Остался только пепел

      Он вышел из дома в четыре утра. Город еще только начинал просыпаться, но он брел, не поднимая головы, сам не зная, куда. Самое ужасное было не просто проснуться от кошмара — а проснуться и осознать, что кошмар продолжается и наяву.       Женя плохо ориентировался в Москве, поэтому шел по инерции. Тупая боль влекла его вперед. Проснувшись, он первым делом вспомнил, что ее больше нет. Сел на диване, помятый, сломанный и опухший. Бросил взгляд на незнакомую квартиру — и осознанием с привкусом боли оглушительно накрыло.       Удивительно, что весь город не чувствовал его боли.       Он медленно встал. Голова кружилась, внутри была такая боль, что хоть выскребай. Леша спал на маленьком кресле, свернувшись под неудобным углом. Женя не стал его будить. Сейчас собственная боль была настолько острой, что коснись — порежешься. Женя тихо вышел из квартиры, спустился по лестнице вниз — быстро-быстро-быстро, не считая ступеньки и пролеты, и через минуту оказался на улице.       Легкий прохладный ветер едва не сбил с ног.       Женя остановился. Прислушался. Ничего. Мир жил, как обычно, и вот только у него больше не было мира.       Он открыл рот, но не издал ни звука. Убрал руки в карманы и пошел по улицам, никуда не смотря, ни о чем не думая.       Он думал, что он уже испытал все мерило боли, которое могло только выпасть на долю человека. Он видел смерти — о, он видел их достаточно, но что значит смерть сотен незнакомых людей по сравнению со смертью самого близкого человека?       Сердце у него сжалось. Женя ускорил шаг.       Он хотел выпить.       Он и сам затруднялся ответить, откуда у него взялось это наваждение. Он просто вспомнил мужиков из деревни, которые запивали свою боль. Она была похожа на пожар, которая разъедала грудную клетку, и только так ее можно было потушить хотя бы на мгновение. Мгновение в аду — это уже вечность. И поэтому Женя захотел забыться. Он шел и не осознавал. Ну разве может такое быть? Как в мире, где с детства твердят о боге, о милосердии, о рае — умирают дети? Если есть бог, зачем он так поступает? Разве это не самое ужасное наказание для родителя — потерять ребенка? Почему умирают дети? Маленькие, беззащитные, которые не сделали никому зла? Почему из всех видов наказания бог выбирает такой?       Нет, — Женя покачал головой, — эта проделка достойна самого дьявола.       Он ускорил шаг. Редкие прохожие, встречающиеся ему на пути, старались пройти мимо него побыстрее. С красными глазами, осунувшийся, постаревший в миг на несколько лет Женя отпугивал прохожих. Горе отвратительно. Кем бы ты ни был в жизни — царем, героем, королем — такая боль разнесет тебя по кусочкам.       Тут внимание Жени привлекла пошарпанная вывеска небольшого кабачка. То ли они ещё не закрылись, то ли работали даже в такое раннее утро, но дверь была открыта. Женя вошел.       В заведении никого не было. За стойкой в полусонном состоянии молодой парень протирал стаканы. — Извините, мы закрыты, — подал он голос, когда Женя подошел ближе, но потом, встретившись глазами, вдруг кивнул, — а хотя ладно, садитесь.       Женя не сказал ни слова. В горле противно першило. Он не плакал ни на войне, ни когда расставался с Лешей. Ему казалось, что все слезы уже высохли, что их не осталось, что свое он отплакал. Нет, это была передышка. Теперь ему придется строить свою жизнь заново. Вот только нужна ли ему такая жизнь? — Водки, — тихо сказал Женя. Молодой человек кивнул, не задал ни одного вопроса. Но для Жени он сейчас был все равно что наподобие призрака. Он вгляделся в его лицо — молодой, лет двадцати пяти, скорее всего, подрабатывает. Кольца на пальце нет — но явно скоро женится, наверняка у него есть подружка — он симпатичный, а может, и у них будут дети.       Дети.       А у Жени их не будет. — Что с Вами? — спросил парень, заметив, как Женя болезненно сморщился, — может, врача? — Нет, — Женя покачал головой, — водки. — Вот.       Женя выпил. Стало только хуже. Стало горько еще и во рту. Парень скривил губы. — Плохо, да? — Плохо.       