Пианист: Инверсия

      Черные глаза скользнули по толпе ожидающих возле зоны «Прибытие» аэропорта Токио.       — Черт, — цыкнул негромко Саске, получше натягивая капюшон толстовки и пряча в его тени свое лицо: возле ограждающего барьера уже толпилась группа журналистов, держа наготове фото- и видеокамеры — дядя будет совсем не рад этой жаркой встрече с прессой.       Ведь он хотел прилететь из Киото, оставшись совершенно незамеченным. Даже свой прилет обговаривал только с Саске и Микото. Но эти журналисты... все равно откуда-то все прознали.       Но, с другой стороны, мало ли чего хочет дядя — в Японии его нарекли «Современным Паганини»: а те персоны, что носят столь высокий титул, вряд ли могут себе позволить право на тайну личной жизни...       Хотя Саске даже, если честно, и не удивлялся такой ушлости желтой прессы, ведь сам имел некоторое общение с Гаарой — и этот неформал добывал интересные материалы едва ли не из воздуха...       «Дядя будет вне себя от злости...» — пианист, не спуская глаз с выхода для прилетевших, стоял немного полубоком, стараясь слишком не светить лицом перед журналистами. Иначе вся эта «голубятня» однозначно слетится на него раньше, чем он встретит дядю с рейса.       Не сказать, что Учиха ждал все лето своего родственничка, обещавшего решить общую проблему Саске и Микото... но... Надежда некоторая была, да.       Надежда на то, что дядя сможет вывести отца из запоя...       Табака...       И желания распускать руки...       Наверное... даже хорошо, что Микото так еще и не вернулась к Фугаку... хоть и говорила тогда в парке, что дядя уговаривал ее... Видимо, ждет, когда он появится в Токио, чтобы окончательно вразумить Фугаку. Чтобы однозначно убедиться в том, что ее Фугаку адекатен. Более-менее.       Пианист выдохнул, прокручивая в голове знакомый женский образ — мама... В отношении нее слишком убийственные чувства: осознание того, что он не нужен человеку, в котором нуждается...       Который предпочел бы аборт, чтобы он не рождался...       Который просто не может простить...       «Я — разочарование... Полнейшее», — шептал про себя Саске, поджимая губы...       Но винить себя в этом по-настоящему... почему-то все равно не получалось. Пианист понимал, что его поступок вполне аморален и, может... нет, даже однозначно пробуждал в материнском сердце реакцию отторжения к родному сыну, но...       Микото сейчас не делала ничего, чтобы понять Саске. Она просто не хотела зрить в его душу, пытаясь разглядеть во всем этом мраке бьющееся сердце молодого человека. Сердце одиночки.       Единственный, кто делал хоть какие-то подобные попытки — дядя. Но и то — делал ради собственной одному ему известной выгоды...       — Он здесь! Здесь! — внезапно взбудоражились журналисты, один перебивая другого, и группой устремились ближе к заграждению зоны «Прибытия», завидев знакомую необходимую фигуру.       Саске проследил за ними взглядом.       Увидел, как дядя быстро шел на расстоянии от заграждения, неся за спиной футляр со скрипкой и катя за собой небольшой черный чемодан. Видел, как недобро сверкнул взгляд темных глаз в тени бейсболки и капюшона толстовки...       — Мадара-сама! — журналисты буквально тыкали свои диктофоны, микрофоны и камеры в стороны именитого скрипача, спешно бежа за мужчиной. — Прокомментируйте ситуацию с ориентацией Вашего старшего племянника!       — Прокомментируйте увольнение Вашего старшего брата из Академии!       — Расскажите о разводе Фугаку-сама!       Дядю нужно срочно спасать от этих гнусных расспросов, иначе... чуть позже придется спасать целый мир от гнева самого дяди...       Саске ловко юркает в толпе встречающих того, кто прилетел из Киото... И в тот момент, когда Мадара минует проход между заграждениями, натыкаясь на уже почти окружившую его прессу, пианист дергает скрипача за рукав. Тянет за собой, едва показывая лицо в тени капюшона.       Мадара, признав, сдержанно кивает, тут же срываясь, как и племянник, в сдержанный бег: подальше от толпы журналистов. Пути отхода Саске генерировал на ходу: даже перехватил чемодан родственника, чтобы сделать того чуть более маневренным. По крайней мере, репортеры со своими дорогими камерами двигались быстро, но гораздо медленнее, чем пара ретирующихся музыкантов.       — Сюда! — каркает Саске, указывая на ближайшие разъезжающиеся двери — выход в город, у которого заметны стоящие желтые машины с шашечками.       Курящий таксист тут же выбросил сигарету, приняв от пианиста чемодан и указания быстро уложить предмет в багажник авто.       Саске, спешно контролируя выполнение своего наказа, краем глаза заметил, с какой ловкостью Мадара забрался на заднее сидение: и даже футляр со скрипкой на плече не стеснил его спешного движения!       Пианист уже сам врывается на переднее пассажирское сидение, отчетливо называя адрес своего дома тут же севшему за руль водителю такси.