сил, как и моральных, так и физических. Теперь осталось надеяться на милосердие Темного Лорда. Награду за верность. Она должна, но в то же время прекрасно знает себе цену. Ее семья выкупит свободу, ведь имеет право на жизнь. Бесконечная любовь? С годами Нарцисса понимает, что даже той не будет достаточно. Она стареет. Пусть на лице почти не залегают морщины, душа же ее изломана, истерзанное сердце в одно мгновение бьётся, в другое уже нет. По правое плечо доносится шепелявый голос Темного Лорда. Он проходит за спиной у Пожирателей смерти и задерживается на Люциусе. Сердце Нарциссы пропускает удар. Мгновение и... Один неверный взгляд, нечёткое слово, неуместная шутка. Она устала бороться со страхами, с болью, с мыслями и заглушать все верой. Она сломалась. Надежда потухла. Сама не осознавая этого, Нарцисса не смогла больше верить. Но даже сейчас она не прогнется и перейдет именно на ту сторону, которая принесет жизнь семье, будь то тот же Лорд или сторона «светлых намерений». — Да, мой лорд... Люциус полу оборачивается и приподнимает голову к Волан-де-Морту. Лицо аристократа болезненно жёлтое, словно гнилье. Щеки впали, давно небритая щетина ужасно пробивается на скулах и подбородке, под глазами образовались огромные синяки, а глаза утратили властный блеск и былое величие. Не к чему это сейчас. Сейчас лишь бы выжить. — Дай свою палочку... Люциус-с-с... Шипит Волан-де-Морт, зыркая на Нарциссу красными искрами глаз, звучно при том царапая когтищами спинку стула, прямо над его головой. — Люциус-с-с! Гневно, в манерном змеином тоне протягивает Лорд, и выставляет руку в ожидании палочки. И Люциус ломается окончательно. Однако в это мгновение он еле чувствует прилив уверенности и поддержки. Его руку накрывает женская ладонь. Почти на инстинктах он сжимает руку в ответ, а душа кричит и сердце ноет, обливается кровью. Поддержка жены, даже в такую минуту – бред влюбленности и преданности. Но именно жена стояла за Люциусом. За сильным мужчиной, в глубине ничтожным трусом. Верность в такую минуту совсем неуместна, но нужна как нельзя кстати. И Нарцисса почувствовала даже это. Краткий миг, за который Волан-де-морт наградил бы смертью, именуемый для него слабостью, она пожертвовала для мужа. Для Нарциссы же это было самой могущественной силой. И даже может уже не любовью, а верностью. Для такой хорошей-плохой женщины. Для женщины, которая потеряла надежду. Для женщины, имеющей единственного сына. Дрожащими руками Люциус подает палочку. Он знает к чему это. Чтоб ещё больше унизить, окунуть мордой в грязь, втоптать глубже в дерьмо. Показать всю беспомощность семьи и рода Малфой. Забрать хоть какую-то надежду на спасение и само спасение тоже. Люциус едва дергается, когда Волан-де-Морт достает свою палочку, сравнивая с его, с какой-то толикой надежды исчет в этом существе что-то человечное. — Отдать тебе палоч-ч-чку?! — Дразня его он приближает палочку к лицу Люциуса. — Мою палоч-ч-чку, мой с-с-скольс-с-ский друг?! Люциус в тревоге начинает биться в замешательстве со страхом. Его действия сопровождают злобные смешки, он затылком чувствует многочисленные взгляды и один единственный, который не сводиться с него, тот что с надеждой и верой направлен. — Я вернул вам свободу, но вижу вашей с-с-семье не очень то и нравится, что я обитаю в вашем доме, да? — Кривляется перед самым лицом его Волан-де-Морт. — Вы так, друзья мои, плохо выглядите... Ах-хах-с-с-с... Владелец тьмы и боли, рожденный без любви, обделенный ей на всю жизнь. Он всего-навсего не вкусивший материнской любви дитя, неспособное побороть в себе мрак, став чем-то между реальным и земным. Он существо без души и без судьбы, без эмоций, за исключением гнева и холодной расчётливости. Волан-де-Морт – не человек вообще. Тело без жизни. Тело с вечностью и бесчеловечностью внутри. Семья, капелька чего-то семейного в этом существе? Понимание семейных ценностей? Нет. Нарцисса встречается взглядом с Люциусом. Все так же статно выпрямлена, не выражающая никаких эмоций, не привлекающая к себе лишнего внимания. — Ничего, мой Лорд, ничего. Зашуганно мотает головой Люциус. — Почему вы, Малфои, так недовольны с-с-своей участи? Вы же так ждали моего возвращения! Люциус кивает головой, вытирает спотевшую губу, рука его дёргается. Нарцисса неуверенно наклоняет голову и выходит это более сдержано и холодно, чем ей хотелось бы. И попросту идеально. Разговор среди Пожирателей перетекает на тему о чистокровности и семейных древах. Справа от Нарциссы радостно верещит Беллатриса. Драко словно пустое место. Он сливается со стеной, такую бледность приобрела его кожа. Он полностью пере наполнен страхом. И он знает о страхе матери за него, видит, как ещё ниже падает отец и как ниже падает сам. Он не может ничего чувствовать. Он стал чем-то наподобие куклы, марионетки в родительских руках, а после и Темного Лорда, однако же еще с душой. Мальчик, который мог бы стать другим, смог сам выбрать верный путь. Однако сейчас он мальчик, на которого так повлияли родители, повлияли на всю его дальнейшую судьбу. Он упал в ту темную яму из которой уже не выберется. Это его жизнь. И выхода нет. Надежда? Потухла давным -давно, слишком, чтоб о ней вспоминать сейчас. Драко на мгновение поворачивает голову в сторону Волан-де-Морта, и чтобы не встретиться с ним глазами скорее отводит взгляд. И Лорд, к сожалению, это замечает. — А что скажешь ты, Драко? Драко глазами спрашивает одобрение отца, и тот награждает его положительным взглядом, тогда как ни одна мускула на лице матери не дрогается, ее строгий точечный профиль все так же остается направленным в противоположную стену, тонкие губы, бледное лицо, с сеткой морщин и холодной сдержанностью, но не горем, не шевелятся. Не горем. Уже пеплом от этого всего. Она легонько кивает головой и обратно уставляется в одну точку, чтобы вновь сдерживаться и не рассеивать свой страх и беспомощность на родных. — Многие из семейных древес со временем заболевают, вам придется подрезать свое, чтоб его вылечить, не так ли, мой Л-лорд? Драко едва, почти не слышно заикается. Неуверенность, ощутимый холод чужбин ему самому. «Ты сказал все как нужно, — тихо поддержала бы мать, если бы это было ей дозволено, а отец бы потрепал по плечу, если бы не так был скован страхом или будь у него хотя бы палочка». И после этих слов мир замирает будто навечно, как показалось Драко. Тишина свистит у него в ушах, в голову лезут дурные мысли. Нарцисса кивает головой, Люциус быстро скользит взглядом по сыну. Пожиратели согласно переговариваются, Беллатриса довольно, бешено гогочет. Этот гогот разносится по Малфой-мэнору продолжительным эхом, наполнят его звуком до краев. Когда-то в этом доме царила идиллия зажиточной аристократической семьи. Но времена меняются, меняются и люди. Меняются судьбы и исходы всех бед. В зал кромешной темноты врывается Северус Снегг.