***
Я развалился на матрасе в сарае и лежал. Мысли уплывали. Я думал обо всем и ни о чем. На мне сказывалась усталость. Я устал от всего. Порой, казалось, что я устал жить. Но выбора не было. День за днём я просыпался, натягивал улыбку, говорил: «Я в порядке» и проживал новый день. Я мог выдохнуть и расслабиться только под вечер, когда солнце пряталось за горизонтом. А я в сарае, от войны и окружающего мира. Там я оставался в одиночестве, но был не один. Ведь в мыслях всегда был Женя. После тяжелого дня я начал засыпать. Тук. Веки тяжелели, тело становилось лёгким и невесомым. Тук-тук. Реальность начала расплываться, время замедлилось, меня начало утягивать в сон. Тук-тук-тук. — Леша, открой! Леш… Рита. Я подскочил с матраса, не понимая, что происходит. В голове звучал голос подруги. Я был готов поклясться, что мне не почудилось. Сонным взглядом я осмотрелся по сторонам — пусто. Все спокойно: на столе горела свеча, отбрасывая замысловатые тени на стены. Рядом лежало недоеденное яблоко и Женина книжка. Ни души. Тук. Тук. Тук. Тук. — Леша, — снова послышался слабый тихий голос и скрежет ногтей по дереву, — Леша, это я. — Рит? — позвал я в пустоту и подлетел к двери, — что ты здесь делаешь? Глаза начали привыкать к темноте, я видел очертания и силуэты. Но мне это было не нужно. Я знал этот сарай, как свои пять пальцев. На ощупь я нашел щеколду и открыл дверь. В лицо ударил прохладный ночной ветер, а в руки упала Ритка. Слабая, дрожащая и бледная, как сама смерть. — Рит, Рита, ты чего? — я подхватил подругу, не давая ей упасть. Страх парализовал. Что случилось? На неё напали? Она ранена? Что?! — Рита, не молчи! Рита! — Помоги мне, — голос подруги скрипел. Она тяжело дышала и со всей силы сжимала мои плечи, — пожалуйста, помоги. — Рита! Рита! — Лёша, — она болезненно застонала, а у меня внутри все сжалось от непонимания и животного страха, — шо же так больно? — Рита, посмотри на меня. Рита! Я подхватил подругу на руки и перенёс на матрас. Меня захлестнула паника. Нужно было бежать, звать на помощь. Делать хоть что-нибудь! Но я застыл на месте, боясь пошевелиться. — Я… Я… Шо мне делать? — Рита лежала на спине, отчаянно цепляясь пальцами за простынь. Она корчилась от боли, но не могла сказать ничего внятного. — Скажи, что у тебя болит. Я… — паника. Паника. Паника! Вдох-выдох — я сделал глубокий вдох, чувствуя как лёгкие наполняются кислородом и выравнивается сердцебиение, — я помогу тебе. Скажи, что мне сделать. «Я смогу. Смогу. Я должен помочь Ритке». — У меня… — Рита не договорила. В тишине сарая раздался крик. Загнанный, пугающий. Подруга до крови закусила губу, встречаясь со мной взглядом и начала тянуть наверх ночную рубашку. Только сейчас я заметил, что её ноги и бёдра были в крови, а под тонкой тканью рубашки виднелся округлый живот. Господи (кажется, я всё-таки уверовал)! Подруга была беременна. Что мне делать?! Как я не заметил этого раньше?! — Рита?! — Да. Это то, шо ты думаешь. У меня была уйма вопросов. Кто отец? Когда это произошло? Почему она мне не сказала? Но выругавшись, я озвучил только один: — Какой месяц? Рита! Какой месяц?! — Пятый. — Чёрт! — Мне так больно. Лешенька, шо делать? Шо мне делать? — Ритка говорила еле слышно. Каждое слово вторило стону или громкому свистящему вдоху. Подруга была очень слабой, и я боялся, что она не переживет эту ночь. — Нужно позвать какую-то женщину. Кто разбирается в этом? Мне кажется, ты р-р-рожаешь, — от страха я начал заикаться. Язык не слушался. Страшное слово «роды» пугало до чёртиков. В теории я знал, как это работает (спасибо энциклопедиям и природной любознательности), но на деле я был беспомощным, — Рит, потерпи. Я сейчас кого-нибудь позову… — Нет, — я почувствовал сильную хватку на запястье. Страх подруги переливался