Остался только пепел

      Пускай я был врачом, но я оказался бессилен перёд сезонной простудой. Я слег и ушёл на больничный. Сперва мне было невыносимо находиться дома. Но под конец своего вынужденного перерыва от работы, я вошёл во вкус. Квартира была в моём распоряжении. Ритка на работе, Марк и Вася в школе, а Гриша и Гоша гостили у бабушки с дедушкой. Близнецы оказались неугомонными, и они больше всего были похожи на меня и Риту. С ними никто не справлялся, но все обожали. Отец говорил, что в детстве я был таким же. Но я не верил! — Вырастут и будешь только так в школу бегать из-за этих оболтусов, — слова отца засели в голову. Я с опасением ждал, когда близнецы станут старше. Но это будет потом, не скоро.       Поэтому пока я наслаждался одиночеством и бездельем. Но хорошее не могло длиться вечно. Завтра я должен был возвращаться к рабочим будням. И все бы ничего, но неожиданный звонок в дверь окончательно испортил мой день. — Здравствуйте, — на пороге появилась худощавая высокая женщина с тугим пучком на голове. Рядом с ней неуверенно, переминаясь с ноги на ногу, стоял мужчина пониже. Я осмотрел новоприбывшую парочку, не зная, что сказать. Гостей я не ждал, — мы очень рады, что застали Вас дома. — Мы знакомы? — поинтересовался я. — Заочно, — кивнула женщина, поправляя пиджак и пихая мужа в бок, — Славик, поздоровайся с Алексеем Ивановичем. — Здравствуйте, — тут же отозвался мужчина, протягивая мне руку. Я ответил на слабое рукопожатие, не понимая, что происходит. — А вы?.. — Мы родители Вали. Можно войти? — не дожидаясь ответа, женщина бесцеремонно отпихнула меня в сторону. Бедный Славик последовал за ней, бросая на меня сочувственный взгляд. — Так вы родители Вали, — начал я, — чем обязан визиту?       Я знал, что Марк влюблен в какую-то Валю, но надеялся, что встреча с предполагаемыми сватами произойдет намного позже. Лет через пять, как минимум. — Вы ещё спрашиваете! — Аллочка, спокойнее, — Славик погладил жену по плечу, — мы же договаривались, что просто поговорим. — Мы и так просто разговариваем, — женщина нервно сбросила руку супруга со своего плеча и недовольно цокнула. — Так в чем проблема? — спросил я. — Это не просто проблема. Это… Это! — Аллочка, прости Господи, покраснела, глотая воздух и вместе с ним слова. Она махала руками, но не могла ничего из себя выдавать. — Боже, только не говорите, что мы ждём внуков, — растерянно пробормотал я. Становиться дедушкой так рано я боялся и не хотел. У меня были маленькие дети. Близнецы забирали все силы. А если у меня ещё появятся и внуки, то, прощай, спокойная жизнь и отпуск. Я не жаловался на зарплату, но содержать четверых детей — затратно. А если ещё и внук…       Мои размышления прервал высокий женский голос: — Простите? — Я же правильно понял? Вы родители Вали. Одноклассницы Марка, да? — Одноклассника. — Что?       Я обомлел. Все слова испарились, оставался только ворох мыслей.       Что? Что? Что, что, что? Чточточточточто.....       Марк же это перерос! Влюбленность в мальчика была всего лишь детским интересом и не больше. Этого не может быть. Валя — это же девочка. — Валя — это одноклассник Марка. Валентин. А что, собственно говоря, Вас так удивляет? — Да, — поддакнул Славик, стоя позади жены, — Вас должно удивлять другое. — Именно! — Подождите, — я выставил руки вперёд, пытаясь остановить это безумие, — может, мы все обсудим за чашкой чая? Вы спешите?       Славик улыбнулся и кивнул, но жена его тут же одернула: — Мы пришли сюда не чай пить, а поговорить о Вашем сыне. То, что он делает! Это... Это... Это неподобающе! — Да в чем дело? Марк, он, — я сглотнул, не зная, как правильно подобрать слова, — он что-то сделал? — Лучше спросите у своего сына. И мне интересно, что у вас за воспитание в семье, если Ваш Марк позволяет себе такое. Это куда вообще годится?       