Остался только пепел

      Ну, держись, Женя Александрович! Приказывать он мне собрался! Да кто он такой, чтобы заставлять меня заниматься этим концертом?! Я в этой школе без году неделю, зачем мне это? Других учеников, что ли, нет? Я не хочу! А значит, не буду! Желание напакостить росло все сильнее. Я в красках представлял, как сорву этот концерт. Женя точно пожалеет, что связался со мной. Мысли о мести заставили меня улыбнуться.       Я даже забыл, где нахожусь. Но моё внимание привлек громкий женский голос: — Шо ты так улыбаешься? У Вас в Москве все такие ошалелые? — Эм, нет… — вопрос ввел меня в ступор, но я быстро взял себе в руки и задал встречный, — а у вас в деревне все такие скучные?       Я ожидал, что девушка сейчас обидится и начнёт меня отчитывать на манер Жени Александровича. Но она заразительно засмеялась: — Ну, а шо ты хочешь? Делать у нас тут нечего. Вот все и скучают. Шо веселись, шо нет. Всё тоска. — Ой, Ритка, скажешь тоже, — баба Тоня появилась рядом так внезапно, что я вздрогнул, — сейчас моего внучка напугаешь, а он ещё сильнее в свою Москву будет рваться. Да, Лешенька? — Сильнее уже некуда, — фыркнул я. — Так, а шоб и не рваться. Я его понимаю, — Ритка хихикнула, — там Москва. Настоящая жизнь. А тут шо? — Ладно тебе, Ритка. Не начинай. Кому ты там нужна? — А может, кому-то и нужна? — девушка обижено отмахнулась, — Вам-то откуда знать? — Ой, Ритка, Ритка. Молодая ты ещё. Потом все поймёшь, — баба Тоня покачала головой, переключая внимание на меня, — а ты, внучок, проголодался, да? — Ага, — кивнул я, хотя и успел уже забыть про голод. Сначала Женя Александрович со своим концертом, потом Ритка, от которой я не мог отвести взгляд. Не знаю, почему, но она отличалась от других деревенских жителей. Это чувствовалось. Ритка была яркой, громкой и опасно красивой. Я бессовестно разглядывал её, но девушку это не смущало.       «Ну, смотри, смотри» — говорил её взгляд и ухмылка на красных губах. Эти гляделки могли бы продолжаться и дальше, если бы не баба Тоня: — Ладно, Лешенька. Тогда пойдём домой. Я похлопочу на кухне и скоро ужинать будем. — Я чуть позже приду. Хочу ещё немного погулять. — Все тебе не сидится на месте, — бабушка потрепала меня по щеке, как малыша, и улыбнулась. Уж не знаю, почему, но она действительно была рада моему приезду и всячески пыталась угодить. Она пекла пироги, не ругала меня и относилась, как к родному внуку. Одним словом — баловала.       Перед уходом баба Тоня решила дать наставление Ритке. Она рассказала про продажи, про общение с покупателями и прочую чепуху. В общем, ничего интересного. Я пропускал это мимо ушей и прохаживался по магазину. Ничего особенного: небольшое помещение, куча одежды и прилавок. Такое же скучное и непримечательное место, как и все остальное в этой дыре. Но всё-таки здесь было кое-что, а точнее, кое-кто, заслуживающий внимания.       Когда баба Тоня ушла, Ритка недовольно цокнула: — Шо она постоянно поучает меня? Я шо, не знаю, как тряпки продавать? — Ритка вышла из-за прилавка и начала прохаживаться по магазину, — постоянно ей шо-то не нравится. Ритка то, Ритка сё. Тьфу на неё! — Ты сейчас жалуешься мне на мою бабку? — мне почему-то стало так смешно, что я не удержался и засмеялся. Любой другой человек придержал бы свои эмоции, но Ритке, кажется, было все равно. — Ну, шо мне ещё делать? — она закатила глаза, — кому мне ещё жаловаться? Здесь только ты. Да и вообще! Шо такого? — Да ничего. А вдруг я расскажу об этом бабе Тоне и тебя уволят?       Конечно, я не собирался ничего рассказывать. Мне не было до этого дела, но было интересно, что она ответит. Ведь любой человек насторожился бы. Но не Ритка. Стоило мне на неё взглянуть, я понял, что она совершенно не боится: — Уволят? Шо ещё скажешь? — Да ничего… — Вот и помалкивай. — Сама молчи. — Шо ты такой смелый? — Ритка улыбнулась, — у вас там в Москве все такие? — Нет, только я. Неповторимый и особенный. — Чудной ты, — сказала Ритка, — брат уже успел про тебя рассказать. Говорит, шо в школе хулиганишь.       