Перед Женей показался еще стакан. Он снова выпил. К вкусу спирта привыкаешь — это же спирт. Почти лекарственное средство. Женя невесело хмыкнул. Бежать всю жизнь от образа жизни тех, других, и все равно стать таким же. Жалким, опустившимся пьяницей, который пьет в четыре утра дешевую водку.       Женя выпил еще. Зачем ему нужно было выжить на войне, пройдя боль, смерти, грязь, вшей, насилие, чтобы оказаться убитым спустя годы в самом красивом городе России, сидя вот тут, в каком-то баре? Зачем? Зачем вообще стоит жить после этого?       «У тебя есть Алексей»       «Именно поэтому все и произошло».       Женя сжал губы. Вот за что ему это наказание. Все просто, как дважды два. Жил во грехе — умри в мучениях. Когда бываешь слишком счастлив, приходится и страдать. Вот только соразмерно ли это страдание? Он бы все пережил, все снес, но не это. Его девочка.       Пять лет. Что для родителя значит пять лет жизни ребенка? Один миг. Первые слова, первые шаги, первые улыбки. Сколько всего первого больше не произойдет? Первый класс. Первые подружки. Первая любовь. Она не станет взрослой. Она не станет красавицей. Она не будет больше смеяться, принося из школы пятерки. И школы больше не будет. Не будет ничего, только холодный камень на кладбище с черточкой между датами.       Между которыми короткие пять лет. — С вами все хорошо?       Женя поднял глаза. Он сидел, сжав голову руками и смотря перед собой. Он не чувствовал, что плачет. Сердце пронзила такая боль, что он был вынужден схватиться за грудь рукой, как старик.       А кем еще он был? Ведь его доченьки больше нет.       Женя издал какой-то нечленораздельный свист. Он был дал изрезать себя на куски, получить еще сколько угодно шрамов каленом железом, пройти заново всю войну — только чтобы его дочь была жива. — Налейте еще.       Ему налили. Он выпил. Легче не становилось — только голова немного поплыла. Женя посмотрел на себя глазами официанта — какой-то мужик в мятой несвежей рубашке, с щетиной и спутанными волосами напивается ранним утром. Он вызывает жалость или отвращение?       Сам у себя Женя вызывал гадкое чувство. Он вспомнил, как вчера кричал на Лешу, как просил об унизительных вещах, как опустился в его глазах на дно. У него только и осталось, что эта любовь, как тоненькая кожица, которую как ни натягивай на все сердце — не поможет.       Секунда — и он прибег к единственному знакомому способу облегчить боль. Стекло хрустнуло в пальцах, он сжал кулак, кровь потекла по ладони. Водка попала в рану, начала жечь.       Прекрасно. — Мужчина, Вы порезались. Нужно убрать осколки.       Он не разжал руку. Настойчивый юношеский голос зазвенел прямо над ухом. — У Вас кровь!       Женя тупо кивнул, но руку свело. На столешницу натекла маленькая лужица. Женя сжал руку еще сильнее, стекло вогналось под самое мясо. — Извините, Вам лучше уйти. Расплатитесь и уходите.       Женя встретился взглядом с парнем. Тот побледнел, сжал губы. — Хорошо. Извините.       Женя поднялся со стула, слегка покачнулся. Осколок так и остался в руке, растравляя рану, облизывая ее острым краем. Он похлопал себя по карманам рубашки и глупо улыбнулся. — Видите ли, я, кажется, забыл дома кошелек.       Парень насупил брови. — Вам нечем расплатиться?       Женя икнул. Какая глупая ситуация! И ребенка потерял, и кошелек. — Да. У меня вчера дочь умерла. — Мне очень жаль, но... — У Вас есть дети? — Женя оперся локтем другой руки о столешницу, — хотя, Вы слишком молоды, Вы знаете, я тоже был молодым, да вроде и сейчас тоже, я просто выгляжу так плохо, я так вообще даже не пью, я учитель, моя дочь... — Извините, но Вы должны расплатиться.       Женя осекся. Парень еще сильнее нахмурился, сложил руки на груди. — Но мне нечем. У меня ничего не осталось. — Я сейчас, — парень вышел из-за стойки и скрылся в небольшом помещении рядом. Женя остался стоять, а кровь из руки так и капала ему на рубашку.       