Нашел.
Сяо мгновенным шагом заходит внутрь, проходя к столику, за которым сидел Венти, разворачивая его к себе за плечо, и не давая опомниться, вытаскивает из-за стола, потянув за локоть на себя. Сигаретный вор возмущается, пытается вырваться, но хватка у Сяо достаточно сильная, в этот раз он не делает скидок. Вытащив Венти из столовой в коридор, разворачивает его спиной к стене и толкает, загораживая собой проход, чтобы не сбежал. — Зря ты в коридор вышел, здесь никого нет и доломать тебе руки мне никто не помешает. — с ходу цедит парень с косичками, собираясь толкнуть Сяо в грудь и снова сбежать, но подобное последний предвидит и перехватывает запястья, прижимая их к чужой грудине. — Сигареты. — А мне что с этого будет? — пока не двигается, застыв на месте, обдумывая, как бы выбраться, а то пришибленный так сильно сжимает руки, что кости болят. — Я их выкинул, а теперь отвали. — Сигареты. — Ты глухой? Или я тебе приложил в прошлый раз слишком сильно, что уши заложило? Выкинул, говорю. — смотрит снизу вверх и подобное положение сильно бесит. Вырос лбом, может, пошутить про баскетболиста и тогда сразу отвянет? — Сигареты, — Сяо вдруг наклоняется к чужому лицу, заставляя Венти вжать шею в плечи, нахмуриваясь еще сильнее. — Верни. Из головы будто выпали другие слова, хотя изначально, он искал Венти совсем не ради сигарет, только причину сформулировать не получалось. А сейчас, когда он и правда его нашел, все из головы вылезло, оставив только образ лица с огромными глазами. Сердце стучит, хочется догадаться, додуматься, что Венти делать собирается? Как выпутается, снова полезет драться? Лучше бы ему не стоило этого делать, Сяо в этот раз сдерживаться не станет. — Какой же ты тупой, я сказал: у меня их нет! — резко толкает с такой силой, что Сяо на секунду теряет равновесие и чуть ли не падает на спину, прямо в проход в столовую, но удерживается на ногах, схватившись за косяк, но сильно это не помогает, потому что ловит мордой все тот же кулак, запрокидывая голову, сдавленно промычав. — Блять, — положение не самое удачное, но Сяо в драке — совершенно другой Сяо, безрассудные действия, решения, это все его. Рука отпускает косяк, за который держалась и удерживала положение, чтобы схватить за грудки и упасть на спину, копчиком на каменный пол вместе с мелким воришкой, тут же его переворачивая и повторяя картину недельной давности. Только теперь Сяо сидит сверху и трясет сильно за ворот, ударяя пару раз чужим затылком о пол. — Я не для этого искал тебя всю неделю, чтобы ты здесь выебывался. — Пф, ха, — Венти сплевывает в сторону кровь, смешанную со слюной, улыбаясь одной стороной, удерживая голову на весу. Хватается ладонями за сжатые кулаки, что были больше его на пару сантиметров, придвинувшись ближе. — Нравятся, когда тебя бьют? Ради этого вынюхивал как собака? Панк чертов, садист и мазохист, да еще и злостный курильщик. Ты бы бросал, а то наверняка, ни одна девчонка на тебя не смотрит, вот ты и переключился на парней. Да? — затылок горит и болит, в глазах половину застилают черные пятна, искрящие белыми мухами. — Че ты несешь, совсем помешанный? — Сяо не понимает ни слова, может, от злости, может, просто потому что Венти несет откровенный бред. — Я тебя, блять, прошу по-человечески, верни сигареты. — и снова трясет, только чуть сильнее, еще пару раз приложив головой об камень. — Вы что здесь устроили? Голос доносится со стороны, и почти одновременно Сяо буквально оттаскивает незнакомый преподаватель, сразу же подбегая к Венти, помогая ему встать и спрашивая о самочувствии. Вот и поговорили, а как приятно ощущение пачки сигарет в кармане. Ага. Минут через 15 они оба сидят в кабинете директора, правда, опасно близко, у Сяо руки