Inglorious Roommates

      Чем больше вещей тебе дорого, тем ты слабее. Никогда не забывай, Тедди. Чем больше способов причинить тебе боль, тем больше способов проиграть.       Это был голос Питера, дразнивший разум Тео всю бессонную ночь, пока он сидел в самом, наверное, дорогом кресле, которое когда-либо украшало его задницу, и размышлял о том, как он здесь оказался.       Он снова сидел на кладбище у постели Лиама, каждую секунду проверяя, дышит ли он, убеждая себя, что Лиам не труп и не в коме, и чувствуя себя бессильным сделать что-либо еще.       Всю ночь Тео оставался рядом с Лиамом, пытаясь собрать воедино кусочки того, что привело его туда, был рядом со своим соседом по комнате, которого пытался оттолкнуть, но каким-то образом приблизил к себе ближе, чем когда-либо осмеливался позволить кому бы то ни было. Пытался вспомнить, когда решил открыться, или же когда Лиам неумолимо разрушил стену Тео шаг за шагом, чтобы тот не заметил, пока Лиам не прорвется — предоставьте Лиаму самому прокладывать свой путь в долбанный Шоушенк Тео.       В любом случае, Тео теперь стоял перед огромной дырой размером с Лиама в броне, которую, как он думал, он построил надолго, и это пугало его до смерти.       Тео носил свою броню так близко к груди, что она стала его второй кожей, и быть на войне стало его природой. Он так долго сражался с одним и тем же, что забыл, зачем сражается. Теперь, когда Тео был готов сложить оружие, он начал задаваться вопросом, зачем он вообще взял его в руки.       Питер научил его, как добиться успеха в Вест-Бейконе, как подняться на вершину в таком низком образе жизни, как стать сыном, которым мог бы гордиться его отец. Пока Тео был покрыт стальными шипами, он был идеальным игрушечным солдатиком, которого Питер мог взять и использовать, когда захочет.       У Тео никогда не было друзей, только маленькая семья, состоящая из людей, которые, по мнению Питера, имели для него смысл, которые готовы были сделать для него все, что угодно, которые делали его сильнее. Тео избегал того, что Питер считал «ненужными» отношениями, отворачивался от всех, кто пытался, отклонял каждое предложение стать кем-то большим, пока они не переставали просить.       Мысли Тео были настолько закручены на том, чего хотел Питер, чего хотел его отец, даже чего хотела Тара, настолько потеряны в тисках всех остальных, что Тео было трудно даже найти в них свое собственное гребаное «я».       Одно было ясно, Лиам отличался от всех, кто «пытался» раньше.       Даже самая толстая броня его не останавливала. Лиам постоянно возвращался, находил другой подход, пытался понять охраняемый лабиринт вокруг Тео. Он не переставал спрашивать, он не переставал пытаться подобраться к Тео, даже когда острые как бритва края оставляли его истекать кровью, Лиам продолжал, пока не прорвался сквозь сталь, чтобы добраться до Тео.       Тео не знал, как это исправить, да и хотел ли он этого вообще. Он не знал, чего боится больше — того, что может проникнуть внутрь, или того, что может вырваться наружу, лавиной секретов, отчаянно пытающихся прорваться. Тео не знал, болит ли у него в груди от того, что ему приходится прорываться, или просто от того, что он видит Лиама таким, но он был готов вытерпеть все.       Вот что значила для Тео забота, или, скорее, извращенная идея, которой его научили, еще больше яда, впрыснутого в его сердцевину. Это была еще одна форма боли, слабости, отказа от контроля, потери. Это противоречило всем инстинктам Тео, но когда дело касалось Лиама, он не мог создать достаточно сильную защиту, чтобы не поддаться этому чувству.       Несмотря на то, что все в нем кричало о необходимости бороться за свою гребаную жизнь, Тео оставался на месте, наблюдая за Лиамом, не в силах заснуть из-за шума в голове.       Только утро принесло немного спокойствия, когда Тео пришлось разбудить Лиама, чтобы тот принял лекарства. Было так же неспокойно, как и тогда, когда Лиам был всего лишь оболочкой человека, которого Тео называл Допи. Он несколько минут пытался разбудить Лиама, горько проклиная прошлого Тео за то, что тот был таким бесчувственным мудаком, вспоминая, как повышал голос, пинал кровать Лиама и хлопал вещами, чтобы разбудить его в прошлый раз.       Когда Лиам, наконец, пришел в себя, он смотрел на него тем же пустым взглядом, от которого у Тео завязался узел в животе. Лиам принял лекарства, а также апельсиновый гаторейд, который Тео отыскал в глубинах холодильника Мейсона, отказался от любой еды (даже от банана) и от предложения Тео помочь ему дойти до ванной, издав бессвязное ворчание.       Как и в самом начале их знакомства, Лиам едва успел заметить, что Тео рядом, как перевернулся и снова погрузился в кому — сон.       Тео снова и снова напоминал себе, что Лиам просто спит, постоянно проверял, дышит ли он, и время от времени протягивал руку, чтобы коснуться его руки и почувствовать тепло, просачивающееся сквозь одеяла. Живое и теплое, а не ледяное и безжизненное.       Это было единственное, что усмиряло тошнотворное чувство вины, разгорающееся внутри Тео, ведь он уже дважды заставлял Трейси приходить к нему, чтобы убедиться, что показатели Лиама в норме — «Чудо-мальчик в порядке, но если ты еще раз позвонишь мне сегодня вечером, то медицинская помощь понадобится только тебе».       Так цикл продолжался и продолжался, а день неуклонно утекал под боком у Лиама.       Прошло несколько часов с тех пор, как телефон Тео разрядился, но ему не нужно было расписание, которое прислал Мейсон. Его внутренние часы уже были настроены на время Лиама, причем дольше, чем ему хотелось бы признать. Только теперь он знал, что и сколько принимает Лиам.       Не то чтобы Тео гуглил названия и опускался настолько низко, чтобы попытаться выяснить, для чего они нужны, но все равно было странно вообще что-то знать. Хотя он вспомнил, что Лиам упоминал, что иногда принимает лекарства от тревожности и СДВГ, Тео не увидел ничего подобного, только препараты, с которыми он жалел, что не был знаком по работе, и еще один рецепт, который он не узнал.       Тео старался не совать свой нос в то, что Лиам явно решил ему не говорить.       Не успел он оглянуться, как наступила вторая половина дня, и время приема лекарств снова приближалось.       — Эй, Лиам, — Тео неохотно протянул руку и слегка сжал ее.       На этот раз Лиам оказался более отзывчивым, его глаза медленно прояснились через мгновение.       — Хм… — он моргнул, приходя в себя, — …Тео?       Было небольшим облегчением, что Лиам выглядел более ясным.       — Да, это я, — хотя это казалось немного ненужным, Тео все равно сказал, заверив Лиама. — Опять это время, — сказал он низким голосом, стараясь не нарушить хрупкую тишину комнаты.       — Хорошо, — голос Лиама звучал грубовато от сна, он потянулся и зевнул, прежде чем пробормотать: — Подожди… Сначала я хочу принять душ.       Тео поднял глаза от сортировки таблеток на прикроватной тумбочке и, признаться, на секунду растерялся. Он не ожидал, что у Лиама хватит сил даже на душ, но они были здесь, так что Тео мог бы встретиться с этим лицом к лицу.       — Ты… — он слегка замешкался, но все равно продолжил: — Может быть, тебе нужна помощь?       Лиам устало потер глаза, на его губах повисла ухмылка, и он пробормотал:       — Душ с тобой? Не…пременно.       Тео даже не раздражался, просто почувствовал облегчение от этого маленького признака жизни. Лиама.       — Ты знаешь, что я имел в виду, ты, задница.       С оставшимся следом боковой улыбки Лиам открыл глаза, окинув Тео голубой дымкой.       — Я в порядке, — он откинул одеяла, перекинул ноги через край кровати и на секунду приостановился, чтобы выровнять голову, прежде чем встать.       Тео пришлось остановить свои руки, чтобы они инстинктивно не потянулись к нему.       — Может, просто принять ванну? — мягко предложил он, заметив, что Лиам немного неустойчив на ногах, и ему очень не нравилась мысль о том, что Лиам поскользнется в душе и раскроит себе череп — вот такой фантастической нянькой Лиама был бы Тео.       Лиам хмыкнул, что прозвучало как соглашающийся звук, глаза задергались, ища на полу сумку, которую он принес с собой. Тео схватил рюкзак, тонко намекнув, что сам понесет его. Лиам слишком устал, чтобы протестовать, и Тео сказал себе, что это хорошо, несмотря на комок, образовавшийся в горле, когда они направились в ванную.       Это был до смешного длинный коридор, и Тео проклял каждый дюйм шикарной квартиры Мейсона. Он держался рядом с Лиамом, не тесня его, но следя за тем, чтобы тот не споткнулся на своих негнущихся ногах, не обращая внимания на узел в животе при виде знакомого ему огненного шара, едва способного идти.       Они добрались, правда, медленно, но без происшествий. Тео включил краны, чтобы набрать ванну, а Лиам прислонился к раковине — у него было слишком мало сил, чтобы запрыгнуть на стойку, как он обычно делал, и Тео не обратил внимания на то, как защемило сердце при этой мысли.       Пока ванна наполнялась, Лиам немного опустил глаза, но туман над ними рассеялся, и в них появилось подобие сознания. Тео понял, что сейчас он как-то неловко задерживается, и Лиам, вероятно, хочет разобраться с остальным сам.       — Справишься?       Лиам медленно кивнул, затем без паузы снял рубашку через голову — неудивительно, раздевание было единственной вещью, которую маленький засранец все еще мог делать в рекордно короткие сроки.       Тео воспринял это как сигнал к уходу и закрыл за собой дверь. Он планировал выйти на улицу, чтобы покурить, но ноги не донесли его дальше кухни, расположенной в непосредственной близости от ванной.       Прежде чем его разум начал терзать образ Лиама, заснувшего в воде, или утонувшего, или расколовшего голову и испачкавшего нетронутый фарфор Мейсона, потому что Тео сначала довел его до такого состояния, а потом оставил одного, Тео занялся кухней, игнорируя тошнотворное чувство вины и беспокойства, поглотившее его.       Он рылся в шкафах, слышал, как в ванной комнате спускается унитаз, и молча надеялся, что это означает, что Лиам набирается сил.       Пока он перебирал странный ассортимент экзотических фруктов и дорогих травяных чаев Мейсона в поисках того, что Лиам, возможно, захочет съесть, его уши уловили легкий звук. Он приостановился и прислушался, не зная, показалось ему это или нет.       — Тео…? — в голосе Лиама прозвучала слабость, от которой у Тео свело живот.       Борясь с нервами, будоражащими его, он дошел до ванной комнаты, сделал за дверью успокаивающий вдох и осторожно открыл ее.       — Ты звал ме…       У Тео перехватило дыхание, когда он увидел, как Лиам, свернувшись калачиком, сидел в ванне, подтянув колени к груди. В изгибе его обнаженной спины была открытая уязвимость, он слегка наклонился, чтобы положить голову на край ванны, его глаза были закрыты, на лице проступали следы усталости.       — Лиам? — Тео едва мог говорить, так как его грудь сжалась от этого зрелища.       Не открывая глаз, Лиам сделал неглубокий вдох.       — Почему ты здесь? Где, — он устало вздохнул, — Мейс?       — Он… ему нужно было уехать, поэтому я… он разрешил мне остаться, — Тео чувствовал себя неловко, задерживаясь возле двери, но он также не хотел вторгаться в то, что осталось от личного пространства Лиама. — Тебе что-то нужно?       Лиам опустил голову на бортик ванны, глаза закрылись, когда он отвернулся и тихо признался:       — Мне… неловко, — его слова тянулись от тяжелой тяги успокоительного действия, и он страдал от медленного адского падения.       Чувства, которое Тео хотел бы не понимать так хорошо. Погрузиться в темноту в пьяном угаре или уплыть далеко от реальности было легко, но неизбежное падение обратно на землю было жестоким. Хотелось как-то смыть с себя все эти жалкие последствия и начать все с чистого листа, ощущая каждую мучительную секунду, которая требовалась, чтобы очистить организм, хотелось вылезти из кожи.       Теперь стало понятно, почему Лиам был готов потратить каждую унцию своих сил, чтобы залезть в ванну.       Тео внутренне поморщился, подумав, что, возможно, ему следовало прислушаться, когда Мейсон сказал ему, что все может стать напряженным, а затем проклял эту мысль за то, что она вообще пришла ему в голову, за то, что он даже подумал о себе. Неважно, насколько напряженным, неловким или неудобным он себя чувствовал.       Все, что сейчас было у Лиама, — это он, и к черту все остальное, самое меньшее, чего заслуживал Лиам, это знать, что у него есть Тео.       Соберись, Рэйкен. Сделай это, блядь. Он заслуживает того, чтобы услышать это от тебя.       С последним вздохом Тео закрыл за собой дверь и шагнул дальше внутрь. Чем ближе он подходил к ванной, где Лиам свернулся калачиком, тем громче становились его мысли. Слишком близко, слишком сложно, слишком слабо, кричали они, но Тео все равно опустился на колени рядом с ванной на коврик.       — Лиам, просто… — он остановился, заставляя свой голос выровняться. — Я здесь, с тобой, — слова были решительными, несмотря на то, что его разум боролся сам с собой, он был полон решимости заставить Лиама понять. — Все, что тебе нужно, да?       Наступила пауза, которая показалась слишком длинной, слишком пустой, но все же как-то слишком напряженной, и Тео испугался, что Лиам снова заснул или отключился от этой непростой ситуации, но потом голос наконец-то прозвучал.       Прижавшись лицом к бортику ванны и опустив глаза, Лиам прерывисто прошептал:       — Слишком устал, я не… не могу закончить, — дрожащий вздох пронесся по его голой спине. — Мне нужно выйти, — между его бровями образовалась изможденная линия, паника просочилась в его слабый голос. — Я… Тео, пожалуйста… просто вытащи меня.       Вода слегка зажурчала, когда Лиам пошевелился, повернул голову и наконец посмотрел на Тео.       Сырое отчаяние в его глазах потрясло Тео, жалкие следы стыда запятнали идеальную синеву. Страдания, которые Тео поместил туда. Его грудь едва не разорвалась от внезапно навалившейся на него горы вины, но он выдержал ее тяжесть и сдержал напряжение.       — Лиам, — Тео ухватился одной рукой за бортик ванны, готовясь к тому, что, как он знал, ему придется сделать. — Я могу помочь тебе закончить. Если… если ты этого хочешь, — он мягко подчеркнул, его тихие слова эхом отразились от кафельных стен, — Если ты не против.       Лиам немного приподнял голову, изучая глаза Тео, в то время как Тео искал в его выражении признаки осознания, убеждаясь, что Лиам может решить, хочет ли он чего-нибудь, испытывая облегчение от того, что Лиам серьезно обдумывал эти слова.       После минуты напряженного молчания Лиам кивнул, кончики его волос закручивались на лбу от поднимающегося пара теплой воды в ванной.       В глазах Лиама рассеялась дымка, омраченная лишь усталостью, но Тео должен был спросить еще раз, он должен был услышать, как Лиам скажет это наверняка.       — Ты уверен?       Он даже не знал, что хотел услышать от Лиама, но Тео было все равно. Он должен был быть таким, каким Лиам хотел его видеть, таким, каким Лиам был для него самого, даже когда Тео не знал, что ему нужно, Лиам был им. И Тео тоже хотел быть таким для Лиама.       Лиам повернулся лицом к Тео, несмотря на то, что стыдливо опустил голову на колени.       — Мне н… нужна твоя помощь, — пробормотал он, — …нужен ты.       