Остался только пепел

      Вечерело. Небо окрасилось сине-фиолетовым цветом, солнце спряталось за горизонт. Кожу щекотал и остужал прохладный ветер, а внутри все горело огнем. Мысли о Жене яркими вспышками взрывались в сознании, выбивая воздух из лёгких. Я не мог справиться с эмоциями. Не мог и не хотел. Наш поцелуй, одно на двоих дыхание заставило меня бросить все дела и бежать в сторону сарая быстро и стремительно. Точно так же, как Женя поселился в моих мыслях и сердце.       Было ещё рано, но я торопился. Вприпрыжку бежал по молодой весенней траве, хватал ртом воздух и играл в перегонки сам с собой. Хотелось прийти первым, чтобы отдышаться. А потом поцеловаться, прижаться ближе и убедиться, что все по-настоящему. Ведь происходящее между нами было странным и неуловимым. Мне казалось, что в любой момент Женя может передумать и оттолкнуть меня. Я бы его не винил. Ни за что. Но надежда на взаимность приятно расползалась внутри и заставляла улыбаться. Этот поцелуй и трепет в груди стали чем-то новым, но неотъемлемым.       Когда я добежал до сарая, Жени ещё не было. Я на пробу дёрнул ручку, но дверь не открылась, только противно скрипнула.       «А вдруг Женя не придет?», — подумал я, пытаясь отдышаться. Но тут же отогнал неугодные мысли. Нужно было подождать. Просто подождать.       Не заботясь о чистоте брюк, я уселся на траву и облокотился спиной о деревянную стену сарая. Ноги приятно загудели после бега, сердце начало успокаиваться. Чтобы себя занять, я сорвал травинку и начал крутить её в руках. Нос заполнил запах зелени и весны. Отдаленно слышалось щебетание птиц. Я прикрыл глаза, вдохнул чистый воздух и почувствовал страх… Липкий, скользкий, пробирающийся в каждую мысль. Чем дольше я ждал, тем сильнее ощущалась тревога.       У меня не получалось контролировать поток сознания. Словно издеваясь, в голове начали появляться страшные мысли:       «Женя подумал, что я ненормальный».       «Он жалеет об этом поцелуе».       «Такие отношения между парнями — ужасно и неправильно».       «Это противно».       «Если в деревне узнают, то жизнь никогда не будет прежней».       Я думал, думал и думал. Боролся с собой и своими мыслями. Перед Женей мне хотелось быть смелым и уверенным. Казалось, если я покажу слабость, то все рухнет. А я был не готов так быстро сдаваться. Уж слишком пьянила меня эта влюбленность.       Убедить себя в правильности таких отношений — легко, Женю — почти невозможно.       Я был уверен: если Женя заподозрит, что мне страшно, и я сомневаюсь — это будет конец. Для нас. Для него. Ведь он бы уволился со школы и разрушил свою жизнь. И ради чего? Ради глупых принципов и установок. Я не мог себе это позволить. Только не сейчас. Поэтому, когда он сомневался — я улыбался и шутил. Хотя внутри все скручивалось от страха.       Целоваться с парнем — странно, пугающе, но так приятно. Я до сих пор чувствовал запах Жени на своей рубашке, фантомное касание губ на щеке и губах. Это «неправильно» сводило с ума. Но даже будучи гениальным врачом и имея лекарство от этой влюбленности, я бы его не принял. Я был готов быть неправильным, но счастливым. С Женей.       Я запретил себе бояться и сомневаться. Только не сейчас и не с Женей. Ведь из нас двоих больше сомневался именно он. А я был готов сделать все, чтобы переубедить и доказать, что любить — это нормально.       Поглощённый мыслями, я не заметил, как стало ещё темнее и прохладнее. Наступил настоящий вечер. Вдалеке послышались шаги. Я медленно поднялся на ноги и поборол желание пойти навстречу. Нужно было ждать.       