Фазовый переход

      Блейзу совсем не нравилось ждать. Время было похоже на лакричную жевательную резинку — такое же тягучее и неподатливое. Каждый новый день без новостей — плохой день. Наполненный дурными мыслями, трясущимися руками, скачками настроения и сжимающей сердце болью.              Он отсылал матери по Омуту все, что знал сам. Разные мелочи, которые на самом деле мало чем могли помочь, но в то же время хоть немного усыпляли его тревожность от безделия. Блейз еще раз тщательно перечитал статью о Горбине в Ежедневном пророке, попутно подчеркивая пером те места, на которые, по его мнению, стоило обратить внимание. Он добавил это воспоминание в Омут и тихо прошептал:              — Аперта Нексум.              Наиболее смешным в этом всем было то, что ему приходилось разговаривать с самим собой, чтобы после добавить воспоминание об этом в Омут, и таким образом в одностороннем порядке поговорить с матерью. Блейз для этого запирался в ванной и становился напротив зеркала, высказывая то, что хотел, прерывая монолог неуместными смешками. Было ощущение, будто он сходил с ума, разговаривая со своим отражением в зеркале. Отражение тоже было настроено скептически: усталый взгляд, лопнувшие капилляры в глазах, чуть более заостренные скулы от пропусков приемов пищи. Блейз с тоской вспоминал то беззаботное время, когда единственными его проблемами были домашние задания и попытки залезть в трусики Сьюзен Боунс. Тогда он совсем не ценил этого. Оглядываясь назад, Блейз мог сказать, что тогда он был счастлив — эти воспоминания возрождали в нем совсем небольшой сгусток тепла, превращающийся в маленькую улыбку, увидев которую в зеркале Блейз даже удивился.              В моменте он пообещал себе находить больше приятных событий в обыденной жизни — замечать их, останавливаться на секунду, чтобы прочувствовать, а после откладывать в памяти с определяющим ярлычком «хорошее». На этой полке в его голове за весь последний год было довольно много воспоминаний, связанных с Луной. Одно из последних ярким пятном выделялось на общем полотне.              Это был один из их вечеров лечения. Луна была необычайно тихой: после посещения отца на выходных она мало говорила, предпочитая погружаться в себя настолько, что иногда Блейзу буквально нужно было растормошить ее, чтобы она ответила на вопрос. Девушка не сказала ему ничего конкретного о самочувствии отца, отделавшись общими фразами о поездке, в результате чего они замерли в каком-то подобии непонимания: Луна продолжала молчать, находясь далеко в своих мыслях, а Блейз не знал, что сказать, чтобы хоть как-то выразить поддержку.              Когда Луна мягко погрузилась в его сознание, он ощутил намного больше, чем она, скорее всего, хотела ему показать. Все эти чувства не были для него чем-то новым. В конце концов, Блейз носил их внутри ежедневно: грусть, отчаянье, злость, скорбь…              Последними его словами, прежде чем погрузиться в сон, были:              — Мне так жаль.              Он ожидал подвоха и во сне, будто последняя плохая нота дня могла вызвать плохое видение. Каково же было его удивление, когда оно оказалось совсем не таким.              Вокруг стоял легкий гул голосов, но Блейз, прикрывший глаза, слышал его словно сквозь толщу воды. Он сразу же ощутил всю странность ситуации — это было одно из осознанных видений. Он знал, что спит, а в следующую секунду вспомнил, что Луна находилась где-то внутри его сознания. Это ощущалось еще страннее. Полный сюрреализм: будто сон во сне, а после пробуждения оказывалось, что тот никак не может закончиться. Блейз не мог определить, у кого больше крутилась голова: у его старшей версии, будущее которой он видел, или все-таки у него самого.              