***
В подземном каменном помещении мягко горели шары света, парящие возле низкого потолка — это было единственным возможным источником здесь, ведь свечи были бы плохим решением, а окон, понятное дело, не было. При входе ему пришлось пригнуться, таким низким тут был проход, но спустившись вниз по каменным ступеням, Блейз с удовольствием распрямил спину. Он замер, вглядываясь внутрь купели с темно-синей переливающейся жидкостью. Она словно бурлила и беспрерывно двигалась, а из глубины просвечивала неясным серебристым светом, непонятно откуда взявшимся. Блейз отчетливо видел отражение на поверхности: каменный потолок комнатки и отражающиеся блики сфер. Он пристроил дневник на холодном камне у ступенек, чтобы было удобно читать, и принялся раздеваться до белья. Наверное, он мог бы залезть туда полностью одетым и ничего не случилось бы, но это почему-то показалось ему неправильным. Первый шаг на ступеньку ниже по спуску, и он замер в нерешительности, даже не коснувшись жидкости ногой. Блейз не знал, зачем пришёл сюда. У него не было определенного воспоминания, которое он хотел бы воскресить в памяти, наоборот, отрывки как реальности, так и снов носились перед глазами, словно ужаленные. Но все же следующий шаг дался легче. Он очистил на время сознание, чтобы голову преждевременно не наполнили картинки, и он смог с удобством устроиться. Жидкость на ощупь была не как вода, а словно прохладный шёлк. Блейз ощутил, как тот обволок его, когда погрузился по шею, так что лишь коленки торчали. Блейз глубоко вдохнул воздух в лёгкие, будто собирался действительно погрузиться под воду, и нырнул — это было совсем не обязательно, ведь необъяснимым образом, даже погрузившись с головой в жидкость-газ, можно было спокойно дышать. Он выдохнул и вновь вдохнул, а после открыл глаза в полутемном классе. Все было так же: Пэнси замерла на подоконнике, поджав ноги к груди, а Драко у стены скрестил на груди руки. — Нет, — заговорил Тео из видения, поднимаясь с парты. — Я не буду уничтожать Маховик. А после влез Драко, и Нотт приманил к себе объект спора. И Блейз из видения напоролся на палочку с потерянным и удивленным выражением лица. Наблюдая за этим сбоку, Блейз видел, как палочка Тео — длинная и прямая, словно дирижерская — дрогнула в первый раз. А после слышал собственные грубые слова, брошенные от злости. Он помнил, и даже более того — ощущал — те чувства, которые одолели его тогда: неверие, словно подпитывающее его раздражение, превращая то в ярость. Он медленно вынырнул, удерживая голову в плавающем состоянии, и очистил разум от застывшего перед глазами лица Тео. Было сложно избавиться от чувств, которые одолевали его при просмотре: это было одновременно и плюсом, и минусом источника — хотя он и стоял сбоку, как сторонний наблюдатель, ощущения передавались в полном объёме. Как физические, вроде прохлады охлаждённого декабрьскими сквозняками класса, так и эмоциональные. Может следовало просмотреть это воспоминание не в источнике, а в простом Омуте? Блейз пролежал, пялясь в пологий потолок добрый час, и каждый раз, когда его мысли цеплялись за какое-то отрывочное воспоминание, оно тут же всплывало перед глазами. Он вернулся ещё к одному воспоминанию. Будучи не слишком уверен, когда именно это произошло, Блейз немного растерялся. Он помнил все урывками, и такими же урывками видел перед глазами картинку. Тео получил письмо от отца и был не сильно доволен им. Щелк. Он покинул обеденный стол, не окончив приём пищи, и махнул на прощание. Щелк. Тео был не в настроении сразу после этого, хмуро окидывая взглядом мельтешащих студентов помладше. Щелк. Он зашторил балдахин пораньше, прикидываясь, будто хочет спать, но на самом