Я быстро сопоставил факты, и догадался, что Ритка — сестра Аркаши. Он ведь говорил, что его «сеструха» работает в магазине моей бабки. Но это было удивительно. Они были совершенно не похожи. Их объединяли только светлые волосы и привычка «шокать». Ритка казалась довольно умной и интересной, чего нельзя было сказать о её полоумном брате. — Да не хулиганю я. Аркаша преувеличивает. — Ну, как скажешь. — Да правда! — воскликнул я, — это все Женя. У нас с ним война. Прицепился ко мне со своей литературой! А ещё хочет, чтобы я помогал ему с каким-то концертом. Ага, сейчас же! — Не Женя он тебе. А Евгений Александрович. — И ты туда же, — хмыкнул я, — мы почти ровесники. А он ведёт себя, как дед. Вот уж точно Евгений Александрович. Или мне к тебе тоже обращаться по имени и отчеству. Как вас там? Маргарита… — Маргарита Николаевна, ежели интересно, — Ритка театрально присела в реверансе. — Царевич Алексей Иванович, — решил подыграть я, — к Вашим услугам.       Мы ещё несколько минут разыгрывали глупое представление. Было весело. Впервые за последние недели в деревне я так легко сошёлся с человеком. Почему-то с Риткой было просто. Она не относилась ко мне настороженно. Мы смеялись и шутили. Если я хамил, то она отвечала в той же манере. Хотелось говорить, говорить и говорить. Я так соскучился по нормальному общению, что сам не заметил, как начал ей все рассказывать. Ритка расспрашивала про Москву, про театр, про людей. — Вот же люди живут. Шо я тут делаю? — Ритка вдохнула, — ну ничего. Я ещё покорю Москву. Я же хороша собой? — она прошлась по магазину, словно была манекенщицей, — ну, и шо ты молчишь? — Можно подумать, сама не знаешь. — А я о чем? — Ритка поправила платье на пышной груди, — шо-шо, а тут природа одарила. — Сама скромность, — шутливо протянул я, наблюдая за девушкой. — Ну, шо правда, то правда. Зачем эта скромность, шо мне скрывать? Нет ничего скучнее скромной девки. Не понимаю я этих. Ну знаешь, шо в углах сидят. Зачем тогда на танцы ходят. Непонятно. — У вас здесь есть танцы? — Ну, а ты шо думал? Не совсем же мы тут отсталые. А шо? Хочешь пойти? — А когда? — мне было интересно. Хоть какое-то развлечение в этом богом забытом месте. Танцевать я не особо любил, но и сидеть дома в окружении энциклопедий было хуже. — Завтра. — Ой, завтра… Завтра, наверное, не смогу. Женя Александрович от меня не отстанет, — я представил, как мы будем сидеть в одном кабинете и ругаться. Меня передёрнуло, — готов поспорить, что он не выпустит меня из школы, пока я не помогу ему с концертом. — Странный он. Евгений Алесаныч этот. На танцы не ходит, с девками не танцует. Даже от меня шарахается, представляешь? — Ритка махнула рукой, мол, ну его. — Да дед он! Страшно представить, что будет, когда ему исполнится тридцать. — Да уж… — Как он там сказал? «Мне в этом году исполняется двадцать один год, и я могу тебе приказывать». Ага, сейчас же! — Ладно тебе. Шо ты устраиваешь? — Ритка пихнула меня в бок, — иди уже. А то твоя бабка уже заждалась тебя. Скажет ещё… Шо ты со мной дружбу завёл. — А что? — Да нишо.       Я заметил, что на секунду Ритка изменилась в лице. Но она быстро взяла себя в руки и нацепила привычную улыбку. — Ладно, пойду я. До свидания, прекрасная Марго, — я поклонился, и мы в который раз засмеялись. С Риткой было просто дурачиться и быть собой. Неужели, я нашёл здесь подругу? В деревне мне очень не хватало Светы. Я скучал по ней, ведь я мог поделиться с ней абсолютно всем. Но она осталась в Москве. Но, может быть, Ритка сможет занять её место?