мне телесно, — пожалуйста… Не уходи. Лёша, не уходи. Не оставляй меня здесь одну. — Но… — Не уходи, — Ритка потянула меня за руку, заставляя сесть на матрас рядом с ней. Я вглядывался в ее лицо: усталое, мокрое, с прилипшими ко лбу волосами и обескровленными губами, — пожалуйста… Я не хочу, шобы кто-то шо-то знал. — Это все серьезно. Я… Я же не знаю, что делать, — я приложил ладонь ко лбу подруги. Почти кипяток, — ты горишь. — Нет, пожалуйста. Нет, — она повторяла, как в бреду, все сильнее сжимая мою руку. — Я пойду и позову на помощь, ладно? Я быстро. — Нет, нет, нет. — Я не брошу тебя. Слышишь? Рита закричала. Её подбросило на матрасе, а я забыл, куда собирался и что хотел сделать. Если я сейчас побегу за помощью, то помогать будет некому. Я боялся оставить подругу одну. Но здесь не было ничего, что могло помочь Ритке: ни полотенец, ни воды, ни спирта. — Посмотри, шо там. Посмотри. — Где? — испуганно спросил я, на что подруга многозначительно промолчала и начала поднимать ночную рубашку ещё выше, — что? Ты серьезно? — Похоже, шо я шучу? — задыхаясь от боли, простонала Ритка. — Ладно-ладно. Ты главное дыши, хорошо? Давай вместе со мной. Рита! Риточка! Давай! Дышим вместе. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я встал у ног подруги, не решаясь заглянуть под ночную рубашку. Неловко, страшно. Это были не картинки в энциклопедии, а настоящая, живая девушка. «Которой нужна твоя помощь, идиот! Ты же будущий врач», — я мысленно влепил себе пощечину и полностью отбросил ткань. — Шо там? — Ты… Ты рожаешь, — я озвучил то, что мы и так знали. Но я словно проглотил язык. Ведь ещё несколько недель назад я даже не мог подумать, что увижу такое. Чудеса рождения оказались вовсе не чудесами. Все было в крови, Рита корчилась от боли. А я от беспомощности и незнания, как помочь. — Я не хочу, — подруга завыла от боли и начала метаться по матрасу, — ещё рано. Шо-то же не так. Шо-то точно не так. — У тебя нет выбора, — я смотрел на кровавое месиво между ног подруги и понимал — это ненормально. Так не должно быть. У неё кровотечение, — Рита, Риточка, — я сел рядом с ней и схватил за руку, — все будет хорошо? Ты мне веришь? Ты, главное, не отключайся, ладно? — Лад.но… Бабы в поле рож…ают, — девичья грудь рвавно вздымалась. Ритке было больно, её лихорадило. — Вот. Да. В поле, а ты не в поле. Ты со мной, да? Они рожают и ты родишь. — Ага… — Риточка, — подруга начала закрывать глаза, я попытался привести ее в чувства и легонько похлопал по щекам. — Все… Все нормально. — Да, да. Нормально. Ты молодец. Ты, главное дыши, и тужься, хорошо? Да, да. Вот так. Я вскочил с матраса, хватая простынь и наволочки. Стыд ушел, поэтому я, не задумываясь, положил постельное белье под бедра подруги. Оно тут же окрасилось красным. — Лёш, я… Боль…ше не м…огу… — Ты можешь! Ты все можешь! Ещё немного. Потерпишь, да? — я пытался подбадривать, но сам был на грани обморока. Но ни при каких обстоятельствах я не мог себе это позволить. Я был нужен Ритке. Нужен! Эта ночь превратилась в безумие. Все смешалось: крики, стоны, пот и кровь. Рита держала меня за руку до хруста костей и умоляла, чтобы это прекратилось. Но я не мог помочь. Подруга должна была родить. Может, прошло два часа, может, больше. Но пытка не заканчивалась. Мне было так страшно, что подруга не выживет и умрет у меня на руках. А я, глупый идиот, не смогу её спасти. — Риточка, ещё немного, — я смотрел и видел, что показалось кровавое нечто. На секунду мне стало стыдно, что я так подумал о ребенке, но потом отбросил эти мысли в сторону. Оно не жилец. Слишком маленький срок, слишком сложные роды. И роды ли это вообще? — ещё немного. Слышишь? Давай. — Да… Рита была умницей. Она старалась изо всех сил. — Почти все. Уже все. Позабыв обо всем, я потянулся руками к плоду и медленно потянул на себя. Что-то тёплое, мерзкое и слизкое. Рита не издала ни звука, я со страхом поднял на неё взгляд и понял, что она отключилась. Черт, чёрт, чёрт! У меня в руках было мертвое, недоношенное нечто, а на матрасе полуживая подруга. Нужно было действовать быстро, хотя внутри я оцепенел от страха. Неужели это происходит со мной? — Леша, соберись! — вслух сказал я, осознавая, что у меня дрожат не только руки, но и голос. Я положил мертворождённое нечто на простынь и завернул, чтобы Рита это не увидела. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Наверное, если бы у меня был слабый желудок, меня бы вывернуло прямо на пол. Но не зря я собрался стать врачом — у меня это не вызывало отвращения и не пугало. Пугало только состояние подруги. — Рита! Рита! — я в одну секунду оказался рядом с ней и попытался привести в чувства. Мои руки были в крови, оставляя красные следы на коже и белой рубашке, — все закончилось. Ты как?! В ответ мне достался только стон, но главное, что подруга была жива. Пока жива… — Лежи, хорошо? Я скоро вернусь. — Мм? — послышалось бессознательное мычание, и я решил не тратить время. Я вылетел из сарая и помчался со всех ног к дому Ритки. Мне нужно было чистое постельное бельё, одежда, вода. Лекарства. Хоть какие-нибудь! Мой путь туда-обратно испарился из памяти. Ночь, вокруг никого, а я бежал и задыхался, но продолжал ускоряться. Я помнил только ветер в лицо и мысли: «Только бы успеть». И вот я снова в сарае. Успел. Подруга была по-прежнему без сознания, но жива. Это вселяло надежду. — Рита, ты меня слышишь? Я здесь. Здесь. — Лёш? — Да, да. Это я. Мне так хотелось, чтобы Рита сказала что-нибудь ещё, но она замолчала, возвращаясь в беспамятство. Я не мог оставить подругу лежать в крови. Мне было не по себе от того, что на ней и под ней остались следы пережитого ужаса. Собрав всё своё мужество, я решил действовать. Аккуратно подхватив испачканную ночную рубашку, я потянул её вверх, оставляя Ритку без ничего. Клянусь, я старался не глазеть. Это было просто тело. Женское тело. Ничего особенного. Если бы Ритка была в сознании, она бы пошутила и сказала, что я веду себя, как малолетка. Но я и был малолеткой! «Ты идиот! Прекрати!» — я ругал сам себя, пытаясь отвлечься от неловкости. Кажется, помогло. Я намочил полотенце и начал аккуратно стирать следы крови с бледной кожи. Ноги, бедра, живот. Я старался не думать, а делать. Намочить полотенце, протереть кожу, намочить, протереть. Когда я закончил, я надел на Ритку новую ночную рубашку и положил на другую чистую сторону матраса. Она крепко спала. Мне оставалось надеяться, что хотя бы во сне ей не больно. Пока я избавлялся от следов ночного кошмара, начало светать. На меня навалилась дикая усталость, но я должен был закончить начатое. Морщась, я схватил свёрток с мертвым плодом и лопату (повезло, что в сарае у Жени были инструменты на любой случай) и пошел к озеру. Наверное, мне нужно было спросить у Риты, что делать с этим… Ребенком. Но тогда я об этом не думал. Мне хотелось как можно быстрее похоронить существо, которое чуть не убило мою подругу. Гадко и бесчувственно. Наверное, Женя бы меня за это ненавидел, но я отбросил эти мысли и начал копать. Когда я засыпал маленькую яму землёй, стало легче. Пора было возвращаться к подруге.***
