Пианист: Инверсия

      «Наверное... я проститука... или простистут — продался за родственную связь», — сокрушался Узумаки, плетясь рядом со скрипачом в сторону кафешки, что находилась напротив Академии. Но что было поделать, если Минато Намиказе — пианист, которого сам Наруто почитал как никого другого? Словно в мире не существовало лучших исполнителей. И, наверное, следующий шаг заключается в том, то Узумаки точно так же, как и Хельга из американского мультфильма «Эй, Арнольд!», соорудит у себя в шкафу светловолосого идола, напоминавшего любимого кумира-пианиста. Но Наруто ничего не мог поделать с собственным чувством почитания Мастера современного фортепианного исполнительского искусства! И какое же было счастье видеть Минато хотя бы на награждении конкурса пианистов, пусть он даже и не играл, а просто повешал на Итачи медаль и пожал победителю руку!       — И как это быть... сыном такого великого человека, как Намиказе Минато? — Узумаки украдкой взглянул на скрипача, замечая, как тот в ответ странно усмехнулся.       — Да его нет постоянно — то гастроли, то еще что-то: все мое детство прошло как-то без него, — Менма внезапно улыбнулся куда более гадко. — Так и думал, что тебя — пианиста — это заинтересует. Тебя так легко купить!       На это оставалось лишь фыркнуть: Наруто отвернулся.       Хотелось даже куда-то свинтить, но... это подлое чувство какой-никакой ответственности когда-нибудь сведет в могилу — оставить в одиночестве псевдоамерикашку, который говорит с акцентом, слова японские забывает да и в Японии не понятно был ли вообще когда-либо, Узумаки просто не мог. Не по-человечески все-таки.       «Так, может... то, что он сын Минато — это моральная компенсация за то, что мне следует быть в компании этого засранца? Если так, то можно и потерпеть...»       — Ты же уже был на собрании студентов? — хрипнул Наруто, но поворачиваться лицом к собеседнику как-то пока не хотелось.       — Да, — вздох. — Дурацкие у Вас правила. Портфолио еще какое-то. У меня в Джульярдской школе такого не было...       — И... что ты будешь делать с волонтерством?.. Если вдруг соберешься в приют для собак, то... если хочешь, можем вместе, — выговаривать это было противно: словно на корне языка горькая пилюля, заставляющая Узумаки морщиться. Но маячащий на горизонте воображаемый Минато заставлял это делать.       — Не, я пас. У меня и так есть дело по этой сфере, — открывает дверь в кофейню.       И вопрос, рожденный тут же в голове пианиста, маячил в следующие несколько минут, до тех пор, пока:       — А что за дело такое? — Наруто, сложив локти на столе, смотрел в свой дешманский кофе — на нормальный не хотелось тратиться. Ну тут же поднял глаза, заинтересовано взглянув на усевшегося напротив Менму, попивающего через трубочку свой банановый раф.       Разговор прервался почти сразу, как они вошли в кофейню. А выяснить захотелось сразу, что этакое за волонтерство у Намиказе, но прервал выбор заказа.       Выполнять задания Студенческого совета — куда-то ехать и тратить свое время как-то не особо продуктивно совсем не хотелось.       Да... вероятно, что Менма мог хоть мусор на дороге собирать, добровольно помогая общественности. Но... пианисту почему-то казалось, что тот, кто хоть как-то похож на Саске, не будет заниматься подобными вещами — птица не того полета и все такое. А раз так... то, вероятно, это какая-то благородная помощь — к которой наверняка можно присоседиться.       — Да попросили на скрипке поиграть одному человеку, — скучающе пробурчал Менма, закусив зубами трубочку.       — А пианист там не нужен? — странная надежда ударилась в груди. Но Наруто, спутав ее с другим, все еще живущим в нем непонятным и неправильным чувством, живо поспешил потушить его... горячим кофе: тут же, не соображая, опрокинул в себя едва ли не весь стаканчик невкусного обжигающего напитка.       Шумно закашлялся, вскочив на ноги, хватаясь за горло и грудь. Лишь спустя мгновения, чуть придя в себя от жаркого припадка, оперся руками о стол — голова же рухнула вниз меж плечей.              Его шумное дыхание через рот прерывалось лишь скучным сербанием чужой трубочки.       — Навряд ли, — Менма даже никак не отреагировал на приступ собеседника: продолжал попивать раф как ни в чем ни было. — Там девушка больная — устраивается для нее что-то типа музыкальной терапии. В этой истории я вообще сбоку припеку, поскольку внешне похож на ее кузена-скрипача, которого грохнули на ее глазах, — Намиказе резко дернулся вперед, сложив локти на столе — глаза Наруто тут же уставились в струнника, а сердце снова пропустило удар, заставляя блондина замереть на месте: в голове тысячи воспоминаний, но возгорается лишь одно: «Неужели речь идет о..?»       Во взгляде Менмы уже сверкнул странный и даже немного пугающий азартный блеск, улыбка — словно это был ответ на немой вопрос. Правда, и устная речь не заставила себя ждать.       Брюнет зашептал, таинственно улыбаясь. Даже несмотря на то, что взгляд его был направлен снизу вверх, было в нем что-то повелевающее:       — Представляешь... — Намиказе играючи поднес два сложенных вместе пальца ко лбу пианиста, — ...