***

      Я долго не мог пойти на компромисс с самим собой. Идти к Жене Александровичу не хотелось. Но слушать его поучения и лекции об ответственности не хотелось ещё больше. Поэтому, скрепя сердце, противясь всей душой и костями, я направился к нему в кабинет. Подумаешь, проведу пару часов с ним, биологичкой и физруком. Творческий процесс сближает людей. Ведь правда?       В любом случае, я не собирался делать хоть что-то. Просто хотел показаться, мол, вот, я здесь, Женя Александрович. Успокойтесь и не нервничайте. Я выполняю Ваши приказы, видите? Меня передёрнуло. Но я успокоил себя тем, что после школы пойду собираться на танцы. Может, там получится поболтать с Риткой и развееться.       Я застыл перед кабинетом Жени Александровича. Вздохнул. Подумал в который раз, что нужно было уходить, но все же толкнул дверь. В кабинете оказалось пусто. — Всегда бы так!       Я почувствовал себя счастливчиком. Может, Женя забыл и не придет? А завтра я смогу притвориться ответственным учеником, который прождал своего учителя больше часа. А он, такой бессовестный, так и не пришел. Какое горе!       От нечего делать я походил по классу, написал на доске большими буквами слово «дурак» и уселся на учительский стул. Жени все не было. Я прождал ещё минут десять. И когда был уверен, что он не придет, в кабинет вошли трое: любимый мной Женя Александрович, физрук и вечно смущенная Люба. — Встал немедленно, — строгим голосом сказал Женя, — это место учителя. Что ты себе позволяешь? — Ладно-ладно. Как скажете. Вечно Вам все не нравится. Пришел — плохо. Если бы не пришёл, то тоже было бы плохо. — Прекрати.       Женя пытался сохранять спокойствие, но у него не получалось. Я заметил, как он сжимает руки в кулаки и как набухает вена у него на лбу. Не знаю почему, но я любил его рассматривать. Было в нем что-то необычное и притягательное. Словно смотришь не на человека, а на картину. Если бы Женя молчал и не пытался мне вдолбить литературу и правила поведения, то кто знает… Может быть, мы бы не конфликтовали. — Ага, — я поплелся к задней парте и улёгся на неё, — у Вас там на доске плохое слово написано. Про Вас, что ли? — Ну, даёт! — недовольно цокнул физрук. — Алексей! — Все, успокойтесь, — сказала Люба и подошла к доске, стирая написанное, — нам нужно придумать хороший концерт для Михаила Васильевича. У кого-нибудь есть идеи? — У меня есть. У меня! — я встрепенулся и начал улыбаться как физрук (то есть, как дурак), — у меня куча идей! — Мы тебя слушаем, — Люба улыбнулась своей улыбкой «Я такая хорошая, что аж тошно». — Да нет у меня никаких идей. Я сюда пришёл, чтобы наш уважаемый Женя Александрович от меня отстал. — Хватит так себя вести! — Женя стукнул по столу. Наверное, это должно было выглядеть грозно, но у меня его реакция вызвала только смех. — Да! — важно поддакнул физрук Степан, — прояви уважение хотя бы к Любовь Матвеевне. — Обязательно. Я вас всех очень-очень-очень уважаю. — Царевич! — снова встрепенулся Женя. — А что я такого сказал? — Женя… Евгений Александрович, оставьте его. Пусть сидит. Может, позже втянется в процесс, — Люба неловко дотронулась до плеча Жени и тут же покраснела, — у меня есть несколько идей. Давайте обсудим. — Давайте, давайте. Любочка, Вы такая талантливая, — физрук тут же зарделся и начал кружить вокруг биологички. И так, и сяк, — присаживайтесь, Любовь Матвеевна. — Да, присаживайтесь.       Женя отодвинул учительский стул, пытаясь неловко поухаживать за Любой. Но, кажется, ей понравилось. Она улыбнулась, опустила глаза в пол и ещё сильнее покраснела.       