Каждый нерв в теле Тео чувствовал поразительную честность слов Лиама, и Тео не мог сказать, кто из них был более обнаженным и уязвимым.       Не желая задерживаться и делать ситуацию еще более неловкой, чем она должна была быть, Тео заставил свои ноги сдвинуться и сел на край ванны. Глядя на обнаженную фигуру Лиама, на язык его тела, кричащий о хрупкости и уязвимости, Тео застыл от леденящей тревоги, наполнившей его вены.       Он отбросил все это в сторону и потянулся за гелем для душа и мочалкой, лежащими на полке.       Тео попытался отключить свои мысли, выдавливая немного мыла на полотенце. Он пытался сдержать дрожь в руках, пока намыливал. Он старался быть здесь и не теряться в своих мыслях, осторожно прижимая ткань к обнаженной спине Лиама, не зная, кто из них слегка вздрогнул от прикосновения.       Но Тео не мог скрыть ни настороженности своих рук, ни скованной нерешительности в движениях. Он не мог избавиться от тошнотворного напоминания о том, что он делал для Тары… худшие 6 дней в его жизни, в больнице, когда он — а не другая медсестра — заботился о ней каждый день, когда ее касалось так много чужих рук, когда она уже была…когда ее тело подверглось достаточному испытанию.       Тео прикусил губу, стараясь не думать об этом, пока неуверенно протирал тканью плечи Лиама, сгорбленного и настороженного, но все равно как-то незащищенного. Тео старался быть здесь и не позволять себе поддаваться тоскливым мыслям, подкрадывающимся к нему.       Что бы подумал о нем его отец сейчас, о том, что он вызвался «пожить» с другим мальчиком, сидел у его кровати и принимал гребаную ванну. Что подумает Питер о том, какой заботливой стала созданная им идеальная военная машина, об этой потере контроля, об этой слабости. Что бы они сделали с ним. Что они сделают с Лиамом.       Рука Тео внезапно напряглась, и он выронил мочалку. Шум брызг жестоко разорвал напряженную тишину. Вернувшись к реальности, он поспешно потянулся в воду, чтобы взять полотенце, и только тогда заметил, что в комнате совсем не тихо… придушенный звук вздрагивающего дыхания отражался от кафельных стен.       Сердце Тео гулко упало в груди, когда он понял, что Лиам — общительный, яркий, счастливый Лиам — сложив руки, тихо плачет.       — Эй, просто расслабься, не… — слова отчаянно рвались из Тео, — Лиам, просто… успокойся, хорошо?       Лиам не отвечал, еще крепче прижимая колени к груди, его тело содрогалось от приглушенных рыданий.       Тео не помогал. Ни его слова, ни его неохотные руки, ни его дурацкие гребаные эмоции, заглушающие его способность думать.       Возьми себя в руки, Рэйкен, соберись и подумай. Лиам всегда знал, что Тео нужно, даже когда он сам ничего не понимал.       Внезапно мысли вернулись к той ночи на скамейке в парке, к дымящимся словам и двум уголькам в темноте, когда Тео впервые задыхался от волнения, но Лиам был рядом с ним.       К той ночи, когда он отключился, когда он был лишь бурей ненависти на грязной земле, но Лиам был рядом с ним.       К раздевалке с его отчаянными мольбами быть сломленным и разрушенным, но Лиам держал его и был рядом.       Глядя на состояние тела Лиама, забившегося в угол, на тихие рыдания, сотрясающие его, Тео понял, что он вовсе не с Лиамом.       Он сидел на бортике ванны, делая все, чтобы не выдать себя, в то время как Лиам ломался у него на глазах. Он был защищен, в то время как Лиам был совершенно беззащитен. Он все еще боролся, в то время как Лиам сдался.       Тео снова был в состоянии войны с самим собой, слишком сосредоточенный на попытках разобраться в собственном дерьме, чтобы быть тем, кто нужен Лиаму. Слишком поглощенный собственным страхом, или паникой, или чувством вины, или чем бы то ни было еще, что он чувствовал.       Тео проклял все это к черту и просто позволил себе быть рядом с Лиамом.       Игнорируя каждую кричащую, грызущую мысль, пытающуюся остановить его, Тео встал, снял носки и шагнул в ванну.       Лиам напряг позвоночник, осознав, что Тео стоит в ванне позади него.       Тео затаил дыхание и застыл на месте: тяжелая тишина душила его разум, а сердце неустанно стучало о грудную клетку, пока он наблюдал, как расслабляется поза Лиама. Он чувствовал каждую мучительно медленную секунду, пока задушенные рыдания Лиама не затихли и не перешли в спокойное дыхание.       Тео подождал, пока не убедился, что Лиам не возражает, и опустился в воду, не заботясь о том, что его шорты и конец рубашки насквозь промокли. Ванна была достаточно просторной, поэтому Тео не касался Лиама, а просто сидел позади него, положив ноги по обе стороны от парня.       — Все в порядке? — голос Тео был таким мягким, таким слабым по сравнению с грохотом гнева и ярости, разрушающим его разум, но он отстранился от него, пытаясь быть здесь.       Лиам слегка повернул голову, прижав ее к коленям, и коротко кивнул.       Тео внимательно изучал его лицо, наблюдая, как слезы медленно вытекают из закрытых глаз.       — Ты уверен, Лиам? — мягко спросил он, ненавидя себя за то, что спрашивает у Лиама что-то еще, но Тео нужно было усмирить свои сомнения.       Наступила пауза, когда Лиам ничего не говорил, и Тео не мог дышать.       Затем тот произнес чуть слышно:       — Конечно.       Прошло мгновение, прежде чем Тео поверил, что снова может дышать, и еще больше времени, прежде чем он поверил, что может двигаться. Он взял мочалку, еще немного намылил, и на этот раз, когда он прижал ее к спине Лиама, тот не вздрогнул.       По мере того, как он тер маленькими кругами, воздух наполнялся сладким теплом амбры, манящим Тео знакомым запахом Лиама, когда он наносил мыльную пену по бокам парня, пропитывая его кожу атласом. По изгибам позвоночника, плеч и по худым склонам рук, все еще обхватывающих его колени. Лиам не стал открыто приглашать Тео идти дальше, так что Тео оставил все как есть.       Несмотря на слезы, все еще катившиеся из глаз Лиама, его дыхание больше не вырывалось из груди, лишь тихие вздохи тихо срывались с губ, когда его тело медленно расслаблялось под прикосновениями.       Тео отложил мочалку в сторону и потянулся к рюкзаку Лиама, стоявшему рядом с ванной. Шампуня там не было, только кондиционер, поэтому Тео взял его и выдавил немного на ладонь.       Признаться, ему потребовалось все, чтобы сдержать дрожь в руках, утихомирить войну, бушевавшую в его сознании, проигнорировать каждый укол вины, пронизывающий его насквозь, пойти против всех инстинктов, говоривших ему бороться за выход из этого угла, но он не сдался, он остался здесь, с Лиамом.       Тео втирал кондиционер в волосы Лиама — мягкие локоны скользили между его пальцами, — растирая круговыми движениями на коже головы нежными поглаживаниями, которые не должны были быть такими естественными для неделикатных рук Тео. Он смотрел, как исчезает жесткая линия плеч Лиама, как разглаживаются усталые складки его бровей, хотя слезы все еще редко катились по его щекам.       Тихие, побежденные, разочарованные слезы.       Это было ужасное гребаное чувство, которое Тео хотел бы не понимать так хорошо: разочарование в себе за то, что ты такой хрупкий, такой человечный.       — Все в порядке, — Тео каким-то образом знал, что нужно сказать, что необходимо услышать. — Я обещаю тебе, все будет хорошо, Лиам, — он хотел дать Лиаму такое же заверение, какое тот дал ему однажды, помня, как безопасно Тео чувствовал себя в тот момент, даже если доверие было лишь мимолетным…       Слова уютно расположились в пространстве между ними, а затем Лиам немного пошевелился и начал медленно разворачивать руки от коленей.       Руки Тео слегка дрогнули, и ему пришлось подавить первоначальное желание отстраниться. Он осторожно убрал пальцы с волос Лиама, в то время как его сердце тяжело стучало в груди.       Глаза Тео остановились на спине Лиама, на его шокирующе обнаженном теле, до боли знакомом, с готовностью открытом и слишком доверяющем проклятым бесчувственным рукам Тео, которые не знали, как обращаться с чем-либо, не раздавив его.       Несколько холостых вдохов сорвались с губ Лиама, пронеслись по его телу и затихли в эхе кафельных стен, растворяясь в тихой воде, пытаясь снова погрузиться в себя.       Затем он слегка откинулся назад, наклоняясь к Тео, словно его тело подсознательно искало недостающую часть, показывая свое желание быть ближе к Тео.       Молясь, что он все правильно понял, Тео протянул руки и осторожно положил их по обе стороны талии Лиама.       Внезапная тишина охватила их обоих, когда Тео прикоснулся к намыленной коже Лиама. Шелковистой от мыла, запотевшей от воды, тёплой от тепла тела. Настолько реальной, что на мгновение никто из них не дышал.       Неподвижность затянулась, но сопротивления не последовало, и Тео сделал несмелый вдох, его пальцы скользнули по намыленной коже, когда он снова притянул Лиама к себе.       Лиам слился с Тео под звуки журчащей воды и вздох освобождения, сорвавшийся с их губ. Они прижались друг к другу, когда Лиам откинул голову назад, прислонился щекой к груди Тео, вздохнув с облегчением от того, что все части тела оказались на своих местах.       Тео не волновало, что мыло просочилось на переднюю часть его рубашки, или что там, где голова Лиама прижалась к нему, образовалась влага, но он неуклонно чувствовал, что теряет себя, хотя все встало на свои места, он не мог остановить это.       Он не знал, что делать с ногами, когда Лиам оказался между его бедер, не знал, что делать с руками, когда Лиам был обнажен и прижат к нему, не знал, куда смотреть, когда колени Лиама опустились, обнажив его тело целиком.       Тео старался не упасть в яму чрезмерных раздумий. Он видел всего Лиама больше раз, чем хотел бы признать. Черт, он уже зашел так далеко, что залез с ним в эту чертову ванну, но это произошло так быстро, стремительно и без раздумий. Теперь все происходило мучительно медленно, в реальном времени, и это не просто происходило, он делал это и…       Лиам, должно быть, почувствовал, как сердце Тео тревожно колотится между ними, и ощутил его спираль мыслей, потому что его руки дотянулись до того места, где Тео все еще держался руками за бока Лиама, боясь пошевелиться, и потянули их, чтобы обхватить руки Тео посередине.       — Все хорошо? — Лиам негромко шептал на груди Тео, его тихие слезы просачивались сквозь его голос и заставляли сердце Тео биться, Лиам все еще беспокоился о Тео даже несмотря на его собственную беду, все еще пытался уверить Тео, когда Лиам был единственным, кто нуждался в этом прямо сейчас.       Тео виновато опустил глаза, глядя вниз, где его руки были прижаты к середине тела Лиама, чуть выше его живота, упираясь в твердые линии основных мышц. Напоминание Тео о том, что это был тот же самый сильный, стойкий, чертов динамо Лиам Данбар, низведенный до самого низкого состояния, разрушенный до этого хрупкого тела в руках Тео.       Это была такая сырая уязвимость, что Лиаму даже не нужно было перерезать кости, или разрезать плоть, или вскрывать себя, чтобы добраться, так, как Тео никогда бы не смог, даже сейчас, когда только тонкий слой мокрой одежды не давал им полностью слиться воедино.       Поэтому Тео просто притянул Лиама ближе в свои объятия, которые знали только как толкать, пока не зашли слишком далеко. Его руки, которые ломали все, нежно скользили по коже Лиама, крепче прижимая его к своей груди. Броневое тело Тео, никогда не знавшее покоя, отдалось Лиаму в нежных объятиях.       Тео просто обнимал Лиама, как Лиам обнимал его, когда Тео не мог вынести этого сам, даже со всеми его поврежденными частями и острыми краями.       Лиам испустил еще один глубокий вздох, все еще немного неровный от слез, и Тео не смог сдержать горькое чувство вины, прорвавшееся в нем. Не тогда, когда он смотрел на руки Лиама поверх своих собственных, без кольца и лака, украшавших его пальцы.       Еще одна прекрасная метафора пришла Тео на ум: насколько мрачным и бесцветным стал Лиам под действием высасывающего душу затмения, которым был Тео чертов Рэйкен, который лишал света все, что находилось рядом.       Сглотнув от нахлынувших эмоций, Тео отчаянно захотел хоть как-то вернуть Лиаму хоть капельку света.       Не понимая, почему такая глупая идея пришла ему в голову так уверенно, или что за глупая вера в эту дурацкую милую песню заставила его думать, что она снова сработает, или как глупые слова так легко сложились в его голове, Тео прочистил горло и негромко напел:       — …Милый, знаешь ли ты, что это значит…?       Его голос вырывался из горла, низкий и слабый, Тео старался, чтобы его не услышали, но он чувствовал, как Лиам слабо реагирует в его объятиях, поэтому продолжил чуть слышно:       — Мм… рай — это место на земле, — словно вырывая зубы, он попытался скрыть раздражение в своем тоне. — Они говорят: вначале любовь на небесах.       Лиам слегка зашевелился, его нос уткнулся в шею Тео, и он пробормотал:       —… любовь приходит на небесах.       Смесь отчаяния и облегчения захлестнула Тео, когда он повернулся и посмотрел на Лиама, чья голова покоилась на его груди. Он почувствовал слабый укол от оставшихся слез, собравшихся на ресницах Лиама и застилающих его глаза, но, несмотря на усталость, они все равно как-то светились, немного затуманенные, но все еще ярко-голубые.       Несмотря на то, что они оба были в полной жопе, уголок рта Тео дернулся от улыбки, от улыбки Лиама.       — Черт возьми, Лиам, — Тео испустил тяжелый вздох, от которого у него перехватило дыхание, — брось мне спасательный круг.       Лиам провел руками Тео по своей коже, притягивая их ближе к своей обнаженной груди, и опустился немного ниже в воду, тихо напевая простую песню, которая каким-то образом подходила к их горько-сладкой катастрофе.       Тео опустил глаза вниз, отмечая, как расслабленно Лиам прижался к нему, больше не замыкаясь в себе, свободно обнажая все.       Все тонкие линии его тела, плавные очертания груди и выраженный тонус мышц, бесконечный каскад шелковистой кожи, опущенные колени и раздвинутые перед ним худые бедра. Мягкий изгиб того, что лежало у него между ног, бесстыдно обнаженный, человеческий и до боли реальный, и здесь, каждый интимный дюйм его тела был выставлен на всеобщее обозрение.       Так, как это умел делать только Лиам, и Тео перестал мучиться, пытаясь понять. Он позволил глазам закрыться, и перед ним возникли образы капель воды, стекающих по обнаженной коже, чувственного запаха тела, покрытого янтарными маслами, и ощущения, что у него слишком много нервов, и все они наматываются на пальцы везде, где его кожа соприкасается с кожей Лиама.       Тео позволил сладкой песне Лиама, слегка напевающей его тело, утихомирить войну в его забытом богом разуме и уложить мысли в безмятежную тишину.       Все стало тихим и неподвижным, словно стены наблюдали за тем, как они вместе проходят через этот личный ад, шепча при этом песню о влюбленных, создающих свое собственное священное место… но Лиам все равно шептал ироничные слова, и Тео был здесь, тихонько исповедуя их вместе с ним.       — Мы сделаем рай нашим местом на земле.       Хотя Тео ни черта не знал о святости, и, возможно, он был безбожным ублюдком, раз так думал, но держать Лиама в руках, обнимая лишь кожу его тела, в то время как мир вокруг них тихо сгорал в аду, казалось чертовски священным.

