***
Развели их тихо и по-быстрому. Выйдя вместе с ним из ЗАГСа, Алена ещё раз обняла его. — На днях заеду, перевезу оставшиеся вещи. И, Гриш… Я прошу тебя, прекрати уже наказывать и себя, и ее за то, в чем нет вашей вины. Живи, пожалуйста. Живи и будь счастлив. Он осторожно обнял ее в ответ. — Я тебя не заслуживаю, Алёнка… — Ну… Что есть, то есть, — криво улыбнулась она. Они разошлись в разные стороны, каждый к своей машине. Не успел Измайлов сесть за руль, как в кармане куртки завибрировал телефон. Из динамика раздался голос Ники. — Бро? Нужно встретиться. Срочно. — И тебе привет, — вздохнул Гриша. — Сейчас заеду. Через полчаса он уже звонил в дверь сестры. Впустив, Ника критически оглядела его с ног до головы, особо задержав внимание на бледном лице с синими кругами под глазами. — Хорош, — осуждающе припечатала она, крепко его обнимая. Почему-то он был уверен, что ей уже известно о последних изменениях в его жизни. — Ты как? Мне Офелия вчера рассказала… — Да нормально, Ник, — вздохнул он. — Все к лучшему. Аленка не заслуживала такого мозгоимения. А я… выживу. Вероника еще раз крепко сжала его в объятиях и отстранилась. — Что теперь думаешь делать? — осторожно спросила она. — Не знаю, — пожал плечами Гриша. — В полицию вернешься? — все с той же осторожностью продолжила допрос Ника. Тот снова неопределенно дернул плечом. Девушка сделала глубокий вдох. — Гринь, скажи честно, ты из-за меня все это нагородил? Женился на телочке своей, из ментовки уволился… Из-за того, что я сделала с… ней? Просто… Если так… Ее неуверенный вопрос, наконец, вызвал у Гриши хоть какую-то реакцию. — Это уже не важно, Ник. Что сделано, то сделано, — прервал ее он. Она снова обняла брата и уткнулась ему в шею, пряча слезы. — Я так виновата перед тобой, Гринь… Тот только потрепал ее по растрёпанным белокурым локонам. — Не говори ерунды. — Я обещала быть всегда за тебя, а сама столько боли тебе причинила… Помнишь, что ты сказал, когда я спросила тебя, понравился бы Костик маме с папой? Гриша слабо улыбнулся. — Главное, чтобы он делал тебя счастливой. Мама с папой бы этого хотели. — Вот теперь моя очередь сказать тебе то же самое. Я знаю, тебя съедает вина перед родителями из-за… Рыбкиной. Но, Гриня, ты сам говорил мне, Алиса — не Рубцов, это во-первых. А во-вторых, мама с папой хотели бы, чтобы ты был счастлив. Даже, если с ней. — Ну… спасибо, наверное, — неуверенно протянул Гриша, не зная, как относиться к такому повороту на сто восемьдесят. Впрочем, выверты логики сестренки часто ставили его в тупик. — Не поделишься, с чем связаны такие перемены? Настала очередь Ники неопределённо повести плечом. — Не знаю. Я еще там, в подвале, поняла, что что-то делаю неправильно. Когда она умоляла не становиться убийцей, потому что тебе будет больно… Когда ты притащился с простреленным животом ее спасать… Когда она, полудохлая, на себе тебя вытаскивала… Просто принять это я не могла. А потом родился Гришка, и до меня, наконец-то, дошло: главное, чтобы он был счастлив. Неважно, с кем. И он не обязан отвечать за мои косяки. Просто мне, наверное, нужно было это все услышать от кого-то постороннего… А теперь Офелия говорит, что ты депрессуешь по-черному. Из-за того, что выбрал ее. Из-за меня… — Да ну, Ник, — вздохнул Измайлов. — Дело-то было не в этом. Точнее, не только. Я не мог, понимаешь? Я смотрел на нее и видел тела родителей. Какая уж тут любовь… — Но ведь сейчас это не проблема, да? — знающе склонила белокурую голову сестра. Он невесело усмехнулся. — От этой проблемы я избавился, когда искал ее по всей Москве и боялся, что мне придется опознавать ее изуродованный труп. Жаль только, не понял вовремя, когда ещё можно было что-то исправить… А сейчас она, скорее всего, пошлет меня на хер и будет права. Расстались мы не очень хорошо. — Да ладно? — оживилась Ника. — Рассказывай. Гриша покачал головой, в первый раз за долгое время искренне улыбаясь. Ушастик всегда была любопытным чертенком… — Колись давай, — подначивала его она. — Вот увидишь, станет легче! С этими словами она внезапно поднялась и начала рыться в кухонных шкафчиках. На свет появились начатая бутылка вискаря и два бокала. Гриша обреченно вздохнул, крутанул в руках пузатый хайболл, взбалтывая содержимое, и заговорил.Флэшбэк. 01 декабря 2018 года.
