***
Человек, подобно розе, обделен своей судьбою. Ведь ни в радости, ни в горе не в ладу он сам с собою. Весь израненный, разбитый, вечно занят он борьбою... Недруг тот себе, кто миру доверяет всей душою! Ш. Руставели ""Витязь в тигровой шкуре"
Николай шаг за шагом шёл к своей цели, на дворе был 1995 год, самый значимый год для него. Его наконец то заметили, пришла слава. Всё началось с «Щелкунчика», Григорович захотел поставить свой спектакль, но никак не находил того самого, ту нужную ему куклу, которая в последствии станет прекрасным принцем. Потом, ему попался Николай и поиски закончились. Щелкунчик еще долго будет сопровождать принца сквозь года. Затем были роли в спектакле «Чиполино» и «Сильфида». Со временем юный балерун начал занимать основной пьедестал мужских ролей на сцене Большого Театра. В 1999 Нико приехал в родной Тбилиси, выступать в «Щелкунчике» в честь девяностолетия Вирсаладзе, свои двери перед ним открыл Тбилисский театр оперы и балета им. Закарии Палиашвили, это было довольно колоритное здание, построенное в неомавританском стиле, чем-то напоминающее дворец турецкого султана, закругленные своды, много витражей, отлично вписались в общий ансамблю величавые туи, что почти достигали шпилей здания. Иберия, репетиция которой отменилась по случаю прибывших артистов, была немного огорчена таким халатным поведением руководства и устроила скандал, из-за того, что ей не сообщили заранее, но через каких-то пару тройку реплик, она вышла из кабинета проронив лишь одну фразу своему директору: «Мне два билета на лучшие места голубчик, если хотите исчерпать конфликт», директору не оставалось ничего, как поручить своему секретарю да билетерше, выдать вечером неугомонной Иберии два билета, припасённых для своей родни, которая увы не смогла приехать в назначенный час. Спустя год Ника ушла из лавки и стала работать по профессии, всё больше проводя время дома, ведь консультировать клиентов можно было и в спокойной остановке, попивая кофе на уютном балконе в тени ветвистой лозы винограда. И вот, это спокойствие было прервано внезапным возвращением Иберии домой, по подсчетам Гики, она должна была вернуться только к шести часам вечера, видимо что-то пошло не так. Девушка тихо и размеренно направилась в дом, забыв закрыть балконную дверь, впустила небольшой холод в квартиру, но эта проблема была устранена и Гика, обняв тётушку приступила к выяснению дальнейших событий. - Мы сегодня идём в Оперу, оденься подобающе. - Хорошо, благодаря тебе – у меня нет неподобающих вещей. - Ты всё будешь меня упрекать за те твои синенькие тряпки? - Это были не тряпки – это были мои любимые джинсы. - Запомни, ни что так не украшает ноги женщины – как красивая юбка, а твои штаны верх вульгарности, разве наша соседка-модистка Лия перешила из них тебе плохие юбки? - Нет, они прекрасные, но штаны жалко. - Не жалей вещей, они претерпели изменения, но ведь функциональное значение осталось тем же, я не права? - Ладно, претензий не имею. Согласилась под конец Гика и направилась переодеваться, хоть её и домашний наряд был довольно строгий и вполне подходил для оперы: прямое тёмно-зелёное платье с небольшим вырезом и длинными рукавами, Гика не любила оголять свои руки, она считала их сильно худыми и некрасивыми, но могла умело подчеркнуть их многочисленными браслетами и обязательно часами, привычка следить за временем появилась у девушки вместе с новой работой. Платье пришлось сменить, она одела строгое чёрное платье, украшенное тоненьким белым пояском, добавив к нему жемчужные бусы и серьги, она взяла пару милых перчаток и надев их подчеркнула правую руку своим любимым серебряным кольцом, без которого не покидала пределы дома, оно было словно оберег, оберег от завистников, его однажды ей подарила Иберия, когда узнала что у девушки день рождения, и с тех пор – они неразлучны. Сейчас Гика выглядела словно – Одри Хепберн, вот только всё никак не удавалось сделать пучок с небольшими локонами, но в этом ей помогла Иберия, которая спустя каких-то двадцать минут была уже при полном параде: тёмно-фиолетовое прямое