__________________

      — Думаешь, ты сможешь идти, Лиам? — Тео сдержал желание поморщиться, ненавидя, что ему приходится задавать этот вопрос.       Когда мыло было смыто, вода остыла, а Тео, как мог, выжал свои промокшие шорты, помочь Лиаму выйти из ванны оказалось не слишком сложной задачей.       После того, как они покинули безопасное место в ванне, стало немного страшно, но Тео успокоил свои нервы, насколько мог, и сосредоточился на Лиаме.       Вытирать Лиама было довольно неловко и сложно, поскольку парень едва стоял на ногах, держась за плечи Тео для поддержки, он пытался растереть полотенцем как можно больше Лиама, до которого мог дотянуться. Было нелегко помочь Лиаму надеть тренировочные штаны, но Тео справился, не прикоснувшись… ни к чему.       Затем, роясь в рюкзаке Лиама в поисках рубашки, он наткнулся на что-то, чего не ожидал.       Тео на секунду растерялся, обнаружив свою старую толстовку для лакросса из Вест-Бейкона, которую позволил Лиаму одолжить так давно, когда ехал домой после пляжа несбыточных мечтаний и кожи со вкусом лихорадки. Он не знал, что Лиам так и не вернул ее, но решил не упоминать об этом и просто взял выцветшую синюю толстовку со своим именем на спине и натянул ее на голову Лиама.       — Я в порядке, — пробормотал Лиам, с наслаждением упираясь виском в бицепс Тео, явно наслаждаясь тем, как Тео свободной рукой осторожно протирает полотенцем его растрёпанные волосы, вытирая лишнюю воду.       Лиам не подавал никаких признаков движения, даже когда Тео закончил и бросил полотенце на вешалку, по-прежнему тяжело опираясь на Тео с усталыми полузакрытыми глазами.       Чувствуя приближение катастрофы Лиама в полную силу и желая ускорить процесс до того, как она произойдёт, тело Тео в долю секунды приняло решение двигаться. Несмотря на то, что его разум бешено протестовал, он обхватил Лиама рукой за спину и наклонился, чтобы зацепить другой за его ноги.       Лиам понял, что он делает, и, на удивление, не стал возражать, а обхватил Тео руками за плечи и с готовностью подался, когда Тео поднял его.       Лиам прижался щекой к груди Тео, его теплое дыхание пробежало по его шее, мягкие локоны непокорных каштановых волос коснулись подбородка Тео, а легкая щетина задела его ключицы. Озноб грозил охватить чувствительную кожу, но Тео не обращал на него внимания, неся Лиама — снова, как чертовы молодожены через порог — обратно в комнату, которая, как ни странно, не казалась такой уж странной.       Он положил Лиама на кровать, с облегчением убедившись, что парень смог удобно устроиться.       — Не хочешь поесть? — спросил он, хватая лекарства, которые порционно раскладывал перед тем, как принять ванну, обернувшуюся срывом, обернувшуюся… причудливым… сеансом сближения кожи с кожей…?       Да, Тео не обладал достаточным здравомыслием, чтобы осмыслить это прямо сейчас.       Лицо Лиама неприятно сжалось, когда он запил таблетки глотком оранжевого гаторада.       — Нет, я просто устал.       Тео наблюдал, как его голова опустилась обратно на подушки, выглядя полностью истощенным, с изможденными складками на чертах лица, наконец-то столкнувшись с неизбежным крахом при падении.       Хотя рушился Лиам, Тео чувствовал, как его тело сотрясает такая же сильная боль. Осознавая, что он тоже был оторван от реальности, а теперь она с криком возвращается к жизни, и он не был готов к внезапному возвращению в себя, не был готов пока позволить Лиаму ускользнуть, ему нужно было продержаться хотя бы достаточно долго, чтобы заставить Лиама поесть.       Тео потянулся за бананом на прикроватной тумбочке, от которого Лиам отказался ранее. Чувствуя отчаяние, словно он хватался за нитки, пытаясь продержаться как можно дольше, он с силой сорвал кожуру (правильно, сверху, как делают гребаные обезьяны) и толкнул ее к Лиаму, пробурчав:       — Данбар, не спи и съешь этот чертов…       Тео поймал себя на том, что заметил, как Лиам слегка отшатнулся от его резкого тона, и напомнил себе, что с него хватит откусывать головы. Хватит сражаться. С уколом вины, пронзившим его грудь, Тео сделал короткий вдох, который на мгновение замер на его губах.       — Пожалуйста.       Лиам мгновение рассматривал Тео, затем его глаза с отвращением опустились на банан, но он неохотно протянул руку и принял его из рук Тео.       Маленькая победа, но Тео стало легче на душе, когда он сел в кресло, которое прошлой ночью притащил из угла рядом с кроватью. Вернувшись к Лиаму, он пытался побороть затаившуюся внутри него тревогу, пытался игнорировать яму в желудке, пытался не дать своему разуму впасть в кризис.       Лиам откусывал от банана ненормально маленькие кусочки, жевал их слишком медленно и слишком долго, с гримасой на лице. Он заставлял себя есть — ради Тео — и чтобы не быть засранцем, но от этого зрелища у Тео сводило живот.       Когда Лиам закончил, Тео отложил кожуру в сторону, чтобы выбросить ее позже, чувствуя слабость в коленях и не доверяя им донести себя до кухни.       Откинувшись на подушки, Лиам с усилием проглотил то, что осталось у него во рту, и Тео проигнорировал толчки в своём животе. Он наблюдал за тем, как Лиам устраивается под одеялом, готовый поддаться тянущей его усталости, и старался не чувствовать себя так ужасно из-за этого.       — Тебе это не на пользу, — пробормотал Лиам, на мгновение выведя Тео из задумчивости. Он устало потер глаза, натянув на кулаки слишком длинные рукава выцветшей толстовки Тео. — Просто… смотреть на меня, — его слова вырывались из лекарств, успокаивающих его тело.       Сердце Тео застряло в горле, когда Лиам немного отодвинул одеяла, протянул руку к простыням и похлопал по месту рядом с собой на кровати.       — Давай.       Тяжелый момент молчания прошел… и растянулся на другой, и еще один, и еще.       Тео застыл на месте, а Лиам смотрел на него полузакрытыми, затуманенными глазами, ожидая ответа. Но Тео не мог говорить, не мог двигаться, не мог думать, наблюдая, как веки Лиама неуклонно тяжелеют, изо всех сил пытаясь остаться открытыми, он уже наполовину ушел в себя и, возможно, даже не вспомнит, что предлагал ему это.       Поэтому Тео просто сидел, стараясь не думать о том, что он выжат до костей, не думать о том, что забраться в постель к Лиаму было бы не так уж плохо, не думать о тошноте, гноящейся в желудке, не думать о тонущем чувстве, подкрадывающемся к нему, не думать вообще ни о чем.       Глядя в пустой взгляд Лиама, видя, как туман медленно сгущается и затягивает его, Тео пытался быть здесь, но его мысли постоянно перемещались между тем временем и сейчас.       Наблюдая за тем, как фигура Лиама становится застывшей, безжизненной и неестественно неподвижной, Тео пытался быть здесь, но он не мог избавиться от напоминания о Таре.       О пустом теле. О холодной бескровной коже. О механическом сердцебиении. Просто вещи с нагнетаемым в нее воздухом, застывшей в адской пустоте.       Наблюдая за тем, как взгляд Лиама скользит все дальше и дальше, Тео пытался быть здесь, пытался игнорировать надвигающееся темное облако мыслей и томительных воспоминаний.       О своем отце, о спиртном, об угрозе, о пуле с одним именем и о том, как найти их снова. О Питере, слабости, цепях и яме. О Лейхи, о тайнах в темноте, о ночи с привидениями и об отсутствии пощады.       Тео пытался быть здесь, но он не мог сделать это один, а Лиам покидал его, словно пробка уже была выдернута, и Тео ничего не мог сделать. Неуклонно ускользая прямо у него на глазах, проваливаясь все глубже и глубже под землю, становясь все меньше и меньше, как угасающее пламя, разгорающееся все слабее и слабее, как тлеющий огонь.       Мучительно медленно Лиам поддавался теням,       дикий голубой огонь его глаз потускнел и побледнел,       растворился в холоде и пустоте,       он поблек, словно весь его свет был затмён,       и Тео ничего не мог с этим поделать.       Внезапно его внутренности скрутило, скорчило и дёрнуло в неистовом безумии, заставив все тело болезненно скривиться, лицо стало невыносимо горячим, а рот наполнился желчью.       Тео бросился прямо в ванную, упал на колени перед унитазом и согнулся пополам, он задыхался, кашлял, брызгал слюной, дрожал, давился и отхаркивался, пока не смог… блядь… дышать.