Алла продолжала расписаться, игнорируя суть проблемы. Я не понимал, что происходило. И чем дольше продолжалась неизвестность, тем страшнее мне становилось. Что мог натворить Марк? Почему родители этой (этого!) Вали пришли ко мне? — Я, конечно, прошу прошения, — я перебил поток слов, обращая на себя внимание, — но всё-таки. Что сделал Марк? Он мне сказал, что ваш сын — это дочь. Поэтому я лучше спрошу у вас. И вы ведь не просто так ко мне пришли, верно? И, может, всё-таки хотите чай? — Мы здесь не для этого. — Так в чем дело? — не выдержал я. — В том, Алексей Иванович… — Для начала представьтесь, — перебил я, — я уже понял, что вы родители Вали. Точнее Валентина, но всё-таки. — Алла Геннадиевна, — женщина поправила высокую причёску и указала на мужа, — а этой мой муж, Вячеслав Владимирович. — Очень приятно, — учтиво кивнул я, мечтая о том, чтобы Аллочка и Слава как можно быстрее ушли из моего дома. — Алексей Иванович, — женщина прищурилась, заглядывая мне в глаза, — нам бы очень не хотелось проблем. Сами понимаете, ситуация щепетильная. Вы должны повлиять на сына. — Вы мне сначала скажите, что он сделал, — это разговор длился совсем ничего, но он меня утомил. Я сложил руки на груди, давая понять, что жду вразумительный ответ, — Вы пришли в мой дом, начали в чем-то обвинять моего сына. Я могу узнать, в чем дело? — Мой Валечка уже несколько месяцев находит в портфеле рисунки и записки от вашего сына. — И что? — не понял я. Чем дольше я разговаривал с родителями Вали, тем больше убеждался, что проблема не в Марке. — Вы сами посмотрите, — Алла Геннадиевна полезла в сумку, доставая оттуда ворох бумаг, — посмотрите, посмотрите.       Я взял рисунки дрожащими руками. Ничего такого, чего бы я не видел до этого: наброски мужчин, портрет Вали с подписью: «от Марка с любовью», лист с отпечатками губ и несколько безобидных записок.       «Скучаю по тебе»       «Ты лучший. Обожаю тебя!»       «Встретимся после школы, как обычно?» — Эммм, — протянул я, не зная, что сказать. Рисунки плыли перед глазами. Мне было не по себе от этой ситуации, но что я мог сделать? Я не хотел затрагивать эту тему с Марком. Сын не воспринимал меня всерьёз, и мне было легче закрыть глаза на проблему, чем её решать. У нас уже был разговор про симпатию к мальчикам. Я думал, что все наладилось. Но теперь появился этот Валя, черт его дери. Если бы я только знал, что это мальчик, то я… Я не знаю, что бы я сделал. Марк был сложным, и разговор с ним всегда заканчивался скандалом и слезливым: «Ты меня не любишь!» Но я любил его! Марк был моим сыном. Я должен был что-то сделать! Ради сына, ради моего Марка. — Вы скажете что-то? Вы считаете, что это нормально? — не унималась Алла Геннадиевна, — мы когда увидели этот ужас… Да меня чуть удар не хватил. Муж не даст соврать. — Жена права, — покорно согласился Славик. — Ну, это просто рисунки, — попытался оправдаться я. — Просто рисунки?! Да Ваш Марк ненормальный! — Так, — я взмахнул рукой, прекращая этот поток слов, — Марк нормальный. Следите за тем, что говорите. Он мой сын, и я не позволю его оскорблять. И насчёт этой…этой ситуации. Может быть, это просто шутка? Переходный возраст, сами понимаете. Подростки склонны к такому. Интерес, гормоны. «Да, это просто недопонимание. Мало ли что рисуют подростки. Ерунда» — Вы в своем уме? Мы ничего не хотим понимать. Примите меры. Ваш Марк не даёт подхода нашему Валентину. — Значит, во всем виноват Марк? Вы это хотите сказать? Почему же ваш сын сам не поговорит с Марком? Почему послал вас? — Да потому что ваш Марк ему прохода не даёт. Валя уже его боится! — Алла эмоционально топнула ногой и взмахнула сумкой, — мы хотим, чтобы ваш сын не приближался к нашему Валику!       Я пытался быть хорошим отцом и защитить сына. Мне не нравились ни эти люди, ни этот разговор. Пускай, Марк не был святым, но он был моим ребенком. И я не собирался давать его в обиду. — Он? Боится Марка? Не смешите. Марка никто не боится. — Вам смешно? — Мне нет, — я устало покачал головой. — Вот и нам тоже не смешно. — Это просто переходный возраст. Подростки, что с них взять. Разве вы не помните себя в их возрасте, — я попытался дружелюбно улыбнуться и замять конфликт, — Вам не о чем беспокоиться. Это все несерьёзно. — Марк подарил Вале цветы, — зло прошипела Алла. — Да. По Вашему, это нормально? — согласился её муж. — Ну. Это просто знак внимания, дружеский. — Он караулит Валю под домом. — Марку всего семнадцать и он немного... Не умеет заводить друзей.       