Через минуту парень вышел с мужчиной — с широкоплечим и высоким. Он тут же направился к Жене. — Ты че удумал, алкаш? На халяву пить решил? — Я забыл кошелек, — промямлил Женя. — Меня не волнует! Плати или я придумаю, что с тобой сделать! — мужчина упер руки в бока. Женя поднял руку, показывая рану. — Я порезался. — Он сам разбил стакан, специально, и еще осколок в руку себе вогнал, — тихо добавил парень, — я сам видел. — Так ты еще и сумасшедший, что ли? — мужчина вплотную приблизился к Жене, — из дурки выпустили?       Женя покачал головой. Почему-то ему вдруг показалось, что он заслуживает того, чтобы с ним так говорили. — Нет. У меня дочь умерла. — А у меня бабка неделю назад кони двинула, и что? Плати! — Да пошел ты, — резко выплюнул Женя и тут же получил такой увесистый удар в нос, что голова закружилась. Кровь потекла из носа на губы. Эта боль пришлась впору. — Я сейчас милицию вызову!       Женя замахнулся порезанной рукой и ударил владельца заведения. Но он был пьян, поэтому удар пришелся куда-то в воздух. Мужчина громко и складно выругался и ударил Женю еще раз.       Этого он и добавился. Эта боль была выносимой. Такую он бы выносил день за днем. — Пап, да просто выгони его, — быстро крикнул парень.       Пап. Женя качнулся на ногах, шмыгая носом и глотая кровь. Даже этот изверг — отец. А Женя больше нет. Его никто больше не назовет папой. — Ударь еще раз, — попросил Женя, сам пугаясь, как жалостливо звучит его голос, — ударь. Пожалуйста. — Точно из дурки, — мужчина замер, рука в крови застыла в воздухе, — вали отсюда по-хорошему, пока тебя за решетку не посадили.       И не давая ничего ответить Жене, он схватил его за воротник рубашки и вытолкал на улицу, как побитую собаку.       Не удержав равновесия, он упал, приземлившись на колени и ладони. Осколок вошел так глубоко, что кровь хлынула фонтаном. — Женя! Твою мать, Женя!       Он почувствовал, что все, что в нем было — водка, слезы, кровь — смешалось в одно и едва удержался, чтобы его не стошнило. Сердце сильно стучало в висках. Чьи-то знакомые руки подхватили его, подняли, ощупали лицо. — Что ты натворил?! Я тебя везде ищу!       Женя поднял глаза и увидел Лешу. Он схватил его за подбородок, испуганно перебегая взглядом, а потом резко сжал в объятиях.       Женя вырвался. Они были на улице, среди людей, что он позволяет себе! — Не трогай. — Что произошло?! Ты весь в крови! — Леша снова сделал шаг к Жене, — я еле тебя нашел! Что ты творишь, мать твою?! — Не надо, — Женя выставил вперед руки, — со мной все в порядке. — Ты пьян, — в ужасе проговорил Леша, осматривая Женю, — пойдем домой. Немедленно.       Какая-то женщина остановилась возле них, подозрительно оглядывая странную пару. — Милицию надо вызвать? — Идите, идите, у нас все хорошо, мой друг просто упал! — закричал Леша, размахивая руками, — я врач, я сам разберусь!       Женя почувствовал, что воздуха начинает не хватать. Он открыл рот, но не выговорил ни слова. — Иди сюда, — Леша обнял его за плечо, — иди сюда. Жень, Женя, посмотри на меня. Все хорошо. Я тут. Я рядом. Я тебя не брошу, слышишь? Никогда. Никогда-никогда-никогда.       Леша еще что-то говорил ему на ухо, пока пытался открыть дверь машины, осторожно придерживал его покалеченную руку. Женя подумал о том, что кровью запачкает сиденья, но безропотно сел на заднее сиденье. Грязная рубашка прилипла к груди. Как только они подъехали к дому, Женю накрыло осознание. Он прижал ладонь к губам и заплакал в голос.       Леша перелез к нему на заднее сиденье и молча обнял, укладывая его голову к себе на плечо и проводя пальцами по волосам.       Рыдания выходили у Жени гулкими, гортанными, раздирающими грудную клетку. Глаза оставались сухими.       В тот момент он понял, что он не справится.       В тот день он умер.       Лучше бы он вообще никогда не рождался на свет, не жил, не любил, не смеялся, не был счастлив.       Потому что цена за это оказалась слишком высока.       Женя продолжал содрогаться в рыданиях, которые столько лет были скрыты. Леша молча сжимал его в своих руках.