платье, украшенное милой брошью в виде пурпурного тюльпана, собранные волосы, бледно-розовые перчатки, строгий не вычурный макияж, она уже успела отчитать Гику за довольно большое количество браслетов на руках, но она ловко перевела её гнев на милость, заметив потрясающий образ своей благодетельницы. В Оперу они пришли уже с букетом роз, который были намерены вручить артисту или артистке, что будут выступать на сцене. Взяв билеты и сев на свои места, они с упоением следили за представлением, поднялся занавес, и в темноте загорелись силуэты новогодней белоснежной ели и старинного циферблата часов, загорелись маленькие свечи и заблистали крохотные огоньки звёзд, закружились балерины, они были словно снежинки, двигались плавно и безмятежно, проживая эпизод за эпизодом, свет на сцене был немного приглушен, Гика пребывала в некотором трансе, она смотрела, будто завороженная, как вдруг, после небольшого отрывка хрупкой балерины, на сцену выскочил он – буря эмоций, контраст всего выступления, его ярко-красное одеяние выбивалось из всей цветовой гаммы, одолжив буквально на минуту у тётушки театральный бинокль, она всмотрелась поближе во мглу сцены и увидела его, без сомнения, она узнает эти глаза из тысячи, его манеру рук, его гордый профиль – это был её Нико, тот по которому уже успокоилось сердце и вроде бы не болело, но сейчас, оно трепетало, как в тот последний день, когда она провожала его в очередные гастроли и понимала, что вряд ли они увидятся еще. Судьба – та еще стерва, она преподнесла им встречу буквально на блюдечке, спустя пять лет после её отъезда, «…не могли послать кого ни будь другого, почему, почему именно Цискаридзе, хотя да, грузина в Грузию – всё логично» , - прикрывая глаза руками и бормоча себе под нос, она благодарила Бога что их отделял многочисленный оркестр и он вряд ли заметит её среди буйства театралов пришедших на спектакль. В этих переживаниях Гика не заметила, как спектакль закончился и опустился тяжелый занавес, с которым нарастала и тревога, появление которой Иберия не могла объяснить, ведь девушка никогда не называла ни имени ни фамилии того, от кого сбежала и кто её бросил. Гика нервно массажировала пальцы рук и кого-то искала в толпе, боялась ли она его увидеть или же просто хотела, кто знает. И вот, когда артисты уже покинули здание театра, к ним подбежала небольшая толпа ценителей искусства, и стали дарить букеты, Иберия, когда неугомонная толпа немного рассеялась, тихо подошла и немного сказала пару слов на грузинском, она хвалила Николая, Гика осталась позади и лишь наблюдала за стеснительным парнем, за пять лет он ничуть не изменился, те же глаза, те же руки, что когда-то заключали её в тёплые объятия, та же умопомрачительная улыбка, которая невольно заставляла улыбнуться всех вокруг, Иберия одним движением руки подозвала Гику, покорно держащую цветы , девушка была в широких чёрных очках, через которые невозможно было взглянуть в её глаза, она подошла к Николаю и протянула букет цветов. - Спасибо Он принял букет, легкое его прикосновение и она смущаясь отошла на шаг дальше и ответила по-грузински. - Тебе спасибо – Нико (მადლობა - ნიკო) Он узнал голос, такой знакомый и родной, он звучал, звучал в его душе, словно звуки плачущей скрипки, не смотря на небольшой акцент, он был уверен – это была она – его Ника. Но когда молодой человек опомнился, он понял, что потерял её в толпе, пройдя через навящивых поклонников, он смог найти в толпе лишь директора театра у которого и поинтересовался, что была за девушка, которая подарила ему букет бархатных роз. -Это Гика - дочь Иберии Циклаури, а что такое? - Да ничего, видимо я просто обознался. Да, мозг способен обознаться и создать иллюзию, но вот сердце никогда не ошибётся – ему это просто не дано, оно чувствует родную душу, где бы она не была и как бы не менялась. Никто не мог так же с упоением и сочувствием слушать его рассказы, как это делала Ника. Поддерживать его в минуты отчаяния своими шутками и ребячеством. Она была ангелом, наивным ангелом, который ушёл, ушёл из его жизни, будто призрачная тень, да – молодой человек справился с потерей такого близкого человека в своей жизни, он надеялся найти её в родном городе, поэтому вместе с Иосифом они посетили Демидовых, Николай не рискнул переступать порог их дома, понаблюдав со стороны, он понял, что Ника здесь давно не была, это подтвердила и бабушка Иосифа – Зинаида Яковлевна, Иосиф уже в одиночку, потратив свой отпуск, объездил всевозможных Никиных родственников, но увы, след обрывался, они лишь знали что она преподаёт в университете где-то у чёрта на куличиках. Оставалось лишь ждать, когда Ника приедет к своим родителям, и он застанет её врасплох и обязательно расспросит обо всём, но этого не случилось, она лишь отправляла посылки со множественными подарками, сухофруктами, украшениями, вещами, иногда купленными на последние деньги, Гике было важно, если она не может быть рядом, она должна поддерживать свою семью хотя бы финансово и баловать. Николай не смог обнаружить любимую, он считал, если даже заявиться к Иберии домой, ну что он скажет её дочери: «Извините, а вы случайно не так девушка, которую я любил?», - да, это был бред, без сомнения, поэтому молодой человек оставил эту затею, и побыв пару дней в родной Грузии, продолжил гастроли. Сцена поглотила его, он работал без отдыха, но организм – это сложная структура, которая однажды может дать сбой. Одна маленькая связка, вроде бы мелочь, которая способна привести к полному краху, невероятной боли и агонии. Каждому уготован свой путь, вот так и в его пути наступило время перемен, время, когда нужно было переосмыслить жизнь, понять где искренняя доброта, а где паршивая подлость. Его организм напоминал часы, которые исправно служат своему хозяину, но как и все часы, они могут остановиться. Время для Николая остановилось в тот момент: сцена, генеральная репетиция, в зале сидит сам Ролан Пети, величайший французский танцовщик, переполняют эмоции, гордость, прыжок, и друг слышен хруст, подобно некому щелчку, это декорации?, нет, не всё так просто - этот хруст в теле, но он его не заметил, он встал и пошёл, как ни в чём не бывало, секунды прыжка, секунды полёта дали ему понять что что-то окончательно оборвалось, это была нога, он не мог пошевелить ею, дрожь, боль, онемение, оборвалось всё, что только могло. Он не щадил себя ради балета, истязал свой организм, пришел черёд и организму немного поиздеваться над своим хозяином и ответить ему той же монетой. В этот момент он испугался, нет не от боли от вида своей ноги, он был, словно поломанная кукла, которую в какой-то момент перестали дёргать за ниточки, а потому что не стало за что дёргать, нитка оборвалась с треском. Он не давал себе отдыха, многочисленные гастроли, смена климата, смена часовых поясов, он шёл на сцену не смотря ни на что и организм принял решение за него: «Раз уж не хочешь отдыхать, так я заставлю!», он отрепетировал до конца, не взирая ни на что, он вот, уже после репетиции было туго, нога немного распухла и болела, но это не остановило его и на следующий день он пошёл в театр, его ждали на репетиции, он должен был явиться. Все в театре уговаривали артиста пойти к врачу, но он лишь отнекивался и настаивал на репетиции, спустя долгие и мучительные беседы, он всё таки согласился. Уже сидя в коридоре и ожидая результатов, он всё думал о спектакле, о репетиции, заскрипела дверь из кабинета вышел врач со снимком и стал объяснять положение дел пациенту, на что Николай вполне серьезно ответил : «Ничего страшного доктор, можно я пойду?». Он не понимал, на сколько плачевно его положение, и тогда, врач взял муляж и объяснил ему всё популярно, вдруг парня начал охватывать небольшой ужас: «Это же сколько у меня всего порвалось», - крутилось у него в голове. Была назначена срочная операция, молодому человеку, не скрывая ничего, рассказали путь восстановления и ход операции, спустя пару дней, он лежал в палате и отходил от наркоза, его разум не был затуманенным, он был ясным как никогда. Понемногу он совершал короткие прогулки по своей палате, затем по больничному коридору, который был в довольно приятных бело-голубых тонах, в этих