Последний месяц года начинался суматошно и непредсказуемо. Страна начала готовиться к новогоднему десятидневному запою сильно заранее, поэтому на отсутствие дел жаловаться не приходилось. Оперская троица работать, как всегда, не хотела, и на весь отдел разносились «нежные» рулады Рыбкиной, отчитывающей своих оленей. Гриша зашел в кабинет оперов незамеченным, под особо громкий и ехидный матерный комментарий об их умственных способностях, который, впрочем, тут же прервался из-за тяжелых басов рингтона, больше подошедшего бы суровому, прожженному байкеру, а не нежной, хрупкой девочке, какой Рыбкина казалась со стороны. Выслушав короткое сообщение, она тихо ответила: — Да… Что? Да… Я поняла, — и отключилась. Гриша не видел выражения ее лица, но узкая спина напряглась, да и вся девушка создавала впечатление перетянутой струны: только тронь, и она зазвенит. А если не повезет — то лопнет и хлестнет прямо в лицо незадачливому музыканту… Он знаками просигналил приятелям сматываться подальше, пока не рвануло. В то время, как Олег и Саня с Димоном потихоньку эвакуировались из опасной зоны, он обошел Алису по кругу и внимательно взглянул ей в лицо. Оно было пустым, как будто с него тщательно стерли все эмоции. Глаза, почти не моргая, невидяще уставились куда-то вперед. Рука, все еще сжимавшая телефон, задрожала. Измайлов осторожно расцепил сведенные судорогой пальцы и, вытащив из них устройство, аккуратно положил его на стол. После бережно сжал плечи девушки, склонившись к ее лицу. — Рыбкина, что?! Она только покачала головой. Тревога в его голосе сломала какой-то внутренний стопор, и из глаз бесконтрольным, неудержимым потоком потекли слезы. Гришу охватила паника. — Да что случилось, Алиса?! Не молчи! — встряхнул он ее легонько. Сделав несколько рваных вдохов, девушка, наконец, успокоилась настолько, что смогла выдавить из себя: — Звонили из колонии, где сидел отец. Он умер. Ее губы растянула горячечная, болезненная гримаса, которую у Измайлова язык не поворачивался назвать улыбкой. — Он сдох! Его больше нет, понимаешь?! Все кончено, Гриша! Убийца твоего отца сдох в тюрьме, почему ты не рад? — Она ударила его в грудь кулаками. — Почему ты не радуешься?! Ее голос становился все сильнее, и под конец она почти кричала. Гриша почувствовал, как в грудной клетке сердце, на которое он никогда не жаловался, пропустило удар, а потом забилось часто и сильно, как будто пытаясь пробить оковы ребер. Он в ступоре сжал ладони, так и лежавшие на плечах Алисы, и привлек ее к себе. Его рука запуталась в мягких русых волосах, сбивая с макушки растрепанный к концу дня утилитарный конский хвост, в который она, как обычно, их увязала. Она, наконец, расслабилась в его объятиях и позволила себе разрыдаться, бормоча что-то ему в грудь. — Прости-прости-прости-прости-прости… — разобрал он, прислушавшись, и прижал ее к себе еще крепче. Он чувствовал себя так, как будто его вынесло на встречку на ста восьмидесяти, когда уже нет никакой возможности свернуть, а глаза не видят ничего, кроме слепящего света фар несущейся навстречу машины. Но оставить Рыбкину наедине с ее горем казалось невозможным, неправильным… Недостойным. — Поехали, — сказал он решительно. Она покорно пошла за ним, не задавая вопросов, безучастно, как кукла, как автомат. Он за руку протащил ее по людным коридорам, довел до парковки и усадил в свою машину, бережно пристегнув. — Куда тебя отвезти? — спросил он негромко, заводя движок. Девушка не ответила, все еще находясь в шоковом состоянии. — Алиса! — прикрикнул Измайлов. — Не молчи, пожалуйста! Скажи, куда тебя отвезти? Домой? Она