чешутся. Да и Венти слишком громко дышит, точно планируя, как он ровно столько же раз приложит головой спятившего панка об стену, чтобы почувствовал на своей шкуре. По точно мраморному лицу размазываются капли крови, которые студент их художественного корпуса постоянно вытирает ребром ладони. Перестарался? Да с чего такие мысли? Сяо всегда был таким, с чего вдруг ему думать о силе, которую он прикладывает, особенно с таким озабоченным человеком, как Венти. Наверное, Сяо тоже неплохого прилетело, голова кружится, вот и кажется. В кабинет заходит директор и преподаватель литературы, как оказалось, который драку и прекратил. — Прошу объяснить мне, что только что произошло? — женщина в возрасте, с ярким макияжем села за стол, складывая руки на столе. Почему-то, она смотрела только на Сяо. — Почему вы на меня смотрите? Он первый полез. — справедливость обязана быть на его стороне. — Барбатос первый полез? У Венти идеальная репутация, он идет на красный диплом и никогда не был замешан ни в одном конфликте, и ты хочешь мне сказать, что он взял и просто так на тебя накинулся? Сяо не верил своим ушам. Этот? Идеальная репутация, ни один конфликт, да еще и красный диплом? Это шутка? Сяо поверит скорее, что Венти /Барбатос/ главарь какой-нибудь мафиозной группировки, нежели примерный студент с отличными оценками. — Извини, Сяо, но я не могу поверить студенту, что ранее не раз был замечен в конфликтах и имеющий неаттестацию по всем предметам. — со стороны обидчика пониже послышался смешок. Сяо вспыхнул от гнева. Мелкий гаденыш ни слова не сказал, хотя пару минут назад умело сыпал матом и налетел с кулаками, прекрасно зная, что ему ничего за это не будет. Блять. Теперь он может дать название тем чувствам, что возникали при взгляде на Барбатоса. Ненависть. Чистейшая. Сяо в своей жизни ненавидел только одного человека. И он давно умер. Невыносимо сидеть здесь и терпеть очередные унижения. — Я позвоню твоему отцу, Сяо, в нашем заведении недопустимо такое поведение. Сердце пропускает удар. Нет. Только не Чжунли. Он обещал ему, что все будет хорошо. Сяо подпрыгивает со стула, ударив ладонями по столу, наклонившись к директору. — Не звоните. — в глазах прочитался ужас, а голос слегка дрогнул в самом конце. — Не звоните, дайте наказание, но не нужно звонить ему. — он был готов даже встать на колени извиниться перед Барбатосом, лишь бы Чжунли ничего не знал. Женщина вскидывает брови, хмыкнув себе под нос, она отложила телефон, снова сложив руки в замок, опираясь весом на поверхность стола. — В июне у нас состоится мероприятие по случаю столетия со дня открытия университета. — Сяо понял, что она передумала звонить и осел обратно на стул, судорожно выдыхая. — Ты поможешь в его организации в вечернее время, лучше будет, если придешь после занятий сразу же. — Что? — тут уже встрял Венти, явно недовольным таким исходом. — Но я же там тоже буду, вдруг он опять решит меня избить просто так? — его глаза как будто стали еще больше, а тонкие брови изогнулись в немой просьбе. Каков актер, где же его оскар? Сяо эмоционально выдохся только что. Его не волнует, какие сказки будет рассказывать Венти, он хочет побыстрее вернуться домой и проспать много часов. — Помимо студентов там будут и преподаватели, не переживай, за тобой присмотрят. Но если что-то случится, слышишь меня, Сяо? Я тут же позвоню господину Чжунли. — она опускает голову, посмотрев на студента-историка исподлобья. Он только кивает. Голова болит, слишком разнервничался, да и челюсть ноет, этот придурок ударил в тоже место. Любимое, что ли? Их отпустили вскоре, наказав Венти сходить в медпункт, а Сяо больше не появляться в этом корпусе до вечернего времени, когда проходит подготовка к концерту. Но так просто никто Сяо не отпускает. Барбатос встает прямо перед ним, опираясь на стену боком. — Держи свои сигареты, ненормальный. Совсем спятил, раз за них убить готов. — Венти всучивает пачку, и взгляд Сяо цепляется за яркий синяк на внутренней стороне локтя. Это он так? Нет же, Сяо не бил туда. Откуда тогда? Хотя, чего здесь думать, влез куда-то, выгородив себя, непонятно из какой дыры взявшейся, «идеальной репутацией». Сигареты забирает, засунув их в карман джинс.***
