Другая любовь. Дедушка и внучка

      — Деда, нюхлер вор?       Она смотрела на него своими огромными карими глазами и, очевидно, ждала честного и прямого ответа. Эта девочка своими изысканиями с недавних пор сводит его с ума, но в этом есть нечто изумительное.       — Почему вы спрашиваете? — поинтересовался Люциус.       — Дельфи сказала, что он ворует золото и всё блестящее. Они же в своём домике, значит, они не воруют.       — В своём домике, нет. Но вообще…       — Значит, они правда воры?! — возмущённо воскликнула Грейнджи, придвигаясь ближе к дедушке и заглядывая ему в глаза.       Люциус немного озадаченно взглянул на Гермиону, сидящую в кресле и наблюдающую за игрой внука Эридана. Она кивнула, чуть приподняв бровь, таким образом предлагая свёкру высказать своё мнение.       — Видите ли, моя дорогая, — мягко начал Люциус, беря внучку за маленькую руку, — по человеческим меркам они действительно воришки, ведь они без всяких угрызений совести тащат всё, что им попадётся, где бы сокровище не находилось. — Грейнджи надула губки, явно расстроившись. — Однако, — продолжил дедушка, — они делают это неосознанно — не специально. Нюхлер просто не может иначе. Вот вы, моя дорогая, можете не спать?       — Могу! — радостно воскликнула Грейнджи, и Люциус с Гермионой обменялись удивлёнными, но в то же время заинтересованными взглядами.       — О, в самом деле? — совершенно серьёзно спросил он.       — Да, я могу не спать и днём, и ночью…       — На самом деле, сердце моё, все люди не могут совсем без сна. Да, какое-то время можно потерпеть и не спать, но потом вы всё равно заснёте…       — Нет, я не буду спать! — упрямо шлёпнула она ладошкой по коленке.       — Так вот, нюхлер, — продолжал он мысль, — просто не может не красть. Это его природа, как сон у человека. Поэтому считать его бессовестным вором не совсем верно. Это то же самое, что назвать бездельником спящего человека.       — А я могу не спать! Могу! — запротестовала Грейнджи, вызывая снисходительную улыбку Люциуса и встревоженный взгляд Гермионы. — Нюхлер тоже может не красть!       — Грейнджи, дедушка прав, — тихо заметила Гермиона. — Сон нам необходим.       — Но я уже не сплю днём! Это Эридан спит, а я уже могу не спать.       — Но к ночи вы всё равно утомитесь, юная леди, — погладил её руку дедушка. — Захотите спать…       — Нет, не захочу!       Гермиона закатила глаза, предвкушая очередной эксперимент. Но Люциусу не было дела: желание внучки — закон. Не спать, так не спать. Он помнит, как прежде воспринимал капризы старшего сына. Стоило Драко выразить хоть какой-нибудь протест или сомнение, отец мгновенно переходил на холодный требовательный тон, пугая сына и не допуская больше возражений. Он и с младшими сыновьями был строг. Но эта маленькая хулиганка заставляла его сердце утопать в меду и плавиться, словно под июльским солнцем.       — Что ж, моя дорогая, вы можете попытаться, но наступит момент, когда наша человеческая природа возьмёт своё.       — Я не буду спать! Никогда! — счастливо закричала Грейнджи и помчала в комнату дядюшек.       — Напрасно, мистер Малфой, — покачала головой Гермиона. — Она сейчас всех взболомутит.       — Пф… — утомлённо прикрыл он веки. — Любопытно на это посмотреть.       — А началось всё с нюхлера. Вы бы ещё позволили ей не есть, например.       — Ну не-ет! — многозначительно протянул он. — Лишить детей пищи — это слишком жестоко.       Гермиона вздохнула, взяла сына на руки и пошла вслед за Грейнджи.       Люциус расплылся в довольной улыбке. Он до сих пор помнит, как в детстве воровал сладости с кухни. И когда отец его изловил, то, осторожно держа за предплечье, посадил за стол, поставил перед сыном целую вазу сладостей и предложил съесть столько, сколько сможет. Это казалось такой невероятной щедростью! Таким подарком! Люциусу даже не выкрутили ухо, не вложили розг, которых он до ужаса боялся, хоть никогда не получал. Он с удовольствием съел три пирожных, горсть конфет, несколько шоколадных лягушек и уже откинулся на спинку стула, когда отец положил перед ним ещё одно пирожное и приказал его съесть. Он съел. Затем огромную вафлю в шоколаде, ещё пирожное. Люциусу стало так плохо! Его тошнило, болел живот, но отец стоял над ним скрестив руки на груди, предлагая съесть ещё что-нибудь. Люциус почему-то не помнил, как дошёл до своей комнаты, но с тех пор у него навсегда пропало желание воровать с кухни.       