__________________

      Не в силах снова встретиться с тяжелой пустотой, удушающей комнату, Тео лег на диван, уставился в потолок и попытался не думать.       Хотя разум язвительно дразнил его: «Выйди на поклон, Рэйкен, это два драматических случая в душе с твоим соседом менее чем за 24 часа. Ты стремишься к мировому рекорду?» — и не переставал перебирать в голове гигантские мысли этого дня.       Пытаясь понять, почему он вдруг стал так склонен заботиться о Лиаме Данбаре. Или это было не так уж неожиданно, и готовность Тео без раздумий запрыгнуть в ванну и утешить обнаженное тело Лиама просто мешала не обращать на это внимания. Пытаясь понять, почему его это волнует, а если волнует, то насколько сильно, Тео запустил себя в безумную спираль.       В основном, он просто пытался, чтобы его снова не стошнило, и мучительные мысли, которые он едва мог осознать, не помогали.       Так Тео пролежал на диване, уставившись в потолок и не думая, в течение часа или нескольких.       Хотя он устал до костей, сон не шел к нему. Несмотря на растущую пустоту в желудке, мысль о еде вызывала у него тошноту. Одежда все еще была наполовину мокрой, а вода просочилась на диван, и Мейсон, вероятно, позже растворит его кости в кислоте, но Тео оставался там, не двигаясь и не думая.       Пока не раздался стук в дверь.       Естественно, он проигнорировал его. Даже когда стук стал громче и настойчивее, вероятно, один из надоедливых друзей Мейсона и Кори хотел обменяться конспектами по химии, рецептами чая, фаллоимитаторами или чем-нибудь еще. Тео игнорировал.       В конце концов, они получили сообщение с просьбой любезно отвалить, и все прекратилось. У Тео был краткий миг покоя… а потом дверь распахнулась, и он не смог проигнорировать это.       — Так-так-так, смотрите, кто вышел поиграть, — Тео узнал бы это мурлыканье, даже если бы не видел, как блондинка злобно ухмыляется у двери, взломав замок заколкой, — Большой плохой Каратель, во плоти.       Тео мысленно застонал, не в настроении слушать Эрику Рейес и ее загадки, проклиная шикарную квартиру Мейсона за то, что в ней столько же безопасности, сколько в дерьмовой банке равиоли.       — Как ты узнала, что я здесь?       — Определенно не от призрака, которым ты был в последнее время, — она вошла внутрь, ее высокие каблуки, похожие на ножи, стучали по полированному деревянному полу и терзали слух Тео. — Есть ли причина, по которой ты и твой приятель задерживаетесь с делами?       Тео сделал паузу, вспоминая крошечный травматический инцидент с отключением, который нечаянно приостановил «наказание».       — Были… в отпуске.       Эрика подняла хитрую бровь.       — Неприятности в раю? — поддразнила она, присаживаясь на кофейный столик перед диваном. — Отставание не слишком велико. Спрос низкий, но в других аспектах бизнес процветает, — она томно скрестила ноги, — Оказывается, наш Чудо-мальчик был прав. Похоже, Стая выживает.       Тео моргнул.       — В других аспектах?       — Разве ты не знаешь? — ее замешательство отражало его собственное. — Все благодаря спонсорам, которых привлекает небольшое дружеское возмездие, мы организуем группы поддержки выживших с бесплатными ресурсами и доступом к специалистам по психическому здоровью.       — Я… — Тео снова был в растерянности. — Я думал, что вы говорите ерунду в своей речи на банкете.       Она покачала головой, взмахнув белокурыми локонами, спадающими на одну из ее бесконечных кожаных курток.       — Тебе стоит заглянуть на одно из собраний, посмотреть на плоды своего труда.       Тео скривил губы.       — Ни за что на свете… — он остановился, сдерживая инстинкт, чтобы отбиться от атаки, которой не было. — Я не… выживший.       — Двери открыты для всех, включая… Как выразился Данбар? Заблудших неудачников вроде тебя, — накрашенные красные губы Эрики сложились в ухмылку, и Тео почувствовал легкий обморок, вспомнив речь Лиама на банкете и фиаско «Дикого Запада», а также бурю дерьма, которая последовала за этим и до сих пор не утихла.       Глаза Эрики переместились на жалкое зрелище Тео, растянувшегося на диване и пытавшегося удержать свои внутренности внутри.       — Несмотря на то, что сейчас ты выглядишь как черт, и я уверена, что на твоей рубашке блевотина, и если бы это был мой итальянский диван, на который ты стекаешь лужей, я бы превратила тебя в кожаный пуфик в качестве компенсации.       Тео сузил глаза, чтобы взглянуть на нее, но вместо этого уловил редкий момент, когда адский огонь Эрики остыл.       — Ладно, я кусаюсь, — она с любопытством сложила руки, — Почему вся команда по лакроссу сейчас на игре, кроме Тео Рэйкена?       Как от стремительного пинка под зад, Тео вскочил с дивана.       — Черт, — выругался он, осознав, что в этот совершенно поганый день, когда катастрофа за катастрофой, он совершенно забыл об игре. Об игре, от которой Лиам был так взволнован и в случае проигрыша которой он бы точно принес Тео в жертву богам лакросса.       Хотя Тео знал, что это иррационально, он чувствовал себя неловко, оставляя Лиама одного в квартире, поэтому он перебирал варианты. Мейсон и Кори сегодня не вернутся, футбольный турнир Хейден длился все выходные, а Трейси работала в клинике на двойную ставку, так что оставалась только…       — Эй, эм… — Тео посмотрел на Эрику, отстраненную, холодную и последнюю, кого он должен был спрашивать, но все равно спросил: — Ты не могла бы остаться здесь, чтобы я успел на игру? Лиам в другой комнате, он вроде как… — Тео запнулся, сдерживая раздражение, когда процеживал такие слова, как «допинг» и «мертв для мира». — Сейчас он спит, и ему может понадобиться помощь, если он проснется.       В ее глазах снова заиграл огонек, и она промурлыкала:       — Играть в дорогую мамочку — не совсем мой стиль, может быть, для…       — Хватит загадок, Рейес, — проворчал Тео, его мозг и так уже пробежал сегодня слишком много мысленных кругов, — Брось этот чертов прикид Чеширского кота и скажи мне все прямо.       Она сузила свои темные глаза и на мгновение задумалась.       — Ты будешь мне должен, — еще одна ухмылка цвета ядовитого яблока, — И я всегда взыскиваю свои долги, Рэйкен.       Тео выпустил короткий вздох облегчения.       — Договорились, — согласился он и быстро направился к двери.

__________________

      Запомни это, Рэйкен, когда в следующий раз представится возможность убить Бретта Талбота: лови момент, сука. Воспользуйся им, блядь.       Тео пришел перед самым началом игры, все еще натягивая майку, пока бежал трусцой к полю. Команда выглядела подавленной и лишенной всякого энтузиазма, и Тео сразу же почувствовал, что отсутствие Лиама не дает ему покоя: ни ярких моментов, чтобы поднять дух команды, ни мелодраматической речи, чтобы поднять энергию.       Как будто этого было недостаточно, Бретт подошел к Тео.       — Ну что, чокнутый и вправду забил на игру? — как и подобает прибору, он решил подтолкнуть Тео, когда тот уже был близок к краю. — Знаешь, вчера после твоего ухода Лиам угрожал мне битой.       Тео был так раздражен, что даже не мог насладиться мысленным образом, а он, черт возьми, был прекрасен.       — Как ужасно, — сказал он. — С битой все в порядке?       Бретт ехидно ухмыльнулся, услышав сухой тон Тео.       — Надо покрепче держать на поводке своего любимца, Эскобар, — поддразнил он, — Может, придется снова запереть его в клетке, как зверька, которым он является.       Тео почувствовал прилив гнева, вспомнив тот случай, произошедший много лет назад, о котором Лиам рассказывал ему. Хотя Лиам отмахнулся от всего этого как от издевательств, как и все остальные первокурсники, Тео это, признаться, раздражало даже тогда. И, возможно, мысль о том, что Бретт загоняет Лиама в угол, как животное, пока команда забрасывает его мячами для лакросса, сыграла на горькой неприязни Тео к Бретту с самого начала.       — Следи за языком, подонок, — негромко предупредил Тео.       — Эй, я пытался тебе сказать, — пожал плечами Бретт со всей беспечностью своего королевского «я», — Малыш — сумасброд, в которого иногда можно засунуть свой член, не стоит того, чтобы держать его рядом.       Может быть, это была усталость. Может быть, дело в том, что Тео не мог вспомнить, когда он ел в последний раз. Может быть, потому, что он всю ночь просидел у постели Лиама, волнуясь до безумия. А может, дело было в том, что он провел весь день, стараясь быть для Лиама всем, в чем тот нуждался, потому что это было самое малое, что он, черт возьми, заслуживал… но что-то тикало внутри Тео, как спусковой механизм.       Он заговорил жутко спокойно, его кровь была ледяной:       — Знаешь что, Бретт? Мне плевать, если Лиам ударит тебя битой, или клюшкой для лакросса… или даже своей гребаной машиной.       Намеренно медленно, Тео хотел, чтобы каждое слово впилось в него, как пронзающий нож.       — Если ты еще раз оскорбишь его или проявишь неуважение, мне все равно, скажешь ли ты это за его спиной, или в лицо, или я просто услышу, как это грохочет в твоем пустом чертовом черепе.       Он подошел ближе и посмотрел на Бретта ледяным взглядом, совершенно серьезно.       — Я вырву твой язык из шеи и отдам его Лиаму в качестве гребаной скакалки.       Бретт посмотрел на Тео, продолжая ухмыляться, но Тео видел, что его самолюбие пошатнулось.       — Ты больше не уличная крыса в Вест-Бейконе, Рэйкен, но все еще хочешь подраться за какие-то объедки?       Тео не пропустил ни одной детали.       — Ты хочешь умереть за какие-то объедки?       Бретт покачал головой, его самодовольная ухмылка все еще была на месте.       — Да ладно, ты действительно собираешься драться со мной из-за… — он хихикнул, как будто это была жалкая шутка. — Лиама, мать его, Данбара?       Тео напрягся, понимая, что защищает честь Лиама, как влюбленный дурак, но ему было все равно. Лиам не мог быть здесь, чтобы сделать это сам, так что, черт возьми, Тео сделает и это для него.       — Нет, я убью тебя из-за Лиама, мать его, Данбара, — процедил он сквозь зубы, бросив на Бретта последний испепеляющий взгляд, чтобы закрепить угрозу.       Ухмылка Бретта не дрогнула, но был ли он напуган или нет, не имело значения. Тео в любом случае был настроен серьезно.       Поэтому он отступил назад и подошел к остальным членам команды, которые все повесили головы и выглядели безнадежно, собравшись у скамейки запасных, как кучка потерявшихся щенков. Тем временем тренер Финсток стоял на коленях и молился, потому что смирился с тем, что единственный способ победить без Лиама — это действие самого Бога.       Тео запыхался, предчувствуя то, что, как он знал, ему придется сделать, и протиснулся в середину несчастной команды.       — Слушайте, — прорычал он, привлекая их внимание, — это моя вина, что у нас сегодня нет капитана, и я должен извиниться перед вами за это… И за вчерашнюю тренировку, — он сделал паузу, чувствуя, как суровая реальность опускается в яму его желудка.       Сделав решительный вдох, Тео окинул их всех тяжелым взглядом.       — Но Лиам не для того тратил весь сезон свое время и энергию на вас, засранцев, чтобы мы просто вышли и проиграли.       Потихоньку все стали поднимать головы, чувствуя, как энергия начинает набирать обороты, и даже тренер поднялся с колен, умоляя о последнем чуде.       — Нам нужен капитан, — Тео оглядел Гейба, кивающего в знак согласия, близнецов из расхлябанного братства, решительно сжавших челюсти (все еще без понятия, кто из них кто), и даже Бретта, который, казалось, воспрянул духом, несмотря на все свое надменное высокомерие, — Кто-то должен сделать шаг вперед и стать Лиамом.       Тео наблюдал за их реакцией, ожидая, что кто-то примет вызов, но все они просто смотрели на него. Тео почувствовал, что нужно повторить для мозгоебов сзади, но тут вперед вышел Бретт, и Тео нехотя повернулся к нему.       — Я не могу быть Лиамом, — Бретт наклонил подбородок к Тео, — Но я могу быть тобой.       Тео подавил желание закатить глаза.       — Ну, я уже здесь, но спасибо за этот бесполезный вклад.       Бретт бросил нетерпеливый взгляд, как будто это было очевидно.       — Команда была дерьмовой в прошлом году, так что очевидно, что нам нужны ты и Данбар. Так что я буду тобой, тупица, потому что ты единственный, кто может быть Лиамом.       Рот Тео приоткрылся, но из него не вырвалось ни звука.       Прежде чем он смог выразить словами, насколько Бретт был неправ, этот урод снова стал издеваться над ним:       — Ты не сводил с него глаз весь сезон, так что ты уже должен знать все его движения.       Лицо Тео вспыхнуло, и он ответил слишком быстро:       — Трудно не заметить, когда он лебедем ныряет по всему полю.       Бретт лукаво усмехнулся и похлопал Тео по плечу.       — Тогда покажи нам, как это делается, кэп.       Тео оглядел команду, все они смотрели на него в ответ… что означало, что они не могли быть в ещё большей и полной жопе.       Он снова почувствовал тяжесть отсутствия Лиама. Тео не мог сравниться с тем, как преданно, как самоотверженно — может быть, немного одержимо — но страстно — Лиам относился к лакроссу. Тео мог только представить, как сильно Лиам будет сокрушен, если они проделают такой путь, чтобы проиграть, потому что его не будет здесь, чтобы вести их.       Так что, черт возьми, Тео должен был сделать и это для него.