Наблюдать за учителями было уморительно. Они были почти моего возраста, но строили из себя невесть каких важных людей. Обращение по имени и отчеству, никому не нужная формальность в общении и напускная серьёзность. А как Люба смущалась при виде Жени… И смех и грех. Лучшее, что я видел за последнее время. Работа закипела, и вскоре физруку стало скучно. Самому активному и спортивному не сиделось на месте, поэтому он поднялся и начал делать приседания прямо в классе. — Раз, два, три, — начал считать Степан, — давай, Царевич, подсоби. Сделай хоть что-то полезное. — Да что-то не хочется, Степан Борисович. — Давай, давай. Как говорится, в здоровом теле — здоровый дух. — Ну, если Вы настаиваете.       Я спрыгнул с парты и подошёл к физруку. Женя одарил меня недовольным взглядом. Но мне было все равно, я буквально повернулся к нему задом и начал приседать. — Лучше физкультура, чем литература, — прокричал я, хватая ртом воздух. Я был не самым спортивным парнем, поэтому на двадцатом разе я выдохся. Но упрямо продолжал дальше.       Физруку так понравилась моя инициатива, что он начал меня поддерживать: — Давай, Леша. Пятки не отрывай от пола. Ай, молодца! Ещё. Ещё. Ещё! — Кажется, я все, — я остановился, пытаясь отдышаться. Сердце начало барабанить в грудной клетке, кровь прилила к конечностям и мозгу. — Ну, как же? А отжимания? — В другой раз, Степан Борисович. Как-нибудь приду к Вам в спортзал вместо литературы. — Да чего уж там, приходи! — физрук добродушно махнул рукой, и только потом понял, что сказал, — ну, Царевич. Только не вместо литературы. — Да ладно. Женя Александрович не будет против, да? — я подошёл к столу, где кипела работа и творческий процесс. Люба что-то записывала под диктовку новоявленного сценариста и драматурга. Шло горячее обсуждение, а исписанных листов становилось все больше и больше. — Ну, что? Получается? — Неужели, захотел помочь? Если на тебя так подействовала физкультминутка, то я буду устраивать тебе ее на каждом уроке.       Дожили. Женя Александрович начал мне язвить. Умеет же, когда хочет. А то строил из себя престарелого зануду. — Оставьте его, — Люба что-то зачеркнула в тетради и бросила взгляд на Женю, — главное, что не мешает. Мы и так справляемся. — Но я правда хочу помочь! — Да что ты? — Женя Александрович одарил меня скептическим взглядом, — и почему ты раньше не помогал, а только мешал? — Простите, был виноват. — Да дайте Царевичу сказать, — подключился Степан, — может, что-то годное предложит. Кто его знает? — Да! У меня правда есть идея. — Какая же? — подозрительно спросил Женя. — Ну, — неуверенно начал я, — что, если придумать четверостишия про Михаила Васильевича и весь учительский состав? Можно их под музыку спеть. Ну, как частушки. Вот. — А идея неплохая, — задумчиво сказала Люба, — сможешь придумать? — Ну, я, конечно, не Евгений Александрович. Не такой талантливый и вдохновленный, но попытаюсь. Дайте мне пару минут.       Я взял пару листов бумаги, карандаш и вернулся за последнюю парту. Честно, я не умел писать стихи. Рифмовать слова «любить» и «глупить» мог каждый второй. Наверное, даже Аркаша. Но не факт. В общем, таланта Пушкина у меня не было, но было безумное желание довести Женю. Поэтому я решил выплеснуть всё своё мастерство на бумаге. Несколько минут я посвятил творчеству и вскоре крикнул: — Готово! Я написал!       Учителя подняли головы и уставились на меня. Физрук глупо улыбался и уже был готов аплодировать, а вот Люба и Женя не разделяли восторга коллеги. Кажется, они что-то подозревали. И не зря.       Ну что ж. Начнём. Я прочистил горло и начал громко зачитывать стихотворение:

«Наш директор дядя Миша, Всё очки свои не сыщет! Возраст — страшный. Хоть куда! Помирать уже пора!»