Все казалось каким-то нереальным. Особенно, когда он-будущий открыл глаза.              Терраса с южной стороны поместья была украшена очень нарядно, Блейз даже сказал бы, что слегка чересчур: все сияло настолько сильно, что у него заслезились глаза. Учитывая, что слева от него в самом разгаре заходило солнце, это сияние однозначно было создано магией. Гости — человек пятнадцать — все знакомые ему лица, сидели прямо перед ним на одинаковых стульях. С течением времени их разговоры затихали, но Блейз был совсем не сосредоточен на этом. Потому что осознание ударило его молотом по голове.              Он был на свадьбе. Он — жених. И Луна только что появилась в стеклянном проеме, что вёл из дома, держа в руках вместо букета цветов маленького серого кролика, что делало всю ситуацию еще более нереальной.              У Блейза создалось ощущение, что она тоже светилась. Его сердце сжалось на секунду, но в отличие от недавних ощущений это было приятно.               Луну к алтарю никто не сопровождал, не было даже музыки — лишь она и кролик, которого девушка неспешно поглаживала по спине, зачаровывая своими движениями так, что тот даже не пытался вырваться.              Блейз тоже ощущал себя этим кроликом. Он знал, какими приятными бывают эти прикосновения, и сам готов был пожертвовать почти всем, чтобы ощущать их все время. Наверное, именно поэтому они здесь, стояли друг напротив друга, слушая вступительную речь какого-то неизвестного Блейзу мужчины.              Тот его тоже не интересовал. Он был полностью поглощен наблюдением за маленькой уютной улыбкой Луны, за ее глазами и волосами.              Блейз, черт возьми, родился самым счастливым ублюдом на всей Земле, если смог заполучить это солнце себе. И эта мысль, определенно, была общей для обоих его версий.              Он едва не пропустил момент, когда нужно было озвучить свой ответ, но к счастью голос его не подвел. Уверенное «да» еще звучало в воздухе, когда Луна прервала его своим собственным ответом, даже не дождавшись вопроса. Глаза мужчины, что сочетал их браком, расширились от удивления, когда его прервали. И еще больше, когда Луна, наплевав на распорядок, приподнялась, чтобы подарить ему первый поцелуй в качестве жены.              Блейз ощущал, как на уровне его живота трепыхался кролик, хотя не мог с точностью сказать, не было ли это его сердце. Этот мягкий поцелуй продолжался так долго в его голове, а единственное, о чем он мог думать, было осознание, что его Луна из настоящего тоже видела все это, будто у них уже действительно была свадьба.              Когда он открыл глаза в то утро, Луна уже не спала. Их объяла тишина, и в отличие от вечера, когда в ней слышалась недосказанность, теперь обстановка кардинально поменялась. Они молча смотрели друг на друга, пока на сонных лицах расплывались улыбки, в конце концов Луна тихо рассмеялась, пряча лицо, уткнувшись ему в плечо.              Блейз с радостью погружался в себя, чтобы вспомнить этот момент и даже не чувствовал обычного отторжения при мысли о видениях. Все же иногда — редко — они приносили ему что-то хорошее. Маленькие напоминания, что жизнь не всегда гадкая сука.              