__________________

      Оказалось, что они были не такими уж и хреновыми.       Бретт — во всей своей невыносимо раздражающей славе — был прав в том, что Тео восполнил недостающее звено Лиама. Хотя Тео не был и вполовину таким спортсменом и не мог соперничать с изяществом нелепых навыков ниндзя-балерины парня, той доли Лиама, которой он подражал, было более чем достаточно.       Бретт вел мяч по полю, обходя защитников, как это обычно делал Тео. В то время как Тео открывался для паса и забивал гол, как это обычно делал Лиам, за вычетом магии Лебединого озера.       Так что в каком-то смысле Лиам был там, потому что без него они действительно не справились бы.       Но после игры, под сияющим ярким светом, когда они сгрудились вместе на поле и вокруг них бушевало волнение, когда возгласы толпы стали таким оглушительным ревом, что все затихло, когда возбуждение и ликование были выше, чем когда-либо…       Когда все это все еще не могло заполнить дыру, которую оставил Лиам, тогда-то и появилась холодная отрезвляющая реальность, что Лиама не было, блядь, там. Ни в каком смысле.       Когда скауты из профессиональной лиги жаждали встретиться с Тео, они должны были говорить с настоящим капитаном. А не с Тео, который даже не любил лакросс и начал заниматься им только в качестве условия освобождения из колонии, чтобы участвовать в школьных программах, и случайно оказался хорош, так что использовал его как талон на еду.       Но Лиама там не было, чтобы претендовать на внимание.       Тео отказался от предложений и пошел в душ, переодевшись в мятые треники, которые лежали у него в шкафчике. Тем временем команда собралась в кучу, подбадривая и пытаясь привлечь Тео к центру, потому что он это заслужил, а тренер поздравил Тео с тем, что он сделал шаг вперед и стал лидером. Как будто он не занимал место, которого не заслуживал, и не принимал поздравления, которые не должен был.       Но Лиама там не было, не было ни золотой медали на его шее, ни лепестков роз на его победном круге.       Почему Лиама там не было? Правильно. Он слишком близко подошел к сокрушающей дух, крадущей душу, стирающей свет, удушающей жизнь бездонной яме по имени Тео, мать его, Рэйкен.       Хотя он до сих пор не знал, что случилось с Лиамом, можно сказать, что Тео в последнее время был таким мудаком, не говоря уже о том, что вчера он заставил Лиама пройти через бурю саморазрушения, и это явно не помогло. И чем ближе Тео подходил к квартире, идя по кампусу, тем сильнее сжимался его желудок, тем тяжелее и медленнее становились его шаги.       Но как бы Тео ни хотелось свалить все на нелегкий груз вины, не он был причиной его медлительности. Конечно, Тео не торопился вернуться к постели Лиама, беспокоясь о его застывшем теле, хотя Тео и был тем эгоистичным мудаком, загнавшим его туда.       Несмотря на то, что ноги хотели повести его в противоположную сторону, несмотря на то, что все в нем кричало бежать из чертовых Хиллс, он продолжал идти прямо к Лиаму… туда, где Тео был слаб, где он был готов страдать и терять контроль, где было слишком спокойно, чтобы бороться, и слишком привлекательно, чтобы проиграть, где он так устал от такой сильной заботы о том, чтобы не заботиться.       Немного о том, как опасна забота, Теодор. Она показывает слабость. Открывая себя кому-то, ты лишь рисуешь карту, по которой можно вырезать твоё сердце.       Тошнотворный холодок пробежал внутри Тео при звуке голоса Питера в его голове. К чьим извращенным словам Тео надоело прислушиваться, чей яд Тео надоело пробовать на вкус, чьи сокрушительные цепи Тео надоело связывать и привязывать к себе, чьи правила войны Тео чертовски надоело соблюдать.       Поэтому Тео просто остановился и выкинул это из головы, вместе с разъяренным лицом, наблюдавшим за тем, как он ползет обратно к постели другого мальчика. Ненавидящими глаза отца, под которыми Тео изнемогал и увядал, чьи кулаки с синяками все еще наносили удары Тео долгое время после того, как они ушли, чья затаившаяся тень устала преследовать Тео, от чьих нависших угроз Тео чертовски устал бежать.       Поэтому он просто остановился, и остаток пути до квартиры проделал, отвлекаясь на ночное небо, на мгновение затерявшись в черной пустоте, пытаясь избавиться от ощущения, что он перегорел и находится на грани полного гребаного краха.       К счастью, Эрика не стала слишком сильно выкручивать ему яйца за то, что он так долго ехал. У нее еще оставалось время для того, чтобы увлечься выигрышной игрой, происходящей по всему Университету Бейкон-Хиллс. Она пригласила его с краснощекой ухмылкой и коварной загадкой — сегодня на вечеринке нужен не охранник, а звездный игрок.       Тео отказался, хотя ему, вероятно, не помешала бы выпивка (или двенадцать), и несколько месяцев назад он бросил бы Лиама без раздумий. Но где-то на этом пути, между напряженными днями, когда они бросались злобными словами и наносили удары ниже пояса в переносном и буквальном смысле, что-то изменилось.       Тео больше не был тем самым неудачником, который пробивается сквозь жизнь, как ‘дьявол, которому все равно, а мне нет’, а Лиам больше не был просто его раздражающе интересным соседом по комнате.       Тео надоело пытаться понять, что изменилось, надоело отрицать, что изменилось вообще, и чертовски надоело мучительно объяснять, почему ему все равно.       Поэтому он просто остановился, пусть даже только на время, и пошел в комнату, где был Лиам.       Удушающая пустота сразу же поглотила его, когда он увидел фигуру Лиама, лежащую на кровати, неподвижную, если не считать воздуха, втекающего и выходящего из его тела, все на том же месте.       Тео задержался у двери, прислонившись виском к прохладной древесине рамы. Он медленно вздохнул, но его голос все еще звучал так слабо:       — Ты сделал это, Лиам… мы победили.       Его слова потерялись в пустоте вместе с Лиамом, который лежал там, не двигаясь. Тео сглотнул от жгучего чувства вины, его сердце, словно обожженный свинцовый кирпич, билось в груди. Тяжелой рукой он закрыл за собой дверь, и усталые ноги понесли его к креслу рядом с кроватью.       Тело Лиама лежало без движения, все ещё не существуя там и не замечая присутствия Тео. Тео, чья разрушительная спираль взметнула Лиама вверх и отправила его за край. Тео, чьи защитные стены и шипы слишком близко подошли к Лиаму и разорвали его в клочья. Тео, чья война была направлена не против кого-либо, а против его собственного извращенного «я», и Лиам оказался под перекрестным огнем.       Тео сел в кресло, глядя на бездуховное тело Лиама, его глаза были закрыты и заключены в клетку этой дикой синевы, его черты лица были настолько застывшими, что почти не имели черт, совсем не похожими на Лиама. Тео осознал всю серьезность того, что он сделал, и почувствовал проклятую тяжесть вины, сдавливающую его грудь, заполняющую органы и просачивающуюся между костями.       Это было невыносимо. Тео так устал носить свою стальную кожу, так устал постоянно защищаться от всего и от ничего, так устал оглядываться назад и видеть кровавые следы и дорожки разрушений, которые он создал, и так чертовски устал бороться.       Так что Тео просто…       Остановился.       — Лиам… — Тео услышал свои слова в тяжелой тишине комнаты, его голос прозвучал раньше, чем он успел подумать о том, чтобы сдержаться. — Ты был прав.       Глядя на спящее лицо Лиама, все еще погруженного в транс и так далеко ушедшего, Тео знал, что его слова прозвучат глухо, но он не мог их сдержать.       — Я не знаю, как сказать тебе это, не сказав прямо, и я не хочу вываливать на тебя все свое дерьмо, но просто…       Тео попытался разобраться в суматохе, нарастающей в его голове, потому что он был обязан Лиаму, по крайней мере, этим.       — Ты заслуживаешь услышать это от меня. Чтобы знать, почему я причинил тебе боль.       Хотя Лиам сейчас не проснулся, чтобы засвидетельствовать это, чтобы услышать, как Тео эгоистично выкладывает все, что у него накипело, чтобы избавиться от этого мучительного чувства вины. Возможно, для Тео было лучше выплеснуть все, что гноилось в нем, сейчас, и рассказать Лиаму менее запутанную версию, когда он почувствует себя более контролируемым. Но если Тео не мог признаться в этом даже самому себе, когда его никто не слушал, как он сможет признаться в этом Лиаму?       — Ты был прав, ясно? — Тео продолжил, достаточно тихо, чтобы не разбудить Лиама, но достаточно громко, чтобы он не мог скрыть правду. — Когда ты сказал, что я пытаюсь убедить себя, что мне на все наплевать.       Взгляд Тео упал на скомканные простыни на кровати, куда угодно, только не на спокойно закрытые глаза и уязвимое лицо Лиама.       — По правде говоря, мне трудно, потому что… — Тео вздрогнул, давление за словами прорвалось в его грудь. — Потому что худший способ причинить кому-то боль — это причинить боль тому, кто ему дорог, и я хотел бы… Я хотел бы, блядь, не знать этого так хорошо, как я знаю.       Резкий вдох с шипением вырвался сквозь зубы, но он заставил себя продолжать.       — Так что я не знаю, как иметь друзей. Я не знаю, как позволить чему-то приблизиться ко мне, не раздавив его. Я не знаю, как впускать людей, не разрывая себя на части.       Его грудь почти развалилась от тяжести того, что он говорил.       — Я не знаю, как заботиться о чем-то, не боясь потерять это, до такой степени, что я ненавижу это.       Он стиснул зубы, но слова продолжали искренне литься из него.       — Поэтому я отталкиваю людей, и я вырываюсь, когда кто-то подходит слишком близко, и в итоге причиняю боль всем остальным, потому что не могу перестать бороться с самим собой ни на одну чертову минуту, и я думаю… — его дыхание перехватило, — я думаю, что в этот раз я действительно причинил тебе боль, Лиам, и я…       Воздух застрял в его легких, оставив голос бездыханным шепотом.       — Я не хочу больше быть таким.       Тео посмотрел вниз, где он сжимал кулаки так сильно, что костяшки пальцев побледнели. Он пристально посмотрел на свои руки, побелевшие, но все еще покрытые кровью, на свои безжалостные руки, которые никогда не прикасались ни к чему, не оставляя синяков, на свои грязные руки, которые принадлежали земле.       Сделав медленный вдох, Тео разжал кулаки и вывел свой разум из окопов, хотя было так трудно вырваться из этого ада, он напомнил себе, что ему нужно быть здесь, с Лиамом.       — Я просто… я не знаю, как об этом говорить, потому что это как..... те вещи, которые просто случаются, — глаза Тео искали вокруг, как будто он мог найти то, что пытался сказать, где-то среди взъерошенных простыней. — У тебя была своя жизнь до этого и своя жизнь после. Это была просто… просто большая пустота, в которую ты входил, а выходил другим.       Тео старался не обращать внимания на то, что слова, накопившиеся в нем, бурно бурлили, угрожая сломать ребра.       — Говорить о том, что произошло, почему это изменило тебя так, как изменило… это все равно что пытаться определить твою природу, все равно что просить черную дыру объяснить, что такое ничто.       Тео боролся с желанием скривиться, честность была такой горькой после того, как он так долго ее не пробовал.       — Все, что ты знаешь, это то, что ты есть сейчас. Ни почему это случилось с тобой, ни как это случилось. Это просто случилось, и теперь ты просто ты, потому что это произошло       Пытаясь сдержать свой беглый рот, Тео улучил момент, чтобы усмирить свои мысли. Последние несколько дней пронеслись у него в голове: от недель отдаления, отрицания и молчания до того, как его обняли, приняли и выслушали в считанные мгновения. Интенсивного столкновения тел, превратившего его бронированную кожу в стекло и разбившего его на куски.       Тео цеплялся за воспоминания, чувствуя себя в безопасности рядом с Лиамом, чьи слова мягко разделили его на части, проникли в обломки и собрали обратно. Лиам знал, какие осколки самые острые, и тщательно следил за ними, уверяя Тео, что они не зарыты под его плотью так глубоко, как он думал.       — Я знаю, что ты не Лейхи, — Тео сдержанно признался, уставившись в простыни, чтобы не вздрогнуть при этом имени. — Ты совсем не похож на него. Я и ты… — Тео замялся, как всегда растерявшись, когда речь заходила о Лиаме. — Все по-другому. Лейхи всегда был просто… просто рядом. Мы попали в одну и ту же дерьмовую компанию в Вест-Бейконе, были втянуты в бизнес Питера, так что мы просто держались вместе. Прикрывали друг друга, потому что должны были.       Язвительная улыбка жестко растянула его губы.       — Думаю, если у вас есть отцы, которые выбивают дерьмо из своих сыновей, это облегчает сближение, — улыбка затвердела, превратившись в мрачную линию. — Я знаю, ты говорил, что я этого не заслуживаю, но иногда я заслуживал… иногда мне приходилось.       Тео замялся, стараясь не потерять голос в неумолимой тишине, лишающей его всего.       — Когда я был ребенком, я всегда вел себя плохо и злил его, поэтому он… поэтому он срывал злость на мне, а не на Таре.       Призрачные воспоминания закрались в тень его сознания, но Тео проигнорировал их, оставаясь здесь.       — Ему никогда не было до меня дела. Терпел меня только когда я начал зарабатывать деньги с Питером, но после смерти Тары… он изменился. Ему уже не было дела до того, чтобы пинать меня, он просто брал деньги, которые нужны были ему для оплаты счетов за спиртное, и отваливал на несколько недель.       