Секунда, ещё одна. Время замедлилось, словно оттягивая нашу встречу. Я нетерпеливо потоптался на месте, отряхнул брюки и улыбнулся: — Здрасьте, Женя Александрович, — я помахал учителю, словно не видел его долгие годы. А сердце пустилось в пляс, остукивая: «Наконец-то. Я ждал Вас. Мне было страшно, что Вы не приедете». — Здравствуй, — тихо ответил Женя и опустил глаза. Он покраснел и избегал зрительного контакта. Казалось, он сам не верил, что пришел сюда. Ко мне. — Я Вас ждал, — сказал я, избегая тишины и молчания. Мне было важно говорить и слышать, чтобы убедиться — Женя пришёл и не уйдет. Он рядом.       Желание прикоснуться, прижаться ближе чувствовалось по всей поверхности кожи. Оно зудело на кончиках пальцев. Я останавливал себя от безрассудного желания броситься на шею и поцеловать. Мне хотелось чувствовать. Женя показал мне, что так можно. Что он не против. И сейчас я хотел взять свое. Но стойко сопротивлялся желаниям, лишь изредка облизывая пересохшие губы. — Как видишь, я пришел, — Женя стоял на месте, не решаясь подойти. Я тоже замер, словно погряз в земле. В самых смелых фантазиях я представлял, что мы снова целуемся. Сразу. Чувственно и самоотверженно. Но на деле мы боялись посмотреть друг другу в глаза. Как себя вести? Что делать? Он же не пришёл сказать, что все кончено, и это была ошибка?       «Ничего и не было, Леша. Поцелуй ничего не значит, ты и сам это знаешь» — Ты… Вы пришли сказать, что Вы жалеете и больше такого не повторится? Конечно, я так и знал! — я был неуверен, поэтому ударил первым. Слова, словно плеть, рассекли воздух, оставляя после себя звенящую тишину. Казалось, что от напряжения заложило уши. На кончике языка рождались новые колкости, но я их сдерживал. Нельзя. — Я? Нет. Я…       Растерянный Женя заставил меня замолчать. Я наблюдал за малейшими изменениями в его мимике и взгляде. Но мысли утекали, поддавались течению, закручиваясь в банальное и слабовольное умозаключение: «Какой же он красивый». Темные волосы развевались на ветру, кожа приобрела волшебный оттенок из-за розового заката, и я сдался. — Простите. Я просто нервничаю. — Я тоже, — признался Женя, и мы засмеялись. Так просто и искренне, что я поверил — все будет хорошо. — Я рад, что Вы пришли. — Не мог не прийти. — Да? — Да, — эхом прозвучал Женя. — Вы… Ты… Я буду называть тебя на «ты», ладно? А то это странно, что я тебе выкаю после всего этого. Ну, ты понял, — я закусил губу, а Женя выпрямился, сжал кулаки, словно хотел напасть или бежать, — так ты не против? — Нет. Наверное. — Я тебя умоляю, — я хитро улыбнулся, — если ты сейчас скажешь, что ты учитель, я за себя не ручаюсь. — Но я учитель. — Для меня не только учитель, — прошептал я, пугаясь своей откровенности. Завуалированное признание звучало невинно, но я хотел, чтобы Женя знал — он мне нравится. Сильно и необратимо.       Отец говорил, что в моем возрасте нет полумер, и все чувствуется ярко и на полную мощность. Кажется, я понял, о чем говорил папа. Всё было слишком: обиды, эмоции, желания. Рядом с Женей я не думал, а чувствовал. Глядя на него, я не мог поверить, что это происходит со мной, с нами на самом деле.       Если раньше я мог держаться, то после поцелуя все изменилось. Я мог, но не хотел. — Леша, — Женя хотел что-то сказать, но я так боялся услышать что-то не то, что бессовестно его перебил: — Так ты впустишь меня в свой сарай или нет?       Женя кивнул и прошел мимо меня. Он выудил из кармана ключ, вставил в замок, и послышался щелчок — приглашение войти.       Я вошёл первым, быстро осматриваясь. С моего последнего пребывания здесь почти ничего не изменилось. И честно говоря, мне было все равно. Единственное, что меня сейчас интересовало — Женя, который стоял позади меня. Я чувствовал его взгляд. Казалось, что он скользит по лопаткам и ниже. По телу пошли мурашки, но я заставил себя не оборачиваться.       