***

             Первый относительно теплый весенний день порадовал почти в самом конце марта. К тому времени снега уже несколько дней как не было, все вокруг было грязно-коричневым без проблесков сочной зелени, лишь на опушке Запретного леса проклюнулись первые мнимые подснежники. Профессор Спраут навесила на тот участок столько ограничивающих и сигнальных чар, чтобы, не дай Мерлин, ни один студент не смог их напугать, что даже со слизеринской трибуны было видно синеватое сияние купола.              — Не знаю, как с ней говорить, — отвлек его от разглядывания Драко.              Его щеки были все еще румяны после полета, а взгляд каким-то затравленным. Блейз продолжил молчать.              — Это же Пэнси, — голос Малфоя на ее имени дрогнул.              Он понимал неуверенность Драко. Раньше фразу «это же Пэнси» они использовали для того, чтобы оправдать ее девчачье поведение.              Попыталась Энгоргио увеличить грудь на втором курсе и попала в Больничное крыло. Это же Пэнси.              Из зависти удлинила мантию длинноногой Джеммы Фарли так, что та разбила себе нос. Это же Пэнси.              Распустила по школе слухи, что Грейнджер на Святочном балу отсосала Краму прямо у входа в Большой зал. Это же Пэнси.              Теперь маленькая сучка Пэнси выросла в убийственную суку Паркинсон. И если раньше она хвасталась своим друзьям мнимыми достижениями, то теперь направляла на них собственную палочку и плевалась ядом, лишь бы те ее оставили в покое.              Драко было в этой ситуации хуже всех. Потому что это же Пэнси. Та надоедливая, которая вешалась на него с первого курса, сумевшая-таки добиться желаемого внимания к четвертому, ставшая его первой на пятом, утешающая своими мягкими пальцами в волосах на шестом, и превратившаяся из возлюбленной в самого верного друга после. Очень долгое время это были Драко и Пэнси.              А теперь она была сама по себе, покрываясь иголками, словно гремучий дикобраз, каждый раз, когда Драко пытался к ней подобраться. Блейз чувствовал себя слегка неловко, понимая, что узнал ее тайну не совсем обычным способом. Он ничего не рассказывал так много времени, тая надежду, что Пэнси все же решится поделиться всем сама. Но время шло, и становилось только хуже.              — Родители хотят выдать ее замуж, — рассеяно и тихо поделился Блейз, устало потерев переносицу. — Я не помню, как зовут этого ублюдка. Какой-то там Трэверс. Ей угрожают отречением. И, Драко, под таким давлением она согласится, что хуже всего.              — Откуда ты… — на его прямой пронзительный взгляд, Драко закатил глаза: — Ну конечно.              Тишину между ними можно было пощупать. На поле уже давно никого не было, так что Блейз даже не мог отвлечь себя анализом тренировки команды Слизерина. Единственное, что ему оставалось, упиваться виной и бессилием. Ведь не открой он в начале года Пэнси мир травки все могло бы быть по-другому.              — К черту наследство, — в конце концов бросил Драко, знатно удивив его этим. — Нужно будет, я притащу ее к себе силой. Будет жить со мной.              — Грейнджер будет в восторге, — уныло, но с доброй долей сарказма ответил он. — И давай честно, Пэнси отрежет тебе яйца за это, — Драко пришлось прикусить язык. После долгого молчания, Блейз предупредил, опасаясь за сохранность своих собственных: — Я тебе ничего не говорил, понял? Она и так почти не говорит со мною, а если узнает, что я растрепал все тебе, то можно попрощаться с жизнью.              — Пэнси теперь ни с кем не говорит, — напомнил ему Драко. — Может, хоть у Тео получится?              В голосе Малфоя блеснул проблеск надежды, но сам Блейз сильно в этом сомневался. Два несчастья вряд ли смогут помочь друг другу. Они все теперь превратились в ходячие несчастья, если уж на чистоту. Жалкие подобия тех, кем они были.              — Черт, этот год должен был быть совсем не таким, — ответил Блейз больше своим мыслям в голове, чем на вопрос Драко.              — Он должен был быть полон девичьих прелестей и неземного наслаждения, — усмехнулся Драко, вспоминая их разговор вначале года. — Не то чтобы я жаловался, но ты ужасно предсказываешь будущее, Забини.              — Разве я соврал насчет этого? — возмутился он в ответ. — Тео мне недавно пожаловался, что застал вас с Гермионой в кабинете. Не за обсуждением суперважных дел старост, естественно.              — Говнюк, — недовольно выдохнул Малфой, закатив глаза. Блейз все же успел заметить нахальный блеск в его глазах.              — Повторюсь. Вам стоит освежить память на предмет знания Запирающих заклинаний. Сами виноваты.              Блейз невольно улыбнулся: хоть у Драко все налаживалось.              — Расскажи мне что-нибудь приятное из будущего. Не все же жути нагонять, — почти попросил его он.              — Драко…              — Что-то одно.              Что-то одно.              — Вы назовете сына в честь созвездия, — все же сдался Блейз.              — Какого?              — Ты же понимаешь, что я могу сейчас сказать тебе любое имя и укореню тем самым в тебе мысль, что нужно назвать сына именно так. Не перегибай.              — У нас будет ребенок, — запоздало выдал Драко после долгой паузы, за которую, видимо, успел подумать об этом.              — Ага.              — Жесть.              Блейз усмехнулся.              