      Не успел я закончить, как Женя подлетел со своего места, приближаясь ко мне: — Ты совсем с ума сошел?! Что ты несёшь?! — А Вам не нравится? Жаль… — Царевич! — Женя Александрович схватил меня за руку и потянул прочь из кабинета. — Подождите! — начал упираться я, — у меня здесь есть ещё про Любочку и про Вас. Давайте зачитаю… — Закрой рот. Просто помолчи.       Женя вывел меня из кабинета и прижал к стене. По его лицу было видно, что он злится. Но я его не боялся. — Почему ты так себя ведёшь?! Что я тебе сделал?! — Ничего ты мне не сделал! Я же сказал, что не буду помогать тебе с концертом! — Не тыкай мне! — А то — что?! Вы, ты. Какая разница?! Мне не нравится, что Вы пытаетесь давить на меня авторитетом, которого нет. Вы мне приказали Вам помогать?! Серьезно?! Да обойдетесь! Я Вам ничего не должен. И литература ваша дерь… — Замолчи, — тихий, еле слышный голос Жени Александровича меня отрезвил. На самом деле, я не хотел так реагировать. Но почему-то литература была больной темой и вызывала во мне протест. Женя хотел меня поломать, перестроить под себя, но я не собирался ему уступать, — Иди домой. Завтра зайди ко мне в кабинет, и мы поговорим. По-другому. — По-другому? — Да, — ответил Женя и отступил на шаг, — а сейчас иди. До свидания, Алексей.       Я хотел вежливо попрощаться, но Женя Александрович отвернулся и даже не посмотрел в мою сторону. Мне оставалось только уйти.

***

      Танцы проходили в деревенском доме культуры. Я очень быстро нашёл это место. Здесь все было рядом, и я ещё ни разу не заблудился. Как только я вошёл в помещение, по перепонкам ударила громкая музыка. Вокруг все танцевали и веселились. Было шумно и людно. Из каждого угла доносился смех, обрывки разговоров и стук девичьих каблуков. Я осмотрелся, замечая Ритку. Она танцевала в самом центре. Вокруг неё собралось несколько парней. Они задорно хлопали и выкрикивали ей похвалу. А она улыбалась и кокетничала, но ни с кем не танцевала. Я хотел подойти и поздороваться, но услышал, как меня кто-то позвал. Обернувшись, я увидел Ваню и Матвея. Они пробирались сквозь толпу и махали мне. — О, Царевич. Не ожидал тебя здесь увидеть. — Ага, ты раньше сюда не захаживал. Что это ты решил заглянуть? — спросил Ваня. — Да захотел зайти и посмотреть, что у вас тут. Что дома сидеть? — Ну, это ты прав, — согласился приятель и отвёл взгляд в сторону. Что-то было не так. Обычно Матвей постоянно улыбался и задавал нескончаемые вопросы. А сейчас мялся, словно боялся сказать лишнее слово. — Давайте отойдем в сторону, а потом поговорим, — не дожидаясь ответа, Ваня схватил нас под локти и потащил к углу. — О чем? — на ходу спросил я. Но мне не ответили. Молчание затянулось. Приятели переглядывались, но не решались ничего сказать. Это было странно, ведь ни Матвей, ни Ваня не отличались скромностью. Ребята, наоборот, поддерживали мои дебоши на уроках. Они были только рады, когда драгоценные минуты обучения уходили впустую, — что уже произошло? Ну?! — Ну, мы это, спросить хотели. Думали, завтра все узнаём. Но раз уж ты здесь… — неуверенно начал Матвей, — что произошло в школе? — Там Евгений Александрович себе места не находит. Лёш, что ты уже натворил? — Да ничего я не натворил, — возмутился я, — мы с ним сегодня немного повздорили. Но ничего серьёзного.       На самом деле, я даже не придал значения сегодняшней перепалке. Все как обычно. Женя Александрович злился и отчитывал меня, а я хамил и говорил, что он мне не указ. Наши отношения стали обыденностью. Неужели его и впрямь так впечатлил мой глупый стишок про директора, что он до сих пор злится? — Ты уверен? — Ну да! А в чем дело? — я перевел взгляд с Матвея на Ваню, не понимая, что происходит. — Я тут кое-что подслушал… — заговорщицки прошептал Ваня.       