Фазовый переход

      Ему кусок в горло не лез.              Наступило утро субботы – то самое утро, когда они после завтрака отправятся в Хогсмид, где Блейз увидится с матерью.              Но пока что он сидел в Большом зале, уперев взгляд в глазунью, что стояла прямо под его носом, и не мог заставить себя взять вилку в руку, так сильно его мутило от одной мысли о еде.              Драко, сидевший напротив, лишь молча наблюдал за его потугами, не пытаясь, впрочем, с ним заговорить. Это было к лучшему. В последнее время Блейз был сам не свой: его раздражали все и вся — явный побочный эффект после отказа от зелий.              Пэнси, как в последнее время она делала, запропастилась куда-то с самого утра, и каждый раз, бросая взгляд на пустое место на скамье, Блейз чувствовал прилив злости, адресованный ей. Если раньше, под гнетом других переживаний и под действием зелий, ему, несмотря на некоторые угрызения совести, было не до Паркинсон, то теперь, особенно после последнего сна о ней, Блейзу хотелось встряхнуть ее за шкирку, словно нашкодившего котёнка. Чтобы она наконец-то открыла глаза, оставив глупые ожидания, что ее проблема решится чудесным образом.              Он задумывался над тем, чтобы и вправду рассказать ей об отречении, но в конце концов осознал, что ее злости на его молчание суждено было сбыться — расскажи он Пэнси сейчас, вероятность найти ее в пустынном кабинете с передозом возросла бы с восьмидесятипроцентной вероятностью.              Блейз проткнул гладкую поверхность глазуньи зубцом вилки так, что желток стал медленно растекаться. Наблюдение за содержимым тарелки вызвало в нем еще большую тошноту.              — Где Тео? — спросил он, в конце концов отодвигая от себя тарелку. Вилка звякнула, упав под стол от слишком резкого движения, но он не собирался за ней наклоняться.              — Они с Гермионой сегодня следят за младшекурсниками в Хогсмиде. Наверное, сейчас собирают их в кучу, — Драко в очередной раз за утро обвёл взглядом Большой зал в попытке найти взглядом Грейнджер, будто бы он не сделал до этого уже с десяток подобных попыток. — В любом случае, они где-то не здесь.              — Ты похож на побитого щеночка, Драко, — хмыкнул Блейз. — Каждый раз, когда выпускаешь ее из виду.              Блейз мог бы сказать это более язвительным тоном, учитывая клокочущую внутреннего бурю негативных эмоций, но звучало это скорее как констатация факта. В конце концов, он не пытался этим задеть или обидеть Драко.              — А ты похож на смертника, который пытается на последнем вздохе успеть проклясть всех окружающих, — без паузы отбил Малфой, приподнимая свою чашку чая и делая очередной глоток. Да уж, светская беседа за чаепитием. — Каждый раз, когда теряешь из виду ее.              Драко перевёл взгляд за его спину и, помедлив секунду, Блейз последовал его примеру, наблюдая, как Луна направлялась к столу Слизерина. Когда она приземлилась рядом с ним на скамью, параллельно на стол упал небольшой кусок пергамента, который Луна принесла с собой.              «Брегмул Сеннис Бруствер» было выведено на нем ее летящим почерком. Утро не могло быть ещё хуже.              — Пойду найду Пэнси, — тут же поднялся Драко.              Блейз заметил его немного смущенный взгляд на пергамент, который тот тут же отвёл, ретировавшись и оставив их в относительном одиночестве, учитывая то, что они все ещё находились в Большом зале, а завтрак едва перетек в завершающуюся фазу.              — Кингсли Бруствер твой родной дядя, — совсем не понижая голоса, сказала Луна, и звучало это совсем не как вопрос.              Блейз оглянулся, убедившись, что ее слова не были услышаны.              — Прогуляемся к Хогсмиду немного пораньше? — предложил он, аккуратно стиснув край клочка бумаги, будто тот мог обжечь его руки.              На улице было довольно прохладно и пасмурно. Блейз засунул их сцепленные руки в карман своей мантии, когда они одними из первых выбрались за пределы школы, ступая на брусчатую дорогу, ведущую в Хогсмид.              — Их семья не признала меня, — негромко признался Блейз где-то на полпути. — По идее я все ещё отображаюсь на их родовом дереве, но это не отменяет реальности.              Как бы он не пытался убедить себя и окружающих в собственном безразличии, но червячок сомнения всегда жил внутри него. Наверное, все было бы не так плохо, если бы ему не посчастливилось встретиться с ними. Отаул Бруствер — старый глава рода и его дед — едва не плюнул Лукреции в лицо, когда они встретились в Косом переулке перед началом учебы Блейза в Хогвартсе. К тому же, первый год был для него не самым приятным: его кузен — самый младший сын старшего брата отца — как раз заканчивал свой седьмой год на Слизерине, когда Блейза туда распределили.              