Нужно было начать разговор, сказать что-то взрослое и умное. Но в голове было пусто, а в сердце — наоборот. Внутри рождались новые, неизведанные чувства. Они заставляли краснеть, они сбивали дыхание и подбивали на необдуманные поступки. — Помните, мы хот… — Помнишь, — перебил Женя, — мы же договорились на «ты».       Я его не видел, но был готов поклясться, что Женя улыбался. Едва заметно, уголками губ, но искренне. — Точно. На «ты», — я подошёл к матрасу и уселся на него. Нерешительность начала отступать. Каждая фраза Жени вселяла в меня веру, что всё хорошо, что всё взаимно. Я бы пережил отказ. Правда. Пережил бы и никуда бы не делся. Но мне так не хотелось отпускать Женю и эту влюбленность. Ведь она была невинной, детской и особенной.       Женя был таким.       Я же давно не считал себя ребенком. Мне всегда хотелось кричать, что я взрослый и самостоятельный. И почему-то рядом с Женей я чувствовал себя именно таким, хотя был младше на целых пять лет. — Так что мы будем делать? — предательский нервный смех вырвался изо рта.       Двусмысленность фразы заставила меня покраснеть. Оставалось надеяться, что Женя ничего не заметил и не подумал, — я имею в виду… Вы же хотели мне почитать, да? — Если хочешь, то почитаю, — Женя подошёл к столу и начал перебирать книги. А я думал совсем не о книгах. Толстые переплёты и мягкие обложки меня сейчас мало интересовали, но, противореча себе, я сказал громкое и уверенное: — Хочу. — Что тебе почитать? — Что угодно, но не школьную программу, — сказал я, но подумал: «Что угодно, потому что я не пойму ни строчки». Зачем мне слушать чьи-то фантазии, если свои собственные и так не давали покоя? Я представил, как обнимаю Женю, как прижимаюсь близко-близко и целую. По-взрослому. Сильно и смело. Но я бы не решился это сделать. По крайней мере, пока что.       Ещё пару минут Женя выбирал книгу. А я смотрел, как красивые длинные пальцы прикасаются к корешкам книг и перелистывают страницы. — Надеюсь, тебе понравится, — Женя повернулся ко мне, прижимая книгу к груди. — Я даже не сомневаюсь… — Неужели, увлёкся литературой? — Да, увлекся. Тобой.       Женя громко выдохнул воздух. А я нашел в себе смелость смотреть ему прямо в глаза: уверенно и дерзко. Мне хотелось показать, что мне не страшно, что полностью отдаю себе отчёт в происходящем. Хотя это было не так. Я плавился, словно от палящих лучей солнца. Мысли позорно сбежали, оставляя только одно желание — я хочу его поцеловать. — Я всё-таки тебе почитаю, — голос Жени дрогнул. Он неуверенно ко мне подошёл, усаживаясь на противоположный край матраса. Так близко, но в то же время непозволительно далеко. Я поерзал, сдерживая порыв подсесть ближе. — Почитай…       И Женя начал. Он читал медленно и с выражением. Но я не ошибся, ведь действительно не понимал ни слова. Смысл и звуки пролетали мимо меня. Голос Жени обволакивал и обнимал меня, вышибая все мысли. Я наблюдал за его губами. Они были слегка приоткрыты и блестели от слюны. Ведь после каждого абзаца, Женя облизывал губы, заставляя меня тяжело сглатывать.       Шелест страниц, учащенное биением сердца — я не выдержал и подсел ближе. Бедро к бедру. Через ткань брюк я чувствовал Женю, его тепло и кожу. — Женя, — позвал я, но он невозмутимо (враньё) продолжил читать. Я видел, как Женя оттягивает рубашку от горла, как дёргается его кадык и сбивается голос. Он нервничал.       Моё присутствие заставляло его теряться и терять контроль. — Женя, хватит. — Нужно дочитать. — Нет.       