Я отмахивался от каждого обвинения, как от назойливых насекомых. Мне надоело это слушать. С Марком все хорошо. Он обычный подросток. Пускай, у него странные увлечения, но это ничего не значит. — И эти записки… — Послушайте. Я понял, что вы беспокоитесь, но я уверен, что для этого нет причин… — Да? — Алла зло засмеялась, — нет причин? Вы так думаете? Валя сказал, что Марк закрылся с ним в женском туалете… — Что? — меня бросило в жар. Моя стратегия — притворяться, что ничего не происходит — рухнула в один момент. Марк и Валя закрылись в туалете. Что они там делали? Зачем? Каждое предложение было хуже предыдущего. Я не знал, как быть. Но я по-прежнему пытался защитить сына. — Вы слышали. — Но… — я провел рукой по шее, пытаясь успокоиться, — Марк бы не затащил его туда силой. Значит, ваш Валя пошел туда сам. — Валя сказал, что Марк заставил его. Мой сын боится вашего и не может противостоять его дурному влиянию. — Марк бы в жизни никого не заставил! Что за ерунду вы говорите?!       Что-то не сходилось. Марк не мог запугать этого Валентина и не мог заставить. Мой сын был забитым ребенком, который не мог дать сдачи, когда его обижали. Валя пошёл с ним сам. Наверняка. — Не мог? Скажите это своему Марку! — Да чем бы он ему угрожал по-вашему? — разговор переходил на повышенные тона, поэтому я попытался успокоиться и мыслить здраво. — Вот и узнайте у своего ребенка. Вы отец. Валя у нас мальчик примерный и врать не будет. И если наши сыновья занимались непотребствами, то только с подачки вашего Марка. — Может, он сам согласился, а потом испугался последствий? — О каких таких последствиях вы говорите? — Алла покраснела, бросила быстрый взгляд на мужа и показательно фыркнула. — Вы понимаете, что я имею в виду. — Валя не такой. Это ваш Марк. — Да? — я усмехнулся, — что же он тогда раньше молчал? Это же несколько лет продолжается! — Так вы знаете, что это продолжается не один год?! — Я думал, что это девочка! — отчаянно проговорил я. — Но это мальчик. — Я не знал. — Теперь вы знаете. Поэтому я надеюсь, что вы что-нибудь сделаете и примете меры. — Хорошо. Я поговорю с сыном, — согласился я, — но если они занимались этими шалостями вдвоем, то виноват не только Марк. — Да как… Как вы смеете? Мой Валя? Да никогда. Исключено! Валя не такой. Это все влияние вашего идиота... — Я Вас попрошу не оскорблять моего сына, — я подошёл к двери и открыл её, — ваш сын виноват так же, как и мой. Думаю, что мы поняли друг друга. И я настоятельно рекомендую об этом не трепаться. Ваш сын тоже участвовал в этом. Поэтому давайте решим проблему в рамках наших семей. — Да, но… — растерялась Алла Геннадиевна. — И я обязательно поговорю с Марком, но и вы поговорите с Валей. — Но… — Всего доброго, — я указал на выход, давая понять, что разговор окончен.       Алла и её муженек ещё недолго повозмущались, но вскоре я захлопнул за ними дверь.       Голова гудела. Мне нужно было поговорить с сыном. Но что ему сказать? Как спросить об этом Вале? Я боялся, что Марк не станет меня слушать и закроется в себе. Но я не мог проигнорировать его увлечение мальчиками. Нужно было объяснить, что это опасно, что многие люди этого не понимают. Женя бы нашёл слова, Женя бы все объяснил. Но я не он. Я позорно отложил разговор до лучших времён, потому что боялся и не знал, как разговаривать с собственным сыном.       Мне было дурно. Мысли не давали успокоиться. Поэтому я решил отвлечься и потратить свой последний выходной на более приятную компанию. Я поехал к Дмитрию. А Марк подождёт до вечера. Его всё равно ещё не было дома.       