деле желая остаться в одиночестве. Как-то раньше Блейз не замечал этого. У него была куча своих проблем, за которыми он успел забыть, зачем вернулся в школу. Полгода назад он так и не признался матери, которая настаивала, что возвращение к учебе вернёт его к жизни, в том, что на самом деле это должно было стать его искуплением. За трусость и побег. В конце концов, он провёл ещё некоторое время, просто пялясь в потолок и размышляя. И компанию ему составляли воспоминания о тёплых руках матери в волосах и о целительных объятьях Луны, когда они без какого-либо намёка на секс валялись в ее кровати.***
Блейз тихо постучал и покорно подождал за дверью минуту, но так и не получил ответа. — Пэнс, — он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Единственным источником освещения была небольшая полоска света из-под двери, ведущей в ванную комнату, и Блейз, спустя несколько шагов, постучал во второй раз. — Заходи, — приглушенно донеслось оттуда. Пэнси стояла перед зеркалом, дёргая упрямую прядку волос, которая выбивалась из общей укладки. Она была окружена таким количеством всяческих баночек и бутылочек, что у него невольно расширились глаза от удивления. Блейз знал, конечно, что девушки пользуются многими средствами для ухода, но не настолько же. К его удивлению, Пэнси зарделась, когда заметила его вопросительно поднятые брови. — Хочу отрастить волосы, — неловко пожала плечами она, все ещё приглаживая их рукой. Но Блейз вместо этого услышал: «Хочу то будущее, в котором я счастлива и с длинными волосами. Как ты и говорил». И почувствовал прилив приятного тепла — этого забытого ощущения чего-то хорошего, так давно им не испытываемого. Ему хотелось уверить ее, что так и будет, но когда он подошёл ближе, то лишь провел пальцами по спине Пэнси горизонтальную линию на уровне талии и сказал: — Вот такой длины. Пэнси вновь окинула взглядом ряды средств для волос и взглянула в зеркало, встречаясь с ним взглядом в отражении. — Для этого понадобится много времени. Ее волосы сейчас были чуть длиннее подбородка, но вряд ли они говорили о них. — Не думала же ты, что все будет так просто, — в ванной наступила тишина, которую, спустя минуту, все же пришлось разрушить. — Я вообще-то пришёл, чтобы позвать тебя на ужин. — Пошли, — кивнула Пэнси. Она выглядела лучше, чем Блейз помнил ее в последнее время. Словно, сбежав из Англии, наконец-то смогла расслабиться. Белое платье средней длины с цветными бусинами и кружевом на нем делали ее глаза ещё светлее. Пэнси накрасилась «по-домашнему», без обычного боевого раскраса, учитывая, что на семейном ужине кроме них и матери с Берком больше никого не ожидалось. В таком виде она выглядела младше, словно вместе со стрелками и тёмными тенями стёрла несколько лет и усталость, приходящую с ними. В главном обеденном зале стоял среднего размера круглый стол, на котором расположились тарелки со всевозможными яствами: жареные колбаски трёх видов; запечённая индейка с орехами, яблоками, картофелем и каштанами; капитоле и ещё несколько блюд с морской живностью, а также лазанья, нарезки прошутто и сыров с артишоками и оливками; чечевица в качестве гарнира и Панеттоне на десерт. Слишком много, на взгляд Блейза, для четырёх человек. — Buon Natale, mamma, — Блейз отодвинул оббитый мягкой тканью стул для Пэнси и уже после двинулся к матери, чтобы чмокнуть ее в щеку и нехотя кивнуть отчиму. — И тебя с Рождеством, дорогой, — она выглядела истинной хозяйкой дома — почти по-царски восседала на мягком стуле с подлокотниками, наслаждаясь бокалом вина — может быть, даже не первым — и цепко наблюдала за передвижениями всех присутствующих. Окинула взглядом Блейза, пока он садился, и скосила