***

             Это пробуждение было одним из лучших за всю его сознательную жизнь. Блейз все еще не решался открыть глаза, слушая тихое сопение Луны под боком, находясь где-то между явью и сном.              У них получилось. У Луны получилось.              Блейз проспал всю ночь без видения. В темной, успокаивающей тишине без единого всполоха цвета под веками и с мягким присутствием Луны на задворках сознания.              И он с ужасом осознал, как плохо себя чувствовал раньше. Сейчас его голова была ясной, мысли текли плавно, без перебоев, он ощущал каждую мышцу своего тела и впервые за полтора года почувствовал себя здоровым.              Выдох облегчения вырвался сам по себе, когда Блейз открыл глаза. Прилив энергии, которой в последнее время ему катастрофически не хватало, был почти оглушающим. Хотелось есть, полетать, а после, возможно, открыть учебник Древних рун, к которому он не притрагивался несколько месяцев. Хотелось сдавить Луну в удушающих объятьях, высвободить ее из кокона одеяла и пройтись по всему ее телу поцелуями.              На этой мысли Блейз спохватился: Луне следовало хорошенько поспать после бессонной ночи, когда она находилась в его сознании. Он всегда охранял ее сон после, прекрасно понимая, что бессонная ночь, посвященная ему, не могла просто бесследно исчезнуть. Так что он тихо, стараясь не потревожить ее шорохом, выбрался из-под одеяла, а после отодвинул балдахин, разрушая навешанные Луной чары.              — Хороший вид, Забини, — раздалось за его спиной.              — И тебе доброго утра, Айви, — разочаровано выдохнул он, оглядывая свой голый, не считая трусов, вид.              — Уже день.              Субботний весенний день. Кому, черт возьми, захотелось бы посидеть в спальне, как не Айви Адамс.              — В этом семестре в нашей спальне вместо троих жителей внезапно обнаружилось четыре, — она сидела на полностью заправленной кровати, даже не пытаясь сделать вид, что не разглядывает его.              Она его раздражала. Особенно тем, что так часто ловила их с поличным.              — У тебя с этим проблемы?              — Почаще ходи так, и вообще никаких.              И еще Айви была… похабной. Особенно, когда это касалось Блейза. И ведь раньше он бы стопроцентно отреагировал на такой явный флирт.              — Обязательно передам Луне, — пробормотал Блейз, скрываясь за дверью девичьей ванной.              К счастью, когда он вернулся, той уже не было. В спальне было тихо и безлюдно, если не считать тихого сопения за все еще занавешенным балдахином Луны. Дневное солнце наполняло пространство. Блейз, казалось, впервые заметил большие окна, будто его глаза наконец-то открылись после долгой беспробудной спячки.              Он вернулся в кровать, все еще пребывая слегка в шоковом состоянии от обнаружения таких мелких вещей, которые он раньше не замечал. Даже касание к одеялу казалось немного слишком чувствительным. Блейз невольно пошевелился, пытаясь найти положение поудобней, но неловко замер, когда потревоженная Луна приоткрыла глаза.              — Блейз, — тихо и сонно позвала она его, закрыв глаза сразу же после того, как увидела его в поле зрения. Она пролежала так долгую минуту, Блейз даже успел порадоваться, что девушка вновь уснула. Но ее брови внезапно нахмурились, а через секунду она оторвала голову от подушки: — Я ничего не видела сегодня.              — Я тоже, — почти с благоговением прошептал он, ощущая прилив благодарности.              