С Дмитрием всегда было хорошо. Уставшие и обнаженные, мы лежали на кровати и курили. Тело наполнила приятная усталость и нега. Мне не хотелось двигаться. Сил не осталось. Я мог только лениво разговорить и пересказывать Дмитрию недавний разговор с родителями Вали. Он внимательно слушал, но никак не комментировал. — Нет, ну ты представляешь? — в который раз сокрушался я, — они пришли в мой дом и нач… — Лёш, — Дмитрий меня перебил, усаживаясь на край кровати. Я мазнул взглядом по его тонкой молочно-белой спине с веснушками и ямочками на пояснице, — нам нужно поговорить. — Да, — я нахмурился, не понимая, чем вызвана резкая перемена настроения. Но Дмитрий не отвечал. Он встал с кровати и подошёл к стулу, где висел черный шелковый халат. Пожарский наспех накинул его на тело и завязал пояс. — Лёш, я… — Что? Ты можешь сказать в чем дело? — я сел на кровати, чувствуя нарастающее напряжение. — Сначала оденься, — Дмитрий швырнул мне одежду и отвернулся. Я наспех натянул брюки и рубашку, подходя ближе к нему: — Ты можешь сказать, что случилось? — я положил руки на плечи Дмитрию и почувствовал, что он дрожит, — тебе сегодня не понравилось? Или что? — Понравилось. В этом и дело, — Дмитрий резко повернулся, встречаясь со мной взглядом.       Он смотрел на меня искренне и открыто. Сейчас передо мной стоял молодой напуганный мужчина, а не актер. Словно за один миг с Дмитрия слетел весь налет театральности и актерства, обнажая душу. Сейчас он не играл и не пытался выглядеть эффектнее. Он был настоящим: с растрёпанными рыжими волосами и покрасневшими, покусанными губами. — Я не понимаю. — Нам нужно это прекратить. — Это?.. — Да, это! — Дмитрий махнул в сторону кровати со взбитыми простынями, — я тебе сначала даже в свою квартиру не хотел впускать. Но ты просочился и сюда. Тебя слишком много в моей жизни. Ты встречаешь меня после театра, мы ходим с тобой выпить, мы спим вместе. И это… Я начинаю привязывать к тебе. А я этого не хочу. — Я тоже к тебе привязался. Сам же говоришь, что мы много времени проводим вместе. — Я о другом. — О чем? — шепотом спросил я, начиная застёгивать рубашку. Конечно, я понимал, что имеет в виду Дмитрий, но я старался закрыть на это глаза. Сильные чувства были не в его характере, и я надеялся, что у нас с этим не будет проблем. Дмитрий мне нравился, но я его не любил. Нас связывала лёгкая влюбленность, флирт, страсть, но не любовь. Вся любовь досталась Жене. После него я разучился испытывать это чувство, ведь отдал все, что у меня было, ему, без остатка. — Я начинаю к тебе что-то испытывать. Я боюсь в тебя влюбиться по-настоящему. Я не хочу этого, понимаешь? Мне это не нужно. И тебе тоже. Я же для тебя просто увлечение, а любишь ты только одного человека. Можешь не отрицать, я знаю. — Его больше нет в моей жизни, — меня захлестнула грусть. Пошло столько времени, но я не мог забыть Женю. Я не хотел его забывать. Несмотря ни на что, моя любовь к нему осталась такой же сильной. Её лишь присыпало пылью и она перестала быть такой яркой. Но любовь была со мной. Внутри меня. — Лёш, — Дмитрий прикусил тонкую губу, — физически твой Женя не рядом, но это не мешает тебе его любить. Хочешь ты этого или нет. — Почему тебя это волнует? Мы не клялись друг другу в любви. Ты сам мне говорил, что мы можем спать с другими. И я, между прочим, спал только с тобой. — Я знаю. И о какой любви ты говоришь? Мне кажется, ты вообще не умеешь любить мужчин. Он у тебя такой единственный. А я для тебя просто замена. И если раньше мне было все равно, то сейчас… То… — То? — я понял, к чему всё идёт. У меня не осталось эмоций — только смирение и принятие ситуации. Я уважал решение Дмитрия. Все когда-нибудь заканчивается. Но я думал, что наша история продлиться подольше. Дмитрий мне нравился. Он наполнял мою жизнь весельем и азартом. Но он все решил. — То я так больше не хочу. Я не хочу быть на вторых ролях, у меня их было достаточно. — У тебя сейчас лучшие роли, — слабо улыбнулся я. — Так и есть. Лёш, пойми. Если мы продолжим, то я влюблюсь. И поверь, ещё одного страдающего любовника ты не выдержишь. Я же о тебе забочусь, — Дмитрий неискренне засмеялся. Он снова начал играть, пытаясь скрыть настоящие чувства, — поэтому давай закончим всё это. Для нашего блага. — Почему все всегда решают за меня? — я устало прикрыл глаза, не зная, что сказать. — Ну, прости. И я дам тебе дружеский совет. — Так мы сможем продолжить дружить? — я