Пианист: Инверсия

      Для нее сделанное Обито предложение было крайне привлекательным, таким, что позволяло помимо того, что помочь психически нестабильному человеку обрести здоровье, но также и... собрать материал для выступления на ближайшем симпозиуме врачей-психиатров. Ведь посттравматический синдром — вещь уникальная, имеющая различные в какой-то степени неповторимые оттенки, нюансы, исключения. И все это предельно интересно разобрать на консилиуме.       К тому же, приятно и то, что платил Учиха за эту работу по излечению близкого ему человека слишком много — можно было даже и не работать с остальными пациентами: собственно, что она и делала. Хотя... по-другому просто не получалось — вверенный ей человек просто-напросто нуждался в том, чтобы двадцать четыре на семь рядом находилась женщина. Знакомая женщина.       Шизуне, проскользив пальцем по экрану смартфона, открыла мессенджер — очередное сообщение от Обито, диалог с которым за последние несколько недель занимал второе место после семейного чата.       «Как она?» — гласит краткое сообщение от Учихи, заставляющее поднять глаза на сидящую рядом длинноволосую брюнетку — легкая дрожь была заметна в руках Изуми.       Эта девушка заметно сглатывала — видимо, пересохло в горле от слишком сильного волнения. Собственно, последнее подтверждалось тем, что Учиха: то пугливо выхватывала глазами окружающую картинку — шумный аэропорт; то больше всего косилась в сторону тучного возрастного мужчины, сидящего напротив на железной скамье, увлеченно глядящего в свой телефон. Это лишь подтверждало: психическое восприятие девушкой окружающих людей и, в частности, противоположного пола все еще оставляло желать лучшего...       «Интересно, что с ней произошло там — на складе? — Шизуне постоянно задавалась этим вопросом, наблюдая у своей подопечной такую нездоровую реакцию. Изуми не говорила, не рассказывала, что случилось в тот самый вечер. А если же разговор заходил об этом, ее настигали неконтролируемые судороги, заикания и... нечто, напоминающее истерику: тихое поведение, стеклянный взгляд, направленный в пол, слезы. Из всего этого было ясно лишь одно — что хэдшот кузена просто-напросто не мог привить в сознании молодой девушки подобное безумие, что было теперь свойственно. — Тогда что?.. Сексуальное насилие, эффект которого был усугублен сильнейшим испугом от выстрела в двоюродного брата?»       Женщина немного двинулась вперед. Нежно улыбнулась, накрыв дрожащие руки Изуми своей ладонью. Брюнетка в ответ обратила свой пугливый растерянный взгляд на Шизуне — постаралась тоже улыбнуться: но улыбка вышла сдавленная и с неестественно сжатыми губами. Девушка кивнула, давая понять, что осознает этот жест психиатра — женщины, которой она доверяла: они были знакомы еще до случившейся стуации — соседи по этажу нью-йоркской высотки. Однако прошедшие два месяца еще более сблизили двух особ. Шизуне теперь всегда была рядом. И это, правда, успокаивало.       «Все хорошо, Изуми. Не стоит волноваться»       Но понимать — это одно. А существовать без страха в мире — совсем иное.       Психиатр немного отстраняется, чтобы ответить Обито:       «Состояние Изуми, в целом, стабильное. Однако характерные панические атаки присутствуют в слабой форме. Она пока может держать свое состояние под контролем. Но если что — я рядом с ней».       «Конечно, — приходит ответ сразу. — Я доверяюсь Вашему профессионализму».       — Заканчивается посадка на рейс UCh 301 Aer Kuton Международного аэропорта Нью-Йорка. Пассажиров Нью-Йорк—Токио просьба пройти к гейту A-11.       Однако вряд ли подобное поторапливание сотрудниками аэровокзала могло побудить к какому-либо действию: подняться с металлической лавки, когда на посадку уже выстроилась целая человеческая тьма, а не очередь? Стоять там на ногах пятнадцать минут? Лучше уж посидеть — место же в самолете занимать не надо: оно и так в посадочном таллоне указано.       Обито окинул взглядом эту вереницу людей, тяжело выдохнув. Опустил глаза в свой смартфон — две голубые галки гласили, что его сообщение «Как она?» получено и прочитано Шизуне. Однако за этим всем не проследовало привычного «набирает сообщение». Что, собственно, и напрягло, ибо страх за младшую сестру пульсировал в мозгу Учихи слишком отчаянно.       «Я не могу потерять и ее».       Мужчина оглядывается, вычленяя взглядом вдали две знакомые темноволосые макушки: видит, как Шизуне, повернув голову, едва двинулась к Изуми, как она улыбнулась, видимо положив свою руку на руки сестры...       