Сигарета тлеет меж тонких, длинных пальцев, окутывая и скрывая крупную фигуру Сяо за ядовитым табачным дымом. На балконе холодно, но юноше даже нравится: мурашки бегают по телу, голова наполняется живительной, отрезвляющей прохладой, выталкивая собой лишние мысли. Его ничего сейчас не беспокоит, табак осел в легких, а кровь разносит яд по организму, вызывая прилив дофамина. Лишь из принципа кошелек не опустел ни на копейку, чтобы новая пачка сигарет ощущалась весом в кармане широких джинс. Он хотел свои, и он их получил. Разумеется, мысль о том, что его наказание состоит из помощи и нахождении в компании мелкого актера без оскара, ничуть не прельщала, но Чжунли ничего не знает, и это самое важное. Внизу гудят двигатели машин, еще слышен шум вечернего города, фонари повсюду придают особую атмосферу местности в сумерках. Сяо поселился на девятом этаже, и ветер здесь сильнее и ощутимее, пробирает до костей, скуривая сигарету быстрее одиночного студента. Пора заходить. Сяо ощущал себя выжитым лимоном, слишком эмоциональный день бурил дыру в груди еще больше: она как пылесос засасывала в себя все живое, что еще теплилось в убитом ментальном теле. Он даже не переодевается, вырубаясь почти тут же. Липко, мерзко. Все тело увядает в тянучем дегте, он попадает в рот и нос, невозможно дышать, Сяо задыхается, бьет руками, пытаясь нащупать в зияющей пустоте хоть что-то, хоть кого-то, за что можно зацепиться. Он пытается кричать, но глотка лишь бурлит и вибрирует, пытаясь изрыгнуть из себя смоль, что была везде. Здесь пусто и ничего нет, это бесконечная пустота и отчаяние, откуда не выбраться, откуда не спастись. Остается лишь смиренно и тихо испустить дух, позволяя телу утопнуть и затеряться в океане «ничего», и одновременного «всего». Чья-то большая рука хватает ладонь Сяо, что была единственным кусочком его тела на поверхности. Больно, все горит, деготь с трудом отпускает юношу, оставляя после себя ожоги и рваные раны. Они черноточили — смоль стала частью Сяо, была изнутри, шептала на ухо: «ты мой», «я и есть ты». Спаситель стоял напротив, пока утопающий вновь готовился пойти на дно, обнимаемый собственной черной душой, принимающая физическое облачение, отнюдь приятное. Скорее: тошнотворное плотное, до дрожи омерзительное. — Сяо. — его позвали. Голос знакомый и наковальней бьет по голове, оглушая. — Сяо. Как бы не старался тот, кого звали — он не мог сказать и слова, даже пошевелиться. Только молча наблюдать за кошмаром. — Это ты. Посмотри на себя. Это ты. — силуэт никуда не указывал, намекая, что Сяо везде и не представляет из себя ничего, кроме изрыганой вселенной массы, откуда не пробьется даже частичка света. — Это ты виноват. Спаситель и обвинитель в одном лице движется ближе, протягивая испещренную в ссадинах и крови руку, дотрагиваясь до лица Сяо, размазывая алые соки по коже. Взгляд безумен и также пуст, движения плавны и также хаотичны, силуэт соткан из противоречий, таким, каким его создал сам утопающий. — Посмотри на меня. Ничтожество. Ты виновен во всем, что случилось. Жалкий, трусливый и беспомощный. — ладонь смещается с лица на макушку и с силой вдавливает тело обратно в смоль. — Умри. Умри вместо меня. Отдай свою жизнь мне. Сяо его узнал.Брат?..