удивлённо вскинул брови, — я думал, что ты решил оборвать связь с концами. С глаз долой, из сердца вон. — Посмотрим, Лёш. Я сейчас не об этом. — А о чем? — Разберись с сыном. Он у тебя на первом месте должен быть сейчас. Ты о нем столько рассказывал, и он же у тебя неплохой. Но ему нужен отец. Поверь, — Дмитрий обхватил себя руками и отвел взгляд, — я знаю, что говорю. Моим родителям было все равно. — Дмитрий… — Не надо. Просто уходи, ладно? Чем дольше мы будем это продолжать, тем хуже будет. Я думал, что все будет не так. Но тебя очень легко любить, Лёш. — Мне было хорошо с тобой, — «до свидания». — А мне с тобой, — «прощай».       Мы попрощались. Это был конец. И если мы сможем общаться, то ничего не будет как раньше. Отпускать Дмитрия было… Я не мог подобрать слово, но внутри у меня был штиль и спокойствие. Дмитрий был прав. Я был способен любить только одного человека — Женю.       Слова Дмитрия подтолкнули меня к действиям. Он был прав. Моим приоритетом должен быть Марк. Разговор с родителями Вали — тревожный сигнал. Я не мог проигнорировать проблему сына. Мне нужно было во всем разобраться и помочь. Ради его безопасности.

***

— Я дома, — крикнул я, звеня связкой ключей. Мне никто не ответил, поэтому я пошёл прямиком к комнате Марка. На секунду я застыл у двери, сомневаясь в правильности своего решения. Никогда раньше я не посягался на личное пространство сына. Его комната — его территория с правилами и запретами. Но сейчас у меня не было выбора. Я толкнул дверь, оказываясь внутри.       Не теряя времени, я начал рыскать по шкафам. Что я искал? Я не знал, но мне нужно было удостовериться, что с Марком все хорошо, что у него нет проблем.       Я открывал тумбочки, вытягивал оттуда книги, тетради, карандаши и краски. Ничего необычного, но я чувствовал, что нужно продолжать искать. И я нашёл…       На дне ящика со школьными принадлежностями лежала стопка писем. Наверное, мне не следовало их читать, но беспокойство подтолкнуло меня на отчаянные меры.       Я принялся просматривать письма, и чем больше я читал, тем страшнее мне становилось. Марк писал Вале звенящую пошлость на грани похабности. Строчки расплывались перед глазами. Я не хотел верить, что мой сын мог такое написать.       «Он же ребенок! Он не должен о таком думать»       Но потом я вспомнил, что ему семнадцать, и мне становилось ещё страшнее. Марк — подросток. Он растёт и меняется. В таком возрасте самое время делать глупости, но я бы так хотел его уберечь от ошибок.       «Что мне делать? Нужно с ним поговорить.»       «А если он не станет слушать и разозлится?»       «Я не знаю, что делать. Не знаю!»       Я был не силен в воспитании, а Женя… Женя бы нашёл подходящие слова и помог. Как он там? Я не знал, но надеялся, что с ним все хорошо. Он заслужил быть счастливым. Мысли о Жене меня отвлекли, но я тут же одернул себя и продолжил проводить обыск. Но лучше бы я остановился на письмах. В шифоньере среди белья я нашел кружевные женские пеньюары, чулки и косметику.       «Марк, что же ты творишь?»       Меня бросило в жар. Я почувствовал, как задыхаюсь и теряю самообладание. Мне стало страшно за сына. Он же ещё почти ребенок, он не понимает, что может случиться из-за этих «увлечений». А если бы родители Вали пришли не ко мне?       «Глупый Марк. Я должен был объяснить тебе, я должен был с тобой чаще разговаривать, а не закрывать глаза на твое пристрастие к женской ерунде»       Страх подталкивал меня продолжать искать. Я перерывал шкаф за шкафом, и каждая находка меня шокировала. Но недошитое кружевное платье на дне ящика заставило меня поперхнуться. Я крутил в руках ткань, не зная как реагировать. Первая реакция — собрать всё барахло сына и выбросить на свалку. Но я не мог так поступить. Так нельзя. Как бы поступил Женя? Что бы он сделал? Мысли хаотично метались по голове, не давая сосредоточиться. Криком ничего не решишь. Оставалось поговорить.       