Это была вражда, которой он — ребёнок — не понимал. Она оставила на нем свои шрамы, которые время от времени продолжали о себе напоминать.              — Ты ни с кем из них не общаешься? — намного мягче спросила Луна. Она пошевелила пальцами в его кармане, сжимая руку в кулак, и Блейз полностью обернул ее ладонью сверху.              — Боюсь, если бы я заявился к ним сейчас, то они бы меня прокляли.              Видимо, Луна не знала, как продолжить этот разговор, так же, как и он, так что они тихо ступали по дороге до тех пор, пока в поле зрения не появились первые, будто пряничные, домики Хогсмида.              — Вечером я отправлюсь домой, — напомнила ему Луна. Ещё один факт, который омрачал и так невеселый день.              Весть о встрече с Ксенофилиусом стала неожиданностью, как для него, так и для Луны. Ей передали весьма исчерпывающее письмо из Мунго: Лавгуд на последнем осмотре не смог вспомнить имя своей дочери, а на следующий день, как ни в чем не бывало, рассказывал медсестре об отличительных оценках его деточки Луны. Память начала основательно его подводить.              Блейз с ужасом наблюдал за спокойствием Луны — что-то совсем нереальное в его мире. Она помолчала немного после того, как передала ему письмо и, в конце концов, глубоко вздохнув, сказала:              — Мне нужно домой завтра. Перенесём наш сеанс Легилименции?              Будто это все, что ее волновало. Единственное, что ему оставалось в том момент — сжать ее в объятьях. И только вдыхая ежевичный запах ее шампуня, исходящий от белых волос, Блейз осознал, почему Луна не поднимала тему отца в разговорах и никогда не приходила к нему за помощью.              Ее полностью поглотило отрицание.              Как бы странно это ни звучало, Луна — осознанная, прогрессивная, подходящая к проблемам так, будто смотрела на все со стороны, — оказалась совсем не готовой к такому повороту жизни, что было совсем не удивительно.              Блейз корил себя за то, что не мог найти слов, чтобы ей помочь. Каждая заезженная фраза, звучавшая в голове, била по ушам. Если бы ему сказал кто-то нечто подобное, он с удовольствием послал бы этого умника.              Поэтому он пытался подарить ей то, чего в последнее время сам хотел получить в качестве поддержки — тепло. Блейз крепче сжал ее небольшой кулачок в собственном кармане, удерживая себя от того чтобы не вернуть Луну обратно в замок. Он заметил эту перемену в ней: девушка начала застегивать мантию под самый подбородок, она даже откопала где-то свой сине-бронзовый шарф и не ленилась лишний раз обновить Согревающие чары.       — Напиши мне, — после продолжительной паузы все же ответил Блейз.              Они дошли до главной улочки: справа раздался звон входного колокольчика из Сладкого королевства, все больше студентов наполняло деревню — одна особо большая группа хапплпаффцев, наплевав на все другие заведения, взяла курс на Три метлы.              — Письмо долетит из Девона позже, чем я прибуду в Хогвартс, — рассеянно ответила Луна. — В понедельник утром я уже буду тут, нечего переживать.              Блейз чувствовал себя бессильным. В той же степени, как сильно хотел помочь ей, он ощущал беспомощность. Он не мог победить смерть, никто не мог.              Следующие полчаса, пока деревня потихоньку наполнялась студентами, они потратили, исследуя полки Сладкого королевства, пытаясь унять одно на двоих беспокойство. Настроение Луны не смог поднять даже пудинг, который Блейз преподнес ей в качестве слабого утешения. До встречи с матерью оставалось еще немного времени, а встречу для перемещения камином в дом Лавгудов, МакГонагалл назначила Луне уже после обеда. Так что, в конце концов, их пути разделились: Блейз оставил последний, немного печальный, поцелуй на ее губах и отправился к соседнему зданию — «Чайному пакетику Розы Ли», где возле входа он сразу же увидел высокую и стройную фигуру матери.              Сердце в его груди трепыхнулось, напоминая о себе легким тянущим ощущением. Ему стоило захватить зелье на такой случай, но Блейз вспомнил об этом только сейчас. Он ожидал, что вид живой и здоровой матери немного приведет его в чувство, учитывая, что в последний раз в видении ее глаза были стеклянно-пустые, но вместо этого у него над головой как будто еще громче затикали часы. Тик-так.              — Она красавица, — мать чмокнула его в одну щеку, а после во вторую, не отрывая глаз от Луны, которая все еще стояла возле Сладкого королевства, выделяясь ярко-зелеными ботинками, торчащими из-под мантии.              Их разделяло достаточно большое расстояние. Отсюда было видно хрупкую низенькую фигуру девушки и ее рассыпанные по плечам волосы — совсем не тот вид, из которого можно было сделать вывод о ее красоте.              — Не желаешь нас познакомить?              — Нет, — довольно резко ответил Блейз. Как будто услышав его, Луна развернулась и пошла в сторону Трех метел.              — Как грубо, дорогой, — отчитала его мать. Она была на удивление в хорошем настроении, преподнося упрек с легкой улыбкой. — Покажешь мне тут все? Я была здесь лишь однажды с Джоффри, и то мы не выходили из Кабаньей головы целый вечер, — она сморщила нос, явно желая изменить название заведения на «замызганная дыра».              Блейз и сам невольно сморщился: его пятый отчим любил сомнительные заведения. Он молча предложил матери собственный локоть, а после того, как она приняла его, двинулся дальше, прочь от чайной.              — Вместе с тем можем выбрать подарок Уильяму. Мы ведь для этого здесь встретились, не так ли?              Мать предостерегающе сжала его руку. Даже сквозь толстую ткань мантии, он ощущал, как ее ногти впивались в кожу.              — Верно, — выдавил он из себя, осматриваясь вокруг.              Хогсмид был совсем небольшой деревенькой, если сравнивать с местами, которые можно было бы посетить. Он явно уступал тому же Косому переулку, но Блейзу нужно было время и относительное уединение, чтобы успеть все рассказать, поэтому он первым делом двинулся к Шапке-невидимке — школьники редко покупали себе одежду, предпочитая посещать магазины сладостей.              Он засунул руку в карман мантии, обхватив пальцами стеклянный бутылёк, но пока что не решился вытащить тот на свет.              В магазине одежды было довольно темно: свет исходил лишь от пяти постаментов с манекенами, да от небольших окон, которые пропускали несколько блеклых лучей мартовского солнца. Лукреция, привыкшая к сделанным на заказ вещам из самых дорогих тканей, смотрелась здесь нелепо в своём дорожном плаще, стоящим дороже половины этой лавки. Но она не подала виду даже после быстрого взгляда на шерстяной свитер грубой вязки, вместо этого завела светскую беседу. Где-то в глубине небольшого магазинчика копошилось несколько покупателей, и звонкий голос матери в тихом пространстве звучал очень отчетливо, пока она неспешно переходила от одной стойки к другой.              Блейз подавил раздражение. Оказалось, тихие места были не так уединённы, как он предполагал, так что единственное, что ему оставалось, это отвечать на ничего не значащие вопросы, вместо того, чтобы наконец-то вывалить то, что он хранил в себе с января. Вопрос об учебе возродил из глубин его головную боль, а каждый последующий лишь увеличивал ее в геометрической прогрессии. Так что к тому времени, как они вышли из магазина, у Блейза изрядно истощился запас терпения и умение держать лицо.              — Abbastanza, — он резко схватил мать под локоть. — Stanco di queste conversazioni.              Его сердце стучало неровно, и сбитое — будто Блейз поднялся на сотню ступенек — дыхание вторило ему. Эти скачки в самочувствии должны были его пугать, но в последнее время он уже ничему не удивлялся. Он как раз открыл рот, чтобы высказаться, глядя прямо матери в лицо, как раздался голос:              — Мисс Лукреция, — Тео с задорной ухмылкой направлялся прямо к ним, ещё больше раздражая Блейза своей жизнерадостностью.              Нотт, игнорируя все правила этикета, весьма нежно приложился губами к правой руке матери, предварительно показательно высвободив ее из захвата Блейза.              — Я давно уже не мисс, дорогой, — Лукреция выпустила руку Тео только после того, как благодарно ее сжала, заставив тем самым Блейза обругать себя за несдержанность.              — Не разрушайте мои детские мечты, — почти нараспев заупрямился Тео. — Я все ещё желаю жениться на Вас.              — Ты слишком мне нравишься, дорогой, чтобы становиться моим мужем, — Лукреция подняла руку и в покровительственном жесте, будто ребёнка, потрепала Тео по щеке.              На секунду они трое переглянулись, осознавая завуалированный подтекст в словах, а после Тео расплылся в ещё большей ухмылке:              — Приму это за комплимент, мисс Лукреция, — он перевёл взгляд на Блейза. — Не против, если я украду у Вас его на пару минут?              