Не сводя глаз с кровати, Тео заставил себя продолжить.       — Не то чтобы я действительно был рядом, чтобы заметить. В том году меня посадили, предъявили пару обвинений, так что Питеру стало слишком рискованно держать меня рядом, и ему пришлось выпустить меня из бизнеса. Тара никогда не хотела, чтобы я втянулся в эту жизнь, но я был жадным, — во рту пересохло, Тео проглотил суровую правду. — Я знаю, ты сказал, что это не моя вина, и, возможно, сначала, когда я был еще ребенком, это было так, но… Я стал старше. Почувствовал вкус денег и власти и не мог насытиться, как бы Тара ни умоляла меня остановиться.       Тео поморщился и язвительно покачал головой, мучительно вспоминая прошлое и ненавидя себя еще больше.       — Я был таким эгоистом, что не мог даже забыть об этом, пока она, блядь, не умерла и я не увидел, чего на самом деле ничто не стоит.       Тогда было легко принять удар на себя, когда не имело значения, что находится на дне, потому что ничего не могло быть хуже, чем ничто. Когда Тео был просто безрассудным ублюдком, который так стремился не потерять все, что у него было, что не позволял себе ничего.       — Это так глупо, — Тео снова покачал головой, его глаза горели от усилий удержаться где-нибудь, кроме лица Лиама. — Но все говорят, что когда ты теряешь кого-то, ты замечаешь все мелочи, например… Например, у нас был проигрыватель, за который мы всегда дрались.       Это был проигрыватель его отца, старый и побитый, как и все его вещи.       — Она прятала пластинки по всему дому, чтобы позлить меня, — уголок рта Тео приподнялся, чувствуя себя не в своей тарелке среди горечи, бушующей внутри него. — В начальной школе она всегда собирала мне обед, даже если у нас был только дерьмовый сыр и крекеры, и она… Она вкладывала в него эти очень сопливые записки, которые я всегда выбрасывал, и она знала об этом, но все равно делала.       Тео знал, что бредит, произнося ее имя больше раз, чем за последние годы. Он даже не мог заставить себя встать и сказать хоть одно паршивое слово о своей сестре на ее гребаных похоронах. Теперь он был готов, когда никто не слушал, когда это уже не имело никакого значения, потому что она уже была забыта под камнем, где вся ее жизнь была высечена в бессмысленном чертовом тире.       — Но этого… этого просто не хватает, и никто никогда не сможет выразить это словами, — Тео почувствовал, что его губы начинают дрожать, и прикусил их так сильно, что почувствовал вкус крови. — Те дни, когда ты… когда твое чертово сердце просто забывает, как биться, всего на долю секунды, но достаточно долго, чтобы почувствовать, чего не хватает.       Тео глубоко вздохнул, сопротивляясь желанию остановить это жалкое распутывание, которое он сдерживал достаточно долго.       — Когда мы были детьми, иногда… Когда мой отец приходил домой пьяный в стельку и еще более злой… когда я еще не оправился от последнего раза…       Он поморщился, чувствуя форму кулака, который и сейчас наносил ему удар.       — Мы выбирались через ее окно, шли к мосту в лесу недалеко от нашего дома. Находили сухое место в кустах и ложились под ним, — Тео размышлял тихо, несмотря на тени, которые теперь омрачали воспоминания. — Мы оба были напуганы до безумия, но там… там повсюду были эти маленькие цветы.       Тео мог видеть их сейчас, белые лепестки, достаточно мягкие, чтобы смягчить холодную землю, чистые и невинные.       — Лилии… Тара любила их. Говорила, что они похожи на маленькие колокольчики, — он подумал о том времени, когда этот мост был просто убежищем для пары потерявшихся детей, а не испорченной землей, в которой он похоронил не только секреты. — Она говорила мне притвориться, что они звенят, и просто позволить им спеть мне на сон грядущий.       Подавленный вздох вырвался из Тео, он был резким и тяжелым.       — Наша жизнь была чертовски гнилой большую часть времени, но Тара умела… просто сделать так, чтобы все было хорошо.       Стиснув зубы, сердце Тео забилось в горле.       — После ее смерти, Лиам, я просто..... Как будто часть меня ушла в могилу вместе с ней. — его голос стал придушенным, злым и болезненным. — Иногда мне кажется, что я даже не был человеком с тех пор… Как будто я не дышал шесть лет.       В глазах помутнело, стало жарко, жгуче и влажно, и он яростно смахнул слёзы, зажав рот рукой, сдерживая захлебывающийся крик, грозивший прорваться сквозь него.       Он прикусил костяшку пальца и захлопнул глаза, пока они не стали ясными, застыв на смятых простынях перед ним. Ему потребовалось мгновение, чтобы выровнять голос и успокоить бьющееся сердце.       Когда он заговорил снова, это был прерывистый шепот:       — Я просто существовал… Я просто был там… и я просто хотел почувствовать что-то снова, и Трейси не было рядом в ту ночь, но Лейхи… — Тео замялся, чувствуя, как давление того, в чем он признается, бушует в его груди. — Айзек тоже был там.       Большая часть их совместного времени была потрачена на выполнение поручений Питера, на испорченные воспоминания, которые Тео похоронил вместе с прошлым. Он никогда не хотел копать все это снова, но вот он здесь, не в силах скрыть свои испачканные руки. Его стальная кожа облезала с охраняемой клетки костей, высвобождая все секреты, спрятанные под ребрами. Опаленная кровь стекала по его рукам из сердца, выползшего из глубин ада прямо ему на рукав.       Что значила еще одна крупинка грязи, еще один фунт плоти, еще одна капля багрянца на его чертовом испорченном белом флаге?       Тео позволил себе вспомнить Айзека.       Позволил себе подумать о тихом мальчике, который, несмотря на то, что был старше, никогда не проявлял инициативу так, как Тео. Две стороны одной медали, сказал бы Питер, кто-то должен быть хвостом. Усмехнувшись, Тео отогнал мысли о Питере. Как бы он ни пытался настроить их друг против друга, они держались вместе. У них была связь. У них было доверие. Айзек был его семьей, яростно преданной и просто… всегда рядом.       Тео не смотрел на Айзека так, как он смотрел на Лиама. Тогда он никогда не видел в Айзеке больше, чем просто высокого мальчика с длинными руками и кудрявыми волосами, с застенчивыми глазами, который мало что говорил, кроме случайных сухих замечаний, мальчика, который иногда оставался у него, когда дела в его доме шли плохо, а отец Тео уезжал Бог знает куда.       Исчезал, как паршивый ублюдок, которым он и был, не потрудившись прийти за своим шестнадцатилетним сыном, в то время как его собственную дочь забрали.       Тоскливое чувство охватило Тео, когда он вспомнил те дни после Тары, как все они слились воедино. Как он оторвался от реальности, превратился в оболочку, просто проходящую сквозь время. Он так хорошо научился ничего не чувствовать, что иногда, даже когда хотел, ему было трудно чувствовать вообще.       Иногда помогала Трейси, или какая-то безымянная девушка, которая хотела попасть в число золотых мальчиков Питера, но этой ночью… простого выполнения действий было недостаточно.       После столь долгого оцепенения, после стольких дней ничегонеделания, после стольких дней, проведенных впустую, просто существуя без бытия, Тео отчаянно хотел большего. Хотел чего-то, что могло бы длиться долго, жаждал почувствовать то, чего никогда не испытывал раньше.       Быть ощупанным такими же неделикатными руками, как у него. Чтобы его держали руки, которые не знали, как держать без синяков, которые оставляли сладкую боль на несколько дней. Быть рядом с телом, таким же защищенным, как у него, которое можно было не бояться раздавить.       Использовать и быть использованным. Быть грубым и чувствовать грубость. Обрабатывать и быть обработанным. Чувствовать прикосновение, которое могло заставить его чувствовать.       Дело было не в близости. Дело было не в эмоциях. Дело было не в том, чтобы показать, насколько ему не все равно или все равно. Дело было не в Айзеке. Дело было даже не в Тео, на самом деле.       Дело было в том, что он врезался своим телом в другое тело, просто чтобы напомнить себе, что он жив.       Поэтому Тео списал все это на очередное удобство, не позволяя себе размышлять об этом больше, чем о доле секунды освобождения, которая ничего не значила. Он запер это в самой низшей, самой глубокой яме своего прошлого. Он прятал ее от света дня так долго, что она никогда больше не могла вдохнуть жизнь. Он вырыл могилу прямо в аду и похоронил ее вместе с остатками той ночи.       — Я не знал, что мой отец вернулся в город, — Тео пришлось заставить свою челюсть двигаться, зажатую с такой силой, что он услышал, как кровь бросилась ему в уши.       Чувствуя, как та ночь подкрадывается к нему и угрожает затянуть обратно, Тео пристально посмотрел на то, что было перед ним. Кровать. Простыни. Куда угодно, только не на спящее лицо Лиама. Оставался здесь.       — Когда он нашел нас, он был таким… — Тео боролся с желанием вздрогнуть, вспоминая тот единственный томительный случай, когда его отец не был в пьяной ярости. — Он просто молчал. С этим мертвым безмолвным … яростным выражением лица, которое до сих пор преследует меня, — холодок пробежал по его телу, заставляя волосы на коже встать дыбом. — Он сказал нам одеться, так спокойно… и прийти на кухню.       Тео все еще слышал панический шепот Айзека, спрашивающего, что им делать. Он все еще слышал, как его голос становился все громче, когда Тео не отвечал — они ничего не могли сделать. Он все еще слышал, как скрипят полы под их нерешительными шагами, когда они медленно шли на кухню.       — На столе стояла бутылка виски, горела сигарета, и… — Тео прервался, вспомнив, как заныло его сердце, когда он увидел бутылку с черной этикеткой на деревянном столе, рядом с толстым куском черного металла. — …и лежал пистолет.       Тео сделал резкий вдох, пытаясь использовать боль в горле, чтобы напомнить себе, что он здесь. А не снова за тем столом, сидя напротив этого безмолвного лица ярости.       — Он посмотрел на меня и сказал… — у Тео снова перехватило дыхание, он стиснул зубы с такой силой, что в глазах поплыло мокрое пятно. — Он сказал: «В патроннике один патрон. На нем одно имя… Ты его туда положил. Запомни это».       Прервавшись, Тео почувствовал ту же волну страха и ужаса, что и в ту ночь. Он не знал, как говорить об этом, не возвращаясь назад, не знал, как существовать в тот момент, не пугаясь.       Но он все равно продолжал:       — Он налил мне виски и положил пистолет на стол… Сказал мне сделать это. Или он бы сделал. — Тео задохнулся, сжав кулаки так сильно, что почувствовал, как ногти впиваются в ладони. Он использовал боль, чтобы заземлиться, пристально глядя на размытую фигуру на кровати перед ним. — И он был серьезен, Лиам, он… он собирался убить Айзека.       Если Тео знал что-нибудь о Джоне Рэйкене, так это то, что он никогда не называл имя пули, которое не было бы высечено на могильной плите.       Тео все еще мог видеть выражение лица своего отца. Молчаливое, проклятое и безжалостное.       — Мой лучший друг. Моя гребаная семья… и я не мог потерять и его, — Тео все еще видел, как Айзек повернулся к нему. Молодой, бессильный и испуганный, и он смотрел на Тео, чтобы тот все исправил. — Так что я просто… Я сделал единственное, что, как мне казалось, могло хоть как-то остановить это.       Тео сделал неровный вдох, все еще чувствуя на губах скол отцовской рюмки.       — Я выпил виски, — он скорчил гримасу, все еще чувствуя жжение во всем теле. — Посмотрел на Айзека, — ужас на его лице все еще мучил Тео, чувство вины подавило его голос до придушенного шепота. — я… и я просто ударил его.       Подавленный вздох прорвался сквозь Тео, и он опустил голову на руки, упираясь локтями в колени.       — Я ударил его так сильно, — выдохнул Тео, — И я продолжал бить его, — все еще видя преданное выражение на лице Айзека. — И продолжал, — все еще ощущая жестокий удар кулаков в плоть и кости. — И продолжал.       Слишком стыдясь того, что он сделал, чтобы посмотреть себе в лицо в пустой комнате, Тео опустил голову, пока его слова убегали от него.       — Он не сопротивлялся, он знал, что я делаю, но от этого не становилось легче, когда я слышал его — слышал, как он умолял меня остановиться.       Тео все еще мог слышать это, мучаясь даже сейчас. Крики о пощаде, оставшиеся без ответа. Он сердито провел руками по лицу, шипя сквозь зубы:       — И я бил его, пока он не замолчал.       Оглушительная, непрощающая, мертвая тишина.       Тео скривился, вспомнив, как он только что перешагнул через тело Айзека, не обращая внимания на чертова избитого мальчика, истекающего кровью на полу. Ненависть к тому, как легко он ожесточился против нанесенного им ущерба, и просто сел обратно за стол, как будто не кровь его лучшего друга была на его руках, и встретился с этими яростными ненавидящими глазами для осуждения.       — Мой отец разрядил пистолет, высыпал пулю в рюмку и утопил ее в виски, — Тео моргнул, борясь со жгучим жалом в глазах, и процедил: — Сказал мне: «Если ты хочешь получить пулю за него, будь мужиком и, блядь, получи ее».       Рот Тео сжался в кривую линию.       — Заставил меня проглотить это, — он поморщился, все еще ощущая вкус спиртного и металла, все еще чувствуя, как внутри него зарождается болезнь, все еще помня, как она поднимается обратно, как раскаленная сталь разрывает его горло. — Сказал, что она ему не понадобится. Если он поймает нас снова, то скажет Питеру.       Сдерживая комок эмоций, застрявший в груди, голос Тео прозвучал густо:       — А когда Питер узнает, я буду жалеть, что не пустил себе пулю в лоб.       Каким бы поганым это ни было, возможно, это была самая честная вещь, которую отец когда-либо говорил ему.       — Я вытащил Айзека на улицу. Сказал ему, что если увижу его снова, я… — Тео с горечью покачал головой, его голос сорвался на прерывистый шепот. — Я сам убью его на хрен.       Тео закрыл глаза, все еще видя предательский взгляд на избитом, окровавленном лице Айзека. Сколько бы раз Тео ни говорил себе, что сделал это ради них обоих, что так будет лучше, он всегда будет видеть этого брошенного мальчика, лежащего на земле сломанным от его разрушительных проклятых рук.       Сколько бы раз Тео ни говорил себе, что это всего лишь еще одна вещь, украденная у него Вест-Бейконом, что яма становится все глубже от еще одной потерянной души, он всегда чувствовал, что его мучительное чувство вины тяжелеет в его жилах, как раскаленный свинец.       Сделав несколько неуверенных вдохов, Тео попытался успокоить свое ноющее сердце и ослабить скрученные узлы в желудке. Он медленно открыл глаза, осознавая, что находится перед ним. Здесь на кровати лежала фигура Лиама, а его разум был привязан к воспоминаниям о сильных руках, оберегающих его.       — После Тары… после Лейхи… после того, как я все сломал и причинил боль всем вокруг, я просто… я просто воздвиг эти стены.       Он пожал плечами, чувствуя себя жалким и расстроенным, которому некого винить, кроме себя.       — Прошло так много времени, что я не знаю, что это — сдерживание меня, чтобы я не мог никому навредить, или сдерживание всех остальных, чтобы мне не было больно снова.       Его глаза опустились на руки.       — Это работало, пока… — он прервался, сжимая кулаки, пытаясь найти правильные слова, хотя он даже не был уверен, что хотел сказать. — Никто никогда не входил, пока… Господи, я не знаю, Лиам. Я не чертов поэт.       Он провел рукой по волосам, успокаивающе вдохнул через заложенный нос и выдохнул дрожащими губами, позволяя руинам своего разума затянуться мягкими воспоминаниями, которым не место в таком коварном месте. Он так устал бороться с этим, так устал отрицать, что оно не пылает прямо перед ним, поэтому просто остановился.       Он сдался потоку дикой синевы, у которой было только одно имя.       Он сдался огню чувств, у которого было только одно имя.       Он сдался бурям этой новой жизни внутри него, у которой было только одно имя.       И вот слова хлынули из него, как нежнейшие приливные волны, которые едва не поставили его на колени.       — В моей жизни было так много «до» и «после», но иногда, когда я с тобой, Лиам… я просто чувствую себя здесь, — его слова прозвучали с затаенным дыханием. — Как будто… как будто ты, блядь, сейчас мой.       Словно шлюзы открылись, и Тео не мог остановить свой голос, который искренне лился из него.       — Я не знаю, что это значит. Я не знаю, как к этому относиться. Я не знаю, хочу ли я это чувствовать.       В его глазах вспыхнул жар, и он стыдливо опустил голову, глядя сквозь туман.       — И я пытался вытолкнуть тебя… но ты вгрызся в мою гребаную кожу, Лиам, и я… — его дыхание перехватило, и он выдавил сквозь зубы: — Я не думаю, что смогу отпустить тебя, и это… Это пугает меня до смерти.       Тео опустил голову на руки, прижимая края ладоней к своим горящим влажным глазам и проклиная дьявола, что у него нет сигареты.       Смесь эмоций пронеслась через него, облегчение в том смысле, что он был полностью лишен всего, как будто он использовал все свои силы, чтобы едва поднять унцию вины, сдавливающей его грудь. В основном, Тео уже мучительно соображал, как, черт возьми, он должен был сказать все это снова.       Пытаясь не сорваться в спираль после того, как столкнулся с кладбищем обломков и тел призрачных истин, которые он пытался похоронить. Он убеждал себя, что, возможно, теперь он ближе к тому, чтобы встретиться с Лиамом, без того, чтобы он стал еще одним призраком под мостом. Один жалкий шаг, но хоть что-то.       Это заняло некоторое время, его глаза опухли, губы распухли от попыток сдержать столько слов, а нос был заложен от нахлынувших эмоций, но наконец он поднял голову…       И тут он заметил, что одеяла на кровати слегка шевелятся, и это легкое движение заставило его сердце забиться в груди и застрять между ребрами.       Болезненно медленно глаза Тео проследили за кроватью, увидев бездействующее тело вместо пологой фигуры, увидев руку, лежащую на простыне, которой раньше не было, увидев ровное дыхание, которое не было механическим, увидев лицо, которое не было спящим, увидев глаза, которые не были закрыты или затуманены.       У Тео перехватило дыхание, когда он увидел, что Лиам открыто смотрит на него. Яркие и осознанные, с водянистым блеском, от которого у Тео слегка сжалась грудь. В его глазах был такой… невероятный взгляд, который навсегда останется в памяти Тео. В этих глубоких голубых глазах плавало больше эмоций, чем он даже знал о существовании.       — Я… — Тео открыл рот, чтобы спросить, когда Лиам проснулся, как много он слышал, почему он так смотрит на Тео, хотя его лицо давало четкий ответ на все вопросы. Но единственное, что тихонько прозвучало: — Не хотел тебя будить.       Его глаза опустились, потускнев под напряженным взглядом Лиама.       — Я дам тебе поспать, — хотя он не думал, что его слабые колени дойдут даже до двери.       Голос Лиама, едва превышающий шепот, почти терялся в тишине:       — …не надо.       Тео поднял голову и увидел руку Лиама, слегка прижатую к кровати. Это было похоже на приглашение, и Тео вспомнил, как раньше Лиам сделал такой же жест. Когда его глаза были затуманены, а слова невнятны, и Тео был парализован на месте, ему было плохо от всего этого. Теперь Лиам был бодр и уверен, делая то же самое предложение даже после того, как Тео только что признался, что всю жизнь был несчастным гребаным ублюдком.       — Тео, — шепот сорвался с губ Лиама, и он вернул взгляд Тео в свои блестящие глаза, чувствуя, как много значат эти мягкие слова, — пожалуйста, просто позволь мне быть рядом с тобой.       Это была та самая поразительная честность, на которую был способен только Лиам, бесконечно более интенсивная сейчас, когда он смотрел на Тео так, словно видел его до самой глубины души. Это нервировало, быть настолько обнаженным, что Лиам уже мог видеть то, что Тео отчаянно пытался скрыть. Лиам уже мог сказать, чего Тео не хотел признавать, что хочет. Лиам уже слышал слова, которые Тео сдерживал.       У Тео не было другого выбора, кроме как позволить увидеть себя.       Поэтому он перестал сопротивляться, отпустил руки, которыми сжимал хлопок своих треников, и встал со стула. Каждый нерв в его теле тянул его прочь от кровати. Его мысли бушевали о том, чего он не заслуживает и где ему не место. Тео успокоил их все, наблюдая за тем, как Лиам откинул для него одеяла, предлагая безопасное убежище от войны внутри его разума.       Хотя бы на одну ночь Тео позволил себе подняться с грязной земли и забрался на кровать рядом с Лиамом.       Простыни пропитались жаром тела Лиама и окутали все застывшие нервы Тео сияющим теплом. Его тело слишком легко расслабилось под мягкостью одеяла, которое Лиам накинул на него, и Тео почувствовал, как вся его усталость тянет его вниз, погружая все глубже в кровать.       Глубокий вздох вырвался из губ, когда Тео лег на бок, прижавшись щекой к подушке. Он так наслаждался комфортом, что почти забыл о серьезности того, что он делает. Почти.       Но Лиам лежал напротив него на подушке, его взгляд был сильнее приливов и отливов, глубокий синий цвет с водянистым блеском, словно вздымающиеся волны, отражающие блеклый свет в сумерках, притягивал Тео, словно луна. Это было слишком поглощающе, чтобы Тео мог даже проклинать себя за то, что думал как дерьмовый поэт.       Неподвижность и тишина завладели тем небольшим пространством, что было между ними, и Тео с трудом мог выдержать этот чертов взгляд Лиама. Заряженный интенсивностью, наполненный эмоциями и тонущий в сочувствии, которого Тео не заслуживал. Он ненавидел себя еще больше за то, что был таким чертовски эгоистичным, пытаясь снять с себя вину, сваливая весь свой багаж на Лиама после того, как Тео уже разрушил его.       Рука Тео запуталась в простынях, которые лежали между ними.       — Лиам, я… Мне жаль… — его напряженный шепот прорезал тишину и повис в воздухе, когда голос оборвался. Понимая, что Тео никогда ни за что не извинялся, пока не стало слишком поздно, он не знал, с чего начать и чем закончить, поэтому просто жалко пробормотал: — За все.       Лиам медленно смахнул слезы с глаз и долго смотрел на Тео задумчивым взглядом, перебирая в памяти больше эмоций, чем можно было выразить. Затем он сделал то, что заставило сердце Тео биться так сильно, что оно чуть не разорвалось в груди.       — Нет, Тео, — он поднял руку и протянул ее через подушку, на которой лежала голова Тео, выцветшая толстовка все еще плотно облегала его запястье, и очень осторожно приложил свою ладонь к лицу Тео. Тео подавил дрожь от ее тепла. Лиам слегка погладил его по щеке, провел пальцами по маленьким волоскам, вьющимся у виска, большим пальцем осторожно смахнул влагу, собравшуюся под глазом Тео. — Мне жаль, — пробормотал он, но его слова разожгли жаркий огонь в этой темной тихой комнате, — мне жаль, что… ты такой чертовски особенный и не знаешь этого.       Взгляд в глазах Лиама соответствовал жгучей честности его голоса, и Тео вцепился в простыни так сильно, что мог прорвать в них дыру. Он не понимал, как Лиам говорил так тихо, но с такой непреклонностью, что Тео почти должен был поверить ему, и он почти поверил, но все еще оставалась та часть его личности, которая пыталась опустить свою защиту.       — Просто… шшш… — Лиам мягко утихомирил его, почувствовав, что Тео находится в противоречии с самим собой, что так часто случалось с ним в последнее время. Его рука была теплой на щеке Тео, кончик пальца осторожно поглаживал висок Тео. — Я здесь, с тобой, — он прошептал слова, сказанные Тео, и от их тяжести глубокое спокойствие пробрало Тео до самых костей.       Болезненно сглотнув, Тео позволил себе насладиться тем, как он расслабился под прикосновениями Лиама, распластавшись на простынях, отгоняя все сомнения и горькие мысли, слушая, как его тело умоляет его отдохнуть. Взгляд Лиама немного смягчился, он по-прежнему пристально смотрел на Тео с беспокойством, пылающим за голубым светом, но уже не так глубоко впивался в Тео.       Тео только и мог, что не вцепиться в руку Лиама, не уткнуться носом в его ладонь и не представить, как его губы будут касаться запястья Лиама, как запах его толстовки будет пропитан горячей сладостью янтарного мыла и Лиамом. Пока что он просто позволял себя чувствовать, и этого было достаточно.       Они лежали так некоторое время, и хотя Тео чувствовал, как на него наваливается тяжесть усталости, он не верил, что заснет. Он не верил, что его глаза не отвлекутся от постоянно усталого взгляда Лиама. Он не верил, что его тело не ослабнет под чарами ночи, мирной тишины комнаты и теплого тела Лиама рядом с ним.       Потом пришло время, и Лиам отдернул руку. Хотя Тео знал, что это неизбежно, он тут же снова возжелал этого прикосновения, наполнившись холодом, который не должен был заставить его чувствовать себя таким пустым.       Лишь на мгновение, затем прикосновение Лиама вернулось. На этот раз оно было поверх руки Тео, которая, как он не заметил, все еще была насильно вплетена в простыни между ними. Лиам накрыл руку Тео своей и осторожно потянул, освобождая его хватку.       Затем Лиам сделал то, что не должно было показаться таким уж интимным после сегодняшнего дня. После совместного купания, и не говоря уже о том, что Тео положил свое кровоточащее сердце прямо в ладонь Лиама.       Тем не менее, когда Лиам обхватил его средний палец, соединив их вместе на кровати между ними, Тео охватило приятное тепло.       — Все в порядке? — негромко пробормотал Лиам с полузакрытым взглядом, наполняя голову Тео помехами, нагревая его нервы, раскаляя его кости.       В голове промелькнуло множество ответов. Такие слова, как «более чем достаточно», «больше, чем я заслуживаю», «так чертовски идеально» и ты даже не представляешь, что ты делаешь со мной.       Вместо этого Тео пробормотал в ответ:       — Все в порядке.       На губах Лиама появилась мимолетная улыбка, прежде чем его глаза неуклонно закрылись, и он задремал.       Только тогда, под ночным одеялом и под надежными простынями, когда все чувства Тео были поглощены Лиамом рядом с ним… звуком его неспешного дыхания, теплом его тела, излучаемое кроватью, его средним пальцем, обхватившим Тео даже во сне, соединившим их тела самым цинично извращенным способом, похожим на них, согревая Тео до глубины души…       Только тогда у Тео не было выбора, кроме как позволить себе быть здесь, позволить Лиаму быть здесь с ним, быть прямо, блядь, сейчас, и нигде больше.