***

      Кажется, он заснул, но он не мог сказать наверняка. Сознание застыло где-то между, пропитанное болью и случившимся. Он открывал глаза, обводил мутным взглядом незнакомую комнату и снова проваливался в целительный сон, который хотя бы на время позволял ему отдохнуть от приступов боли.       Она ему даже не снилась. И это было болезненнее всего.       Леша каждый день был рядом. Он давал Жене лекарства, успокоительные, кормил его из ложки, держал за руку, молчаливо показывая свое присутствие. Я здесь, я рядом. Я протягиваю тебе свою руку, и поверь, хотя я и не могу осознать всю степень твоих мучений, я готов был бы забрать их все сполна. Ты справишься. Ты не один. Я рядом.       Но Жене не становилось легче. Мучительно было видеть Алексея, зная, что он совсем не понимает, что сейчас происходит в его голове. Леша никогда не стремился к тому, чтобы стать отцом. Марк был ему не нужен, Вася? Он милый ребенок, но временами Леша так строил разговор, что Жене казалось, что дети стоят для него на последнем месте. Точно после работы, любви и всего прочего. И однако у него есть дети. Два сына. Два замечательных ребенка, жена, а у Жени теперь не осталось никого. — Тебе нужно поесть.       Он поднял глаза на Лешу. Тот, осторожно балансируя с тарелкой горячего супа в руках, вошел в комнату и сел рядом на стул. — Я не хочу. — Я не спрашиваю, хочешь ты или нет. Это нужно.       Женя не стал спрашивать. Приподнялся на локте. — Как ты?       Женя свесил ноги с дивана, сел. — Так же, как и вчера. Так же будет и дальше.       Леша пропустил ответ мимо ушей. Зачерпнул суп и протянул ложку к Жене. Тот перехватил его запястье. — Не надо. Я сам.       Леша кивнул, сложил руки на коленях. По его взгляду Женя понял, что сейчас начнется серьезный разговор. Суп на ложке превратился в клейкую субстанцию и не хотел проходить в горло. Леша откашлялся и начал. — Жень, я решил, что тебе нужно переехать ко мне. — Что? — Я не могу... Не ночевать дома. У нас есть свободная комната, Ритку к тебе не подпущу. Но ты не будешь один. Я не могу позволить, чтобы ты вернулся в Ленинград, пока ты... — Леша осекся, — в таком состоянии.       Женя скривил губы. За эти пару дней они потрескались. И сам Женя тоже. Даже после войны он ощущал себя более здоровым. Ведь там были надежды, там впереди была жизнь. Сейчас этого не осталось. — Исключено. Как ты это объяснишь Рите и... — Женя осекся, не в силах выговорить следующее слово, — и Марку с Василием?       Леша вздохнул, запустил руку в волосы. — Я скажу, что ты мой друг, и ты будешь жить с нами. Сколько хочешь. В любом случае, Светка скоро вернется, ты не сможешь жить тут. Но и домой ты не вернешься. — Почему? — спросил Женя, и Леша свел брови к переносице. — Ты знаешь, почему, — и отвел взгляд на полку, где, как солдаты на плацу, выстроились бинты и мази для поврежденных рук.       Женя склонил голову на бок. — Ты серьезно думаешь, что жизнь в твоем доме, с твоей семьей, с твоими... Сыновьями поможет мне? Что мне будет приятно видеть каждый день то, чего я теперь лишен? — Жень. Я же хочу, как лучше. — А получается, как всегда.       Леша выпрямился, заходил по комнате. — Ты не вернешься в Ленинград. — Это кто так сказал? — Я. — А кто ты такой, чтобы мне указывать? Я ценю твою заботу, но не в этот раз. Моя жизнь разрушена, — Женя и сам удивился, насколько зло прозвучал его голос, — не надо теперь еще топтать обломки. — Жень, ты себя слышишь? Я ничего не топчу, — Леша повернулся к нему, — я не могу оставить тебя одного. — Боишься, что я руки на себя наложу?       