Рита начала приходить в себя. Медленно и болезненно. Но главное, она была жива. Первые дни подруга не выходила из сарая и почти все время была без сознания. Я старался не оставлять её ни на минуту и помогал, чем мог. — Лёш, воды, — шептала Ритка. А я аккуратно её поил, придерживая голову и словно молитву повторял: «Все будет хорошо». Было страшно, что ей станет хуже, но шли дни, и Ритка становилась румянее и сильнее. Вскоре она окрепла и вернулась к привычной жизни. Почти привычной… Если физически подруга оправилась, то морально была убита. Рита перестала улыбаться и превратилась в собственную тень. Я переживал, заботился и выгораживал её перед бабой Тоней: — Где твоя непутёвая подружка, а, внучок? — интересовалась бабушка, — я жду, жду. В магазине дела стоят, а её все нет. Неужто загуляла с кем-то? Ай, девка! Мужиков в округе не сыщешь, а она их на нюх чует. — Ба, да что ты. Ритка заболела. — Заболела, говоришь? — Ну да. А магазин твой вообще закрыт. Зачем тебе здесь Ритка? — Да как зачем? — удивлялась баба Тоня, — я тебе скажу зачем… — Так давай я тебе помогу. Чем я хуже Ритки? — Тьфу, на неё! А ты молодец, Лёшенька, бабке своей помогаешь, — на этом разговор заканчивался, и я принимался за дело. А после помощи в магазине бежал домой к Ритке. Так продолжалось несколько недель. Я почти круглосуточно был рядом с подругой. Мы много разговаривали, но тема недавних родов не поднималась. Подруга словно оттягивала разговор, а я опасался начать первым, чтобы не навредить. Но однажды решился: — Рит, я хотел тебя спросить, — от неловкости я замолчал и начал рассматривать комнату Ритки. Хотя бывал здесь так часто, что мог бы ориентироваться с закрытыми глазами. — Шо такое? — Ты можешь не рассказывать, если не хочешь, — я вздрогнул. В памяти вспыхнули болезненные стоны и крики подруги. Её роды ещё долго не выходили у меня из головы. Я каждый раз думал, что бы я делал, если бы все закончилось плачевно. Но Ритка сильная. Она справилась, — в последнее время ты сама не своя. — Да шо ты говоришь. — Да. Раздался вздох. Ритка лежала у меня на коленях, прикрыв глаза. Не задумываясь, я гладил её по волосам и пытался успокоить. Мол, я рядом, все хорошо, тебе не нужно бояться. — Лёш, я… Я не знаю, шо тебе сказать. — Рит. — Нет, ты не подумай, шо я тебе не доверяю, али шо-то скрываю. Ты мне помог. Так помог, шо мне больше нечего стесняться, — Ритка захихикала, но смех был горьким и невесёлым. — Я бы ни за что тебя не оставил. — Знаю. Так шо ты от меня хочешь? Мне ещё раз сказать «спасибо»? Так я скажу. Спасибо. Если бы не ты, я бы уже на тот свет отправилась. Ты же меня выходил, но я не понимаю, шо ты со мной возишься? Мы дружили уже не первый год, но казалось, Ритка не могла в это поверить. Точнее, её часть: поломанная и обиженная. Иногда мне казалось, что я знаю две Ритки. Одна — сильная, язвительная и независимая, а вторая — напуганная маленькая девочка, которую никто не любит. — Меня дурным называешь, а сама что? Ещё не поняла, что ты мне как родная стала. — Родная, — Ритка повернулась на бок, пряча от меня лицо, — у тебя есть родные. Мать, отец. А у меня — никого. Был Аркаша, а сейчас. Сейчас я совсем одна. Я промолчал. Не нашелся, что сказать. Ведь брат Ритки пропал шесть месяцев назад. А надежды, что он жив — не было. Я как сейчас помнил, что в деревню забрели раненые солдаты. Им был нужен кров и отдых. Мы всей деревней их выхаживали, кормили и поили. Молодые девки вокруг них кругами ходили и выпытывали байки про фронт. Охали, ахали, вздыхали, восхваляли советских героев. А воякам только в радость было рассказывать про войну и собственные подвиги. Аркаша тоже уши развесил, зарделся и начал рваться на фронт: — Ну, а шо, сеструха? Шо? Не хочешь, шобы брат героем стал? — Ритка только улыбалась и не воспринимала брата всерьез. Ведь он с начала войны хотел воевать, но только на словах, а не на деле. Но в этот раз все было иначе. Аркаша ушёл с солдатами, оставив записку на столе: «Вернусь, сеструха. Жди». После этого Ритка изменилась. Она погасла. А я в деталях запомнил наш роковой разговор: — Что случилось? — спросил я. Тогда я ещё не знал, что Рита лишилась единственного родного человека. Я как обычно пришёл в гости