Пианист: Инверсия

      Возвращаться домой было... неловко. Поэтому Саске до последнего оттягивал этот момент. И если бы парень сегодня не пообещал дяде порепетировать, то... пианист, наверное... нашел бы тысячу и одну причину прийти к полуночи, чтобы сразу завалиться спать, а утром, поднявшись с рассветом, махнуть куда-нибудь подальше. Можно было даже в ту же Академию.       Но он пришел к восьми вечера домой.       Мадара, казалось, ждал его, как никто другой, в этом доме.       Саске посчитал, что даже Фугаку был сдержан в своих эмоциях — едва кивнул, увидев. «Наверняка, мама накрутила его. Она ведь меня ненавидит».       Сама же Микото даже и не показалась на глаза сыну. Можно было бы подумать, что ее и вовсе нет дома, но Саске слышал ее тихие, почти бесшумные шаги в соседней комнате.       Еще не простила...       Но простит ли вообще?       Хотя... это не я ли должен ее прощать?       Саске думать обо всем этом совершенно не хотел — только лишь вымыл руки, направился к Мадаре. Теперь было странно смотреть на дядю. Этого всемогущего и вечно занятого человека: у скрипача постоянно концерты, гастроли и членство в жюри различных конкурсов...       «Тебе и не следует знать об этом ничего, кроме... — голос скрипача льдом полоснул по мозгу, — кроме того, что мы вместе уже восемь лет».       Конечно... у дяди просто нет времени на обустройство личной жизни: поэтому и свадьбу играет сейчас спустя такой большой период отношений! И понятное дело, что ему совершенно не удается уделить собственной дочери... или сыну должного внимания! Но личное мужское и к тому же профессиональное тщеславие не позволяет пустить музыкальное образование родного дитя коту под хвост.       Мадара не такой.       Он всегда достигает самого лучшего.       И раз не имеет возможности обучать сам — найдет мастера, обладающего достаточно высоким уровнем скрипичного исполнительства.       Уши играющего на фортепиано Саске вылавливали быстро слетающие из-под пальцев струнника звуки: шустро, бурно, экспрессивно — так, что даже порвались несколько волос на скрипичном смычке. Мадара был действительно современным Паганини — дьяволом во плоти. Его игра даже на первой их совместной репетиции пестрила разнообразием эмоций. А про активное применение различных сложных штук — флажолетов, быстрого чередования пиццикато с арко, искусного и разнообразного использования стаккато, а также широкого применения двойных нот с аккордами — и вовсе можно было не говорить...       Пытаясь выдавать максимально удачную игру в своей фортепианной партии, Саске понимал, что он... максимально плох. Чувствовал себя также херово, как и год назад. Тогда он готовился к «Читке с листа», при этом ощущая к своей игре пристальное внимание со стороны Итачи, который слушал, хоть в то же время и читал книгу.       Но... Саске признаваться самому себе в собственной неудаче было как-то... стремно? Лучше думать, что во всем виновата Сарада... или Кагами, что заполняли собой все его сознание — он просто не мог сейчас думать ни о чем, кроме них!       А так... Учиха же прекрасный пианист — ученик Орочимару-сама, да и к тому же тот, кого ставили в ансамбль к Итачи...       «По крайней мере... Сарада и Кагами не дети моего отца».       По крайней мере... очень хотелось, чтобы это было именно так. Пускай это и не очень-то и логично. Но лучше думать, что... дело рук... или не очень... Мадары, а не Фугаку!       Страх? Самый что ни на есть настоящий... И мозг подло встраивает желаемое в реальность, совершенно не позволяя мыслить здраво, объективно.       — Ты точно занимался в эти дни? — холодный взгляд Мадары смотрел строго после окончания репетиции. — Или тебе не хватает опыта игры с не пианистом?       А это... ущемляло?       