Леша дернулся, как от пощечины, побледнел. — Да. И это тоже.       Женя устало закатил глаза. Эти разговоры утомляли. Он бы и хотел умереть, чтобы рядом с маленьким гробиком закопали и второй, большой, но это было бы так легко. — Если бы я хотел этого сделать, я бы сделал это уже давно.       Леша открыл рот, закрыл. Помолчал. — Жень, я понимаю, тебе больно... — Ты ничего не понимаешь, — оборвал его Женя, отодвигая от себя тарелку, — ты столько лет жаловался мне на Марка, что он странный, что он тебя пугает. Да я бы тогда все отдал за то, чтобы у меня был ребенок. Хоть больной, хоть какой. А теперь ты предлагаешь мне жить у вас? В качестве кого? Чтобы я каждый раз слушал, как ты кричишь на своего ребенка, ругаешь его за «странности», отвешиваешь подзатыльники?       Леша вздрогнул, едва произнес одними губами: — Я не бил Марка. Никогда. Взаправду.       Женя ошеломленно покачал головой. — Ты думаешь, мне должно стать от этого легче?       Леша убрал руки в карманы, спокойно произнес: — Если ты скажешь мне, что я могу для тебя сделать, я сделаю все, чтобы тебе стало легче.       Женя вздохнул, закрыл лицо руками. — Я знаю, что тебе плохо, и не говори, что не знаю, насколько. Да, я не знаю, я не могу почувствовать твою боль, но если бы только это было возможно, я бы все сделал, чтобы этого не случилось. — Но это случилось, — гулко ответил Женя. Внутри у него болело и ныло так, словно боль была везде и нигде одновременно. Он отвел руки от лица и быстро проговорил: — Нам нужно расстаться. Теперь окончательно. — Что? Ты в своем уме? — Леша сделал к нему шаг, — не говори так. — Послушай меня. Мы должны прекратить эти отношения. То, что случилось... — Женя сглотнул, потому что горло сдавила чья-то невидимая рука, — это случилось как наказание. За нашу любовь, за нашу связь. — Что ты такое говоришь?! — вскричал Леша, — любовь — не преступление, никто и никогда не стал бы за нее наказывать! — Да что ты говоришь! Что ты вообще понимаешь! — Женя вскочил на ноги, — за такую любовь, как у нас, убивают! И я сам это видел! За такое сажают в тюрьмы. Но мы продолжили. И вот что получилось. — Ты говоришь бред, — Леша покачал головой, не желая верить в происходящее, — тебе нужно успокоиться. Сядь и давай поговорим нормально. — Ничего уже не будет нормально! — снова закричал Женя; чувства рвались наружу, жгли, ломали изнутри, — ты что, серьезно думаешь, что после того, что произошло, я как ни в чем не бывало смогу продолжать все это? — он обвел рукой комнату, — наши встречи, отношения, приезжать к тебе? Это случилось в твоем городе, я его больше видеть не могу! Если бы только мы не поехали, если бы не эта жара... — Это бы все равно произошло, — сказал Леша, и от его слов Женю затошнило, — она бы все равно... — Умерла? — Женя поднял подбородок, — давай, произнеси это слово, ведь я уже забыл. — Жень. Женя, не надо, не говори так. Конечно, эта боль никуда не денется, но с ней можно жить. И ты будешь, и я буду рядом, мы вместе уже пятнадцать лет, ты не можешь все так разрушить, я не могу тебя потерять... — Ты меня уже потерял, — Женя провел ладонью по лицу, — и дальше будешь терять. Мы не понимаем друг друга. Никогда не понимали. — И ты решил закончить все сейчас? — Леша растерянно развел руками, — я не позволю тебе уехать в Ленинград в таком состоянии. Это сумасшествие! — Но и удержать ты меня не сможешь. Я усвоил урок. Спасибо. Я потерял столько, сколько тебе и не снилось. Мы не должны были все это продолжать. Я был слишком счастлив, — Женя запнулся, — теперь придется за это