и надеялся скоротать вечер, — Рит? — по лицу подруги я понял, что случилось что-то неладное. Я с ужасом ждал ответ. Но Ритка не ответила, лишь протянула мне записку Аркаши. И я понял — это конец. Мне хотелось её обнять, прижать к себе, но Ритка остановила меня жестом. — Не надо, — сказала она. Её лицо превратилось в маску и ничего не выражало. Боль была заперта внутри. Рита не позволяла ей вырваться наружу. — мы не будем об этом разговаривать, понятно? Я только кивнул. Язык прилип к нёбу, слова поддержки испарились. Ведь мы оба знали, что Аркаша не выживет. А бессмысленное: «Он обязательно вернётся» — ничего не изменит. Таким как он, не место на фронте. Аркаша был нежилец. После этого случая Ритка от меня отдалилась. Мы по-прежнему дружили, но она все чаще предпочитала одиночество. А я прятался в сарае и пытался поверить в светлое будущее и мирное небо. Больше мы не разговаривали об Аркаше. Клянусь, я пытался. Но Ритка упорно переводила тему или говорила, что устала. Но сейчас ей было некуда деваться: — Рит, если ты хочешь поговорить о брате или о том случае в сарае… То я здесь. — Я? — Ритка встрепенулась, подняла голову. Но тут же расслабилась и снова легла ко мне на колени, — я ничего не хочу. Это ты начал этот разговор. Но если хочешь — спрашивай. Шо ты хочешь знать? Кто был отцом того ребёнка? Почему я не сказала, шо беременная? — Да. — А шо мне нужно было сказать? Шо я опять на те же грабли? — Как так, — я запнулся, пытаясь подобрать подходящие слова, — как так получилось? — Да поделом мне. Перед тем как брат пропал…— Ритка часто заморгала, пытаясь сдержать слезы. Я видел, как ей тяжело, но не подал вида. Мне оставалось только быть рядом и успокаивающе гладить ее по голове, — ты же помнишь тех солдат, да? — Конечно, помню. Кажется, их звали Сергей и Димка. Они были молодыми, но побитыми жизнью и фронтом. Я помнил имена, лица стёрлись. В памяти остались только безликие силуэты и топот армейских сапог по деревенским дорогам. — Ну вот. Я же знала, шо так будет. Знала, шо нельзя этого делать. Но Димка этот… Ухаживать за мной начал, а я оглянуться не успела, как он под юбку полез. Я даже не хотела, понимаешь? А он все говорил, какая я красивая, шо может в последний раз бабу видит и щупает. — Ты не хотела? — у меня внутри все оборвалось. В груди появился ком, — Рит, не молчи. Он что-то тебе сделал?! — Нет, шо ты, — подруга отмахнулась, а у меня отлегло, — ты шо думаешь, шо я бы не смогла себя защитить? Шо-то ты меня плохо знаешь. — Никогда в тебе не сомневался, — улыбнулся я. — Нет, ты не подумай. Димка-то ничего плохого не сделал… — Ага, ребенка он тебе сделал, — я не удержался и съязвил. Где-то внутри загорелась злость. Да из-за этого Димки моя Ритка чуть не умерла. А ему хотелось напоследок повеселиться с красивой девушкой! — урод он, твой Димка… — Лёш, ну хватит. Я к тому, шо силой он меня не брал, ясно? Просто не любила я его, и не особо он мне нравился. — Тогда зачем? Рит, зачем? — я заставил подругу подняться с моих колен и посмотреть мне в глаза. — Я… — Ритка опустила взгляд и начала ковырять ранку на пальце, — я понимаю, шо Димке от меня было нужно только одно. Но мне так хотелось, шобы кто-то меня… Любил. — Рит, — я прижал подругу к себе, — я тебя люблю, слышишь? Ну сколько мне нужно ещё это сказать, а? И тебе не нужно спать с мужчинами, чтобы они тебя любили. Любят ведь не за это. — Знаю. Правда, знаю. У мамы с папой все по любви было. Они счастливы были. А у меня… Эх, правду говорят, шо я непутевая. — Прекрати. Ты хорошая. — Для тебя только и хорошая. — Остальные просто дураки и не знают тебя. — Ну, шо правда, то правда, — Ритка усмехнулась, — и прости, шо избегала тебя. Когда Аркаша ушёл… Я была не в состоянии. А потом узнала, шо беременная, и мне было