***
Актовый зал заполняется все большим количеством людей, и Сяо даже теряется, бессмысленно стоя у входа. Что делать он понятия не имеет, только ждет указаний. Руки обмотаны бинтами — порезы из-за телефона оказались слишком глубокими и мешали, пришлось перевязать. Он постоянно смотрит на ладони и хмурится. Уснуть после сдавших ночью нервов не получилось. Под глазами залегли синяки, что почти сочеталось с его нарядом: черное худи и натянутый на голову капюшон, карго с большими карманами по бокам и заправленные в неизменные берцы. Посмотришь в зеркало — увидишь подобие наркомана, не иначе. Плевать. Сяо здесь отрабатывает наказание, а не красуется. И кому какое дело было до его внешнего вида? — Че встал в проходе? Отойди, мешаешь. Кто-то впечатывается ему в спину и грубит. По голосу и манере общаться, не трудно догадаться, что это Венти. Как обычно одет в яркое шмотье. Аж тошнит. Сяо молча отходит в сторону, провожая взглядом на данный момент своего главного недруга. И в компании этого придется торчать здесь полтора месяца? Хуже наказания не придумаешь. Еще больше отвратительным его делает то, что Сяо не был виноват в той ситуации, как считал сам студент. Может, приложил его головой случайно несколько раз об пол. И что? Подумаешь. Вот же, ходит и ворчит. Ничего с ним не случилось. — Если из-за тебя я не успею подготовиться к сессии, отделаешься не только ушибом головы. — Сяо стоит прямо над душой обидчика, источая темную, ядовитую ауру. — Попробуй сначала получить до нее допуск, болван. — а Венти будто все равно, будто и не боится получить по морде еще раз, продолжая язвить. Кажется, он точно занят чем-то важным, раз даже не повернулся к Сяо, продолжая копаться в синтезаторе, подкручивая какие-то кнопочки. Больно нужно получить внимание с его стороны, но руки продолжают чесаться. Но приходится терпеть. Сяо окликивает незнакомый ему преподаватель и просит поддержать какие-то коробки, пока сам мужчина будет цеплять какие-то безвкусные украшения на шторы. Коробка увесистая, но поднимать ее раз за разом не составляет труда: фитнессом заниматься не приходилось, крепкие мышцы, что узлами перекатывались под кожей были получены совершено обратным путем — постоянными драками, в том числе и с противниками, чей вес и комплекция в целом превосходили собственную. Стремянка, на которую взобрался преподаватель выглядела уж слишком хлипкой, потому нерадивый студент придерживает балку одной рукой, чтобы не допустить падения и дальнейших травм. В чем проблема была обвинить Сяо в произошедшем, тем более в первый день, где все на него смотрят, как на прокаженного? Лучше перестраховаться. Часы тянутся один за другим, а Сяо бегает туда-сюда, выполняя в основном физическую работу. Он ни с кем не говорит, лишь делает то, о чем просят. Сил совершенно нет. Ментальных сил. Эта ночь высосала все живое из его тела, сейчас он словно фарфоровая кукла, отрешенный от мира, что образовался в этом огромном актовом зале, и от того, что здесь происходит. Пару раз его хвалят и благодарят преподаватели, на что студент на наказании вяло кивает головой, бормоча тихое: «не стоит». У Венти, как кажется Сяо, шило в заднице, иначе почему он пытается зацепиться за любую мелочь и вывести на конфликт? Кажется, даже сам Венти не ответил бы на этот вопрос. Но юноша терпит. Игнорирует его. «Зачем ты поставил здесь эту коробку? Она мешает оборудованию, убери.» «Ты думаешь это смешно, кто сказал тебе поставить коробку с переходниками в тот угол? Она нужна мне для оборудования, принеси обратно.» «Кто так вешает гирлянду? Сверху слева она кривая. Повесь нормально.» «Теперь она вообще не светится, ты ее сломал, горилла.» Дым, что идет из ушей Сяо можно увидеть физически. И в конце концов, когда Венти явно намеревается в очередной раз докопаться до какой-то мелочи, его опережают: — Заткнись или я вырву тебе язык. Мне надоело выслушивать от тебя всякий бред. Сходи перекури, у тебя от копаний в этом металлоломе мозги набекрень съехали. — Сяо делает шаг навстречу и опасно возвышается над мелочью с голубыми косичками. — Мое ангельское терпение не резиновое, не испытывай его. — А член в заднице у тебя резиновый? Или у тебя все не резиновое? — Венти дьявол, искушающий на мордобой. Как удобно, что сейчас перерыв и в актовом зале никого нет. Ярость охватила тело, и кипящий мозг воспалился до язв на подкорке, руки сами ринулись к вороту желтой рубашки напротив, с силой мотнув в сторону. Сяо практически отрывает его от земли, чтобы животный, горящий желтым пламенем взгляд оказался прямо напротив таких самодовольных, спокойных. Убить. Размочить об пол, чтобы мокрого места не осталось. — Уйди с глаз. — голос режет без ножа тем холодом и сталью, откидывает Венти в сторону, но не с той силой, с которой хотелось бы, так, чтобы он смог устоять на ногах и вылетает из зала сам. Необходимость в табаке именно сейчас ныла где-то под языком, ложечкой надавливая на глотку. Щеки покраснели от злости, а на руках вздулись вены, попадает даже мусорному баку, что оказался не в то время, не в том месте. Грохот падения еще больше давит на нервы, все валится из рук и даже закурить получается не с первого раза. Полтора месяца выслушивать словарный понос от этого выродка. Где-то рядом маячит светлая макушка, а Сяо будто вовсе не замечает, погруженный в собственную злость и мысли о расправе. — Эй. Хватит меня игнорировать, я же знаю, что ты меня видишь. Как проходит первый день в качестве: «принеси-подай-сходи-нахуй-не-мешай»? — Итер светится улыбкой, кажется, будто ему никакие невзгоды нипочем. Может, поделится секретом? Сяо молчит еще несколько десяток секунд, выдыхая плотный клуб дыма в сторону и тушит сигарету, буравя в друге дыру взглядом. Если рассказать ему, что юноша готовит план убийства, Итер пойдет в полицию? Скорее всего нет. — Хочу вырвать ему язык. А у тебя как день прошел? — нарочито любопытно спрашивает, пытаясь сменить тему. — Если бы я тебя не знал, я бы подумал, что тебе правда интересны мои дела. — он хлопает его по плечу и хихикает себе в ладонь, поправляя лямку рюкзака на плече. — Я так понимаю, не дает тебе покоя. Может ты ему нравишься? — Еще хоть слово, и я засуну тебя в мусорный бак вниз головой. — шипит, словно обиженный зверь, убирая руки в карманы. — Сяо, был бы я девчонкой, я бы влюбился в тебя. Ты такой милый, когда угрожаешь. Это было лишним. Дважды не повторяя свое предупреждение, Сяо хватает друга под коленями и поднимает его себе на плечо, делая шаг в сторону мусорного бака. Итер кричит и несильно бьет юношу кулаками по спине, пытаясь дергать ногами, повторяя постоянно: «я понял, понял, отпусти!». — Нихуя ты не понял, раз хватает трепа меня доставать. И без тебя тошнит. — чуть грубовато отпускает друга на землю и не прощаясь, уходит прочь, чтобы продолжить отбывать свой срок в актовом зале гребаных гуманитариев. Итер лишь с улыбкой смотрит ему в спину и машет рукой, крича вслед: «Ты справишься!». Он не обижен на своего мрачного товарища, когда ты с кем-то дружишь уже больше десяти лет, то знаешь каждый закромок сознания друг друга. Сяо бы никогда не стал поднимать руку на Итера.***