расплачиваться. — Не говори так, — Леша попытался сделать шаг к Жене, но тот начал ходить по комнате, собирая те кусочки вещей, с которыми он сюда приехал, — нет никакого наказания или возмездия, любовь это не… — Пожалуйста, не удерживай меня. Мне нужно побыть одному, — Женя взял свой чемодан, перехватил ручку, зная, что никогда его больше не откроет. Там — ее вещи. Там ее жизнь, уместившаяся в менее, чем в две тысячи дней. Что это такое? Мелочь, мизерный отрезок жизни. Один глоток. — Это безумие, — Леша схватился за голову, — я не отпущу тебя! — Отпустишь! — Хватит меня бросать! — голос Леши дрогнул, как и тогда, пятнадцать лет назад; словно он снова стал подростком, цепляющимся за то, что уже мертво, — если ты... Если ты снова уйдешь, это будет... Я даже не знаю, как это назвать! Куда ты пойдешь?! — Куда угодно, но не в твою жизнь, чтобы любоваться ей со стороны, — Женя почувствовал, как у него начали слезиться глаза. Леша стоял, ссутулившись, ломая руки. — И ты вот так уйдешь? — Нам нужно это прекратить, — Женя нервно сглотнул, — прости. — Нет, нет, — Леша закачал головой, — ты безумный, ты не понимаешь, что ты говоришь, это же... — Я напишу тебе письмо, когда приеду, — чуть смягчившись, сказал Женя. Эмоции утихли, осталась только пустота. Внешняя оболочка, пожухлая и сгнившая, — но мне нужно побыть одному. Я не могу сейчас видеть ни тебя, ни твою семью, ни быть тебе балластом. — Я же люблю тебя, как ты не можешь этого понять?       Женя нервно улыбнулся, подкатил чемодан к двери. Леша так и стоял посреди прихожей, моргая быстро и часто, чтобы сдержать слезы. — Да в гробу я видал такую любовь.       Леша дернулся, выпрямился. Убрал руки в карманы. — Что ж, ладно. Если ты считаешь, что любовь ко мне — это преступление, за которое тебе нужно расплачиваться, пожалуйста, уходи. Тебе же это не впервой. Вот только не надо потом появляться, делая вид, что я должен ждать тебя, как собака, возле порога. Я для тебя на все готов, на все, слышишь? Всегда был готов! Но тебе так нравится страдать в одиночку, ты закрылся в свои страдания, будто ты великий мученик! Да открой ты глаза! Всем на нас все равно! Я влюбился в тебя, когда мне было пятнадцать. Я ждал тебя четыре года, не зная, жив ты или мертв, я согласился на твое дурное предложение видеться один раз в год, я храню тебе верность чертовы пятнадцать лет! Вот я, я весь перед тобой, — Леша развел руки в сторону, — я люблю тебя. Но ты отталкиваешь меня. Каждый раз. Ты даже шанса не даешь мне показать, что я могу что-то сделать для тебя, помочь, ты рубишь все на корню! И знаешь, — Леша поджал губы, — наверное, ты прав. Это не любовь, это просто пытка. — Я рад, что мы наконец-то поняли друг друга, — Женя склонил голову, — мне жаль, что мы потратили на это целых пятнадцать лет. — Если ты сейчас уйдешь, — Леша покачал головой, — то можешь больше не приезжать.       В комнате повисло гробовое молчание. Женя едва заметно кивнул. — Хорошо, Алексей. — Всего доброго, Женя… Александрович, — и Леша сделал шаг назад по ковру. Лицо было бледное, губы дрожали.       Женя, не сказав больше ни слова, тихо вышел в подъезд. С легким щелчком захлопнулась дверь в квартиру.       Он начал медленно спускаться по лестнице. На последней ступеньке оступился, едва не упав — не заметил, что так быстро закончился лестничный пролет. Остановился, на секунду прислушавшись к звукам сверху — никто не бежал за ним вслед, не звал его по имени. Женя утер лицо и вышел на улицу.       Единственный плюс Москвы и жаркого лета — слезы на его лице высохли почти мгновенно.