Из-за музыки и визга какой-то девушки я не сразу его расслышал. Пришлось несколько раз переспрашивать, а приятель, как назло, мялся и говорил невнятно. Мне приходилось почти насильно вытягивать из него информацию. — Не тяни. Ближе к делу, — не выдержал я. — Так вот. Я же рассказываю. Математичка задала мне дополнительное задание. А я же в математике дуб дубом. Чего там! Даже на пальцах плохо считаю. Не говоря уже о делении и умножении трёхзначных чисел. И она говорит: «Не поставлю даже двойку, если ты не…» — Можно покороче? — Да, да. Рассказываю…       Как бы я ни пытался сократить неинтересный рассказ про оценки и математику, Ваня не унимался. Мне оставалось только кивать и слушать. Прошло добрых десять минут, я уже узнал все тонкости отношений приятеля и математички. Я думал, это будет длиться вечность. Но тут Матвей не выдержал и отвесил другу смачный подзатыльник: — Сколько можно трепаться?! Рассказывай уже! — Что?! А я что делаю?! — Боже, — Матвей схватился за голову и решил взять дело в свои руки. Оставалось надеяться, что из него получится лучший рассказчик. — В общем. Ты понял, что Ванек задержался в школе. — Сдавал дополнительные задания по математике, — важно добавил Ваня, нарываясь на мой недовольный взгляд. Даже глухой бы уже понял, что он делал в школе. За что мне это?!       Но я постарался пропустить его реплику мимо ушей: — Так я тоже сегодня задержался в школе. Женя Александрович приказал мне помочь ему с концертом. — И что? Ты помог? — Ага, но не так, как он хотел. — Так в этом и дело, — Матвей задумчиво почесал затылок, — небось, после твоей помощи он и взбесился. — Да ну. Я ничего такого не сделал. — Ну, не знаю. Ваня слышал, как Евгений Александрович жаловался на тебя всем учителям. Революция затевается в школе. Они с Любовь Матвеевной ходили к директору. Как я понял, Василич решил принять какие-то меры. Какие, не знаю. Но чувствую, тебе не поздоровится. — Ну, посмотрим. В лучшем случае меня отправят в Москву. А в худшем — я останусь здесь. Поэтому бояться нечего. — Может, они тебя на учёт поставят или ещё чего? — Мне все равно, — безразлично ответил я.       Мне сейчас совершенно не хотелось думать ни о школе, ни о Жене Александровиче. Я пришёл сюда отвлечься, а не обсуждать мое поведение. Меня уже тошнило от этих парт, учителей и уроков. Хватит. — Нет, ну вы посмотрите, — совершенно не в тему сказал Ваня и расплылся в блаженной улыбке, — какая же она! — Кто? — не понял я. — Да это он о Ритке, — сказал Матвей, — он уже пару лет на неё заглядывается. — Ну, а как тут не заглядываться! — Ваня изобразил в воздухе женскую грудь и бедра, — гляди какая. Ну красота же!       Я проследил за его взглядом, находя в толпе Ритку. Она раскраснелась, льняные волосы выбились из причёски и обрамляли лицо. Стояла себе, переводила дыхание и словно никого не замечала. Сама себе на уме. Гордая, статная и недоступная. — Да хватит на неё слюни пускать. Нужен ты ей, — Матвей попытался вразумить друга. Но тот только мечтательно охнул. — Она на тебя и не посмотрит, — согласился я. — На тебя, что ли, посмотрит? А, Царевич? — обиженно хмыкнул Ваня. — Ну, я и не претендую. Ладно, завтра увидимся, — я махнул приятелям на прощание и юркнул в толпу. Мне больше не хотелось слушать ни о школе, ни о безответной любви Вани. С меня было довольно.       