Нет-нет! Он никогда и ни за что никому не расскажет об этом позоре, но знать меру отец его научил. Правда… палку он всё равно иногда перегибал, но… Но…       Дети, обезумев от радости, носились по комнате, предвкушая бессонную ночь. Нарцисса изумлённо наблюдала за сыновьями и внучкой, пока Гермиона укладывала спать Эридана.       — Я не буду спать! — смеялась Грейнджи, кружась в облачке своего пышного платья, а Люциус внутренне благодарил Мерлина за то, что завтра выходной, и молил Салазара, чтобы дети поскорее вымотались.       — Это удивительно, дорогой мой, — взяв его под руку, прошептала супруга. — Ты уверен, что это необходимо? Боюсь, Драко и Гермионе это не понравится.       — Посмотрим, — ухмыльнулся он.       В этот момент задержавшийся на службе сын вернулся домой.       — Папа! — радостно взвизгнула Грейнджи, бросаясь к нему. Драко подхватил дочь и подбросил вверх, как всегда вызвав вздох ужаса бабушки Нарциссы. Приземлившись в его крепкие объятия, Грейнджи весело проговорила: — Я больше никогда не буду спать! Никогда-никогда!       — Вот это да! — с радостью отозвался Драко, похоже, он уже был в курсе проделок дедушки — Гермиона «нажаловалась». — Тогда и я с вами.       Нарцисса тихо смеялась, прикрыв рот ладонью. Люциус был доволен, ощутив поддержку старшего сына. Время ужина давно прошло. Дети проголодались, и Пэтти принесла им тёплого молока с печеньем. Для них было особым удовольствием поужинать ещё раз и потом, вместо водных процедур и пижам, продолжить играть. Но резвиться, видимо, уже не хотелось.       — Деда, почитай сказку! — попросила Грейнджи.       — Чуть позже, — сдерживая улыбку, ответил Люциус, — вы ведь пока не собираетесь спать.       Нарцисса с сомнением покачала головой. Драко с любопытством следил за ситуацией.       Первым, около половины одиннадцатого сдался Орион. Он клевал носом, сидя за столом для рисования, пока не лёг на него головой. Тут его и сморило. Нарцисса кивнула няне, и та, взяв его на руки, понесла малыша в спальню, леди Малфой отправилась следом.       Лео нашёл занятие поинтереснее: он строил башню, упорно передвигая кубики взглядом. Он уже поставил третий кубик, но похоже, на это ушли последние силы. Он сел в кресло и заснул. Драко поднял брата на руки.       — Я сейчас, — шепнул он отцу, выходя из комнаты.       Люциус с удовольствием отметил, что обошлось «малой кровью».       Грейнджи не сдавалась. Она разложила всех своих нюхлеров по кроваткам в чудесном игрушечном домике, спела им колыбельную, которую часто пела ей Гермиона. Она тёрла осоловелые глазки, но упрямо продолжала играть, укладывая кукол и даже игрушечных солдатиков.       Молча принеся дедушке книжку, Грейнджи села рядом.       — Вы ведь не собираетесь спать, моя дорогая?       — Я не хочу спать. Почитай, пожалуйста. — Она заглянула ему в глаза, и дедушка не устоял. Она была такой маленькой, измученной, но до безумия упрямой.       Люциус вдруг ощутил что-то странное, тягучее внутри. Укол, от которого стало больно. Он вспомнил юную, казавшуюся такой хрупкой, девушку, крики которой разносились по поместью. Но она терпела, выдержала. Люциус так хотел забыть… Но не выйдет. Никогда. Как она похожа на неё — такая же упрямая. Люциус зажмурился, стараясь сбросить это бремя.       — Что ж, давайте почитаем, — вымученно улыбнулся он. Отогнав образ беспомощно распростёртой на полу девушки, Люциус вдохнул поглубже. — Какую же вы хотите сказку?       Гермиона неожиданно заглянула в комнату. Внутри сжалась пружина.       — Грейнджи, солнышко, пойдём спать, ты устала моя радость, — с улыбкой проговорила она.       — Мамочка! Я не хочу спать! — простонала Грейнджи, и её глазки наполнились слезами.       Гермиона обеспокоенно взглянула на свёкра. Да, он знает, двенадцатый час. Это уже перебор. Но он незаметно для внучки сложил пальцы в говорящем жесте: «Ещё немного. Вот столько».       Мать вздохнула и ушла. Он читал, точнее, рассказывал наизусть всё ту же сказку, искоса наблюдая, как Грейнджи слегка покачивается, сидя рядом, как смыкаются её длинные чёрные ресницы, как она вздрагивает, приходя в себя. Столько упрямства в четыре года — поразительно.       — Отец, давай я тебя подменю. Иди отдыхай.       Искреннее сочувствие на лице сына удивительным образом тронуло, но Люциус приосанился, прочистил горло и тихо сказал:       — Благодарю, но мне необходимо увидеть результат нашего эксперимента. — Он тут же повернулся к внучке. — Вы ведь не спите, юная леди, не так ли?       — Нет, я не хочу, — с трудом произнесла малышка. Драко расплылся в улыбке:       — Ну да, кто кашу заварил, тот и должен расхлёбывать.       — Совершенно верно, — кивнул Люциус.       Неожиданно Грейнджи поднялась и забралась к дедушке на колени — вот и оно. То, чего и нужно было дождаться. Она прислонилась к дедушке, прячась в тёплом надёжном укрытии. Драко сел в кресло, наблюдая эту волшебную картину. Гермиона снова заглянула в комнату и замерла в дверях. Ну пусть убедятся, что ничего плохого с их ребёнком от переизбытка бодрствования не случится. Люциус продолжал читать, то и дело осведомляясь:       — Вы не спите, дорогая?       — Я не сплю, читай. — Упрямство всё ещё ощущалось в детском голоске, и Люциус продолжал, через пару минут уточняя:       — Вы точно не спите, сердце моё?       — Нет. — Так тихо.       Он слегка отстранился, взглянув Грейнджи в лицо. Её покрасневшие глазки уже наполовину закрыты, но она всё равно настойчиво их открывает.       — Читай.       Ему хочется рассмеяться, но он держится стойко, плотно стискивая губы и продолжая чтение. Люциус почувствовал, как она обмякла.       — Вы спите? — тихо спросил он. — Грейнджи, вы собирались не спать…       — Я её отнесу. — Драко поднялся из кресла.       — Завтра напомните ей, — тихо произнёс Люциус, — что нюхлеру так же необходимо золото, как человеку сон. Она должна понять.       — Да, сэр. Это очень показательно, — сдержала смешок Гермиона, поглаживая растрёпанные кудри дочки, уже лежащей у папы Драко на руках.       Люциус окинул их коротким взглядом. Снова укол внутри. Он никогда не хочет думать о прошлом. Хочет забыть, избавиться и оставить только хорошее — только сейчас. Но увы… Её мольбы преследуют его. И хочется сделать хоть что-то, исправить как-то.       — Доброй ночи, — поднимаясь с двухместного диванчика, сказал он. — Думаю, она запомнит этот опыт.       — Ей всего четыре, — повёл плечом Драко. — Может и забыть.       — У вашей дочери отменная память, — усмехнулся Люциус и направился в свои покои.       Он шёл по коридору уставший, но очень довольный собой и проведённым экспериментом. Да, почти полночь, но ведь как хорошо всё вышло. Из своего будуара ему навстречу вышла немного обеспокоенная жена. Отчего-то он так рад её видеть сейчас.       — Как ты? — сочувственно спросила она. — Грейнджи заснула?       — Всё прекрасно. Естественно заснула. Разве мог быть иной результат?       — У тебя измождённый вид. Хочешь…       — Позволите провести ночь подле вас, леди Малфой? — с лёгкой усмешкой спросил Люциус.       Она замялась, смутилась и даже румянец выступил на щеках Нарциссы.       — О, я боюсь, что…       — Просто хочу вас обнять, моя королева, — улыбнулся он, наслаждаясь её застенчивостью.       — Конечно, без сомнения. — Её счастливая улыбка, словно драгоценный клад.       Он осторожно поглаживал её спину. Голова жены покоилась на его плече, и это было словно наградой за нелёгкий труд воспитания. Люциус рад, что ввязался во всё это. Когда-то женился, родился сын, а потом и ещё двое. Настоящее… Оно по-своему сложное, но так отличается от того, что было в прошлом. Всё иначе.       Люциус трепетно поцеловал её макушку. Знал, что заснуть в таком положении не получится, но так приятно, когда любимая женщина сопит рядом, обнимая тёплой рукой.       Разве он мог представить, что женитьба сына настолько перевернёт его жизнь. Мог ли предположить, что рождение внучки сделает его немного другим.       А может… это просто старость? Детство осталось так далеко, что его и не вспомнить.       Неправда. Это было словно только вчера.

***

      — Дедушка, я же не лентяйка? — Печаль в её голосе умилила.       — Конечно нет, моя дорогая. Я ведь вас предупреждал, что нам невозможно не спать, так же и нюхлеру — невозможно не красть золото и вообще всё блестящее.       — Тогда он не вор. Это неправильно.       — Отчасти, сердце моё. Лишь отчасти. Ведь для того, у кого он утащил, скажем, золотые часы или украшение — он вор.       — Я не хочу их так называть. Это нечестно, — надулась Грейнджи. — Давай назовём их по-другому.       — По-другому? Как же?       — Не знаю. Вор — это плохо.       — Как вам добытчик? Нравится? — улыбнулся Люциус.       — Да! Очень нравится! — обрадовалась Грейнджи. — Я хочу сказать Дельфи. Мама!       Грейнджи соскочила с его колен и понеслась из гостиной в холл, громко крича:       — Мама! Вызови тётю Норму!       Люциус закатил глаза. Воспитанием внучки ещё заниматься и заниматься.