__________________

      Когда Тео проснулся на следующее утро, он понял, что остался один, еще до того, как открыл глаза.       Простыни стали холодными, а дневной свет, проникающий в комнату, выдавал пустую кровать рядом с ним.       Хотя сердце Тео немного опустилось, он бы запаниковал еще больше, если бы не услышал звуки, доносящиеся из квартиры. Телефон Лиама лежал на прикроватной тумбочке, и Тео не был уверен, было ли это более или менее тревожным. Он поднял его, чтобы проверить время, и увидел пропущенное сообщение от Мейсона.       Там было написано что-то такое, что заставило Тео сбросить одеяла и броситься туда, откуда доносился звук из кухни.       Тео уже предполагал, что это Лиам, но он не ожидал, что будет так потрясен, увидев парня, так… так похожего на Лиама. Он на мгновение застыл в дверном проеме, наблюдая за тем, как Лиам оживленно гудит над хаосом, который он устроил на плите. В то время как от сложных на вид приборов Мейсона мог подниматься дым.       Там был Лиам, усмиряющий хаос. Только что принявший душ, в одних трениках, низко висящих на поясе — даже опасное нахождение рядом с шипящей сковородой не заставило маленького засранца надеть рубашку.       Все это было настолько знакомо, что Тео жаждал этого ощущения большее количество раз за последние пару недель, что он почти забыл о полярно противоположном положении вещей менее 10 часов назад.       Он почти забыл, что размыл все границы в тот момент, когда забрался с Лиамом в ванну, обнял его нежное обнаженное тело, утешил его в уязвимый, приватный момент, который должны были видеть только стены.       Можно почти забыть, что он изрыгал свою душу у постели соседа по комнате, признаваясь в том, о чем никогда раньше не осмеливался говорить вслух, раскапывал самую глубокую яму ада, чтобы открыть гробницу секретов, которые, как он считал, лучше держать закрытыми, разгадывал и выворачивал себя наизнанку — не то чтобы это не было огромным облегчением, когда нечего было скрывать.       Он почти забыл, сколько границ было отменено, до такой степени, что он понятия не имел, где они находятся.       Почти.       В конце концов, Лиам заметил Тео, задержавшегося у двери, он повернулся к нему с растрёпанными волосами, высушенными на воздухе, и ухмыльнулся.       — Что ты там трясёшься, Рэйкен?       Это так болезненно напоминало Лиама, такое утешительное облегчение — знать, что он все еще рядом, что Тео отчаянно хотел проигнорировать легкие толчки в глубине его сознания, что что-то… не так.       Он постарался скрыть свою настороженность, когда зашел на кухню и подошел к хаотичному скоплению кастрюль и сковородок Лиама.       — Хорошие новости. Доктор думает, что ты будешь жить, — Тео положил телефон Лиама на стойку рядом с плитой, указав на сообщение, которое Мейсон прислал: — ПМП сегодня не принимай, доктор приказал.       Лиам сунул телефон в карман, явно избегая взгляда Тео, пока делал бутерброд на завтрак, выглядящий примерно так же шикарно, как эта кухня.       — Жаль, что Мейсон перемолет мои кости и засунет меня в свою эспрессо-машину за набег на его кухню… но должен сказать, — Лиам наконец поднял глаза, передавая Тео тарелку с самодовольной ухмылкой, — рогалики на завтрак просто бесподобны.       Тео взял ее и попытался игнорировать это неприятное чувство, подойдя к столу и усевшись на один из барных стульев.       Лиам присоединился к нему через мгновение — подпрыгнув и опустив задницу на причудливый мрамор, перекинув ноги через бортики — и, хотя Тео почувствовал облегчение от того, что энергия Лиама вернулась, он прикусил губу, ненавидя, что ему приходится спрашивать:       — Ты принимаешь лекарства?       Явно отмахнувшись от вопроса, Лиам пожал плечами.       — Да, конечно. Принимаю, — и вместо дальнейших слов откусил слишком большой кусок бублика.       Взгляд Тео упал на его собственный сэндвич, который выглядел как самый дорогой продукт из отдела Whole Foods между двумя половинками бублика. Но даже отвлекаясь на то, чтобы оценить вкус Мейсона в отношении яиц свободного производства и авокадо по завышенной цене, он все равно не мог избавиться от этого чувства.       Тео знал, что Лиам был как резиновый жгут, когда дело доходило до времени восстановления, но то, что он был в ужасном состоянии, и то, что он возвращался обратно на полном ходу, несколько беспокоило Тео. По его позвоночнику поползли мурашки, когда он вспомнил слова Мейсона… как страшно хорош Лиам в том, чтобы быть «в порядке».       Ненавидя себя за то, что сомневался в Лиаме, и надеясь, что с этого момента между ними все будет не так, Тео уселся за свой завтрак, готовясь к тому, что он сейчас спросит.       — Эй, Данбар… ты…       — Знаешь, ты устанавливаешь мировой рекорд или что-то в этом роде, — Лиам быстро вмешался, обратившись к Тео со своей фирменной ухмылкой.       Тео моргнул.       — А? — это была еще одна очевидная тактика ухода от темы. Обычно Тео был бы за, чтобы притвориться, что ничего не произошло — предпочтительно все последние 48 часов — но не говорить не очень хорошо для них, не так ли?       — У меня не самая лучшая история с соседями по комнате, — признался Лиам, стараясь говорить непринужденно, но Тео услышал в его голосе слабую нотку вины. — Бретт был моим соседом по комнате в прошлом году… около двух месяцев. Гейб до этого — почти месяц. Близнецы после этого, они продержались пару недель… каждый. Потом Джексон — около 10 минут.       Это было много для анализа, но Тео прищурился на последнюю деталь.       — Джексон?       Лиам слегка поморщился.       — Он вроде как перевелся из университета, когда встретил меня. То есть, я понимаю. Не все совместимы, чтобы жить вместе. Но это не значит, что они не мои друзья… Ну, кроме Джексона. Я вроде как «по закону» не могу быть ближе 50 футов от него, — Лиам попытался небрежно отмахнуться от этого. — Суть в том, что ты идешь на дистанцию, Двадцать Два.       Он посмотрел на Тео с чем-то более глубоким, чем дразнящий блеск в глазах. Тяжелее, как с сомнением.       — Уже готов сдаться?       Тео, признаться, на мгновение опешил, а потом до него дошло.       Он был так занят, вращаясь в буре вины и стыда, что почти забыл, что он не единственный. Вспоминая, как Лиам смущался вчера в ванной, вспоминая его горькие слезы… Даже то, как Лиам так давно вспылил в раздевалке, как ему было стыдно, что Тео это видел. Сейчас Тео думал, не была ли реакция Лиама тогда отчасти вызвана его «плохой историей» с соседями по комнате.       Он почувствовал еще один укол вины, а также призрачное жало ножа в сердце, порочные слова о том, что они будут страдать друг от друга до конца семестра.       Тео проигнорировал слабую боль и попытался успокоить ее для них обоих, мягко поддразнивая:       — Динамо Данбар думает, что может так легко отшить меня?       На губах Лиама появилась медленная ухмылка, его глаза слегка загорелись.       — И не мечтал об этом.       Тео постарался, чтобы этого было достаточно, и они погрузились в почти комфортную тишину. Он впился зубами в первую за долгое время настоящую пищу, его желудок, по крайней мере, оценил завтрак, который Лиам с таким трудом приготовил, в то время как Тео пытался убедить себя, что тревожное чувство — это все в его голове.       Как только они закончили, Лиам спрыгнул вниз, отнес тарелки в раковину и начал долгую уборку своего колоссального беспорядка. Тео, наверное, следовало бы помочь, но он был слишком занят, глядя на голую спину Лиама и мучаясь вопросом, стоит ли спросить еще раз.       В конце концов, он нерешительно произнес:       — Эй… ты в порядке?       Не оборачиваясь, Лиам тут же защебетал:       — Хм? Да, конечно, я…       — Лиам, просто… — Тео вздохнул немного раздраженно, затем поднялся на ноги и встал рядом с Лиамом, прежде чем тот успел понять, что он делает. Его руки протянулись, забирая у Лиама мыльную посуду и опуская ее в раковину. Лиам ошеломленно наблюдал, как Тео позволил своему прикосновению провести по запястью Лиама, снимая пену с его рук, давая себе время собраться с мыслями.       Тео выдохнул, поймав взгляд Лиама и заставив его прислушаться, когда серьезно спросил:       — Как ты себя чувствуешь?       Лиам ничего не ответил, между его бровями появилась настороженная складка, а в глазах мелькнули мысли.       Тео осознал, насколько серьезным был его простой вопрос, и поспешил исправить ситуацию:       — Ты не обязан рассказывать мне, что случилось, или от чего лекарства… или что это такое. Мне действительно все равно… — он поймал себя и попытался подобрать нужные слова, — Я имею в виду… для меня это никогда не имело значения, — он признался слегка взволнованным тоном, отчаянно желая разобраться с этим, а не просто похоронить. Только не снова. — Просто… расскажи мне, как ты, — с его губ сорвался сдерживаемый вздох. — Пожалуйста.       Лиам слегка приоткрыл рот, на мгновение растерявшись и уставившись на Тео, в его глазах бушевала буря мыслей.       Когда он обрел ясность, его слова прозвучали негромко:       — Я… на пути к восстановлению, — он остановился, сделал небольшой вдох и тихо признался: — Ты помог.       У Тео пересохло во рту, он хотел сказать, что ничто не перевешивает того, как сильно он ранил Лиама в последнее время, искушая и провоцируя его, подталкивая к краю, а затем сваливая на него все свои повреждения, когда он уже был сломлен. Он хотел сказать, что Лиам не нуждался бы в «помощи» Тео, если бы тот не затащил его так далеко вниз.       Вместо этого Тео слегка кивнул, испытывая облегчение от того, что получил реальный ответ, независимо от того, что он чувствовал по этому поводу.       Складка между бровями Лиама углубилась.       — Я ценю все, что ты сделал, я просто… — он прервался, его глаза стали настороженными, и Тео попытался удержать свое сердце от падения в желудок.       Вздохнув, Лиам продолжил:       — Тео, ты думаешь, что твоя проблема в том, что ты не умеешь заботиться, и я знаю, ты в это не поверишь, но ты заботишься гораздо больше, чем большинство людей, — он решительно вздохнул, искренне признаваясь: — У тебя не так много близких друзей, но тем, кто есть, чертовски повезло, потому… потому что ради них ты готов на все.       Лиам нервно пожевал губу, не зная, что от его слов пульс Тео так сильно барабанил в ушах, что он напрягся, чтобы услышать их.       — Но… — Лиам отпустил губу, вздрогнув, — Я просто… Я не думаю, что ты знаешь свои пределы, Тео. Так что если, — он запнулся, опустив глаза, словно от стыда. — Если это случится со мной снова в этом семестре, я… — он резко выдохнул, пристально глядя на Тео. — Слушай, я знаю, что тебе не нравится быть рядом со мной, когда я в таком состоянии, из-за твоей сестры. Вот почему я пришел к Мейсону в этот раз.       Он неопределенным жестом обвел квартиру.       — Так что, если это случится снова, я пойду к родителям, или в клинику отца или еще куда-нибудь, — его рука запуталась в беспорядочных волосах, он был напряжен, словно на грани. — Я чертовски благодарен, что ты остался здесь со мной, и помог гораздо больше, чем ты думаешь… — он прервался, его взгляд снова упал, — Это просто … что-то вроде границы, да?       С последним вздохом, его глаза впились в Тео, упрямо решительно, как это было свойственно только ему.       — Я не могу позволить тебе помогать мне так, чтобы это причиняло тебе боль.       Слова застыли в воздухе, ощутимые в пространстве между ними, удушливые от напряжения, но пронизанные правдой, которая немного смягчила все.       Тео надолго замолчал, Лиам настороженно следил за его реакцией, но, честно говоря, Тео не знал, как реагировать.       Было время, когда он выбежал бы из дома и избегал Лиама до конца семестра.       Было время, когда он выплеснул бы все Лиаму в лицо, заставил бы Лиама понять, как сильно он ненавидит каждый интимный момент.       Было время, когда он использовал бы это против него, каждую мучительно реальную секунду, через которую он заставил себя пройти ради Лиама.       Было время, когда он заставил бы Лиама встать на колени и поблагодарить его.       Конечно, было трудно сопротивляться инстинкту сделать все это в любом случае. Но Тео был настолько избит и измотан до костей, настолько перестал бороться, настолько не хотел снова надевать свою бронированную кожу и рисковать снова ее сдирать, что, хотя слова Лиама странно перемещались в его голове, он не мог их полностью осознать, он не пытался их вытеснить, как это было бы в прошлом.       Теперь Тео ответил просто:       — Я… слышу тебя.       Черты лица Лиама смягчились, линия между бровями выровнялась, на губах заиграла улыбка, в глазах снова загорелся голубой огонек, когда он подмигнул Тео. На этот раз — да поможет ему Бог — когда сердце Тео заколотилось, это заставило его кровь приливать к нему с манящим жаром, вместе с воспоминанием о том, как низкий голос назвал его чертовски особенным.       Они лавировали друг вокруг друга, пытаясь разобраться с катастрофой, которую Лиам сотворил на кухне. Все было в порядке, все казалось достаточно простым. Лиам мыл посуду, а Тео наводил порядок на прилавках с разбросанными повсюду вещами, стараясь не мучить себя, когда его взгляд ловил обнаженную фигуру Лиама, то, как легко двигались его мышцы, пока руки работали над мыльной посудой.       Не обращая внимания на то, как его кожа покрылась теплыми пятнами, когда он почувствовал, что Лиам задержал на нем взгляд, вероятно, оценивая не выспавшуюся развалину в мятых трениках и с беспорядочными волосами, которой был Тео.       В любом случае, Тео постарался, чтобы этого было достаточно… но что-то все равно было не так. Не сомнения в том, что Лиам в порядке или «в порядке», а просто отношения между ними. Было ощущение, что они ступают осторожно, все еще не зная, где они находятся, должны ли они вернуться к тому, что было до, или к тому, что после.       Возможно, это было эгоистично, но Тео больше не мог этого выносить, не мог довольствоваться малым.       — Лиам? — нерешительно позвал он, ставя коробку с яйцами обратно в холодильник.       Лиам поднял глаза от раковины с посудой. На кончике его волос прилип маленький пузырек пены, и пальцам Тео захотелось смахнуть его. Подняв брови, Лиам спросил:       — Хм?       Тео закрыл дверцу холодильника и прислонился к ней, его взгляд упал на руки, которые он скрестил на груди, обдумывая, как сказать свои следующие слова, не просто… сказав их. В конце концов, он отказался от красноречия, он не был поэтом, и просто спросил:       — Ты хочешь уйти отсюда?       Лиам вскинул бровь.       — Куда?       Тео небрежно пожал плечами.       — Куда захотим, блядь.       На губах Лиама заиграла коварная ухмылка.       — И что делать?       Тео злобно воодушевился.       — Что захотим, блядь.       — Даже что-то незаконное? — глаза Лиама вспыхнули от возбуждения.       Небрежным движением головы Тео заметил:       — Это будет незаконно, только если нас поймают.       — Прямо сейчас? — в этом вопросе прозвучала мягкость, несмотря на их растущую жажду неприятностей.       Это напомнило Тео о том, что именно он имел в виду накануне вечером, когда пытался объяснить, что он иногда чувствовал с Лиамом. Так было и сейчас. Даже после всего того, что они натворили, после того ада, который они пережили вместе, после того, что они были абсолютной развалиной… Все равно было так легко отдаться моменту, позволить себе быть здесь, и позволить Лиаму быть здесь с ним.       Поэтому Тео оттолкнулся от холодильника, без тени сомнения.       — Прямо сейчас, блядь.       Лиам ухмыльнулся и шагнул к Тео с озорным блеском в глазах.       — Да, черт возьми.