Мой взгляд цеплялся за находки: порнографические карточки, картинки с обнаженными мужчинами и женщинами, рисунки с гениталиями и несколько пачек сигарет. Мне было страшно продолжать вынужденный обыск, но я методично переворачивал комнату вверх дном. На последок я решил заглянуть под матрас. В своем подростком возрасте я хранил там единственное письмо от Жени с фронта, как самое ценное и дорогое.       Только я собирался поднять матрас, как услышал скрип двери и недовольный голос сына: — Показать тебе ещё тайники? А то смотрю, ты ещё не всё нашёл. Топор я хорошо спрятал, — Марк стоял у входа, сложив руки на груди. Он смотрел из-под длинной челки, темные волосы закрывали лицо. На секунду я почувствовал себя пойманным с поличным. Но я был родителем, и у меня было право беспокоиться за своего ребенка. — Мне хватило того, что я нашёл. Как ты это объяснишь? — я подошёл к столу и взял в руки карточки с порнографией и письма. Сын молчал, — Марк. — Тебе нужно объяснить, что это? — сын закатил глаза, заставляя меня почувствовать раздражение и злость. Но я взял себя в руки и попытался загладить зарождающийся конфликт. Беспокойство за Марка было сильнее злости. Мне нужно было достучаться до него и втолковать, чем чреваты платья, косметика и все остальное для мальчика. — Нет, Марк. Мне нужно объяснить, почему родители Вали пришли ко мне. — Вот стукач! Так и знал. Надо было припугнуть его лучше, чтобы молчал.       Марк не выглядел удивлённым или напуганным. На его лице застыло безразличие и скука. Казалось, ему все равно. Но его настоящее состояние выдавали подрагивающие руки и нервная привычка поправлять волосы. — Припугнуть? — я удивлённо вскинул брови, — что у вас там вообще происходит? И почему ты не сказал, что Валя — мальчик? По-моему, мы разговаривали на эту тему. — Ха! А ты спрашивал про него? Если тебе было так интересно, то мог бы просто поинтересоваться. Ах да, тебе же никогда нет до меня дела.       Мне стало обидно. Я старался быть хорошим отцом. Пускай у меня не всегда получалось, но я делал все для своих детей. Я любил их и ни за что бы не бросил. Только с возрастом я по-настоящему понял, как сильно люблю свою семью. — Я не лез в твою жизнь и давал свободу. Потому что я хотел тебе доверять. Но кажется, зря, — я горько усмехнулся, понимая, что этот разговор ни к чему не приведет. Марк все будет восприниматься в штыки. Я бы так хотел до него достучаться. Но я не Женя. — Решил включить отца? Спешу разочаровать, у тебя это плохо выходит, — Марк прошел в комнату и уселся на кровать, начиная перебирать карточки, — это моя любимая. Нравится? — Марк, хватит. Тебе придется объясниться. — Что ты хочешь от меня услышать? — Всё, — строго сказал я. — Мне нечего тебе сказать.       Чего и следовало ожидать. Сын не хотел идти на контакт, но я был не намерен сдаваться. Набрав полную грудь воздуха, я спросил: — Что у тебя с этим Валей? Почему его мамаша чуть приступ не схватила у нас на пороге? — Он просто испугался, — Марк демонстративно зевнул, показывая, как ему наскучил этот разговор. — Чего испугался? Твоих писем? — Типа того. — Марк, — продолжал допытываться я. — Ну как тебе сказать… Он испугался перейти на следующую ступень отношений, так лучше? — Так вы с ним?.. — я тяжело сглотнул, проводя рукой по шее. Мне не хотелось в это верить. Сын не мог. Ещё слишком рано.       «Ему семнадцать. Вспомни, о чем ты думал в этом возрасте», — от внутреннего голоса стало не по себе. Ведь это правда. В подростковом возрасте я чувствовал себя взрослым, но оглядываясь назад, я понял, каким был ребенком. — Ты меня вообще слушаешь? Я же сказал, Валя испугался. Поэтому нет. На следующий уровень мы не перешли. Доволен? — Ты понимаешь, что могло бы быть? — я сделал шаг к Марку, борясь с желанием встряхнуть его за плечи, — его мать могла рассказать о тебе. Она думает, что Валя здесь ни при чем. — Пускай она бы доказала. У меня тоже много чего хранится. Или думаешь, что у меня нет его писем? Хотя ты же уже всё прочитал. — Прочитал, — я отвёл взгляд в сторону, чувствуя, что влез в чужую жизнь. Но это была вынужденная мера. Я, как отец, должен был заботиться о сыне, а не бросать все на самотёк. Ведь я переживал. — Прочитал так прочитал. От меня ты что хочешь? — Ответственности, — резко бросил я. — Сам-то с этим справляешься? — Марк зсмеялся. Казалось, для него все это глупая игра. Но это не шутки. Всё это серьезно и требует вмешательства. Мне было жутко думать о том, что могло бы быть. — Ты должен отвечать за свои поступки. Мы с тобой уже разговаривали про твое... увлечение мальчиками. — Ты сказал, что это нормально. И я был осторожен все эти четыре года.       «Нормально. Но, Марк, ты ещё подросток. Ты не понимаешь последствий. Ты думаешь, что с тобой ничего не случится, ведь ты самый умный и знаешь, как лучше. Но это не так. Сын, я люблю тебя. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось» — Я не отказываюсь от своих слов. Я просто… волнуюсь. — Со мной все в порядке, — беспечно отмахнулся Марк, — что-то ещё или наконец-то оставишь меня в покое? — А если этот Валя решит как-то тебя подставить? — у меня не получалось унять беспокойство. Я ходил по комнате сына, не в силах найти себе место. — Пусть попробует. — И объясни мне, зачем тебе косметика и это? — я достал платье и швырнул его в сына. Нервы сдавали. — Это для меня, — Марк начал аккуратно складывать вещь и улыбнулся, — а что? — В смысле? — не понял я, — что значит для тебя? — В прямом смысле, пап. — Что? — я настолько не ожидал такого беспечного ответа, что не нашелся, что сказать. Зачем тебе это платье? Почему тебе нравятся эти женские шмотки? Это странно! Так нельзя! У меня было столько вопросов, но я трусливо перевел тему, — и это… Это... Ещё и сигареты! Ты куришь?! — Иногда. Ой, не делай такие глаза. Ты тоже куришь. — Я почти не курю, и я взрослый. — Я тоже.       «Нет! Ты не взрослый. И ты много чего не понимаешь. Почему до тебя не доходит, что я хочу тебе только добра?!» — Нет, Марк.       Сын молчал, а у меня в голове взрывались сотни мыслей. Что делать? Что делать? Что делать?!       Мне было страшно за сына. А вдруг родители этого Вали не успокоятся? Вдруг Марк попадёт в неприятности, а если он уже в них попал?       Защитить сына — главная цель. Я был готов на все ради него. Жаль, что Марк этого не понимал.       Мне понадобилась секунда, чтобы принять решение и озвучить его. Так будет лучше: — Я думаю, тебе нужно сменить обстановку. Чем дальше ты будешь от Вали и его родителей, тем безопаснее. — Хочешь отправить меня в психушку? — Марк вскочил с кровати и встрепенулся. Он был похож на взъерошенного вороненка. — Ты в себе? Я похож на того, кто отдал бы своего ребенка в психушку? — сын неуверенно пожал плечами. — Ты похож на того, кто рыскает в чужих вещах. — Я никогда не лез в твои вещи до сегодняшнего случая. И у меня была причина.       Марк промолчал, потому что это была чистая правда. — Ты скоро выпустишься из школы. Думаю, тебе нужно поступать в Ленинград.       Мне было страшно озвучить это решение. Но я должен был. В свое время мои родители поступили так же. Я тоже не хотел уезжать, но так было лучше. Спустя время я это понял. Мои родители всегда хотели как лучше. Марк вырастет и скажет мне спасибо. — Значит, отсылаешь меня? — дрожащим голосом спросил сын. — Что значит отсылаю? — удивился я, — ты поедешь учиться в хороший город. — Разве Москва плоха? Я не хочу. — Почему? — Я там никого не знаю. — Так у тебя будет шанс познакомиться с новыми людьми. Ты научишься быть самостоятельным и будешь в безопасности. Так будет лучше.       Я пытался доказать Марку, что это неплохой вариант. Многие подростки были бы рады вырваться от родителей и как можно раньше познать взрослую жизнь. — Я не хочу. Ты меня просто выгоняешь! — Марк, я не выгоняю тебя. Это будет всегда твой дом, — совершенно искренне ответил я. — Серьезно?! — сын нервно взмахнул руками и вскинул голову, — и где я тут буду жить, когда буду возвращаться?! В прихожей? Или на балконе? Ты хочешь меня выселить, чтобы этим спиногрызам было где жить?! Ты отдашь им мою комнату?! Мою, пап! Мою!       