равнодушно пожала плечами. — Так… — пробормотал Гриша. — Ладно. Есть, кому позвонить? Ну, чтобы с тобой побыл кто-нибудь? Я не хочу, чтобы ты оставалась одна. Рыбкина грустно усмехнулась. — Я всю жизнь одна. Родственников нет, с друзьями как-то… не сложилось. Не парься, Гриш. Все со мной нормально. Просто отвези меня домой. Сердце Измайлова сжалось. Она так спокойно говорила о своем одиночестве… Как всегда, решение было принято импульсивно и молниеносно. Не отводя глаз от дороги, он протянул ей раскрытую ладонь, как когда-то, целую вечность назад. Краем глаза увидел, как изумленно расширились ее зрачки, на губах дрогнула робкая улыбка. Она медленно и осторожно накрыла предложенную руку своей ладошкой. Почувствовав ее прикосновение, он крепко сплел их пальцы, передавая простым пожатием все, что не мог выразить словами. В кармане пиликнул телефон, оповещая о новом сообщении. Отписалась Аленка, улетевшая на несколько дней в Питер к родителям. Он отложил гаджет, не отвечая. Они все еще пребывали в конфетно-букетной стадии, не спеша сделать последний шаг навстречу. Они ходили на свидания, целовались, но с сексом не торопились. Гриша оправдывал это тем, что хочет на этот раз «все сделать правильно». По сути, каждый жил своей отдельной, самостоятельной жизнью. От мыслей о никак не складывающихся отношениях с Аленой его отвлек раздавшийся внезапно голос Рыбкиной. — Останови у магазина. Гриша удивленно изогнул бровь. — Хочу нажраться, а дома ни капли спиртного, — поняв его немой вопрос, пояснила девушка. Больше она за всю дорогу не произнесла ни слова. Ни когда он потащился за ней в ближайший супермаркет и загрузил тележку дорогим виски со словами: — Хочешь нажраться — пожалуйста, но травиться какой-то паленой дрянью я тебе не позволю, — и, подумав, накидал сверху разных закусок. Ни когда он отобрал у нее ключи и сам открыл дверь ее квартиры. Ни когда он, усадив ее на ее же диван, по-хозяйски пронесся по комнате и, не показывая никаких признаков того, что собирается уезжать, быстро выставил выпивку с закусками на небольшой журнальный столик. Заговорила она только после того, как они на пару прикончили первую бутылку. — Странно как… Я же ненавидела его, я знала, что это просто вопрос времени, почему же так больно?.. Почему я не могу перестать плакать?.. — Наверное, потому, что его смерть, по большому счету, ничего не меняет, — задумчиво ответил Измайлов. — Наши жизни так и остались разорванными в клочья. Твоя, моя, Никина… И мы пытаемся как-то собрать ошметки, но все так адски запуталось, что ничего уже не исправить. И ты понимаешь это так же хорошо, как и я. А слезы… Сколько лет ты не плакала, Алиса?.. С детдома, да? Поплачь, со мной можно… Он сгреб ее в охапку и прижал к себе крепко-крепко. Поначалу она пыталась вырваться, но потом сдалась, расслабилась в его руках. Он почувствовал, как намокла ткань футболки там, где она вжималась в его грудь лицом. Его затуманенный алкоголем мозг, видимо, решил, что это хорошая идея — пересадить ее с дивана к себе на колени, чтобы их лица оказались совсем рядом. Он осторожно коснулся ее щеки, пытаясь стереть всё льющиеся из огромных карих омутов слезы. Она смотрела на него доверчиво, как ребенок, не пытаясь увернуться от прикосновения, свернуться в колючий клубок, как делала обычно. Но его пальцы показались ему слишком грубыми по сравнению с нежным шелком ее кожи, чудилось, тронь — и она порвется… Он начал собирать соленые капельки невесомыми прикосновениями губ, затем стал целовать ее трепещущие веки, висок, спустился к уголку рта и замер. Остатки здравого смысла кричали