Я был близко, но стал ещё ближе. Медленно, я наклонился к Жене. Нас разделяли миллиметры. Я почти чувствовал его губы на своих. Дыхание смешалось: — Что ты делаешь? — Ты же обещал, что поцелуешь, — мой шепот в чужие в губы и оглушающий стук сердца в груди. Я сходил с ума, терял рассудок. Мне так хотелось поддаться вперёд и поцеловать. Снова. — Я не обещал, — возразил Женя, но мне было все равно. Я немного поддался вперёд и дотронулся кончиком носа его носа. Холодный… — Тише, — я приоткрыл рот, готовый поцеловать в любую секунду. Но оттягивать момент оказалось так сладко и приятно. Я отстранился, потом опять приблизился и снова отстранился. По телу прошлась дрожь. Воздух ощущался тяжёлым и густым, словно перед грозой. Но гроза была внутри.       Я облизнул нижнюю губу и не выдержал — поцеловал. Аккуратно, невесомо. Мне было страшно углублять поцелуй, но хотелось сильнее, ближе. Я обнял Женю, зарылся пальцами в мягкие волосы, и это было невероятно. — Обними меня, — попросил я, чувствуя, как Женя гладит меня по спине. Там, где шрамы, — ты… ты…       Я хотел сказать так много, но не сказал ничего. Лишь целовал отчаянно, но невинно. Решая, что можно всё, я высунул язык и слегка лизнул Женину верхнюю губу. Сладко. До дрожи. Но Женя отстранился. — Что? — спросил я, боясь услышать, что это слишком. — Ничего, — Женя улыбнулся и провел языком по влажной губе. Но тут же смутился и отвёл взгляд в сторону, — я… Прости. Я… — Что?.. — Все нормально. Нормально! — раскрасневшийся Женя подскочил на ноги и подошёл к столу. Он повернулся ко мне спиной. Тонкая ткань рубашки прилипла к красивому телу, и я засмотрелся. Захотелось подойти, обнять со спины и провести рукой. — Женя?.. — Все хорошо. — Ты чего? — Все хорошо, — упрямо повторил Женя, но все ещё стоял ко мне спиной. У меня проскочила догадка, что он смутился естественной физиологической реакции, но я решил тактично промолчать. Ведь и сам чувствовал, как в брюках стало некомфортно и тесно.       Между нами повисла неловкость. Мы молчали. Но вдруг Женя заговорил: — Лёш. Я давно хотел тебя спросить. — Спрашивай. И может хватит там стоять? — я похлопал по матрасу рядом с собой, но Женя все равно не увидел этого. Он по прежнему стоял ко мне спиной. — Твои шрамы. — Ну? И почему ты вообще решил об этом вспомнить? Мы тут обсуждали… Точнее… В общем, ты меня понял.       Почему-то мне было сложно произвести вслух «мы целовались», хотя это было по-настоящему, и я хотел ещё. Но озвучить — значит спугнуть нереальность и волшебство происходящего. А мне хотелось сохранить новизну и трепет как можно дольше. — Откуда они? — В смысле? — я недовольно вскинул руки вверх, — я же тебе рассказывал. Ещё когда Аркаша тонул. — Ты сказал, что это сделал учитель литературы. — Да. — Я думал, что ты… — Что я соврал? Ты мне не поверил? Серьезно?! — я подскочил на ноги и сделал пару шагов к Жене. Этот разговор мне не нравился, потому что он возвращал меня обратно в Москву, к воспоминаниям про Степана Ивановича. А я не хотел, чтобы Женя знал, что произошло. Особенно сейчас. Мне казалось, что он не поймет и осудит. Было страшно рассказывать про свое прошлое, которое могло разрушить настоящее и будущее. — Прости. Я, наверное, сужу людей по себе. Я бы никогда не ударил ребенка. — Знаю, — я позволил себе подойти и обнять Женю со спины. Прямо как мечтал несколько минут назад. Я прижался близко-близко и уткнулся носом в шейный позвонок. Женя замер. Казалось, он не дышал, — Женя, ты очень хороший. Но не все люди такие. А эти шрамы… Ерунда. Они уже давно зажили. И честно говоря… Я их заслужил. — Что? — Я… Я не знаю, как сказать.       Между нами повисла правда, и впервые за все пребывание в деревне мне стало страшно. Как сказать честному, доброму, самому лучшему человеку, что я был виноват в смерти учителя?