У Марка начиналась истерика. Он кричал и метался по комнате, не желая меня слушать. Моё терпение было на исходе, но я сцепил зубы и пытался сохранять невозмутимость. — Во-первых, эти спиногрызы твои братья. — А я просил этих братьев?! — Марк схватил книгу со стола и швырнул её в стену. — Ты совсем?! — не выдержал я. — Да! Совсем! Можешь отправить меня в психушку! Тебе же так хочется меня куда-нибудь сплавить! И может, стоило больше работать, чтобы купить квартиру побольше, а не выгонять меня? — Может, тебе нужно закрыть рот и не выделываться?       Я работал днями и ночами, чтобы обеспечить свою семью. А Марк смел мне говорить такое… Неблагодарный мальчишка. — Давай, — сын подлетел ко мне, глядя в глаза, — ударь меня и я тогда закроюсь. — Закрой рот. И разговаривай нормально. — Я нормально разговариваю! Тебе вечно все не так! Марк то! Марк се! А Марк хочет, чтобы его оставили в покое! — Марк, — я попытался взять сына за плечами, но он нервно скинул мои руки, — другие были бы благодарны за такой шанс. — За какой?! Жить в общежитии в чужом городе?! — Учиться самостоятельности и вырваться от родителей. Твои бабушка и дедушка отправили меня в деревню, когда мне было пятнадцать. И как видишь, я жив и здоров. С тобой тоже ничего не случится. — Случится! Случится! Случится! Ты меня просто выселяешь!       Марк кричал. Он себя не контролировал, и по-хорошему, нам нужно было поговорить потом. Но я не мог уйти и оставить сына в таком состоянии. Я старался его успокоить, но каждая фраза делала только хуже. Марк взбесился и не хотел меня слушать. — Знаешь что? Ты же постоянно ноешь, что у тебя плохие родители. Радуйся, будешь учиться далёко от них. — Я не хочу переезжать в Ленинград! Там мрачно, вечно дожди и холодно! — А что ты хочешь? Сидеть у меня на шее и ныть, что с тобой никто не дружит? — — Я вообще не хочу поступать в университет! — надрывался сын. — Марк, ты поступишь. — Я не хочу! — Я буду высылать тебе деньги. — Знаешь, куда засунь себе эти деньги?! Я лучше пойду работать. Или в армию. — Ты никуда не пойдешь, — резко отрезал я. — А что? Кто-то же должен в нашей семье отслужить, — Марк нагло вскинул голову. По его щекам текли слезы, а глаза покраснели. — Какая армия? Ты даже сдачи дать не можешь. — Не тебе говорить об этом! Лучше героически погибнуть, чем прятаться, как ты! — Так вперёд! — хмыкнул я, — иди! Герой нашелся! Тебе напомнить, как тебя раньше били? Я тебя постоянно учу давать сдачи. А ты мне что говоришь? Пап, я не хочу драться… — Ты пожалеешь, что отправил меня туда! — Я уже жалею, что затеял этот разговор! — А я жалею, что ты мой отец! — Марк начал рыдать и метаться по комнате, расбрасывая вещи. — Не нравится отец — найди лучше. — С удовольствием! — Вперёд, Марк. В Ленинграде найдешь себе, кого хочешь. — Ты пожалеешь, что отправил меня туда Я... Я с моста сброшусь! — Ты дурак? — я устало потёр виски, понимая, что этот разговор идёт вникуда. Сын истерил, совершенно не понимая, что я пытаюсь до него донести. — Конечно! Я же дурак, — Марк повалился на ковёр и начал быть руками по полу, — ты меня не любишь! Я тебе не нужен! Ненавижу тебя! Ненавижу!!! — Когда закончишь концерт — уберись в комнате.       Я не хотел поддаваться на манипуляцию сына. Лучшее решение — дать ему успокоиться и потом поговорить. Хотелось верить, что Марк поймет, что я желаю ему только добра и хочу защитить. — Я умру и ты даже не заметишь! — сын продолжал валяться на полу и захлебываться в истерике. — Замечу. Мне придется платить за твои похороны. — Я ненавижу тебя! — надрывая связки, кричал сын.       Слышать это было больно. Но я старался не воспринимать его слова всерьез. Марк обижен, но он должен понять, что я хочу для него только самого лучшего. Ленинград — отличный город. Город Жени… — Ненавижу! Ненавижу!!! — Марк, словно сумасшедший, катался по полу, — ты худший отец! Лучше бы я был сиротой! Ненавижу! — Я это уже слышал, — я поджал губы, бросая на сына грустный взгляд. Мне хотелось его прижать к себе, сказать, что люблю и никогда не брошу. Но Марку это было не нужно. Все что я мог сделать — уйти и оставить его одного.       «Прости, Марк. Мне жаль, что ты думаешь, что я тебя не люблю. Это не так. А в Ленинград тебе нужно поехать. Для твоего же блага. Я люблю тебя, сынок».