Дождавшись кивка, Тео довольно грубо схватил его за плечо и отвёл к стене ближайшего здания, попутно накладывая Заглушающие чары.              — Совсем спятил? — раздраженно бросил Нотт. Напускная ухмылка исчезла, являя взору его истинное лицо. — Ты забыл, где находишься? Так я тебе напомню — в деревне, где полно глаз и ушей. Ты мать пару месяцев не видел, и вместо того, чтобы радоваться приезду хватаешь ее посреди улицы? Идиот.              Блейз обвёл взглядом улицу за спиной Тео. Почти все школьники, весело переговариваясь, шныряли от одного здания к другому, Слизнорт в компании Спраут свернули в сторону Кабаньей головы. В этом и заключался его план: не вызывая подозрений, на глазах у всех решить проблему. Мерлин помоги. Нотт отдернул отвороты его мантии, привлекая его внимание обратно.              — А теперь пойди и с любезной улыбкой, выбирая подарок любимому отчиму, обсуди с матерью, как вы собираетесь его убить, — Тео хлопнул его по груди, приводя в чувство. — Не используй Заглушающие — слишком подозрительно. Попробуй Муффлиато, оно не такое устойчивое, но превратит личный разговор в шум для окружающих, — он не дал вставить Блейзу и слова. — Иди. Нельзя заставлять таких женщин, как твоя мать ждать.              И снова вернул ухмылку, оглянувшись на Лукрецию, все ещё ждущую у входа Шапки-невидимки.              — Не твой уровень, Тео, — закатил глаза Блейз, пихнув его под дых, заставив резко схватиться за грудь.              — Я просто ещё не пытался.       Старая, но все ещё актуальная шутка, немного вразумила его, а холодный порыв ветра на пути обратно заставил поежиться.              — Scusa mi, — сказал Блейз совсем тихо, пытаясь обуздать собственное скверное настроение.              — Ты весь на нервах, — мать вновь взяла его под локоть и развернулась, чтобы продолжить их небольшую прогулку.              Прежде чем ответить, он тихо прошептал так вовремя подсказанное Тео заклинание.              — У меня было видение не во сне. Я… — хрипло продолжил Блейз, — в хрустальном шаре я видел тебя. Мертвую.              Прямо мимо них промчался непоседливый третьекурсник, которому неделю назад Флитвик прямо возле Большого зала назначил неделю отработок за хулиганство, но даже такое большое отвлечение не смогло оторвать его сосредоточенность от локтя, на котором резко сжалась рука матери. По ее лицу не прошла даже дрожь, но Блейз ощутил, как закаменело все ее тело; все ее хорошее настроение мгновенно улетучилось.              Хрупкая аура заклинания разрушилась от созданного мальчуганом порыва ветра, и прежде чем продолжить путь, Лукреция обновила его своей тисовой палочкой, от взгляда на которую на его пальцах почувствовалось фантомное жжение.              Блейз снова сжал стеклянную пробирку с воспоминаниями в кармане, а после достал и незаметно сунул ее матери в свободную ладонь.              — Это Берк, — встретив удивленный взгляд, он уточнил: — Я думаю, что это Берк. Там, — Блейз опустил голову, указывая на руку матери со все еще зажатым в ней пузырьком, — все так же, как было с Горбином, судя по тому, что написали о его смерти в газете.              Замолчав, он обвёл взглядом деревню. Им стоило бы определиться с пунктом назначения, ведь бесцельное шатания по улочкам было весьма сомнительным занятием. В конце концов его взгляд упал на магазин, в котором он и сам за восемь лет ни разу не был. При ближнем рассмотрении возле входа была прибита табличка «Музыкальная лавка Доминика Маэстро». Несмотря на небольшую популярность со стороны учащихся Хогвартса, внутри было довольно шумно: группа гоблинов проводила что-то вроде репетиции у зачарованных инструментов в дальнем углу.              — Хор Хогсмида, — недоуменно пробормотал Блейз. — Ни разу до этого его не видел.              — Я могу Вам чем-нибудь помочь? — выглянул из-под прилавка низкий человек, в родословной которого явно затесалась кровь тех же гоблинов.              От внешнего вмешательства чары уединения вновь рассыпались, и без их защиты Блейз ощутил небывалую уязвимость.              Зато мама не растерялась:              — Благодарю, — она расслабленно улыбнулась, и если бы не все еще ощутимая хватка на локте, то может быть Блейз даже поверил в этот спектакль. — Вы будете не против, если мы осмотримся? Ищем подарок.              Продавец расплылся в заискивающей улыбке — такой же глупой, как и у всех мужчин, что попадали под ее чары. Блейз лишь закатил глаза на его нелепые попытки угодить, учитывая, что ростом он доставал ей аккурат до пупка. К тому времени, как тот наконец-то отвязался, не в последнюю очередь благодаря его убийственным взглядам, у Блейза еще больше разболелась голова.              