пуф... — «выстрелил» словно из пистолета, не переставая по-джокерски улыбаться. — И все — на одного моего конкурента меньше...       — Ты играешь для Учихи Изуми? — перебивая, хрипнул Узумаки. Непонятное пугающее чувство хватало своими холодными пальцами под самыми ребрами. Пианисту казалось, что его тело — каменная ледяная глыба. Ведь он уже и забыл про свою подругу прошлого года...       По какому-то глупому наитию считал, что все с ней будет в порядке, ведь со слов Саске у нее есть старший брат, который может ей помочь...       Узумаки убедил себя почти сразу, что с Изуми все хорошо, и даже не интересовался после всех событий, действительно ли это было так.       И Наруто только сейчас ощутил все это ядовитое и сжирающее чувство — херовый вышел из него друг... Но прекрасный... предатель?       — Что?.. — отпрянул струнник, переменившись в лице — обеспокоенность полоснула по бледной коже. — Откуда ты...       — Она... Мы с ней... общались в прошлом году, — назвать себя другом Учихи Изуми сейчас язык не поворачивался.       Ведь, как оказалось, слишком уж безразличен был Наруто все это время.       Он стал казаться бледной поганкой, на которую прилип какой-то пожухлый осенний желтый лист — не отрывая взгляда от грузно севшего на свое место пианиста, Менма откинулся на спинку диванчика. С одной стороны интересно наблюдать за тем, как новоиспеченный светловолосый напарник меняется в лице — едва ли не сереет, голубые глаза становятся обреченно-опустошенными, а ногти на руках уже отчаянно цепляют за ребро столешни. Но с другой...       Речь шла об убийстве.       — Я знал и Шисуи... — внезапно прохрипел Узумаки. Непонятно, к чему.       Шисуи... имя, от которого Намиказе становилось как-то не по себе. Вероятно, потому что оно изначально для него был связано с самым мокрым и неприятным делом — с ужасной и безумной человеческой драмой: с убийством на глазах девушки. И как бы Менма не выкрутасничал, как бы не гнул пальцы, что он во всей этой ситуации «сбоку припеку», в душе он слишком хорошо осознавал произошедшее. И от этого всякий раз становилось как-то не по себе.       Спасало лишь понимание, что это его не касается. Что его просто попросили поиграть на скрипке.       Однако теперь, когда блондин, сидящий напротив, оказался знакомым с травмированной девушкой и с ее... кузеном, Намиказе почему-то стал ощущать, что склизкие щупальца всей этой гадкой истории охватывают его тело и утягивают на самое дно.       Странное ощущение. Но именно оно и заставило бежать.       — Мне пора, — хрипнул брюнет, поднявшись со своего места. — Встретимся на репетиции через три дня.       И свалил так быстро, как только мог: ведь совсем не хотелось, чтобы этот Узумаки рванул следом, стал просить встретиться с Изуми или рассказать что-либо о ней и о ее самочувствии.       Погружаться во все это дерьмо снова совсем не хотелось. Ему хватало и так всего этого сполна.       Намиказе ведь просто обычный скрипач, который приходит к больной девушке играть на скрипке. И только. Без какого-либо выбивающего из колеи душевного сострадания.       Взглянул на наручные часы: было немного рановато. Но — плевать. Ухе хотелось побыстрее избавиться от того, что на сердце висело камнем и вместе с щупальцами быстрее тянуло ко дну. Избавиться, по крайней мере, сегодня.       Звякнули ключи от чужого подъезда. Писк открытого домофона. И, придерживая скрипичный футляр за спиной, парень рванул по лестнице — даже ждать лифта не хотелось, и просто не было сил.       Ботинки остановились на нужном этаже. Тяжелое шумное дыхание пульсировало в легких.       Аккуратный бледный палец поднесся к дверному звонку.       Обычное звяканье. И уже за дверью слышатся чужие шаги — и вот кто-то заглядывает в глазок, затем отпирает замки и открывает.       — Привет, — хрипит Намиказе, скользя странным меланхоличным взглядом по женщине, открывшей дверь. — Я сегодня чуть раньше. Надеюсь, это не проблема, — двинулся вперед, тут же тесня коротковолосую брюнетку в проходе.       — Менма... — выдохнула Шизуне, немного сторонясь и пропуская скрипача внутрь квартиры. — Нет, не проблема. У тебя что-то случилось?.. — едва обеспокоенный взгляд цепких глаз не сходил с уже разувающегося парня.       — Планы поменялись — хочу пораньше освободиться, — хрипнул он, расстегивая и стягивая с себя бомбер, а потом вешая его на вешалку.       — Так бежишь... — приглушенно пролепетала она. — Ты хоть покушал?..       — Мам, хватит... — укоризненный взгляд голубых глаз. — Да.       Хотя недопитый в кафешке раф вряд ли можно было назвать полноценной трапезой. Но родной матери этого знать было совсем не обязательно.       В ответ она лишь лишь улыбнулась немного поджатыми губами. Сделала несколько шагов к сыну. Коснулась своими аккуратными бледными пальцами его волос, поправляя взлохмаченные прядки. Простой жест любящей мамы.        Но Менму от этого едва ли не трясло. Ведь он прекрасно знал, что все эти завитки на его волосах, что она делает каждый раз, когда он приходит в этот дом, служат лишь для одной цели:       сделать из него Учиху Шисуи.