Держаться, главное держаться. Знание того, что любая оплошность, и директор тут же свяжется с Чжунли, сильно остужает нрав проблемного студента. За всю свою жизнь Сяо не был таким покладистым, как эту неделю: он исправно ходит на все пары, пытается сдать долги, а после занятий остается помогать готовить концерт. Все бы шло гладко и дальше, если бы не постоянное непонятное внимание со стороны Венти. Может, ему просто нравится выводить на эмоции людей? Гребаный энергетический вампир. Но кажется, Сяо учится и научился игнорировать по-настоящему. Словно его и вовсе не существует в этом месте, в этом городе, в этой стране и этой вселенной. Одного из преподавателей он попросил дать постоянную работу, и получив ее, наушники стали настоящим спасением. Сяо приносит из кладовой разную атрибутику, помогает рисовать декорации к пьесе. — Ох, Сяо! Это очень красиво, ты точно историк, а не художник? Может ты переводился с нашего отделения? — милая женщина, очередная преподавательница, встала прямо напротив, в восторге сложив руки на груди, рассматривая художество наказанного студента, что вынимал наушники, в которых он с трудом что-то услышал. — Нет… Я просто… — он тут же теряется, не привыкший к похвале в свою сторону. Исключением, разумеется был Чжунли. — Ходил в школу искусств в детстве. — Ты молодец, у тебя талант! Думаю, Альбедо очень понравилась твоя работа. Я позову его позже, ты не отвлекайся, рисуй. — преподавательница, чье имя он даже не знал, удаляется. Альбедо? Это еще кто. Наверное, какая-то важная шишка, раз ЕМУ должны понравится каракули Сяо. Сам он ничего не видел особенного в картонке, на которой он выводил что-то широкой, большой кистью. Всего лишь задний фон: кирпичная стена с трещинами и несколькими картинами. Может, ей понравилось, что удалось передать схожесть с оригинальными шедеврами Лувра? Теперь уже Сяо неотрывно разглядывал работу, пытаясь найти что-то особенное. — Профессор Альбедо заведующий кафедрой художественного отделения, если что. — Венти вырос буквально из сцены, рассматривая предмет недавнего восторга и по совместительству работу обидчика, подкравшись как зверь на охоте. Только хищник здесь Сяо. — Неплохо. Рисуешь в свободное время? Это получается у тебя лучше, чем таскать коробки. Никакого чувства пространства. — гаденыш с улыбкой упирает руки в боки, явно собираясь ужалить. Но когда тебя так часто жалят осы, вырабатывается иммунитет к их яду. — Кого ты пытаешься обмануть своей натянутой улыбкой? — юноша с черным капюшоном на голове не отрывается от работы, но даже так, словно под его взглядом, если бы он смотрел в глаза, становилось неуютно. — Что? — Венти хмурится и усмехается, попятившись назад. — Я сказал: кого ты хочешь обмануть? Весь твой внешний вид, твоя манера общения и приторно-сладкие улыбочки так и кричат о том, какой ты добрый и хороший. — Сяо поднимается, опираясь рукой на колено. Очи, что всегда горели пламенем, на этот раз покрылись ледяной коркой, принимая холодный оттенок. — Думаешь, тебе все можно, если ты у всех на хорошем счету? Думаешь, можешь бесить меня сколько душе угодно, только потому что ты знаешь, что здесь я не могу тебе ответить? Я таких ублюдков как ты вижу насквозь. За твоими улыбками и большими глазами нет ничего. Там пустота. Ты не представляешь из себя ровным счетом ничего. — Сяо наступал, давил собой, возвышался, а его слова точно делали собеседника еще меньше в сравнении с ним. — Пустышка, что думает о себе слишком много. Так нравится шутить про члены в заднице? Может, потому что ты еще и шлюха? Не надейся, я не спущусь до твоего уровня. Можешь бросать пыль в глаза кому угодно, делая вид, будто ты ангел во плоти: отличник с примерным поведением, но не мне. Я давно понял, что даже мои сигареты приносят в этот мир больше смысла и пользы, чем ты. — даже пальцем Венти не касается, а тон голоса идеально ровный и низкий, словно утробное рычание. — Мне даже руки марать об тебя больше не хочется. Так что найди себе игрушку поинтереснее меня. Венти затих. Совсем. Он даже не пытается что-то ответить, только пятится назад, выражение лица пустое и ничего не выражает, может, глаза потемнели и вобрали в себя цвет морского дна, выгоняя океанский перванш. Сяо же разворачивается и снова садится на пол, утыкаясь в наушники и продолжая работать над декорациями.Больше они не разговаривали.