На удивление, репетиция гоблинов сыграла им на руку: за шумом инструментов и голосов терялись все остальные звуки в магазине. Он воспринял это, как своеобразную форму компенсационной помощи от высших сил.              — Как бы там ни было, от него пора избавляться, — после еще одного наложения чар, проговорила Лукреция, тоном, которым могла бы обсуждать погоду.              Из его рта вырвался совсем уж истерический смешок.              — В том и проблема, — еще тише возразил Блейз. — Не нужно было вообще выходить замуж ни за него, ни за кого-либо другого. Потому что он восьмой. Еще в прошлый раз в Британском Аврорате на тебя точили зуб, но теперь они сочтут это уже наглостью. Тебя припрячут даже без суда, как ты не понимаешь?              Мать прошлась дальше вдоль длинного ряда духовых музыкальных инструментов, и Блейз двинулся следом, чтобы не разрушить чары. Опять.              — Наверное, это карма, — задумчиво выдохнула она, протянув руку к граммофону. Изнутри трубы, похожей на цветок-переросток, прозвучал одинокий глухой звук, повисший между ними. — Вышла замуж не ради денег, а ради информации — получи мужа, который хочет обогатиться за твой счёт.              — Это совсем не помогает понять, как от него избавиться, — из-за неоднозначных формулировок его мысли разбегались в разных направлениях, без возможности сфокусироваться на чем-либо.              — Тебе не нужно думать об этом, — Лукреция отвлеклась от своего изучения и посмотрела ему прямо в глаза.              В средне освещенном помещении ее глаза были полностью чёрными, она даже не моргала. Блейз знал этот взгляд — расчетливый и продумывающий следующий ход. От него по спине пробежался табун мурашек и его передернуло. Она будто хотела оградить его от того, в чем он уже увяз по самые уши, и вместо того, чтобы ощутить немного расслабления, ему лишь хотелось огрызнуться в ответ и отстраниться, когда она в конце концов положила свою руку ему на щеку, все еще внимательно изучая его лицо. Но Блейз все же не стал спорить, зная, что бесполезно пытаться влезть в ее планы.              — Что мне сказать после? — нетвердым голосом спросил он, опустив глаза.              — Как и всегда, дорогой, только правду, — Блейз хмыкнул. Правда. В их семье значение этого слова было весьма размытым. — Тебе не стоит пока что больше писать о чем-то подобном.              Он знал правила: общаться только на общие темы, вести себя так же, как и обычно, следить за тем, что говоришь, применять все правила лжи, которым мать когда-либо его учила. От того, что они были высечены у него на подкорке, ситуация не становилась приятнее.       — Как же нам тогда связываться?              — Используй свой Омут. Заклинание — Аперта Нексум. Просто прикоснись к жидкости.              Блейз нахмурился, копаясь в собственной памяти и повторяя про себя заклинание, чтобы запомнить.              — Никогда такого не слышал, — задумчиво признался он, перебирая в памяти информацию об Омутах.              — Оно… мое собственное. С его помощью ты сможешь передать свои воспоминания по жидкости из ветки — своего Омута — и к центру — Источнику, где я смогу их посмотреть.              — Как же ты тогда мне ответишь? — спросил он, и тут же сам ответил на вопрос, стоило увидеть выражение лица матери: — Никак.              — Пока что такого способа не существует, — подтвердила его догадки она. — Если я буду передавать из центра, то все ветки-Омуты получат сообщение. Их сотни, все разбросаны по миру. Так что пока только в одну сторону.              Хотя это и не радовало, но Блейз все равно ощутил минимальное удовольствие от мысли, что теперь не нужно будет искать способ и причину, чтобы поговорить. Как бы там ни было передавать сообщение Омутом было безопасно.              — Может, Вам все-таки чем-нибудь помочь? — все тот же несчастный продавец прервал их.              В окутавшую их тишину вернулись звуки голосов гоблинов, и Блейз в какофонии обратил внимание на тихие глухие звуки, что доносились из граммофона, который после единственного касания матери, решил продолжить свою работу, высасывая из воздуха последние крупицы магии, что осталась после развеявшихся чар уединения.              — Нет, — скрипнув зубами, ответил Блейз. — Мы определились. Упакуйте граммофон.              Выходя из магазинчика полчаса спустя, Блейз запоздало понял, что понятия не имел, слушал ли его отчим музыку.              Плевать.