тонах была некая надежда, надежда на то, что всё скоро будет как прежде, костыли временно заменили ему балетный станок, всё было хорошо, он шёл на поправку, его лицо вновь озарилось невидимым светом, губы из бледно-розового стали алыми, его движения из меланхоличных превратились в более энергичные. Тем временем, Гика продолжала свою обычную жизнь, она собиралась на работу, поэтому пропустила телевизионную новость о том, что артист балета получил травму на подмостках французского театра, взяв сумку и попрощавшись с Иберией, которая ушла на пенсию из театра и стала проводить частные уроки с учениками дома, накинув светло-бежевое пальто, она пошла на встречу с очередной клиенткой, был хороший денёк, светило солнце, дул легкий, слегка прохладный ветерок, пели птицы, в воздухе пахло цветущим абрикосом и тархуном. Волосы слегка развивались на ветру, стучали об старинную брусчатку тоненькие каблучки, как вдруг, в одном из переулков показался силуэт мужчины, девушка заметила его лишь краем глаза, но не обратила на это внимание, мало ли, кто ходит, время такое, все идут на работу, утро же. И вот, она уже видела красивые столики старинного семейного кафе, клиентка помахала Нике рукой, это была девушка лет тридцати в черных брюках и белой блузке, с подстриженными под каре белыми как снег волосами, Гика вела её дело по поводу завещания родителей, было много споров и недочётов, с которыми они должны были разобраться. Таинственный мужчина подошёл к девушке поближе, со спины, он был одет в черную рубашку и брюки, его глаза были наполнены злобой и странной ненавистью. Почувствовав на себе взгляд, она обернулась, Гика прекрасно знала лицо приближающегося к ней человека – это был брат одного из недавно осужденных по делу, что вела девушка. Его намерения были ей не ясны, она отошла на пару шагов назад и попытавшись вспомнить имя спросила: - Гоча, привет, если ты по делу брата, то я уже говорила, ничего нельзя изменить. «На улице было много народу, он не станет делать какие-либо необдуманные действия», - подумала девушка. Она ошиблась, как ошибаемся мы все, надеясь на человеческую добродетель, в следующую секунду прозвучало два выстрела, что спугнули мирно сидевших на балконе дома пепельных голубей, девушка немного пошатнулась и уже под пеленой тьмы услышала гнусную фразу этого человека: «Это тебе за брата…», огонь сменился мертвенным холодом, она казалось бродила в лабиринтах тьмы, они не вели к дверям, они вели лишь к большей тьме, среди всего этого она увидела крошечный огонёк и в её сознании начали воспроизводиться воспоминания, связанные с домом и с Николаем, они были, словно отрывки из старого фильма, просмотр которого согревал душу и сердце. После операции, состояние Николая вдруг стало ухудшаться, поднялась температура под сорок, пошло заражение. Довольно странное стечение обстоятельств, они переживали похожие симптомы, будучи за тысячи километров друг от друга, вот только, кто из них выживет, а кто падёт в вечный сон из которого невозможно вернуться - это знает лишь судьба, она испытывает нас, словно своих марионеток. Николай жил эти месяцы, словно в бреду, когда-то гибкое, молодое тело, сейчас выглядело ужасно, впалые рёбра, куда-то пропал румянец щёк, да и сами щёки, он напоминал высохший скелет, от которого остались глаза, вот только не яростные, как было прежде, а потухшие и уставшие, уставшие от всего, но только не от жизни, он хотел жить. Он цеплялся за жизнь всеми оставшимися силами, хотя его и посещала мысль о смерти, в периоды сильного бреда из-за высокой температуры, он видел сны, скорее видения, как он и Ника стоят по разные стороны зеркала в чёрном одеянии во тьме, но отчётливо видят друг друга и стоит только прикоснуться, оно становиться чёрным и разбивается вдребезги на маленькие осколки которых не собрать, но даже в них он видит её – свою любимую, возможно такая боль и такие муки даны ему за то, что он не берёг её как следует – он не знал этого. Но он был уверен в том – что просто должен выжить – хотя бы ради того, чтоб однажды взглянуть в глаза той, которую он когда то любил.