ему, что это очень плохая идея, но тело помнило ее жар, ее страсть, ее нежность… Он был всего лишь человек. Он был всего лишь мужчина… Алиса, шестым чувством уловив его сомнения, прошептала прямо в губы: — Пожалуйста, Гриша… Не оставляй меня сегодня одну… Все запреты рухнули в пропасть. Мозг окончательно отключился. В его мире осталась только она одна. Его охватило жаркое, голодное безумие, которое он до этого испытывал всего раз в жизни. С ней. Он поднялся на ноги, не выпуская ее из рук, нетерпеливо содрал с них обоих мешающую одежду и благоговейно уставился на миниатюрное, идеально вылепленное тело. Она встретила его обжигающий взгляд открыто, доверчиво, без ложной скромности и стеснения. Русые пряди рассыпались по плечам, обрамляя совершенную грудь, будто созданную для его ладоней. Больше полугода прошло с последнего раза, когда они были вместе, а он все ещё помнил, как она ощущалась под его губами… Гриша протянул руку и легко очертил пальцами контур лица девушки. Она подалась за его ладонью, прикрыв глаза. Если в прошлый раз они были на равных, то сейчас она явно отдавала весь контроль в его руки, позволяя себе быть рядом с ним уязвимой, ведомой. Его страсть немного утихла, сменившись опаляющей душу нежностью. Он хотел защитить ее, спрятать от всего мира, не выпускать из своей постели, он хотел, он хотел, он хотел… Он подошел к ней вплотную и почувствовал, как ему передается дрожь ее тела. — Тише, — прошептал он ей на ушко. — Тише, малыш. Я с тобой… Она растаяла под его губами, обессиленно прижавшись к нему, подставляя хрупкую шею под чувственные ласки, послушно, как в танце, двигаясь вместе с ним обратно к дивану. Он осторожно уложил ее на мягкую поверхность и прилег рядом, опираясь на локоть и нависая над ней. Свободная рука медленно, почти лениво огладила плечи, грудь, живот, опустилась меж разведенных бедер. Пальцы деликатно проникли внутрь. Алиса негромко ахнула, и в тишине квартиры этот звук показался Измайлову громовым раскатом. Она приподнялась и поцеловала его, страстно, открыто, отдаваясь ему полностью. Он продолжил неторопливо ласкать ее, сводя ее с ума, срывая с ее губ нечленораздельные стоны, превращая ее в трепещущий от желания комок оголенных нервов. Когда он, наконец, вошел в нее, она чуть не заплакала от остроты ощущений. Они были пьяны друг другом...Конец флэшбека
— Гриня, блин!.. — возмутилась Ника сквозь смех, допивая очередной бокал. — Я, конечно, сама напросилась, но дозируй, пожалуйста, информацию. Давай договоримся раз и навсегда: я НЕ ХОЧУ знать, какой ты в постели. Тьфу, аж протрезвела… Брат, поняв намек, с готовностью подлил ей еще. — А потом-то что? — спросила она. — Вроде все хорошо же. Шпилитесь, все дела… — А потом… Потом наступило утро, мы протрезвели, и оказалось, что все наши проблемы никуда не делись. Я чувствовал вину перед ней, перед тобой и родителями, перед Аленой, с которой только-только вроде все наладилось… Она сказала, что все понимает, абсолютно не посягает на мою жизнь, мои отношения, поблагодарила за то, что не бросил ее вчера и вежливо выставила. Такой сволочью я себя ни до, ни после не чувствовал… Чтобы доказать себе, что все правильно, кинулся строить отношения с Аленкой, сделал ей предложение… Рыбкина, когда узнала, просто улыбнулась и пожелала мне счастья. И общалась со мной с тех пор исключительно по работе. Ну а дальше ты знаешь… — Да, бро, наворотил ты дел, — задумчиво произнесла Вероника, сжав сочувственно Гришину ладонь. — Но знаешь? Если тебе так хреново без нее, борись. Не сдавайся. Надеюсь, она тебя простит… — Я тоже, — тяжело вздохнул Измайлов.