***
Снова все повторяется. Этот бесконечный круг сансары доводит до безумия, пыточно выжигая нерв за нервом по одиночке. И с этим нет сил бороться. Сяо пытался. Наверное. Он хочет думать, что старался, что пытался стать лучше. Пытался бросить пить. Но воспоминания такие размытые и обрывистые, точно кто-то держал их над толстой парафиновой свечой, обуглив изображение до черных пятен на важных моментах в жизни. Зависимость душит, не приносит покоя, что было таким желанным и необходимым. Лишь разрушающаяся часть сознания горела, заставляла задыхаться и громить окружение, сбивать костяшки в кровь. Тратить деньги Чжунли на убивающий настой яда, что почему-то был таким доступным и продавался везде. Но отдельной веткой мазохизма было посещать клубы и бары: музыка до тошноты и мигрени громкая, а неоновое освещение, что постоянно мигало и вовсе отбирало понимание пространство, вводя в особый транс, когда ты начинаешь пьянеть быстрее и ненавидеть себя сильнее. Бармен бесконечно подливает, не забывая мешать все подряд с водкой, видимо, он тоже ненавидел Сяо. Кожа зудит, призывает разодрать себя в кровь, содрать этот побитый и бледный покров, вытащить органы, разобраться на составляющие и выпустить душу, что бьется в этой клетке из костей и мяса. Дать ей тот покой и умиротворение. Но действительно ли сущность юноши представляет из себя именно то эфемерное и чистое, невинное, как новорожденные котята, каким хотелось его представлять? Воспоминания о кошмаре еще слишком явны. Смоль снова забивается в ноздри, глотку и глаза. Невыносимо. Чистая и невинная? Смешно.«Я таких ублюдков как ты вижу насквозь. За твоими улыбками и большими глазами нет ничего. Там пустота. Ты не представляешь из себя ровным счетом ничего.»
И это слова того, кто хотел думать, что нутро у него чистое и невинное. Слова того, кто час назад избил изрядно выпившего посетителя на улице, потому что ему не понравился пирсинг Сяо. Слова того, кто объяснял Чжунли, что случилось с его телефоном и почему ему нужен новый. В очередной раз заставил переживать. Тратить на него деньги. Сяо слишком дорого обходится кошельку отца. Слишком много тратит его нервов. Чжунли не заслуживал такого. Он заслуживал кого-то другого, такого как Итер: он действительно прилежный ученик, у него нет зависимостей, спортсмен, не избивающий людей и в целом приносил бы только радость. Сяо опускает голову на руки, несколько раз ударяясь головой об барную стойку, ком в горле раздирал слизистую, встав поперек шипами. Невыносимо. Хочется прекратить это все. Встать посреди трассы и ждать. Выйти на балкон, перелезть через перилла и шагнуть вниз. Затянуть веревку покрепче, толкнуть стул. Но Сяо не может. Слишком много якорей выброшено в море и не дают сдвинуться с места. Итер продолжает ходить за Сяо, а с Чжунли абсолютно ноль идей, что делать. Даже самый мягкий способ оттолкнуть отца кажется казнью. Он не может так поступить с тем, кто делает для него все. Он может лишь продолжать заливать в себя 40 градусов водки. Сяо с трудом сползает с барного стула, оставляет все деньги, что были в кармане и забирает с собой полупустую литровую бутылку. Его крутит как в парке аттракционов, ноги подкашиваются, будто по коленям били молотком. Тысячи болезненных молний пробивают конечности, перебрасываясь на тело, что и без того было поглощено огнем — жар был везде, пот выступал обильными каплями, футболка под кожаной курткой промокла насквозь, омерзительно прилипая к телу. Желудок точно поглощает сам себя, извергая больше желчи и посылая в давно больной мозг острые рези, что заставляли скручиваться и тихо стонать от агонии. У него горячка. Бутылка запрокидывается, Сяо пьет содержимое большими глотками, ошпаривая пищевод. Он давится спиртом, изжога выталкивает алкоголь обратно. Пытается проглотить и тщетно, его вырывает на пол, непрекращающийся кашель запирает вход для воздуха, он начинает задыхаться и падает в собственные выблеванные внутренности. Нет мыслей, нет ничего. Сяо словно давно мертв и только его телесная оболочка бессмысленно шатается по этой бренной земле. Тело сжигают на костре, кожа по ощущениям покрывается толстой коркой, а изо рта идет пена, предзнаменуя скорую кончину. Не слышно, как кричат люди, не видно, как они столпились вокруг, пытаясь вызвать скорую и паникуя от полного незнания, что делать.