Несколько минут я походил по залу, рассматривая новых людей. Здесь были все: и подростки, и молодые, и даже взрослые. Знакомых лиц не было. Мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать со стороны. — Пришёл всё-таки. Уже думала, шо не придёшь, — Ритка пританцовывая, подошла ко мне, — и шо ты скучаешь? Тебе не по нраву наши деревенские танцы? — Да я не любитель. А ты, смотрю, веселишься, — я махнул рукой в сторону её воздыхателей, — то с тем танцуешь, то с этим. — Ну а шо? Весело. Чего бы и не поплясать. Но хош честно скажу? Не знаю, на шо они мне нужны. — Зато ты им нужна. — Скажешь тоже, — Ритка хитро улыбнулась. Было понятно, что она ни на секунду не сомневалась в своей привлекательности. Ей нравилось быть в центре внимания, кружить в танце то с одним мужчиной, то с другим, — но шо-то я устала сегодня плясать. — Устала? А как же танец со мной? — внезапно рядом появился незнакомый парень. Он уже несколько минут ошивался неподалеку, но не решался подойти. От него за версту несло добротным самогоном и напускной смелостью. Наверное, очередной Риткин кавалер решил попытать удачу. — Да не сегодня уже. И шо ты меня лапаешь?! — возмутилась Ритка, сбрасывая руки парня со своей талии, — дурной, шо ли? — Ну, пойдем. Чего ты ломаешься? Плясала и с Семёном, и с Валерой. А я чем хуже? Пойдем. — Да отцепись ты! Пашка, шо ты пристал, как банный лист! Сказала, шо не хочу с тобой танцевать. — Ишь какая! — парень не собирался принимать отказ. Он крутился вокруг Ритки и пытался её уговорить, — ну, пойдем! Как закружу тебя в танце… — Да хватит меня трогать! — Ритка шлёпнула навязчивого Пашку по руке, но тот только глупо улыбнулся и не собирался прекращать, — шо ты, русского языка не понимаешь? Сказала же, не пойду. — Недоступная такая или что? — Или шо, — Ритка демонстративно отвернулась, давая понять, что не намерена продолжать разговор. Но этот Пашка не отступал. Он продолжал приставать и не понимал слова «нет».       Это была не моя проблема, нужно было помолчать и не лезть. Но я никогда не мог пройти мимо: — Она же сказала, что не хочет с тобой танцевать. — А ты ещё кто? — Пашка презрительно на меня посмотрел. Он был не очень высоким, но довольно крепкого телосложения. С таким бы я точно не хотел связаться. Но было поздно. — Леша, шо ты лезешь? Молчи себе, — Ритка пихнула меня в бок, — похоже, шо я не смогу с ним разобраться? — Послушай бабу, малой, — Паша даже не посмотрел в мою сторону. Он отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи, — так что, Ритка, пойдешь со мной танцевать? — Шо тебе не понятно? Не пойду. — Ну пойдем, — Паша заключил её в объятия, прижимая к себе. Его руки обвили талию Ритки и поползли вниз. — Ты шо, вообще?! Ежели сказала нет, то нет. — Другим, значит, «да», а мне «нет»? Тоже мне, королевишна!       Ритка возмутилась. Накрашенные губы недовольно дернулись. Мне показалось, что она сейчас замахнется и отвесит Пашке сильную пощёчину. Но она не успела этого сделать. Я схватил её за руку и выдернул в середину зала: — А со мной потанцуешь? — улыбнулся я. — А шо, у меня есть выбор? — Нет, — засмеялся я, увлекая девушку в танец. — Ну и шо ты устроил? Я бы и сама его отвадила. Пашка же дурак. Лучше с ним не связываться, а ты полез. — Ну, полез и полез. Тебе какая разница? — я бросил быстрый взгляд на недовольного Пашку. Он сверлил нас взглядом и выглядел очень враждебно. — Да никакой. Но я бы сама… — Сама, сама. Помощь не умеешь принимать? Просто скажи «спасибо». — Да за шо тебя благодарить? — Ритка хмыкнула, но я видел, что она сдерживает улыбку, — гляди, как все на нас смотрят. Завтра вся деревня будет шушукаться, шо я тебя совращаю. — Совращаешь? А ты можешь? — Шо у тебя язык такой поганый? Я тебе слово, а ты мне десять! — А у нас в Москве все такие! — Дурной ты! — хихикнула Ритка. А мне впервые было по-настоящему весело. Может быть, в деревне все не так уж и плохо? А проблемы с Женей Александровичем и школой как-нибудь решатся. По крайней мере, мне хотелось в это верить.