Саске было просто мерзко от всего. И Академия казалась каким-то спасением: люди и музыка позволяли как-то — хоть и немного — заглушить чувство растекающегося яда по собственным жилам. Выходить же за ее пределы отчего-то было просто гадко. Быть может, подсознание шуршало о том, что все это небезопасно, что именно все это привело к тому, что Саске имел сейчас? Кто знает...       Тот гей-клуб и... все, что было потом...       И вот уже на следующий день пианист стоял у списков с распределением студентов по «Концертмейстерскому классу». Посмотрел бы вчера, но эта весть об Учихе Сараде и Кагами просто вышибла из колеи так, что Саске вообще обо всем позабыл.       А сейчас же его взяла за руку злость на слова дяди и привела его к этому месту. Во всем этом тумане злости и ненависти тяжело было существовать и... не то, что ясно думать, а хотя бы просто видеть.       Второкурсник едва нашел свое имя, и рядом имя напарника по ансамблю: «Исе Удон (виолончель, 2 курс маг.)».       Ну, вот... теперь судьба решена: играть с каким-то лбом. Наверняка, этот виолончелист какой-нибудь зазнайка — все-таки выпускник в этом году: всяко прошел в Академии через огонь, воду и медные трубы.       «Хотя... так даже интереснее, — усмехнулся сам себе пианист. — Интересно будет его заставить себя уважать».       И... стало просто любопытно — а кто в паре у Наруто?       Глаза уже внимательно ищут хорошо знакомую фамилию и... находят: «Отлично — он, по крайней мере, не отчислился, раз присутствует в этом списке. Как, впрочем, и по педагогике... но вчера не было времени думать об этом». Видит связку: «Намиказе Менма (скрипка, 2 курс, бак.)».       — Что за хрен?.. — шепчет себе под нос Учиха, едва ли морщась: не припоминает на своем курсе вообще такого студента...       Как вдруг!..       В голове шуршит треклятый конкурс пианистов, награждение Итачи... — Саске морщится, хмурится, вспоминая и роняя голову на грудь.       Там... там был в жюри... Нимаказе Минато...       «Неужели... — Учиха вновь вглядывается в имя рядом с фамилией Узумаки, — Менма — сын...»       — Узумаки! — поодаль рявкнул женский голос: декан. — Девять задолженностей!..       Саске оглянулся: тут же заметил средь толпы знакомую светловолосую макушку — Наруто стоял к нему спиной, напротив орущего декана.       Дыхание на мгновение перехватило — Учиха с трудом верил, что, наконец, зрит блондина — так долго ждал его и так тупо опешил, увидев... В голове пустошь.       — ...Семь из которых пропуски экзаменов! — все злостно причитала женщина. — И два «неуда»! Как ты вообще собираешься все сдавать?!       — Как-нибудь... — хрип. И Саске дальше не расслышал: кругом шум, толпа и пробивающаяся из кабинетов музыка. Парень только и видел, как Наруто почесал затылок — Узумаки всегда так делал, когда, испытывая дискомфорт, желая куда-то поскорее свалить.       — Попробуй мне не сдать! — шикнула напоследок декан, уходя.       Светловолосый пожал плечами, повернулся, бредя куда-то в сторону Саске. Лишь бегло мазнул по окружающим студентам взглядом голубых глаз, тут же опустив их в пол. Легкая улыбка заметна на губах...       — Наруто... — Учиха чувствует, как его голос потерял привычную силу: стал каким-то слабым и едва узнаваемым.       Видит, что друг слышит тусклый оклик, но не понимает, откуда — поднимает свою светлую голову, едва щурясь, скользя взглядом совсем рядом с брюнетом.       Доля секунды...       Нужна была всего лишь доле секунды, чтобы блондин увидел Учиху...       И еще меньше, чтобы тайный монстр последнего вышел наружу: рот Саске уже кривится в ядовитой ухмылке, а в глазах одновременно играет превосходство и презрение.       «Как ты вообще посмел меня оставить, Наруто?.. Наедине со всем этим летним дерьмом!»       — Эй, Девятихвостый, — зло склабится брюнет, нагло заглядывая в лицо признавшего его человека, — с первого ли ты раза сдашь свои долги?       Узумаки резко замирает, мрачнея. Сжимает кулаки:       — Свали от меня нахрен, Учиха! — отскакивает в сторону словно ошпаренный и быстро теряется в толпе.