страшно признаться. Случайно ведь вышло. Не должно было так быть. И знаешь, шо самое ужасно? Я рада, шо этот ребенок не выжил. Хочу забыть это. — Забыть что? — я шутливо вскинул брови, пытаясь разрядить обстановку. — А я не помню, — Ритка засмеялась. Очень тихо, но искренне. Она выговорилась и ей стало легче, — и, Лёш, ежели шо, то я тоже рядом. Вижу ведь, шо тебя шо-то мучает. Постоянно в сарае Жени Александровича прячешься. — Там просто спокойно, — попытался оправдаться я. — Да знаю я. Сама бы хотела куда-то запрятаться. Но необязательно быть одному. От меня это по-дурному звучит, но шо я ещё могу? Думаешь, шо я слепая? Я же все вижу, но не спрашиваю. Потому шо сама такая же. Знаю, шо сложно открываться даже друзьям. Но ведь так нельзя. Сам же говорил. Но ты все молчишь, не рассказываешь. Да ещё и мне успеваешь сопли подтирать. — Рит… — я не знал, о чем говорит подруга. Она ведь не могла знать о нас с Женей? Не могла. Точно не могла. А мое подавленное состояние можно было списать на что угодно. У нас война в стране и этого достаточно. — Ну шо? По Москве своей скучаешь али по родителям? Я облегчённо выдохнул. Напряжение начало спадать. Подруга ничего не знала. — Скучаю, — ответил я. Но струсил признаться, что больше всего скучал по Жене. И каждый день боялся, что он больше никогда не вернётся. Наверное, Ритке можно было рассказать, но это был не мой секрет. А наш.***
После долгого дня я по привычке пошел в сарай. В последнее время я мог заснуть только там. Кровать в доме казалась жёсткой и неудобной, а старый потрёпанный матрас — царским ложе. Меня клонило в сон. В кои-то веки мне было спокойно, а тревожные мысли отошли на второй план. Наверное, я устал жить в страхе, поэтому искренне поверил, что ничего плохого не случится. Наша деревня была целой. Каким-то чудом немецкие снаряды пролетали мимо и до нас долетали только осколки. Все были живы и даже Ритка чувствовала себя неплохо. Она почти поправилась и понемногу возвращалась к прежней себе. Вопреки смерти, войне и страху, внутри теплилась надежда на мирное будущее. Я не знал, насколько хватит моей веры, но сегодня я хотел заснуть без тревоги. Но как только я подошёл к сараю, тревога вернулась и накрыла меня с новой силой. Вдалеке я заметил силуэт. В деревне был чужак. Сердце забилось в беспокойном ритме, разгоняя по телу страх. Это мог быть заблудившийся солдат или… Или… «А вдруг это немец?!» — завопил внутренний голос, но я одернул себя и сделал шаг навстречу. Нужно было разобраться, кто это и что ему нужно. — Эй, кто вы? — прокричал я, пытаясь разглядеть лицо. Но у меня ничего не получилось. Этот незнакомый бородатый мужик стоял ко мне боком и курил. У него была повязка на руке и потрёпанный вид. Я прикинул, что если придется драться, то у меня будет неплохой шанс. Но вопреки воинственному настрою, я спросил: — Может, вам нужна помощь? Эй! Незнакомец повернулся ко мне лицом, сделал затяжку и замер. На заросшем, обветренном лице появилась добродушная улыбка: — Я бы не отказался от помощи, — он выдохнул дым, и знакомый голос весенним громом разнёсся по всему телу. Не может быть. Не может быть. Не может быть! Я бы узнал этот голос даже через сотню лет. Это был Женя. Я вглядывался в родное лицо и не понимал, почему не узнал его сразу. Та же улыбка, тот же добрый взгляд. Мой Женя. Не отдавая себе отчёта, я бросился к нему на шею и крепко обнял. В нос ударил незнакомый запах табака и родной — Женин. Я им дышал, я его так любил. Плевать, если кто-то увидит. Плевать, если я сошёл с ума и брежу. Меня ни за что не оттащить! Мой Женя, только мой. Казалось, я задыхался от эмоций. Задыхался от счастья. Женя был жив, он здесь. Рядом. Я прижимался ближе, шептал, что люблю и наконец-то чувствовал себя счастливым. Целиком и полностью.