Луна стряхнула с себя последние остатки сна, резко принимая сидячее положение.              — Я знала, что у нас получится.              — У тебя. Я ничего не делал, — Блейз поднял руку и разгладил волосы, что прилипли к ее шее во сне. Он оставил руку там же, не желая отпускать ее.              Ощущение касания кожи к коже тоже было совсем другим: намного ярче и чувствительнее, будто у него вдруг стало вдвое больше нервных окончаний на кончиках пальцев. Блейз не мог вспомнить, чувствовал ли все так ярко до того, как он перестал нормально спать.              — Ты в порядке?              — Не знаю, — честно признался он, наблюдая за тем, как его большой палец путешествует по линии челюсти Луны. — Немного дезориентирован. Но чувствую себя очень… отдохнувшим.              — Нужно будет завтра же попробовать еще раз, — возбужденно выдохнула она. Серые глаза почти светились восторгом.              — Нет, — мягко прервал Блейз уже зарождающиеся планы.              — Нужно попробовать добавить еще один сеанс где-то под утро…              — Луна, — настойчивее позвал он, помассировав позвонок на задней части ее шеи, чтобы привлечь внимание. Вниз по его руке в ответ прошлась теплая искра. — Мы выяснили, что это работает, но на этом все. Тебе нужно отдохнуть. Бессонные ночи даром не проходят, поверь мне.              — Но…              — Без но, — мягко, но настойчиво надавил Блейз. — Отдых.              Он отнял руку от шеи Луны и невесомо провёл под глазом, отмечая появившиеся там небольшие тёмные синяки.              — Мы не можем просто так остановиться сейчас.              — Мы вернемся к твоему исследованию попозже, когда ты отдохнешь, — еще раз повторил Блейз.              — Ты не мое исследование, — возмутилась Луна.              Блейз усмехнулся. Это было не очевидно даже для нее самой, но он уловил тот момент, когда она начала смотреть на него, как на одну из своих зверушек. Не в плохом смысле, нет. С интересом и блеском в глазах, каждый раз, когда приставляла палочку к его голове.              — Пусть так, — смиренно согласился он. — А теперь, будь добра, помолчи. Я буду тебя благодарить за достигнутые успехи.              Блейз потянулся за поцелуем, уже предвкушая новизну обострившихся тактильных ощущений, когда Луна уклонилась.              — Я даже зубы не почистила.              — Мне плевать, — Блейз уронил ее обратно на кровать, попутно выпутывая из одеяла и касаясь новых участков кожи, заставив девушку рассмеяться.              О да, это было чертовски хорошо. Выше всяких ожиданий.              

***

             Было время обеда, когда они нехотя все же выбрались из постели. Оба голодные, но очень довольные.              В Большом зале было довольно шумно, и, оставив Луну возле рейвенкловского стола, он ловил взгляды окружающих, пока шел к слизеринскому. Блейз непонимающе нахмурился: на него откровенно пялились, было не сложно заметить.              Неприятный холодок неизвестности прошелся по спине.              — Чего все так пялятся, — присев возле друзей, спросил он, удостоившись трех раздраженных взглядов.              — Ты где был? Мы тебя все утро искали, — выразила недовольство Пэнси.              Она, не дожидаясь ответа, всунула Блейзу в руки Ежедневный пророк, под гулкий стук его сердца, предчувствующего плохие новости.              «Уильям Берк арестован за убийство Тадеуса Горбина» — гласил заголовок.              Уже успевший представить колдофото мертвой матери на развороте, Блейз испустил такой громкий облегченный выдох, что его, наверное, слышал весь замок.