глаза на Берка, когда он расстелил салфетку на коленях. — Пэнси, мы, как два главных украшения этого вечера, должны сверкать, я считаю. Блейз, обслужи даму. Он без колебаний налил Пэнси вина и о себе не забыл тоже, давая начало рождественскому ужину. Все принялись есть и пить, и, наверное, только спустя час Блейз понял, что они систематически напивались. С каждым новым бокалом атмосфера становилась более расслабленной: Берк, оставив вино, перешёл на огневиски, а Блейз, с одной стороны, не желая вместе с ним пить, а с другой действительно не слишком предпочитающий этот напиток, выбрал граппу. Разговор тёк плавно, перескакивая с одной темы на другую, в основном благодаря матери: вот кто действительно своей харизмой, умом и притягательностью смог бы спасти любою неловкую ситуацию. Даже Пэнси расслабилась. Она раскраснелась и откинулась на мягкую спинку стула, и это было почти достижением, ведь дома за такое фривольное поведение могла бы получить выговор в лучшем случае. Еда была выше всяких похвал. Маленький оргазм для его вкусовых рецепторов, даже несмотря на то, что он был вполне доволен едой в Хогвартсе. В какой-то момент он понял, что наелся так, что дышать трудно, но все равно продолжал таскать со стола оливки. Дурная привычка. Пришлось пересесть дальше от стола. Недалеко от сверкающей мелкими огнями елки стоял мягкий декоративный диванчик на три персоны, и Блейз, с бокалом наперевес и ополовиненной бутылкой граппы, занял все три места, руша и так не слишком официальную атмосферу. Было действительно хорошо. Благодаря алкоголю он чувствовал себя парящим, а все вокруг навевало ощущение праздника. Свет был приглушен — всего два светильника по бокам, блики огней от елки и много свечей, расставленных по столу. В воздухе смешался запах ужина, хвои и дома. Даже несмотря на то, что мама не жила здесь после свадьбы, за поместьем ухаживали так, как и прежде. Ведь, в конце концов, она всегда возвращалась домой, как бы далеко очередной брак не завёл ее по миру. На один долгий год они даже перебирались в США, где ему совсем не понравилось — слишком по-плебейски. Блейз оглянулся на Берка, который развалился в кресле и захмелевшим взглядом окидывал стол. Он, красота-то какая, молчал почти весь вечер, лишь продолжал временами расплываться в ухмылках. Ожидая от отчима неуместных и пошлых разговорчиков, он был приятно удивлён, хотя это никак не повлияло на его отношение в общем плане — тот все ещё жутко раздражал. Около полуночи и Берк, и Пэнси уже полулежали в своих креслах, Блейз уже давно с удобством устроился на диване, подложив подушечку под голову и призвав к себе тарелку с прошутто. Просто чтобы не пить всухую. Лишь мама осталась грациозно восседать, как и в начале вечера. — Нам стоит начать дарить подарки, — он повернул голову к елке, под которой устроилось несколько коробочек как побольше, так и поменьше, и одна большая рама его подарка для матери. Он неловко поднялся, чувствуя, как кружится голова, и добрался до неё, а также захватил не слишком большую коробку с подарком для Пэнси, которая тоже поднялась, чтобы забрать свои подарки. Он чмокнул маму второй раз, когда передавал ей подарок, и, выпрямившись, дождался, пока она аккуратно сорвет подарочную бумагу с картины. Ожидаемо, она расплылась в тёплой ностальгической улыбке. — Спасибо, дорогой. На картине был их дом: летний пейзаж с сочной травой и деревьями, которые росли в округе; вид с главного входа с белыми каменными колонами и зияющей дырой открытых тёмных дубовых дверей. — Это вам. Чтобы в новом английском доме не забывали, как выглядит настоящий рай. Блейз ухмыльнулся, пока мать мягко закатила глаза и осуждающе глянула на него так, чтобы