Отвернулся, кратко мазнув взглядом по сидящим рядом Шисуи и тете, что была с другой стороны от скрипача: сын и мать о чем-то переговаривались, но вдаваться в подробности этого разговора не было никакого желания — после той встречи в реабилитационном центре отношения с тетей стали совсем натянутыми. Но вынужденными — мать Шисуи не знала английского языка и плохо ориентировалась в чужой стране, в правилах, порядке и культуре этого государства; а Шисуи же... хоть и обрел за два месяца лечения почти что прежнюю физическую крепость, но с памятью все еще имел большие проблемы — сны все еще докучали его своей эротикой, пытаясь хоть как-то намекнуть парню о его прежней жизни. Да и психо-эмоциональное состояние струнника было на нуле... от всех развенчанных тайн в отношении более недееспособных рук: собственные дрожащие пальцы все время напоминали Шисуи, что он... больше не скрипач, что он никогда им больше не будет, что просто-напросто не сможет — и это... убивало?.. Аспирант тяжело выдыхал, предельно явственно осознавая свой ответ.       И Обито знал это. И ощущал, что вся надежда его родни только на него, несмотря ни на что...       Другой вопрос: какой резон самому Обито возиться с этими родственниками? И ответ был крайне прост. Контроль: было спокойней, когда все было под его руководством — тогда Обито знает каждый шаг других и отношение этих людей к происходящему... И в случае чего, может противостоять, вмешаться...       Краткий взгляд на Шисуи... тетю.       ...наказать, поставить на место.       Лаконичное жужжание смартфона. Пианист опускает на экран взгляд.       «Состояние Изуми, в целом, стабильное, — гласит сообщение психиатра. — Однако характерные панические атаки присутствуют в слабой форме. Она пока в может держать свое состояние под контролем. Но если что — я рядом с ней».       Обито принимается набирать сообщение, кликает на «отправить», тут же слыша рядом с собой:       — С Изуми точно все будет в порядке? — Шисуи спрашивает тихо, и пианист чувствует твердый взгляд кузена. В ответ мужчина безразлично вглядывается в лик парня: бледное лицо Шисуи, усталость в глазах, синяки от бессонницы под нижними веками, а в центре лба из-под черных кучерявых волос заметен все еще розоватый небольшой горизонтальный шрам от прошедшей два месяца назад операции. — Ты точно доверяешь здоровье сестры этой женщине? Она ведь с Изуми двадцать четыре на семь... Не так, как был со мной Кабуто. Мало ли что может внушить эта... психиатричка.       — Доверяю, — хрипит Обито, уводя взгляд к очереди на посадку — толпа становится меньше: скоро нужно будет идти. — Шизуне-сан специалист высокого уровня. Я доверяю ей. Хотя для безопасности и моей личной уверенности, что все будет в порядке, мы летим одним рейсом, а не разными. Мало ли что... Я должен быть рядом.       — Мне ты тоже доверял, — Шисуи следует взглядом за пианистом. — А вон как все вышло... — задумывается. — Наверное, да — все случилось так, как случилось потому, что не было тебя. На самом деле, я понимаю, что ты чувствуешь, Обито... Ведь я обещал, а не уберег Изуми. Вполне логично, что ты захотел заставить мне отомстить за это — поэтому и... сказал в реабилитационном центре то, что сказал... Раскрыл медицинскую тайну... Ты достиг своей цели — я раздавлен.       — Что ты говоришь такое, Шисуи?! — внезапно возмутилась мать, схватив сына за предплечье. — Обито поступил ужасно по отношению к больному тебе!.. И ты не должен чувствовать себя виноватым!       — А ты думаешь, кузен, — внезапно продолжил пианист, даже и не обратив внимания на возмущения своей тетки, — что я злюсь на тебя только из-за того, что Изуми пострадала на складе и сейчас имеет из-за этого ужасные психические проблемы? Ты вообще хоть помнишь кто такой Учиха Итачи? — твердый решительный взгляд темных глаз.       Но... прежде, чем ответить, Шисуи выдерживает паузу, чтобы мягко улыбнуться матери, дабы хоть немного ее успокоить. Но улыбка эта грустная, вымученная.       Кудрявый оборачивается к Обито:       — Он... еще один наш родственник?       В ответ пианист смеется тихо. Нервно. Нездорово склабясь.       — Надеюсь, Небо избавит меня от этого... — надрывно. Переводит взгляд на очередь: почти никого не осталось. — Пошлите. Пора на родину, — поднимается, чувствуя, как это действие повторяет и пара родственников.       Пропускает родню вперед лишь для того, чтобы настрочить сообщение Шизуне: «Мы пойдем первыми, поскольку наши посадочные места ближе к хвосту самолета, в отличие от ваших — нельзя, чтобы Изуми увидела Шисуи».       Ответ пришел незамедлительно быстро:       «Да. Неизвестно, как психика Изуми сможет пережить то, что мертвый для нее человек — внезапно жив».       Мужчина закусил щеку изнутри — как бы Изуми не говорили, что Шисуи выжил, ее сознание отказывается воспринимать эту информацию. И не понятно, как перекосит психику сестры, если она увидит живого «мертвеца».       Еще было рано для их встречи.