никто не заметил. В их семье были свои традиции: на свадьбу Блейз дарил что-то новое для ее лаборатории, а на первое Рождество — картину с поместьем на ней, всегда с разных ракурсов. В ответ мама устраивала ему интересные экскурсии в каждом новом месте, где ей приходилось жить с очередным мужем, и всегда, всегда привозила картины с поместьем обратно домой. У них было уже четыре таких: вид со скал, с любимой мамой веранды, со стороны небольшого пролеска с южной окраины и вот теперь вид с главного входа для посетителей. — Возьми-ка свой подарок, — она указала на небольшую коробочку пальцем. Украшения, подумал он. — И для Пэнси, там, сбоку. Давай сюда. Его подарком была цепочка. Совсем тонкое изделие ручной работы из платины. Наверное, его могла бы носить и девушка, таким изящным и филигранным оно было. Платина хорошо смотрелась на его темной коже, и Блейз почему-то вспомнил Луну с ее белыми волосами, в которых они оба часто путались. Пришлось дернуть головой, чтобы отогнать это видение. Для Пэнси у матери тоже был весьма красивый подарок. Он понятия не имел, как она так быстро достала его, учитывая, что Блейз сообщил о гостье в самый последний момент, но глупых вопросов задавать не стал. Это был браслет, почти идентичный его цепочке. Тоже из платины, но немного с другим плетением звеньев. Блейз недоуменно нахмурился, учуяв неладное, но прерывать Пэнси, когда та дарила свои подарки, не стал. Для матери — и Берка — Пэнси достала довольно внушительную коробку, в которой оказался просто огромный кусок ткани. Блейз невольно засмотрелся на темно-синий бархат, приятную текстуру которого можно было ощутить даже не касаясь. — Хватит как для платья женщине, так и для мантии мужчине, — Пэнси любовно провела рукой по материалу. — Наверное, ещё и останется. Паркинсон подарком явно угодила, что неудивительно. Он без труда мог представить мать в платье по фигуре из этой ткани — она выглядела бы по-королевски. Блейз хмыкнул. Как бы сильно Пэнси не ругалась с родителями, доступ к семейному счету ей пока явно не прикрыли. — Теперь ты, — с разворота она ткнула ему книгу в живот почти обвинительно. Они ещё в Хогвартсе договорились — никаких дорогих подарков между собой. Но книга явно в список любимых вещей Блейза не входила. А потом он заметил название и еле сдержал хохот. «Как ублажить девушку». Шутка Пэнси о том, что он закомплексованный девственник, который так долго крутился вокруг Лавгуд, явно зашла слишком далеко. Пэнси специально встала спиной ко взрослым, чтобы закрыть название, и Блейз принял подарок без лишних слов, чтобы не вызывать вопросов, а сам в ответ протянул свою коробку. Блейз немного рисковал, честно говоря. Ведь это было… личным. В прошлый раз, когда он сунул нос в эту тему ещё в сентябре, она его послала. Пока Пэнси разворачивала фирменную упаковку от Писарро, Блейз замер в ожидании. Он увидел первую эмоцию, точнее ее отсутствие — улыбка сначала застыла на ее губах, а после и вовсе медленно сошла. Но при этом девушка не выглядела злой, скорее застигнутой врасплох и совсем чуть-чуть ощущалась ее неловкость. — Мне показалось, что тебе не хватает немного цвета, — пробормотал он совсем тихо, тоже опустив глаза на набор сухой пастели. Она была для детей, но это и не важно. Блейз видел, что Пэнси рисует только углём, который пачкал ее руки, одежду, а иногда и лицо. Такой набор новых цветов, должно быть, мог сбить ее с толку, но, по крайней мере, так ей точно было бы интереснее. — Спасибо, Блейз, — Пэнси аккуратно отбросила свой подарок на диван и обняла его, чмокнув в щеку. Сравнивая с той дурацкой книгой, Блейз для себя решил, что вот он — его настоящий подарок на Рождество. Мимолетное ощущение, что он наконец-то сделал что-то правильно.***
У Блейза слегка двоилось в глазах, пока он добирался до гостевого крыла, но это не мешало ему быть очень настойчивым на своём пути. Он тихо приоткрыл двери комнаты Пэнси, когда все же добрался до неё. На секундочку, уже во второй раз за день. — Пэнс, ты спишь? — прошептал он в темноте. Конечно, она спала, второй час ночи. Но даже это его не остановило. Блейз подошёл ближе к кровати и увидел размытый силуэт среди одеял. — Пэнси! Пришлось позвать дважды, прежде чем она все же оторвала голову от подушки. — Какого… — спросонья ее голос был хриплым. — Что-то произошло? — Нет, нет, — поспешил успокоить он. — Поднимайся. У меня есть ещё один подарок для тебя. — Ночь на дворе, — вздохнула Пэнси и опустилась обратно на подушки. — Иди спать, Блейз. — Мы должны пойти сейчас, — настоял он. Уговаривать пришлось долго. Когда они наконец-то выбрались из ее комнаты, Блейз знатно устал. Ему и так хотелось спать, а пьяный мозг соображал туго. Пэнси было не лучше: она только-только начала трезветь и мучилась головной болью, а после сна выглядела растрепанной, словно воробей в луже. Сонная, она ворчала похуже любого деда, но все же покорно шла рядом, как подозревал Блейз, просто чтобы он от неё отстал. — У твоей матери убойное вино, — пожаловалась она, держась за голову. Ох и похмелье завтра будет царить в поместье. Они вышли из гостевого крыла прямо на пятачок морозного воздуха. Это была та же комната, в которой они праздновали его день рождение. Только на зиму Зеленый бассейн осушался, чтобы вода в нем не замёрзла, и ночью тут было довольно темно. Блейз поднял голову и оглядел чёрное небо над их головами. — Какого хрена, Блейз, — возмутилась Паркинсон. Она зябко поежилась в пижаме и лёгком халате. — Решил меня заморозить? Вместо ответа он полез в карман брюк, желая поскорее закончить и убраться в теплоту дома. Пэнси проснулась резко и рывком, когда увидела Маховик, который он держал в руке. Она дернулась вперёд и схватилась за цепочку, не пытаясь вырвать предмет из его рук, но и не отпуская. — Ты добрался до его вещей? Блейз покачал головой. Он нашёл взглядом подставку от большого горшка и, схватив ее, опустил внутрь Маховик, а сам достал палочку. — Я пиздец как облажался, Пэнс, — язык как будто разбух во рту и заплетался, но он решил объясниться. — Тео сам все отдал. А заодно и письмо от его отца. Это все Торин со своими задумками вернуть Темного Лорда. — Правда? — она вместо усталого вздоха выдала вдруг гневную ругань. — Торин в Азкабане и через письма указывает ему? — Тебе твои родители тоже письма пишут, но ты не спешишь с кем-то делиться их содержимым, — это не было сказано с каким-либо злым умыслом, но Пэнси все равно отшатнулась от него, как будто он ее ударил. — Прости, но это правда. Блейз выдохнул и потёр усталые глаза. Он так хотел спать. — Ты его не видела, Пэнс. Не уверен, что хоть когда-то Тео со мной ещё раз заговорит, — у него замёрз нос и дрожал голос. — Из-за меня он вдруг оказался один. Ты бы меня не простила за такое. Пэнси не стала спорить, и в воздухе повисло тягучее молчание до тех пор, пока он не вернул внимание к Маховику. — Хочешь? — Я не взяла палочку, — покачала головой Пэнси. — Давай просто покончим с этим. Хватило всего двух проклятий: Бомбардо и Инсендио. Каменная чаша-подставка разбилась, как и Маховик в ней, и теперь, потрескивая и испуская искры, горела вместе с почерневшим железом. И Блейз ощутил облегчение, когда последним движением уничтожил остатки пепла после того, как все догорело. Лишь на полу осталось небольшое коптильное пятно словно в напоминание. Он поднял голову и в темноте нашел рассеянный взгляд Пэнси. — Пойдем спать.